Дисбаланс в инвестиционных процессах

 

Особенно интересно действия всех этих сил манифестируются в инвестиционном процессе. Именно дисбаланс инвестирования и реальных направлений развития общества порождал в свое время все негативные тенденции и различные проблемы, типичные для нашего общества. Каковы же формы дисбаланса инвестиционного процесса?

 

В первую очередь, при воздействии на центральные планирующие органы целого комплекса противоречивых групповых интересов текущие потребности обязательно доминируют над стратегическими. Иными словами, воздействие силовых точек приводит к тому, что в первую очередь финансируются выгодные для той или иной группировки объекты. При этом, если в план искусственно продвигается объект, скажем, группировки «А», то группировка «Б» утроит свои усилия, чтобы компенсировать успех соперника продвижением собственных объектов. В результате все капиталовложения оказываются кому-то выгодными, но не с позиций народно-хозяйственной эффективности, а с позиций личной выгоды, которая почти всегда противоречит народно-хозяйственной эффективности.

 

В условиях действия лоббистских групп практически никогда не будут доминировать стратегические интересы. Лоббисты по самой своей сути не способны решать вопросы стратегического развития и обеспечения долговременных приоритетов в планировании. Это просто невозможно. И опыт, накопленный в СССР, является очень хорошей иллюстрацией для сегодняшней российской экономики, поскольку даже в условиях доминирующего централизованного планирования и государственного регулирования согласование интересов неформальных групп, регионов, ведомств, предприятий различных уровней приводило к тому, что текущие интересы преобладали над стратегическими. Даже тогда доминировали интересы не пятилетние и десятилетние, а рассчитанные на ближайшую перспективу. Что уж говорить о дне сегодняшнем, когда партии интересов только усилились, неформальные группы превратились в формальные олигархические структуры и, естественно, текущие потребности стали доминировать над стратегическими целиком и полностью.

 

Особенно ярко это проявлялось в свое время в строительстве. По оценочным показателям так называемый вал оборачивался длительным развитием этой отрасли, которая вообще не имела какой-либо связи с понятиями производительности, эффективности. Строительство являлось на тот момент одним из каналов «выкачивания» живых денег — через завышение сметной стоимости, бесконтрольность затрат, произвол подрядных организаций в сочетании с централизованно расписанными, а точнее, разобранными потоками материальных ценностей. Все это делало инвестиции в этой сфере независимыми от прибыли, рентабельности и фондоотдачи.

 

Ряд этих явлений можно проследить и сегодня. Если задаться целью проанализировать стоимостную структуру строительного сектора в современной экономике, то можно прийти к выводу, что совокупная стоимость строительных объектов уже давно превышает реальный потребительский спрос. Тем не менее объекты продолжают возводиться, и мы видим, что опять никакой тенденции к снижению цен или к сокращению издержек нет. Спрос практически тоже не учитывается. Опять идет достаточно мощный инвестиционный процесс, который оторван от реальных потребностей общества. Так что в этой сфере также мы можем провести ряд интересных аналогий.

 

Инвестиционный дисбаланс проявлялся не только внутри отдельной отрасли как отклонение от оптимальной линии ее развития, но и как заведомо направленный выбор структуры отрасли и занижение темпов роста. Общая оторванность капитальных вложений от их обоснования позволяла в свое время существовать отраслям и ведомствам-паразитам, не вносящим вообще никакого вклада в совокупный общественный продукт. Некоторые отрасли превращались в своеобразный механизм выкачивания средств, либо представляли собой непосредственное поле для хищений (например, бывший Госкомнефтепродукт, транспортные структуры), либо создавали благоприятные возможности для деятельности смежных производств на нелегальной основе. Анализ методики и практики капитальных вложений, динамики инвестиционного процесса приводит к выводу о его неуправляемости. Можно с полной уверенностью констатировать, что главная беда как административно-командной системы, так и встроенной в нее теневой экономики не в том, что они способствуют дифференциации доходов, возникновению паразитирующих элементов, незаконного присвоения. Это было бы полбеды. Основную опасность представляют бесконтрольность хозяйственных процессов и полное игнорирование интересов повышения эффективности общественного производства. Теневая экономика оказывает парализующее действие на народно-хозяйственный комплекс, полностью деформируя структуру производства и распределения, и не дает возможностей для управления. Как можно управлять экономикой, когда существует внутренняя система антистимулов, когда неизвестно, куда исчезают ресурсы, средства, трудозатраты, когда скрыты интересы реальных участников производства и нельзя поручиться за объективность экономических показателей? Все это абсолютно актуально и сегодня, поскольку теневая экономика с советских времен лишь развилась и сегодня составляет уже не 20%, а более 50%. Все понимают, что финансовые расчеты предприятий и организаций в сегодняшней экономике России в значительной степени являются теневыми и неучтенными. Так что теневые процессы за постсоциалистический период просто приобрели некоторые своеобразные черты.

