Вьетнам в последней четверти XVII — начале XVIII в,

 

Последняя четверть XVII — начало XVIII в. были для Вьет­нама периодом относительно мирного развития. Хотя локальные войны время от времени велись и на Севере, и на Юге (Чини продолжали свою экспансию в северных горных районах и прилегающих к ним областях Лаоса, а Нгуены завершили по­корение Тямпы в 1693 г. и районов дельты Меконга, принад­лежавших ранее Камбодже), все же в целом Север и Юг уже не представляли собой противостоящие друг другу военные ла­геря. Роль военных в обществе, особенно на Севере, заметно снизилась.

Полувековая война с Югом, истощившая ресурсы государст­ва Чиней, сопровождалась ростом эксплуатации небогатого крестьянства аграрно перенаселенного Севера. В летописях за­мелькали упоминания о борьбе с «разбойниками», т. е. кресть­янскими повстанцами. Правительство Чиней было вынуждено пойти на снижение нормы эксплуатации путем периодической отмены в голодные годы налогов, стало прибегать даже к раз­даче риса или денег в голодающих районах. Крестьян стали освобождать от налога по старости не в 60, а в 50 лет. Для по­ощрения частной торговли рисом и облегчения его переброски из урожайных в неурожайные места были отменены внутрен­ние таможни и сборы на причалах рек. В то же время была усилена борьба с произволом отдельных чиновников (была, в частности, проведена судебная реформа, ограничивающая во­локиту и взяточничество). Государство стало пополнять свою казну за счет экспроприации части феодалов. У довольно об­ширной категории их были изъяты «наследственные», т. е. част­новладельческие, земли. Наконец, были ограничены привилегии королевской гвардии — так называемых силачей, профессио­нальных солдат, набиравшихся, по традиции, в провинциях Тханьхоа и Нгеан[65]. Как пишет Д. В. Деопик, «известно, что феодальные государства идут на такие меры лишь в критиче­ской ситуации» [31, с. 37].

Все эти своевременно принятые меры правительства Чиней привели к тому, что локальные выступления «разбойников» не слились в общенародное восстание, крестьянская война во Вьет­наме разразилась лишь столетие спустя. Положение на Севере постепенно стабилизировалось.

На Юге правительство Нгуенов имело больше свободы для маневра в своих отношениях с крестьянами. Вновь завоеванные огромные и слабо заселенные территории Тямпы и Камбоджи образовали практически неисчерпаемый для того времени зе­мельный фонд. Нгуены охотно позволяли переселяться на эти земли не только своим подданным из старых провинций, но и многочисленным китайским иммигрантам, хлынувшим в Южный Вьетнам после окончательного завоевания Китая войсками ди­настии Цин. Уже в 70-х годах XVII в. (намного раньше, чем на Севере) Нгуены стали поощрять развитие частновладельче­ских хозяйств в противовес общинным. Д. В. Деопик пишет: «Что же касается распашки нови, вырубки леса и подъема це­линных земель с последующим созданием там обрабатываемых полей, то их разрешалось превращать в частные земли для постоянной (т. е. вечной) обработки при условии внесения осо­бого налога. Этот важнейший законодательный акт, узаконив­ший поместное землевладение, был принят в Дангчаунге (Юж­ном Вьетнаме.— Э. Б.) за полвека до появления аналогичного закона в Дангнгоае (Северном Вьетнаме.— Э. Б.)» [31, с. 67— 68]. Зажиточные крестьяне, отделившиеся, таким образом, от общины и превратившиеся в мелких помещиков, стали надеж­ной опорой режима Нгуенов.

