Трансформация власти в собственность: «бюрократический рынок»

 

Нарушение пропорций в конечном счете порождало извращенную систему компенсации. И тут мы подходим к тому, что должна была возникать обслуживающая эту административно-командную систему дополнительная система отношений, которые не были, по сути, прямыми бюрократическими отношениями, а проявлялись как некая реакция системы, потому что нужно было устранить возникающие в результате функционирования административно-командной системы диспропорции. Конечно те, кто жил в те годы, прекрасно помнят, что аппарат и номенклатурная система, административно-командная система с самого начала были дополнены механизмами компенсации, то есть они, скорее всего, с самого начала, уже даже со сталинских времен или даже со времен военного коммунизма, не существовали в той полнейшей чистоте, как предполагалось. Действительно, довольно быстро после образования номенклатуры возникли извращенные рыночные обменные принципы распределения, дележа власти, системы различного рода взаимосвязей. Возник так называемый бюрократический рынок, некая система взаимных обязательств, чем-то напоминающих круговую поруку. Это был не совсем черный рынок, поскольку большая часть отношений участников этого процесса носила легальный характер. Лишь некоторая часть была нелегальной, и то она появилась несколько позже, начала развиваться уже скорее в эпоху Брежнева.

 

Что важно в этом процессе? Появление черного рынка, бюрократического рынка, извращенных рыночных компенсационных механизмов было отражением нарушения главных, принципиальных экономических законов административно-командной системы. Таким образом, теневые отношения и отношения черного рынка не были уголовными в обычном смысле, поскольку опирались на неприятие советских экономических законов всем народом. Это было неприятие, по сути, самих принципов, на которых основана советская система. Естественно, что в этих условиях весь народ, и в том числе его наиболее социально активная часть, пытался каким-то образом найти выход из создавшегося положения и находил его частично с помощью скрытой экономической активности, системы неформальных управленческих взаимодействий, в том числе и теневой экономики и разного рода другой «незарегистрированной деятельности». Оказалось, что политическая власть, которая пытается запретить частную собственность и рыночные отношения, фактически через какое-то время сама превращается в искаженную форму собственности, предмет купли-продажи. Это и есть суть бюрократического рынка.

 

Существовал, как мы знаем, рынок должностей, привилегий, все это было не просто разрешено руководителями номенклатуры, но с самого начала поощрялось. При этом высшие чиновники могли быть связаны с криминальными структурами (зачастую так и было), а могли действовать и в полном отрыве от криминальных дельцов, для сути процесса это было не так уж и важно. Просто сама по себе их деятельность вела к созданию той или иной системы, а лично они могли быть абсолютно честными и скромными до аскетизма. Среди лидеров номенклатуры были и такие, как Суслов, о котором рассказывали, что он постоянно ходил в одном и том же пальто и ботинках и что Брежнев даже смеялся, подшучивал над ним в связи с этим. Да и Сталин в общем-то не имел особо никаких счетов и финансовых благ, просто ему это не нужно было, он и так распоряжался всей страной. Поэтому лидеры номенклатуры не всегда вступали в прямые отношения с дельцами. Даже в эпоху позднего Брежнева некоторая часть номенклатуры, люди, которые просто самозабвенно любили власть, из осторожности делали карьеру таким образом, чтобы не вступать в прямые отношения с теневыми дельцами, чтобы не быть у них на крючке. Но своими действиями они все равно так или иначе помогали тем или иным группам, или уже другие деятели все равно входили в какие-то отношения с теневыми дельцами, которые, в свою очередь, блокировались с ними. Поэтому не надо понимать систему черного рынка, систему теневой экономики, систему бюрократического рынка таким образом, что все аппаратчики или же все номенклатурщики непременно связаны с теневыми дельцами.

 

Еще раз повторим: некоторые, причем даже высшие руководители, которые как раз были самозабвенно влюблены во власть, просто из осторожности не вступали в эти связи.

 

Можно было делать карьеру и таким образом, чтобы лишь косвенно касаться этих процессов; но в общей аппаратной борьбе все это учитывалось, и все равно сама система принятия решений, в том числе и кадровых, выталкивала на поверхность тех, кто в максимальной степени выражал равнодействующие интересы как политических и лоббистских групп влияния, так и теневых дельцов. Такие связи неверно считать криминальными, это обычные аппаратные связи, которые в значительной степени не выходили за пределы номенклатуры, аппаратной структуры.

 

Основой номенклатурной системы являлось распоряжение общенародной собственностью, поскольку именно общенародная собственность была главной опорой номенклатуры. Фактически номенклатура как бы по поручению всего народа выполняла функции по управлению общенародной собственностью. Но само это управление происходило следующим образом: каждый член номенклатуры, каждый партийный, советский, профсоюзный или другой руководитель, то есть аппаратчик, как бы получал в свое распоряжение какую-то часть собственности. Это мог быть завод, колхоз, институт, театр, больница, стадион. Это могло быть все, что угодно, и вот эта часть собственности или часть власти превращалась в определенный сегмент, сектор влияния, и представитель номенклатуры получал свое место на бюрократическом рынке.