 

Интересно провести еще одну аналогию. Мы видим, что хаос необходим теневой экономике для ее существования. Теневая экономика не заинтересована в ликвидации хаоса, бесхозяйственности, а наоборот, стремится к их сохранению, ведь для того, чтобы расхитить какие-то средства, зачастую надо обеспечить невыгодные вложения государства и невыгодные экономические действия государства на гораздо большие суммы. Это ярко проявлялось во время экономических реформ в России, во время «шоковой терапии» и приватизации. Экономический ущерб от этих действий был гораздо больше, чем реальная прибыль участников процесса, что еще раз доказало старую истину — для того, чтобы украсть миллион, к сожалению, необходимо пустить на ветер 100 миллионов. Этот принцип теневой экономики действовал в советское время, очень ярко проявился в эпоху экономических преобразований начала 90-х годов и впоследствии продолжил существовать в эпоху появления олигархов. В советское время обычной практикой являлось, например, строительство заведомо ненужных объектов; строительство по объективным причинам растягивалось на десятилетия, а неподалеку создавалась сеть цехов, выпускающих из наворованных здесь же материалов дефицитные товары, как правило, потребительские или нового производственно-технического назначения. Чтобы удобнее было списывать затраты, расхищать ресурсы, запасаться сырьем и занижать планово-экономические показатели, нужно было организовать заведомо невыгодные производства и создать уродливую отраслевую и территориальную структуру. В ситуации, когда были распространены «незавершенка», «долгострой», существовали сверхнормативные запасы и даже целые ведомства, через которые проходило списание денег, наподобие Минводхоза. Невозможно было подсчитать, какая часть денег обеспечена, а какая не обеспечена товарной массой, какое реальное количество ресурсов материализовалось в «стройках века», а какое осело в карманах предприимчивых хозяйственников. Когда надо было списать миллионные потери, заранее подбирались ведомства и регионы, через которые эти миллионные потери должны были быть проведены.

 

Конечно, сегодня теневые явления приобрели несколько другой характер. Эти процессы трансформировались на западный манер в уход от налогов и в сокрытие реального финансового оборота. Заведомо невыгодные инвестиции уже не столь типичны, скорее уход от уплаты налогов в случаях различных инвестиций и строительства играет роль своего рода насоса, через который исчезают из-под налогообложения огромные суммы.

 

Деструктивно-созидательные факторы советской экономики

 

Возвращаясь к двойственной природе административно-командной системы и к теневой экономике — сердцу административно-командной системы, еще раз скажем, что теневая экономика являлась одновременно и деструктивным, и созидающим фактором общего экономического развития Советского Союза. По оценкам специалистов оказывалось очень часто, что признаками неблагоприятных тенденций, хищений, приписок на предприятии могли выступать внешне положительные показатели его работы. Например, большой объем строительных работ при малых затратах материала, улучшение ассортимента, даже увеличение объема товарооборота. Целая подотрасль хищений, например хищения, совершаемые за счет предварительно созданных искусственным путем резервов, соответствовала, как правило, неучтенному выпуску высококачественной продукции с высокими потребительскими свойствами. На «левых» производствах, в цехах отмечалась высокая степень организации труда, его производительности, и зачастую они давали объемы производства, сравнимые с объемами производств предприятий, где хищений не происходило. При этом за счет сэкономленных различными путями средств выпускалась нужная и дефицитная продукция, которая впоследствии реализовывалась по каналам государственной торговли. Интересно, что ухудшение финансового состояния происходило, как правило, там, где орудовали группы мелких расхитителей, использовавших грубые приемы хищений — недостачи, перерасходы, пересортицы, списание испорченных ценностей и так далее.

