Плутократическая собственность и ее трансформация

 

В связи с вышеизложенным посмотрим, как можно охарактеризовать отношения собственности в тот период. Речь идет о том, что деформация общенародной социалистической собственности не являлась секретом для широкого круга юристов и экономистов еще при советской власти. Эволюция отношений собственности в бюрократической системе неумолимо ведет к деградации самого понятия «общенародная собственность» и соответствующих ему производственных отношений. При этом в процессе саморазвития отношения собственности трансформируются, порождают новые специфические производственные отношения. Говоря о модификации отношений собственности, мы чаще всего фиксируем внимание на том, что некоторые исследователи называли плутократической собственностью. Имеется в виду процесс имущественного расслоения общества, систематическое извлечение нетрудовых доходов и их накопления.

 

Именно эти процессы накопления денег и ценностей прежде всего привлекают внимание. Трудно дать количественную оценку подобного рода накоплениям, вполне допустимо, что они достигали масштабов, существенных для национального богатства. В плутократической собственности находились дворцы с бассейнами и райскими садами, принадлежащие некоторым руководителям народного хозяйства, а также запасы золота, драгоценностей, произведений искусства, антиквариата в форме «коллекций» или просто спрятанные в тайниках. Наряду с недвижимостью и предметами роскоши сюда же относится денежная масса, ищущая товарного обеспечения, а точнее — средства, идущие на личное потребление, развлечения, отдых и другие потребности. Их суммарный оборот достаточно велик и делает возможным успешное функционирование гостиниц, ресторанов, а также подпольных притонов, игорных домов и домов терпимости.

 

Подобные описания удивительным образом напоминают сегодняшние описания олигархической структуры. На наш взгляд, именно плутократическая собственность постепенно трансформировалась в олигархическую. Сама по себе плутократическая собственность была порождением симбиоза командно-административной системы и теневой экономики, результатом трансформации общенародной социалистической собственности. Учитывая сложность реинвестирования нетрудовых доходов, а также возможности эмиграции, контрабанды, можно предположить, что значительная часть национального богатства, превращенная в ценности, перекачивалась на Запад, а там уже приобретала статус частной собственности. Это делалось через каналы внешней торговли, через махинации под видом помощи фирмам друзей, развивающимся странам, в виде различного рода инвестиционных строительных проектов, в ходе реализации которых исчезали значительные суммы.

 

Также можно привести множество примеров дел о контрабанде, манипуляциях различных спортсменов, артистов, иностранных и советских дипломатов, известных в этот период. А сколько реально было таких дел в этот период, мы просто никогда не узнаем. Если брать теоретическую сторону этой проблемы, то никак нельзя применить существовавший тогда термин «личная собственность» к тем 100 миллионам рублей в золоте, бриллиантах, дензнаках, изъятых лишь только по одному узбекскому делу. Это при том, что конфискована была лишь мизерная часть похищенного, на самом деле суммы были гораздо больше. Мы то понимаем, что это уже никак не могло быть личной собственностью, а тогдашняя экономическая теория исходила из того, что существовало лишь две формы собственности — общенародная и личная. Легальной альтернативой общенародной собственности считалась лишь личная собственность граждан. Это отражало общий подход политэкономии социализма к проблеме собственности. Таким образом, скрытые и направленные за рубеж потоки материальных ценностей — это реалии не только сегодняшнего дня, но, на наш взгляд, и времен брежневского застоя.

 

Категория плутократической собственности позволяет выделить все эти явления, то есть еще раз подчеркнуть симбиоз административно-командной системы и теневой экономики, ведущую роль теневой экономики в этом симбиозе. Через действия агентов теневой экономики и участников системы неформальных управленческих взаимодействий происходят процессы деформации общенародной социалистической собственности. Именно таким образом возникает из общенародной собственности плутократическая собственность, распорядителем и совокупным собственником которой может считаться передовой отряд номенклатуры, а именно — верхушка КПСС. Это и есть те процессы, которые можно назвать общим термином «золото партии».

 

Перерождение функций распоряжения и пользования

 

Деформация собственности не ограничивается непосредственным скрытым изъятием и перераспределением национального богатства. Более важной составляющей разрушительных тенденций (и гораздо более мощной) выступает видоизменение и полное перерождение на определенном этапе функции распоряжения и пользования в структуре самих отношений общенародной собственности. На первом этапе как исторически, так и теоретически, происходит подмена так называемого совокупного собственника (то есть ассоциации непосредственных тружеников) особым субъектом распоряжения и пользования — исполнительной властью, бюрократией или номенклатурой, у которой почти сразу появляются особые интересы, собственная жизнь.

 

Поскольку отношения основной массы трудящихся с обществом в целом и с существующим элитарным чиновничьим аппаратом в частности оформились юридически как своего рода общественный договор, то, на первый взгляд, возникает ощущение, что новая элита (новый класс, по Джиласу) не владеет средствами производства, не распоряжается ими. Такое представление отражает внутреннюю лживость того самого общественного договора, по которому государственная аппаратная структура полностью концентрирует функции распоряжения и пользования.

 

Учитывая социальную динамику и непрерывно возникающие в любом обществе неформальные невидимые структуры и связи, можно постепенно увидеть происходящий до поры до времени незаметно процесс эрозии общественного интереса элиты и появления у нее своего, независимого интереса, прежде всего интереса самосохранения и воспроизведения. Основой процесса самосохранения и воспроизведения являлось накопление собственности как базы, то есть накопление той самой плутократической собственности. В результате отдельное лицо или группа, выполняя определенные действия совокупного собственника на любой ступени, от предприятия до Совета министров, ощущает полную свободу от совокупного производителя. И с каждым поколением все больше укрепляется «законность» этого монопольного права распоряжаться в любой отрасли материального производства и непроизводственной сферы.

