Сращивание официальной экономики и теневой

 

Исходя из всего вышесказанного, утверждение, что административно-командная система находится в противоречии с теневой экономикой, кажется абсурдным. Более того, эти две системы не только мирно уживаются, подчас даже происходит еще большая деформация. Теневая экономическая система становится сердцем административно-командной системы. Ключевые политико-экономические решения принимаются исходя из потребностей теневой экономики, а выглядит это как деятельность административно-командной системы. Я имею в виду прежде всего регулирование ключевых экономических пропорций, определение плановых заданий, выделение финансирования, распределение бюджета, кредитов, определение натуральных показателей. В условиях, когда административно-командная система не просто срослась с теневой экономикой, а они стали единым целым, в какой-то момент вся деятельность по централизованному планированию подчиняется запросам и интересам прежде всего теневой экономики.

 

Это очень хорошо видно на примере так называемого узбекского дела, которое было знаковым в 80-х годах прошлого века. На примере узбекского дела стал прежде всего ясен характер тесной связи теневой экономики и административно-командной системы. Основной доход теневой экономики складывался из заведомо искаженного планирования, так называемых потерь, завышения всевозможных затрат, приписок, финансирования несуществующих проектов. В результате образуется фиктивный оборот, в какой-то степени это напоминает фиктивный капитал в западной интерпретации. За такого рода фиктивным оборотом не существует уже реальных потребительских благ и натурального продукта. Это просто нарастающая, как снежный ком, фиктивная стоимостная масса, которая позволяет открыть различные каналы личного обогащения, как то: кредитно-денежный, финансово-налоговый, ценовой, снабженческий, торгово-распределительный, строительный или агропромышленный.

 

Практически в любом секторе экономики одновременно функционирует бумажный оборот и реальная круговерть материальных благ. Например, в сельском хозяйстве учитывалось не реально заготовленное количество мяса, молока и так далее, а значительно большее. Куда же девались «бумажные» мясо, молоко, яйца, пшеница? Ведь в конечном счете пропорции соответствовали показателям централизованного планирования. Здесь на помощь приходили хранение, переработка, транспортировка и прочие фазы производства. С помощью графы «потери» осуществлялась подгонка натуральных и стоимостных параметров.

 

Вот что пишет один из следователей по «хлопковому делу» Константин Майданюк: «Ограничиться взятками, не раскрыв механизм хищений, означало бы снять пену. Было ясно, что хищения совершают не изъятием из натурального количества, как, скажем, кусок от пирога. Чтобы увидеть, где, предстояло вскрыть изнутри весь технологический процесс от поля до волокна. И вот — динамические ряды, неизбежное нарастание диспропорций. Ведь если отходы сбывают, скажем, в перерабатывающие предприятия и там их подбавляют, как воду в вино, то в хлопкоочистке их все же надо было как-то списать — за счет фиктивного увеличения технологических потерь, на корм скоту и так далее. Механизм хитрый, достаточно сказать, что процент естественной убыли оставался неизменным. Пирамида приписок Начиналась с поля, с бригады, потом — хозяйство, район».

 

Другой следователь по этому делу — Владимир Калиниченко пишет: «Инициатива приписок, примерно миллион тонн в год, исходила от Брежнева. Да, от первого тогда лица в государстве, но приписку надо было камуфлировать. На перерабатывающие предприятия России, Узбекистана, Казахстана под видом хлопка шестого сорта шли поставки его отходов, причем не безвозмездно. Вагон «бестоварки» стоил 10 тысяч рублей. У нас стали возникать крупнейшие дела по искажениям отчетности, когда в производство запускались отходы вместо хлопка, по Рязанской области, по Чебоксарам, Чувашии, Воронежу. Аналогичная картина и в других регионах — Казахстане, Туркмении, Азербайджане». Далее следователь пишет: «И ЦК, и Совмин просто обязаны были видеть эту проблему, приписки хлопка составляли не меньше 5 миллионов тонн. За этот «воздух» из госбюджета выдано минимум 3 миллиарда рублей. Из них украдено 1,5 миллиарда. Все это можно было видеть невооруженным глазом. Как могли хлопкоперерабатывающие фабрики, получая отходы вместо сырья, внешне нормально функционировать и быть прибыльными?!»