 

Не всякие хищения вели к ухудшению результатов деятельности предприятия и к росту непроизводительных расходов. Наоборот, расхитители высшего класса добивались высоких показателей фондоотдачи, производительности и эффективности и ходили в передовиках. Существовала четкая взаимосвязь показателей с завышением технологических норм расхода сырья и другими типичными для любого предприятия приемами и возможности извлечения сверхдоходов от неучтенного производства. Сам механизм оценочных показателей, практика планирования в то время были сориентированы на заведомое занижение плана и сопутствующие ему действия. Далеко не любое занижение плана имело целью открытие подпольных цехов или выпуск «левой» партии товаров. Но в целом жизнеспособность теневой экономики заключалась в том, что она опиралась на главные составляющие экономических интересов предприятия, в конечном счете — на затратный механизм производства. Поэтому директора предприятий, занимающиеся махинациями с неучтенным производством, оказывались в одном ряду с теми, кто даже не слышал о подобных хитростях. Эксперты ОБХСС отмечали, что показатели работы предприятия могли не вызывать подозрения, плановые задания могли быть выполнены или перевыполнены, финансовое состояние улучшалось — и при этом мог существовать теневой оборот этого предприятия, дающий миллионные прибыли его руководителям.

 

Теневая экономика, несмотря на свой якобы вторичный характер, давала образцы организованности, рационализаторства, понимания конъюнктуры рынка. Нельзя не отметить, что обороты подпольных производств позволяли обеспечить неудовлетворенный платежеспособный спрос населения товарной массой. Теневой сектор, таким образом, стал условием воспроизводства самой экономической системы. Официальная экономика советской экономической системы не могла существовать без теневого сектора, стабилизировавшего спрос, устранявшего диспропорции, повышавшего среднее качество товаров и услуг, улучшавшего их ассортимент и даже стимулировавшего производительность труда и научно-технический прогресс. Действия агентов теневой экономики, начиная с рядовых спекулянтов, «несунов», «толкачей» и кончая крупными расхитителями и взяточниками, во многом позволили административно-командной системе решать сугубо экономические и социальные проблемы.

 

Своеобразная стыковка официальной и неофициальной экономики наблюдалась в денежной сфере. Теневая экономика оказалась не только одним из инфляционных факторов, но и стабилизатором потребительского спроса. Гигантское перераспределение доходов, накопление огромного богатства в руках немногих заправил теневого бизнеса долгое время обеспечивало подобие сбалансированности спроса и предложения, создавая отток необеспеченных денег из потребительской сферы.

 

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ (НЕ) МЫ ВЫБИРАЕМ

 

Готовность к переменам в рамках социализма. Сторонники и противники

 

Не будем забывать, что в 20-е годы, в период НЭПа, при наличии централизованного планирования, административно-командной системы управления экономикой тем не менее допускались некоторые рыночные элементы и позволялось частное предпринимательство и наличие частной собственности. Затем акцент был сделан на силовые, репрессивные методы управления экономикой, и эти реформы были прекращены.

 

Но с 60-х годов уже предпринимались попытки каким-то образом обеспечить более эффективное функционирование этой плановой системы, поскольку многие экономисты обращали внимание на возникшие в ней противоречия: на тенденцию тотального занижения плановых показателей; на отсутствие связей между спросом и предложением, а вследствие этого выпуск огромных количеств неликвидной продукции, ненужной конечному потребителю; на тотальный дефицит всего и вся — как сырья, так и оборудования и ресурсов, также являвшийся характерной чертой социалистической экономики. Все эти проблемы уже тогда стояли достаточно остро, и возникавшие в результате диспропорции Советское правительство уже в 60-х годах пыталось выправить. Это выразилось, во-первых, в так называемой косыгинской реформе 1965 года. Это была очень слабая попытка что-то поменять в экономике, фактически ничем не закончившаяся, но хотя бы были поставлены некоторые вопросы, во всяком случае стало ясно, какие противоречия существуют, и они были преданы гласности и обсуждались специалистами — хозяйственниками и экономистами. Разрабатывались рекомендации практических экономистов, находившие применение в виде различного рода хозяйственных новаций, например, повсеместно было широко налажено внедрение хозяйственного расчета. Концепция хозяйственного расчета была разработана как способ повышения эффективности работы предприятий, обеспечения их заинтересованности в результатах своей деятельности, и хозрасчет внедрялся на социалистических предприятиях уже довольно давно.

 

Другим направлением эволюции в командно-административной системе стало внедрение более гибких методов управления народным хозяйством, так называемое совершенствование хозяйственного механизма управления социалистической экономикой.

 

Стали применяться разного рода формы материального стимулирования, поощрения, в которых нуждались и предприятия в целом, и работники, так как уравниловка царила и при подведении итогов работы предприятия, и в оплате труда. По этому поводу даже снимались фильмы и ставились пьесы в театрах (например, «Премия»).

