Номенклатура как техноструктура

 

Таким образом, утверждение об эффективности тоталитарных режимов в критических ситуациях за счет возможности применения страха и внеэкономического принуждения в определенной степени верно, но оно не объясняет многих явлений того периода. Объяснением, наверное, может служить понимание номенклатуры как техноструктуры. Это понятие ввел Дж. Гелбрейт в 60-е годы в западной социологии и экономике. В представлении Гелбрейта техноструктура — это сообщество людей, прежде всего профессионалов в различных областях, высших менеджеров, управляющих в различных корпорациях, специалистов, ученых, которые за счет владения специальными знаниями, уникальным опытом, исключительной и одним им доступной информацией, благодаря взаимосвязи, которая между ними устанавливается, по сути дела управляют капиталистическим обществом в отличие от собственников, которые им уже не управляют.

 

Согласно теории Гелбрейта собственники лишь номинально являются главными в капиталистической системе, а реальной движущей силой общества, его направляющей силой, его системой управления является техноструктура. Начались эти явления в капиталистическом обществе еще в 30-е годы, когда некоторые исследователи заговорили о так называемой революции управляющих. Действительно, возникали ситуации, когда собственники, особенно собственники-рантье, то есть те, кто не умел или не хотел непосредственно заниматься управлением своими предприятиями, постепенно теряли над ними контроль. Одновременно усиливалось влияние управляющих в корпорациях, создавалась некая инфраструктура, в которой те начинали действовать фактически в отрыве от собственников, поскольку собственники контролировали только финансовый капитал, только акции и могли оказывать лишь косвенное воздействие на производственно-финансовую деятельность.

 

Другим фактором, действовавшим в этом направлении, была так называемая диффузия собственности, поскольку для финансирования сверхмасштабных инвестиций капиталистическое общество постепенно пошло по пути размывания пакетов акций, привлечения мелких акционеров. В таких случаях очень трудно было установить реального собственника крупнейших корпораций.

 

Ситуация, характерная для XIX века, когда капиталист являлся собственником, серьезно изменилась. Контрольные пакеты акций неуклонно размывались, фактор управления играл все более важную роль. Революция управляющих дала основания Гелбрейту провозгласить именно техноструктуру управляющей силой капиталистического общества.

 

В наших советских условиях техноструктура, по сути, входила в номенклатуру. Если разобраться, то номенклатура являлась не только новым классом, самовоспроизводящейся паразитической кастой, «внутренней партией» (по Оруэллу), партийным полицейским аппаратом, который с помощью насилия и внеэкономического принуждения обеспечивал свое господство; одновременно номенклатура включала в себя и значительный технократический элемент. Туда входили управленцы, специалисты, профессионалы, ученые, лица, владеющие специальными навыками, знаниями, информацией, то есть интеллектуальная и управленческая элита. Она как бы была включена в номенклатуру, причем включена не в том смысле, что часть номенклатуры представляла собой эту интеллектуальную управленческую элиту, все было гораздо тоньше. Речь шла о том, что вся номенклатура в какой-то степени несла в себе и это второе начало, поскольку она же должна была осуществлять функции государственного управления в целом, управления обществом, что шире, чем просто государственное управление, и подразумевает то, что можно назвать социальным управлением. Такое социальное управление осуществлялось номенклатурой не только как кастой или «внутренней партией», но еще и как интеллектуальной и управленческой элитой. И эти два элемента — технократический и паразитический — в номенклатуре были теснейшим образом переплетены.

 

Напрашивается аналогия между паразитизмом советской номенклатуры и рантье на Западе. Казалось бы, собственники-рантье не нужны для функционирования капиталистического общества, поскольку они выполняют паразитические функции; но благодаря номинальному обладанию собственностью они могут стабильно получать свои доходы. В отличие от паразитического элемента номенклатуры паразитический элемент рантье не должен постоянно подкрепляться насилием, интригами и заговорами, так как собственники-рантье в значительной степени уверены в том, что они будут и в дальнейшем получать свои доходы. И если западный рантье — этакий трутень, паразит вялый, то советский номенклатурный паразит как раз очень активен. Он изворотлив, отлично приспособлен к жизни, порой даже гораздо лучше технократов и специалистов. В специфической советской среде он вынужден все время защищать свой статус, свое монопольное право распоряжаться собственностью, править от имени народа, которое невозможно передать по наследству. И тот факт, что все это можно в любой момент потерять, поскольку ни один человек не может быть уверен, что он завтра будет занимать ту же должность, на которой он находился вчера, придает этому паразитизму совсем другой характер, непохожий на мягкий, вялый паразитизм западных собственников. Это был злобный, агрессивный паразитизм. При этом агрессия, как это всегда бывает, смешивалась со страхом. Агрессия вообще является чаще всего порождением страха, и страх и агрессия дополняют друг друга. Для паразитизма советской номенклатуры, параноидального и агрессивного, было характерно постоянное приспособление, постоянная боязнь утраты незаконно полученного, пожалованного случайно свыше, «заработанного» неблаговидными делами статуса, который можно было утратить в одночасье. Агрессивный, злобный и в то же время боязливый и беспокойный паразитизм отличал советскую номенклатуру.