 

В принципе все это было частью совокупной системы взаимных обязательств всех членов номенклатуры по отношению друг к другу. Нарушение этих взаимных обязательств влекло за собой исключение из номенклатуры или попросту приводило к тому, что нарушитель понижался в занимаемой должности, и лишь после того, как он исправлялся, он снова включался в эту систему аппаратных связей. То есть это была довольно жесткая каста, поведение которой основывалось на своеобразном неписаном кодексе, своей специфической морали, которая жестоко расправлялась с инакомыслящими и наказывала ошибающихся и тем самым поддерживала тот порядок аппаратных связей и неформальных правил управленческих взаимодействий, который являлся для нее приемлемым. Лишь иногда возникали судебные дела — в случае, если вдруг какая-то группировка в результате политической борьбы на высшем уровне оказывалась проигравшей и ее членов обвиняли во всем том, что делали и члены всех других группировок, поскольку они по-другому просто не могли функционировать, но просто в этот момент все, что делалось ими, начинало восприниматься с уголовным оттенком, трактовалось как преступление, приобретало ярко выраженную криминальную окраску. Это означало, что политическая группировка где-то наверху проиграла аппаратную борьбу, возможно, слишком далеко зайдя в борьбе за власть, и таким образом происходила «зачистка» проигравших. В качестве примера можно привести известное «узбекское дело».

 

Причем система, существовавшая в Узбекистане, очень ярко показывает механизм функционирования теневой экономики: тотальное господство номенклатуры, распределение и покупку должностей, приписки, хищения. В крайней форме она свидетельствует о том, что происходило по всей стране. Просто, конечно, в Узбекистане в условиях полнейшего господства Рашидова и Адылова было значительно легче работать, эти механизмы меньше скрывались. А так, я думаю, аналогичные механизмы использовались в любой области России и других республиках Советского Союза, может быть, просто не столь нагло и демонстративно. То же касается ситуации в Грузии после ухода Шеварднадзе на повышение министром иностранных дел, когда в борьбе за власть сошлись клан Патиашвили, бывшего тогда первым секретарем грузинской коммунистической партии, и Хабиашвили. Хабиашвили, который считался изначально главным претендентом на пост лидера, проиграл в этой борьбе, поэтому весь его клан немедленно был обвинен в хозяйственных преступлениях, взятках, коррупции, и тысячи людей были арестованы. А клан Патиашвили пришел к власти во всей Грузии и некоторое время правил. Вот типичный пример придания криминальной окраски всем до той поры вполне легальным действиям аппаратчиков, которые покровительствовали тем или иным дельцам, цеховикам, различного рода запрещенным тогда частным предпринимателям. Похожие дела были в Краснодарском крае, также можно отметить пушное (меховое) дело в Казахстане, дело «Океан», касающееся Министерства рыбного хозяйства.

 

Было также дело, касающееся Госкомнефтепродукта, дело зам. министра внешней торговли В.Н. Сушкова. Все эти дела носили, я бы сказал, либо местный, либо отраслевой характер, то есть во всех случаях оказывалось, что участники процессов действуют в одной отрасли, в одной области, в одной сфере. Вдруг оказывалось, что именно здесь существует коррупция, а в целом в нашей стране ее не должно быть. Но тем не менее анализ этих явлений очень полезен, так как он на самом деле раскрывает реальный механизм, который существовал во всей стране. То есть можно сказать, что «узбекское дело» иллюстрирует механизм хищений и приписок, а, скажем, дело Сушкова показывает методы махинаций в системе внешней торговли, которые обязательно дополняли механизмы внутри страны, поскольку, как мы дальше увидим, номенклатура действовала не только в масштабе СССР, но и в масштабе Совета экономической взаимопомощи. Здесь просто вступали в действие еще и взаимоотношения с правящими элитами Восточной Европы, а также имелся механизм транснационального влияния во всех регионах мира на развивающиеся страны, а также на дружественные партии во всех капиталистических странах. Сначала этим занимался Коминтерн, впоследствии это делалось по линии международного отдела ЦК. Поэтому махинации в международной сфере также присутствовали, и они ярко проявились в деле Сушкова, представляющем собой хорошую иллюстрацию существовавшего тогда механизма, который дополнял внутрисоюзный механизм.

 

Поэтому, если смотреть в целом, эта система аппаратных связей, отношений, обязательств, неформальных управленческих взаимодействий, отношений бюрократического рынка, а именно «бюрократического бартера», «административной валюты» и «телефонного права» опутывает любого вовлеченного в хозяйственную или административную деятельность человека. Почему это так важно? Дело в том, что для осознания происходящего в СССР в эпоху перестройки и перехода к демократическим реформам необходимо понимать, что государственной, общенародной собственности фактически уже не существовало к моменту начала реформ. Просто реформаторы сделали совсем не те выводы, которые надо было сделать. Они посчитали, что раз де-факто государственный собственник, по их мнению, не существует и на каждый кусок общественного пирога уже кто-то заявил права, то есть фактически эти куски были в распоряжении того или иного номенклатурного деятеля, их нельзя просто так отобрать, а надо раздать эту собственность по той же самой схеме, как она была роздана при номенклатуре. И таким образом, мы видим, что вся система экономических отношений, коммерческих операций в бюрократической системе представляла собой определенную систему, основанную на запретах, регламентах, разного рода разрешениях, выдаваемых контролирующими органами, которые, естественно, получали свой доход от разрешения преступить запрет.

 

И поэтому любое изменение этой системы запретов и ограничений, любое изменение в целом административно-командной системы и дополняющей ее теневой экономики, естественно, должно было учитывать то, что кто-то будет сопротивляться и прежде всего это будут те, кто использует эти запреты как способ получать доходы, как способ получать свою долю от контроля над экономикой.