 

При этом экономисты давно обратили внимание на наличие явного противоречия между оптимальностью планирования в социалистической экономике и принятием напряженных планов. Оптимальное планирование требовало фактически учета всех ресурсов, и предполагалось, что экономика является некоей программируемой моделью, в которую можно заложить все параметры и на выходе получить некий результат. Но так получалось лишь на бумаге, поскольку реально интересы предприятий конечно же отклонялись от модели, и это отклонение в конечном счете являлось определяющим, поэтому в результате оптимальные планы не обязательно оказывались планами напряженными. В случае, если предприятия акцентировались на принятии напряженных планов, было труднее вырабатывать критерии оптимальности работы, поскольку критерии оптимальности являлись совсем другими.

 

Поэтому экономисты того времени пытались даже изобрести некую систему оптимального функционирования экономики, которая предполагала учет всех факторов и подход к единому народно-хозяйственному комплексу как к системе, в которой будут учтены все эти показатели и цели, приоритеты развития, а также возможности достижения этих целей. Но эти попытки не давали желаемого результата, поскольку номенклатура не хотела идти на серьезные новации в этой области. По этим вопросам велась достаточно жесткая борьба среди руководителей партийного и хозяйственного аппарата, так как некоторые понимали, что для эволюции системы необходимо интегрировать рыночные элементы, но при этом конечно же никто не заикался о ликвидации плановой системы управления вообще. Такой мысли, естественно, ни у кого не было. Просто речь шла о том, чтобы вместо планирования исключительно натуральных показателей (штук, метров, тонн) включить денежный механизм рынка, попытаться запустить другой механизм функционирования социалистической экономики, поскольку уже не было сомнений, и в этом убеждали примеры других стран, что рабочая сила действует эффективно только в условиях, когда она мотивирована, когда созданы нормальные стимулы к труду. Только тогда возможен нормальный труд в эпоху научно-технической революции.

 

Поэтому многие партийно-хозяйственные руководители уже понимали, что необходимо учесть интересы человека, то есть обеспечить материальное и моральное стимулирование, дать возможность людям найти свое место и увязать личные, коллективные и государственные интересы, при этом сделать так, чтобы личный интерес был на первом месте. Речь шла о том, что сфера государственного регулирования экономики не должна быть всеобъемлющей, а регулирование должно вестись исключительно в рамках товарно-денежных отношений при помощи стоимостных рычагов, а не натуральных показателей.

 

По вопросу о необходимости перенести акцент с приоритета натуральных показателей на стоимостные критерии было достигнуто взаимопонимание среди почти всех заинтересованных экономических ведомств задолго до того, как появились реформаторы. Работа по внедрению хозрасчета, совершенствованию хозяйственных механизмов, по применению современных форм стимулирования работников велась в рамках экспериментов, которые производились в некоторых секторах экономики, чтобы отработать модель для последующего применения. В этой связи можно выделить известный эксперимент Сумского машиностроительного производственного объединения имени Фрунзе, который широко освещался в «Литературной газете» и других средствах массовой информации. Проводились и другие подобного рода эксперименты.

 

Иными словами, в номенклатуре уже было четкое понимание, что необходимо что-то менять. Уже допускалась возможность перехода от плановой экономики и от общенародной собственности к элементам рыночной экономики, к частной собственности. Частная собственность, однако, мыслилась как дополнение к государственной, а не как ее замена. И речь шла о том, что предприятия и работники, которые будут добиваться более высоких результатов, должны иметь более высокие доходы и легальную возможность получить частную собственность.

 

Возникновение такого рода предпринимательства, естественно, должно было повлечь и другие изменения в обществе.

 

Внедрять предпринимательство предполагалось прежде всего в тех секторах, где это было легче сделать, а именно в сфере торговли, услуг и легкой промышленности. Этот принцип был отражен в законах о кооперации и об аренде. Однако часть номенклатуры (возглавлял ее тогда Егор Кузьмич Лигачев) и в те годы была категорически против какой-либо частной собственности вообще, а особенно против частной собственности на средства производства. И раньше, во время косыгинской реформы, реакционная часть номенклатуры оказывала мощное сопротивление любым изменениям, и позднее, в 70-е и 80-е годы, не хотела вообще признавать рынок, частную собственность и развитие товарно-денежных отношений, закрывая глаза на реалии научно-технической революции и постиндустриального общества. Так что в этом смысле номенклатура была не единой.

 

Реакционеры стояли на том, чтобы управлять по-старому с помощью запретов, разрешительной системы, прямого давления административных и правоохранительных органов. Они понимали, что другие методы руководства потребуют, возможно, для своего осуществления и других людей. Так что эта паразитическая часть номенклатуры продолжала сопротивляться любым новациям.