Стабилизация внутреннего положения в обеих частях Вьет­нама сопровождалась дальнейшим развертыванием междуна­родной торговли, в которой чем дальше, тем больше стала пре­обладать ориентировка на китайский рынок[66]. Одновременно продолжала вестись торговля с Голландией и в меньших раз­мерах с Англией и Францией. Любопытно, что, хотя военные действия между Чинями и Нгуенами прекратились в 1673 г., борьба внутри северовьетнамского правительства между сторонниками мира и сторонниками продолжения войны, видимо, продолжалась еще около семи лет. Так, в письме короля Ле Зя Тонга генерал-губернатору И. Метсёйкеру, написанном в на­чале 1674 г., говорится: «В прошлом году король Батавии при­слал мне две большие пушки, которые в своем письме описал как очень хорошие, но это не так. Мой специалист по артилле­рии говорит,- что снаружи они кажутся хорошими, а внутри ис­порчены и негодны к употреблению. Тем не менее я благодарю короля Батавии и прошу не обижаться, что я их отсылаю об­ратно... Нам необходимы пушки для укрепления и обороны на­ших городов. Поэтому я прошу короля Батавии, чтобы он эти две пушки обменял на две другие хорошие и прислал бы еще две хорошие пушки, всего четыре. А также прислал бы серу, селитру, ядра и другие военные материалы» [прил., док. 92].

В следующем году Ле Зя Тонг снова жалуется на то, что голландцы присылают ему либо бракованные, либо малокали­берные пушки, которые он посылает назад вместе с деревян­ной моделью пушки, которую ему хотелось бы иметь [прил., док. 97]. На подобные требования голландский генерал-губер­натор отвечал уклончиво, то ссылаясь на трудности, связанные с войной против Англии и Франции, то объясняя, что заказан­ные Ле Зя Тонгом крупнокалиберные пушки можно изготовить только в Голландии и доставка их во Вьетнам займет не менее трех лет [прил., док. 93, 98].

Только в 1680 г. тон писем северовьетнамского правитель­ства в Батавию меняется. Новый король Ле Хи Тонг (1675— 1705) пишет генерал-губернатору Р. ван Гунсу: «В прежние времена мои предки договорились с голландцами, что они будут ежегодно приходить торговать в наше королевство и привозить пушки, сукмо, янтарь и испанские реалы, но впоследствии гол­ландцы стали манкировать доставкой этих товаров, и, несмот­ря на то что они в это время воевали со своими врагами, было бы справедливо, если бы батавский король уделял нам ежегод­но из своих излишков пушки, ядра, селитру и серу, чтобы ока­зать нам помощь этими военными припасами, тем более что мы с нашими вельможами постановили не разрешать находиться постоянно в нашем королевстве никому из иностранцев, кроме голландцев, о чем король Батавии забыл. А сейчас наше коро­левство находится в мире и безопасности от врагов, поэтому король сообщает, что голландцы впредь не должны присылать нам пушки, ядра, селитру и серу. Когда же нам опять понадо­бятся эти военные припасы, король сообщит об этом в письме генерал-губернатору» [прил., док. 105].

Теперь, когда необходимость в военных поставках Голлан­дии отпала, голландцы утратили возможность диктовать свои цены на северовьетнамском рынке, и король вежливо, но твер­до дает это понять Р. ван Гунсу. «Мы относимся к людям Ва­шего Превосходительства как к своим собственным подданным и так же ценим их, однако ваши люди отличаются от наших тем, что они хотят всегда поддерживать одну и ту же цену на товары, между тем следует учитывать, что товары бывают до­рогие и дешевые» [прил., док. 105].

Это письмо Ле Хи Тонга вызвало сильное раздражение в Батавии. В ответном письме Р. ван Гуне недвусмысленно грозит сворачиванием голландской торговли в Северном Вьетнаме. «Прежде,— пишет он,— от продажи товаров в Тонкине мы полу­чали некоторую прибыль и могли покрыть наши издержки, и поэтому мы старались посылать в Тонкин все товары, затребо­ванные главами нашей фактории в этой стране. Но уже не­сколько лет вместо того, чтобы получать прибыль, мы в Тон­кине терпим убытки. Товары, которые мы туда послали, дол­гое время лежат непроданными в пакгаузах, а мы могли бы их выгодно продать в других местах. Поэтому Ваше Величест­во в своей высокой мудрости должны понять, что такое поло­жение невозможно, и пока мы не будем получать никакой при­были, мы не можем посылать товары в Тонкин в таком количе­стве, как раньше... В настоящее время мы посылаем в Тонкин малое судно с припасами, необходимыми для наших людей, живущих в земле Вашего Величества, а также некоторое коли­чество денег для покупки шелковых тканей, которые нам нуж­ны для личного потребления» [прил., док. 109].