 

Такая же картина была и в других отраслях: автотранспорте, в бывшем Госкомнефтепродукте, Агропроме, в строительстве, в Минводхозе. Везде одна и та же система. Главный принцип — отрыв оборота от так называемой стоимости (на самом деле это фиктивная стоимость), от оборота натуральных благ, а точнее, от обращения потребительских стоимостей. Именно разница между фиктивной и потребительской стоимостью лежит в основе многих теневых процессов. Затем идет перерасчет и перераспределение. Именно это и называется системой неформальных управленческих взаимодействий.

 

Действия большей части участников этого процесса не носят уголовно наказуемого характера, это является своего рода «честной преступностью» — чиновники просто принимают те или иные решения. В результате политического влияния тех или иных лоббистских группировок в план вносятся те или иные параметры, причем как конкретизирующие цели экономической системы, так и характеризующие ресурсную базу. В зависимости от действий различного рода чиновников эти параметры подгоняются таким образом, чтобы обеспечить функционирование теневых процессов.

 

Транснациональная административно-командная система

 

Здесь необходимо сделать еще одно очень важное отступление. Командно-административная система в совокупности с теневой экономикой представляла собой единый политико-экономический комплекс властных взаимоотношений, который впоследствии стали называть «золотом партии». Однако необходимо также отметить, что «золото партии», советский финансовый капитал, контролируемый из Москвы, за долгое время существования СССР был вложен в различных странах мира и фактически представлял собой международную систему, поскольку Советский Союз являлся одной из двух мировых сверхдержав. Исходя из этого, мы должны говорить о перераспределительных механизмах и о механизмах искажения отчетности даже не в масштабе СССР, а в масштабе всей «Советской империи» — социалистического блока, прежде всего Восточной Европы, а также стран-союзников на всех континентах.

 

Дело в том, что стоимостные пропорции, которые фактически являлись учетными (то есть были не реальными стоимостными пропорциями, а лишь использовались для учета и контроля), были деформированы в международном масштабе. Советский Союз еще в эпоху Коминтерна имел возможность воздействовать на политические и экономические процессы во всем мире. Впоследствии, после Второй мировой войны, сложилась мощная система, советский блок, который противопоставлялся НАТО. И естественно, все это происходило и на экономическом уровне. Необходимо отметить прежде всего помощь развивающимся странам, так как строились объекты, делались инвестиции, осуществлялись всевозможные работы, давались кредиты, в том числе и товарные. В числе предоставленных Советским Союзом займов был и кредит на закупку вооружений. Осуществлялось даже прямое участие советских организаций в экономике развивающихся стран, не говоря уже о Совете экономической взаимопомощи (СЭВ), в который входили страны Восточной Европы. В рамках СЭВ все пропорции деформировались уже в транснациональном масштабе. Таким образом, через систему политического и экономического влияния СССР в мире осуществлялось перераспределение национального богатства и искажение пропорций, шло отклонение финансовых показателей от реального положения дел в экономике.

 

Деятельность КПСС на международной арене была, естественно, секретной. Практически невозможно было осуществить какой-либо контроль в этой сфере, потому что все это было связано с деятельностью внешней разведки. Есть основания предполагать, что в «экспорте революции» на самом деле слились два процесса: наращивание политического и экономического влияния в различных регионах мира и, что сейчас становится более очевидным, перекачка «народных» средств в различные страны — хищение этих средств, использование их нецелевым образом и перевод их за границу, где они и концентрировались.

 

Кроме прямого субсидирования развивающихся стран и так называемой кооперации в масштабах СЭВ, со своими внутренними ценами, тарифами, расчетными показателями, была также сильно монополизирована вообще вся внешняя торговля СССР Причем процесс этот был двусторонним — и со стороны Советского Союза, и, как ни странно, со стороны западных стран.

 

Казалось бы, можно создать 50 крупных внешнеторговых объединений, которые выступали бы на мировом рынке в качестве представителей советских товаропроизводителей. С ними должны были бы, по логике, работать десятки, сотни, даже тысячи независимых потребителей или партнеров за рубежом, которые, конкурируя с нашим внешнеторговым объединением, могли бы извлекать сверхприбыль за счет эксклюзивных отношений с советскими производителями.