 

На определенном этапе развития СССР — в 30-е годы XX века — появилась тенденция абсолютного, предельного отрыва формальных исполнителей народной воли от наделившей их полномочиями основной массы населения. Определенная неформальная структура, постепенно формируясь, утверждает саму себя, консолидирует и централизует все функции управления обществом, включая даже распоряжение жизнью отдельного человека (вспомним хотя бы 1937 год). На этом этапе еще не происходит или, по крайней мере, не доминирует непосредственное изъятие из национального богатства накоплений личной собственности, становящейся на определенном рубеже плутократической.

 

На этапе становления, укрепления и предельного господства создавшее само себя сообщество не нуждается в подкреплении своего господства прямыми изъятиями из национального богатства. Абсолютная власть верхушки не нуждается в подкреплении экономическом, поскольку неограниченное распоряжение ничьей собственностью делает собственные накопления второстепенными. Однако уже в этот период возникает, но только на низовом уровне, понятие скрытой экономической активности, развиваются теневые процессы.

 

Начало второго этапа разложения общенародной собственности в СССР пришлось, скорее всего, на послевоенное время. Второй этап разложения общенародной собственности — это уже не только отрыв государственно-управленческого аппарата от ассоциации производителей, но внутреннее разложение самого бюрократического аппарата при одновременном росте бесконтрольных явлений в обществе. С одной стороны, происходит диффузия сверхцентрализованной функции монопольного лжесобственника, а с другой — растет стихийная экономическая активность, порождающая типичные для любого рыночного механизма отношения.

 

На низовом уровне это незарегистрированная деятельность, система отношений «ты — мне, я — тебе». На более высоких уровнях — такие деформации, как ведомственная собственность, местничество (местная собственность), переплетение и развитие этих видов собственности. Появляются «бюрократический бартер», «административная валюта» и «телефонное право», группы влияния в аппарате, возникают конфликты между группировками. Некоторые авторы отмечали появление неформальных структур, образованных взаимодействием ведомственных, местных, групповых, родовых, классовых, личных интересов, их соединение в сложную конструкцию. При этом равнодействующая этих интересов всегда оторвана от интересов народно-хозяйственных.

 

Партии интересов

 

В свое время один из авторов назвал эти неформальные структуры, тесно связанные с отраслевой, социальной или местной базой, партиями интересов (в отличие от чисто мафиозных групп). Действительно, называть эти структуры мафией было бы неверно. Наши партии интересов отнюдь не закрытые, не конспиративные и не криминальные организации. Все усилия они направляют на рост и расширение своего влияния. Политически они опираются не на немногочисленные вооруженные отряды мафиози, не на террор и насилие, а на трудовые массы, на коллективы внутри своей системы.

 

Интересно, что и сегодня мы видим существование такого рода структур, как партии интересов в советский период. Это, допустим, газовики или нефтяники. «Газпром» или нефтяные корпорации объединяют не только олигархов, но и управленческий аппарат этих корпораций, связанных с ним чиновников, а также лиц, заинтересованных в функционировании предприятий. Естественно, они также обслуживают интересы и приносят выгоду работникам этих организаций. Построение таких партий интересов возможно как по ведомственному, так и по территориальному принципу.

 

Особенно ярко этот феномен проявился после краха советской системы, когда некоторые регионы стали донорами, а некоторые, наоборот, дотационными. У населения регионов-доноров возникает такое же ощущение, как у партии интересов, то есть лидеры этой партии интересов (в данном случае лидеры региона) едины с другими участниками процесса (в данном случае с жителями региона). То же самое происходит на уровне корпораций, например «Газпрома». Его работники также заинтересованы в усилении «Газпрома» и в повышении, например, цен на газ, как и его руководители.

 

При этом равнодействующая интересов различных групп влияния, как мы говорили, конечно, оторвана от всенародного хозяйственного интереса в целом. Но отрыв от народно-хозяйственных интересов происходил значительно раньше, в момент той самой предельной централизации, то есть начался еще в эпоху культа личности. Именно тогда были разрушены все системы управления — экономическая, кредитная, денежная, финансовая, статистическая, контрольная, информационная, было унифицировано и превращено в административно-политический диктат управление обществом. Однако еще не было того самого разобщения или сцепления территориально-ведомственных, корпоративных, национальных и других интересов, так как существовал единый субъект управления. Но уже был отрыв от народнохозяйственных интересов, под которыми подразумеваются общественные интересы совокупного собственника — ассоциации совладельцев. В дальнейшем происходили деформации только внутри окончательно оторванного, самодовлеющего интереса исполнительной власти. И этот изначально оторванный интерес эволюционировал и всего за неполные два поколения трансформировался в полицентризм — систему центров силы. Этими центрами силы стали образовавшиеся неформальные группы и структуры на территориально-ведомственной и более узкой родовой, клановой основе. При этом возникало соперничество центров силы, экономических и политических, то есть отношения собственности оказались деформированы в квадрате. Таким образом, оторванность народно-хозяйственных интересов от реальных интересов силовых центров была, наверное, и не больше, и не меньше, чем оторванность изначального сюзерена — сталинской верхушки от интересов развития нашего государства.

 

Создавшиеся в результате распада единой исполнительной власти множественные силовые центры уже нуждались в своем экономическом укреплении, поэтому они, усиленно перераспределяя нетрудовые доходы низовых уровней, все чаще обращались к самостоятельному подпольному бизнесу. Тем временем экономическая система эволюционировала стихийно, она день за днем порождала ту самую теневую экономику, которая сегодня потрясает нас своими объемами. Возник своего рода подпольный частный капитал, появились нувориши, некоронованные короли экономической преступности. Оформившиеся центры силы постепенно требовали политической власти.