Ноты шантажа слышны и в письме генерал-губернатора К. Спеелмана Ле Хи Тонгу, посланном в ответ на просьбу вьет­намского короля прислать рис в пораженный неурожаем Север­ный Вьетнам. Рис генерал-губернатор отправил в малом коли­честве, ссылаясь на нехватку его для собственных нужд гол­ландской Ост-Индской компании и явно увязывая дальнейшую помощь со снижением цен на вьетнамский шелк. «Мы...— пишет он,— посылаем... ради старой дружбы между королем и Компа­нией наше судно с припасами для наших людей в Тонкине и некоторым количеством голландских денег, чтобы попробовать закупить по доступным ценам шелк-сырец или шелковые ткани, а если это не удастся, увезти эти деньги обратно» [прил., док. 111].

Голландскую гегемонию на северовьетнамском рынке в эти годы сильно подрывала английская, португальская и, в извест­ной мере, французская конкуренция. В 1672 г. в Северный Вьетнам вновь прибыл представитель английской Ост-Индской компании Гиффорд. 14 марта 1673 г. Гиффорд был принят коро­лем, который разрешил англичанам открыть факторию в Фохиене. В 1683 г. английская фактория была переведена в Тханглонг. Торговля английской Компании с Северным Вьетнамом продолжалась до 1697 г., когда произошел вооруженный кон­фликт между служащими английской фактории и местным на­селением[67]. После этого английская фактория в Северном Вьетнаме была закрыта навсегда [162, с. 30—35; 190, с. 32—34; 191, с. 66—69].

Примерно в это же время англичане попытались завязать торговые отношения с Южным Вьетнамом. В мае 1695 г. пред­седатель Совета английской Компании в Мадрасе Натаниэль Хиггинсон направил ко двору Куоктюа (1691—1725) своего представителя Томаса Боуйера. В инструкции, которую Хиг­гинсон составил для Боуйера, ему предписывалось добиваться для англичан экстерриториальности, права расправы над наня­тыми служащими из местных жителей, свободы от пошлин на все ввозимые и вывозимые товары, предоставления места для строительства дока и ряда других привилегий [прил., док. 130]. В инструкции также говорилось: «Позаботьтесь о том, чтобы все люди на Вашем судне вели себя вежливо и были трезвы, чтобы не было нанесено никакого оскорбления правительству Кохинхины и не причинено вреда местным жителям» [прил., док. 130].

В августе 1695 г. Т. Боуйер прибыл к берегам Южного Вьетнама, 9 октября достиг Хюэ, а 2 ноября 1695 г. был принят Куоктюа. В последовавших переговорах южновьетнам­ский правитель в принципе согласился на основание английской фактории в его стране, но отверг непомерные требования англи­чан. В апреле 1696 г. Т. Боуйер отплыл обратно в Мадрас, так и не основав в Южном Вьетнаме постоянной фактории. В 1702г. англичане предприняли новую попытку овладеть контролем над южновьетнамским рынком. Они захватили остров Пуло Кондор, принадлежавший Южному Вьетнаму, и возвели там форт, но в 1705 г. местное население восстало и с помощью армии Нгуенов изгнало англичан с острова [21, с, 203; 162, с. 38—39].

Французская торговля во Вьетнаме в последней четверти XVII в. была тесно связана с деятельностью Общества ино­странных миссий. Летом 1680 г. в Северный Вьетнам прибыло судно французской Ост-Индской компании «Тонкин» под коман­дованием капитана Шаплена. Французы получили разрешение основать свою факторию в Фохиене, и, предлагая свои товары дешевле английских и голландских, на первых порах завоевали большую благосклонность северовьетнамского правительства. Вскоре, однако, выяснилось, что деятельность французской Ком­пании в Северном Вьетнаме служит лишь ширмой для христианской пропаганды, а в роли купцов, как правило, выступают законспирированные миссионеры [166, с. 241; 191, с. 81—82].