 

Тем не менее, как ни странно, паразитическая часть номенклатуры в целом не очень-то активно боролась против теневой экономики. Наличие теневой экономики ее в принципе устра -ивало, поскольку она была явно нелегальной, соответственно, полностью подконтрольной: теневых дельцов можно было держать в узде, получать с них определенную долю прибыли. В случае же легализации теневых дельцов, появления возможности легального предпринимательства у других предприятий такая возможность не сохранится. Утратится политическое влияние, позволяющее иметь привилегии и статус в обществе.

 

Так что новации и реальные реформы уже в самом начале пересеклись с интересами номенклатуры, того ее слоя, который вообще не был заинтересован ни в чем, кроме получения теневых доходов, сохранения своего неформального политико-экономического влияния, позволявшего ему иметь привилегии и распоряжаться общенародной собственностью в своих целях для того, чтобы если и не извлекать теневые доходы, то во всяком случае решать какие-то задачи политического характера.

 

Из коммунистов — в капиталисты, или биржевые игры на заре реформ

 

Интересно вспомнить, как эволюционировала позиция этой части номенклатуры в 1990—1991 годах. В этот момент многие из тех, кто ранее считался ярыми реакционерами, защитниками запретительно-разрешительной системы, системы централизованного регламентированного обеспечения и распределения, бросились создавать разного рода подставные фирмы и «запасные аэродромы». Это хорошо видно на примере оперативного создания бирж. Именно тогда родилась всем известная биржа «Алиса» Германа Стерлигова, Российская товарно-сырьевая биржа, возглавляемая бизнесменом Боровым. Успех этих бирж пришелся на время с конца 1990-го года по конец 1991-го, а потом их обороты плавно угасли. Видно, что Российская товарно-сырьевая биржа, например, преуспела в момент, когда в Правительстве Союза пребывали реакционеры во главе с Павловым, а страной фактически правило доминировавшее реакционное крыло, возглавляемое людьми, впоследствии вошедшими в ГКЧП. Эта биржа была средством быстро провести первоначальные накопления капитала, так как в этот момент еще существовала система централизованного распределения и материально-технического снабжения, то есть система государственных цен. Поэтому разрешение на бирже продавать все товары по свободным рыночным ценам фактически означало для тех, кто контролировал централизованное распределение, возможность постепенно перегнать все контракты через «независимую» биржу, получив то, что выделялось централизованно, по государственным ценам, и продав по свободным рыночным ценам с баснословной прибылью. Такой механизм, основанный на разрешительно-запретительной системе, на существовании государственных цен и централизованного распределителя, мог успешно использоваться именно тогда, в самом начале реформ, а как только распределителя не стало, биржа практически прекратила существование, перестала кого-либо интересовать.

 

Поэтому, несмотря на политические противоречия, и та и другая часть партноменклатуры, на какие бы методы она ни ориентировалась, готовилась к переменам. Часть номенклатуры, ориентированная на международные связи, благодаря этому накопившая средства и обзаведшаяся знакомствами и счетами на Западе, была недовольна тем, что социалистические порядки не позволяют ей в полной мере, открыто воспользоваться своими возможностями. Эти представители так называемого советского капитала в общем-то были заинтересованы в повороте экономики СССР к рынку. Однако, как пишет в своей книге ¹ бывший премьер Павлов, эти люди, переродившись идейно, будучи в рыночном отношении «внутренне эмансипированны-

 

¹ Павлов В. Упущен ли шанс? Финансовый ключ к рынку. — М.: ТЕРРА, 1995.

 

ми», неплохо понимая особенности переходного периода, все-таки не торопили события. Они считали крайне необходимым получше подготовиться к неотвратимому разделу государственной собственности. Многие, утверждает Павлов, в партийных верхах готовились к разделу госсобственности загодя и очень тщательно. Не случайно столь значительное число самых различных коммерческих организаций сегодня возглавляют именно бывшие партийные деятели среднего и высокого ранга, пишет он. Но в 1986—1987 годах они считали открытую постановку вопроса о рынке частной собственности преждевременной и поэтому подыгрывали непримиримости Лигачева. Однако некий спор внутри номенклатуры уже был, и он принял характер спора по поводу нормативов, так называемой проблемы нормативов.

 

Спор этот был связан с вопросом о том, какой рынок является целью реформ: рынок, где будут главными действующими лицами министерства, ведомства и местные органы власти, руководимые обкомами партии, или же рынок предприятий-производителей.