 

Однако внешняя торговля СССР почему-то быстро оказалась монополизированной узким кругом посредников, в том числе и со стороны Запада. По сути, несколько посреднических группировок в Нью-Йорке, Лондоне и Париже вели все дела и крупнейшие контракты со всеми внешнеторговыми объединениями. В результате сложилась система, при которой реальной конкуренции в этой сфере тоже не было, что позволяло в значительной степени устанавливать искусственные цены. Кроме того, такая система легко поддавалась контролю со стороны центральной бюрократии. В какой-то степени это тоже служило общей идеологии СССР, в том числе идее мировой экспансии. Традиционно считалось, что мы работаем с так называемыми фирмами друзей, прежде всего в странах, где коммунистические партии были очень сильны (Франция, Италия). Но в то же время СССР работал и с дружественными финансистами всего мира, например с известным Армандом Хаммером. Через этот механизм осуществлялось влияние на экономику и политику Запада — уже через манипулирование ценами и товарной номенклатурой. Советская корпорация, таким образом, позволяла своим сателлитам или дружественным финансово-промышленным группам получать дополнительные конкурентные преимущества на мировом рынке.

 

Все это создавало исключительно благоприятную почву для теневых явлений и злоупотреблений, впоследствии даже и для роста организованной преступности. Наличие мощной теневой составляющей, контролируемой чиновниками, требовало развития соответствующей инфраструктуры в виде организованных преступных группировок, причем в транснациональном масштабе.

 

Почему так происходило? Получается, что и через внешнюю торговлю, и через прямую помощь (инвестиции и подряды в развивающихся странах), и через товарные кредиты или кредиты на закупку нашего вооружения, и через международную кооперацию в рамках СЭВ (так называемые прямые связи) происходила дополнительная деформация всех пропорций. Все параметры как внутри страны — в рублях, так и вне ее — в валюте формировались директивно, волюнтаристическим путем, безо всякого рыночного механизма. И естественно, в таких условиях можно было легко — если возникала заинтересованность со стороны соответствующих структур — манипулировать всеми этими процессами в корыстных целях, что и делалось.

 

Таким образом, деформации, приведшие к симбиозу административно-командной и теневой экономики, имели место не только внутри страны. Административно-командная система не существовала самодостаточно: она была административно-командной по форме и теневой — по содержанию. Причем этот симбиоз существовал, как я уже подчеркивал, не только в масштабах всех отраслей народного хозяйства и всех регионов. Он в значительной степени базировался и на кооперации в СЭВ, и на системе контроля над внешней торговлей, и на прямом субсидировании различного рода дружественных политических режимов и группировок за рубежом — в различных формах. Все это вместе обслуживало не только стратегические интересы страны в целом, но и интересы теневых бюрократических кланов.

 

Однако нельзя смешивать все в одну кучу. В какой-то степени международная деятельность КПСС и ее помощь другим странам была оправдана, поэтому те авторы, которые впоследствии обвиняли КПСС в финансовых операциях за рубежом и доказывали, что перевод средств для помощи коммунистическим партиям в других странах являлся чуть ли не кражей, ошибаются. В какой-то степени действительно существовал механизм экономической и политической экспансии. Этот механизм аналогичен вывозу капитала в условиях развитого капитализма, когда избыточные средства вкладываются в экономику различных стран для усиления политических и экономических позиций страны — экспортера капитала.

 

Ничего сверхъестественного в том факте, что ЦК КПСС руководил этим процессом в СССР, в общем-то, не было — в нашем случае ЦК КПСС играл роль гигантской корпорации. Ее функции были в чем-то аналогичны функциям, допустим, «Дженерал Моторс» или «Дженерал Электрик» в США. Через эту экспансию советское государство действовало на мировом рынке, но в отличие от «Дженерал Моторс» ЦК КПСС управлялся людьми, не уверенными в том, что они впоследствии будут иметь, если можно так сказать, долю от прибыли. Именно поэтому люди, управлявшие советской корпорацией в то время, могли постепенно начать использовать те или иные объективные процессы, полезные в каком-то смысле явления для того, чтобы, прикрываясь ими, решать свои сугубо частные, корыстные задачи — извлекать прибыль и переводить ее на личные счета. Все это и расцвело пышным цветом в эпоху позднего застоя.