В августе 1681 г. в Северный Вьетнам прибыло французское посольство во главе с епископом Лефебром (он ради конспира­ции также был одет в штатское) с письмом от Людовика XIV Чинь Таку. В начале письма говорилось о взаимных выгодах торговли между Францией и Вьетнамом, а затем Людовик XIV переходил к истинной цели своего послания. «Более всего на свете мы желали бы на благо Вам и Вашей стране, чтобы те Ваши подданные, которые уже приняли веру в истинного Бога неба и земли, получили бы свободу исповедовать эту веру, самую высокую, благородную, святую и к тому же наиболее способствующую поддержанию абсолютной власти королей над народами... Более того, мы совершенно убеждены, что, когда Вы узнаете о достоинствах этой религии, Вы сами первый по­дадите пример своим подданным, приняв ее» [246, с. 85].

Как и следовало ожидать, письмо Людовика XIV отнюдь не вызвало у Чинь Така желания немедленно перейти в христиан­ство. Французское посольство несколько месяцев тщетно до­жидалось приема, но так и не получило его. Сменивший Чинь Така Чинь Кан (1681—1709) также не выразил желания встре­титься с епископом Лефебром. Он лишь передал ему через чи­новника ответное письмо Людовику XIV. В этом письме Чинь Кан сухо разъяснял французскому королю, что порядок есть порядок и нарушение его ни к чему хорошему не приводит. А поскольку изданные его предками законы запрещают хри­стианскую религию, он, Чинь Кан, не может взять на себя от­ветственность за их отмену. «Законы издаются для того, чтобы им точно и верно следовать,— пишет он.— Без верности же ни­что не может быть прочным. Как же можем мы презреть уста­новленный обычай ради личной к Вам приязни» [166, с. 265].

В то же время Чинь Кан подчеркивает в своем письме, что различия в религии не должны мешать взаимовыгодной тор­говле. «Учтивость и забота по отношению к иностранцам — вещь, отнюдь не чуждая нашей стране,— пишет он.— Нет та­кого иностранца, который был бы плохо принят у нас. Как же можем мы отказать человеку из Франции, который из любви к нам хочет нас посещать и привозить свои товары... Сейчас Франция присылает сюда свои товары для продажи или об­мена... Благодаря этому наша дружба может утвердиться на основе справедливости и честности и может стать прочной, как золото и камень» [166, с. 265].

Но у французской Ост-Индской компании не хватало това­ров и кораблей даже для торговли с Сиамом, который в эти годы стал основным объектом французской экспансии. Поэто­му, несмотря на большие колониальные аппетиты Людовика XIV, французские интересы во Вьетнаме представляли лишь миссио­неры, влияние которых падало. К концу XVII в. численность христиан как в Северном, так и в Южном Вьетнаме значитель­но упала. Большая европейская война, в которую была втянута Франция, надолго отвлекла внимание французского правитель­ства от Индокитая. Вслед за Францией интерес к вьетнамскому рынку постепенно пропадает и у Англии и Голландии, и в на­чале XVIII в. их деятельность в этой стране свертывается.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

К концу XVII — началу XVIII в. Юго-Восточная Азия в це­лом была отброшена далеко назад. Правда, территория соб­ственно колоний (в юридическом смысле слова) за рассматри­ваемый период расширилась довольно незначительно. Кроме Филиппин, захваченных испанцами в основном еще во второй половине XVI в.[68], и Восточного Тимора, захваченного португальцами, под непосредственным управлением голландцев ока­залась лишь небольшая часть Индонезии (острова Пряностей, Батавская область, ряд городов Северной Явы, небольшая часть Сулавеси) и Малакка. Но голландская Ост-Индская ком­пания опутала сетью кабальных договоров все сколько-нибудь значительные государства Индонезии и Малайи. На материке Сиам, Бирма, Камбоджа, обе части Вьетнама если не юридиче­ски, как Япония, то фактически приобрели статус закрытых стран. Их внешняя торговля прекратилась почти полностью (только Северный Вьетнам на рубеже XVII—XVIII вв. начал компенсировать утрату морской торговли сухопутной торгов­лей с Китаем). Хозяйство постепенно опять натурализовалось. Денежные налоги, там, где они были, стали опять заменяться натуральными. В то время, когда Европа ускоряла темпы свое­го развития, Юго-Восточная Азия отставала все больше и больше.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