Лоял обернулся, едва успев Во время среагировать, когда Бави с присущей ему внезапностью кинул старому товарищу что-то мелкое и блестящее.

После сытного обеда, приготовление которого Кацэ взял на себя, отварив макароны и обжарив полуфабрикатные котлеты, те, кто был постарше, вышли на балкон пустить дым.

Безупречно отточенные рефлексы не подвели альбиноса и сейчас. Хватило единственного взгляда, что бы узнать то, что сейчас оказалось в его ладони. Сердце с трепетом ёкнуло, брови в изумлении поднялись кверху. Лоял перевёл ошарашенный взгляд на Бави, который чиркнул спичкой и закурил, и почти дрогнувшим голосом, почти беззвучно – одними губами спросил:

- Откуда?

Серебряные часы на цепочке за столькие годы не утратили былого блеска. Вот только механизм, управляющий движением стрелок, накрылся, остановив время на четверти седьмого то ли утра, то ли вечера. «Чти и помни имя своё. В день семнадцатилетия Лоялу Эйбриану от любящего отца»:

- Невероятно…

- Ты утонул, да? Спрыгнул с моста. Инг говорил, что тебя уже мёртвым выловили из реки.

- Но как…?

- Течение. Я сам ахуел, когда нашёл их.

Лоял вновь опустил изумлённый взгляд на часы. Не было и дня, что бы он забывал, за что именно обязан расквитаться с Ингом, но сейчас эти часы как никогда вдохнули в него ещё большую решимость. Напомнили, что когда-то он, ведь, действительно был принцем. И сладко и мучительно от этого. Но больше всё же удивительно, что сохранились ещё на этом свете вещи, свидетельствующие о его прошлом величии. О том, что он обязан чтить и помнить:

- Спасибо.

- Да подавись ты. – отмахнулся рыжий от сантиментов и крепко затянулся. – я тут думал… Короче, если пожрал, то можешь валить. Нечего тут тереться со мной, как одолжение делать. Не из-за того же припёрся, что скучал. Я тебя отпускаю.

- А что, если скучал? – неловко отозвался Лоял, решившись посмотреть собеседнику в глаза.

Бави в очередной раз надменно усмехнулся:

- Ночевать что ли негде?

- Твой цинизм мне неприятен. – проворчал Лоял.

И это прозвучало так по-детски искренно, что Бави невольно умилился. Пристально сканируя неповторимо-кислую мину гостя, рыжий внезапно осознал, что кого-то это всё же напоминает. Кого-то мелкого, вредного и сильно гордого. Даже взгляд выдавал поразительную схожесть двух малознакомых людей. Бави в очередной раз получил подтверждение своих догадок. Когда Айна была беременна, Инг много работал, Бави так же мог пропадать сутками на калыме, и большую часть времени с будущей мамой проводил именно Лоял:

- А из всех нас он всё равно больше похож на тебя…

Лоял озадаченно нахмурился, понятия не имея, о чём так мечтательно говорит Бави. Альбинос, быть может, и решился бы уточнить, но его внимание перетянул на себя роскошный чёрный джип, въехавший во двор. Припарковался у подъезда Бави. Рыжий тоже насторожился. Первая мысль, что посетила его, была ужасна – знакомая, ведь, марка, но мало ли в Столице одинаковых автомобилей, и он до последнего надеялся, что это кто-то из жильцов дома вернулся с работы. Но когда из джипа вышли трое человек в форме «Омелы» и возглавляющий их Инг в шикарной чёрной шубе нараспашку – все сомнения в первоначальном предположении рассеялись. Навестить решил. Само собой в сопровождении верной свиты. «Мне нужна такая личная охрана, которая, будь она даже не многочисленной, должна быть безоговорочно предана мне, что бы охранники, если потребуется, готовы были пойти за меня даже против родных братьев и отцов. Лучше иметь всего десять таких человек, чем бессмысленную толпу» - сказал однажды Инг и воплотил свою волю. В числе самых приближённых раньше был и Бави. Сейчас личных телохранителей осталось девять и из них трое сейчас с ним. Каждого рыжий знает в лицо – полнейшие отморозки. И то, что Бави не горит желанием общаться с бывшим начальником – это ещё пол беды. Паренёк резко обернулся к Лоялу. Лицо альбиноса исказилось гримасой злобы, побелели костяшки кулаков, которыми он ненавистно сжал поручни. В этот момент Лоял стал подобен единому сгустку негатива, от которого того гляди посыплют искры – до такой степени он «накалился». Яростно взирая на Инг, Самурай не видел больше ничего, что-либо остальное перестало быть значимым, и он обязательно натворил бы глупостей. Да хоть прямо с балкона и сиганул бы, и наплевать, что этаж седьмой, но Бави, проникшийся своей ответственностью за дальнейшее развитие сложившейся ситуации пресёк любые возможности гостя высунуться. Одной рукой он закрыл Лоялу рот, другой – вцепился в его плечо и рывком утащил вниз, вместе с ним спрятавшись за ограждением балкона, что бы с улицы их никто не мог увидеть. И именно в этот момент Инг бросил взгляд на окна квартиры своего любимого подчинённого. Повезло. Пока Лоял дёргался и, возмущённо сопротивляясь, пытался что-то говорить, Бави схватил его за ворот плаща и подтянул к себе:

- Только удумай рыпаться. – угрожающе прошипел рыжий. – я тебе собственноручно шею сверну. С ним сейчас самые сливки омеловой шарашки, и все трое такие же, как мы с тобой. Мне мокруха при пацане не нужна, сечёшь??

Тот мальчик. Лоял покорно сдался. В его глазах вновь блеснул прояснившийся рассудок, кратковременно опьянённый яростью перед столь внезапно появившимся ненавистным ему человеком. Не сейчас и не здесь, верно. Будет ещё возможность. Стоит подумать о ребёнке. Прежде чем убрать ладонь со рта Лояла, Бави для пущей понятности прижал к своим губам указательный палец, почти умоляюще призывая гостя к тишине. Альбинос кивнул. Тогда Бави осторожно выпрямился, выглянув во двор. Гости уже зашли в подъезд:

- Катана. – вдруг шёпотом напомнил Лоял, заставив рыжего суетливо выскочить с балкона и сигануть в прихожую.

Проскользив по неприкрытому коврами линолеуму, Бави едва устоял на ногах при повороте, чудом успел ухватиться за дверной косяк:

- Что-то потерял? – без особого интереса спросил высунувшийся с кухни, домывающий тарелки Кацэ.

Бешеный взгляд Бави, до этого мечущийся по углам в поисках катаны, переключился на мальчика:

- Котёнок! – он в два прыжка оказался перед подопечным, схватив ничего не подозревающего ребёнка за плечи. – сейчас к нам кое-кто зайдёт, но ты учти, что мы здесь вдвоём! Понял меня? Ты и я! А лучше вообще молчи! Всё!

После Бави выскочил с кухни обратно в прихожую, а Кацэ с тем же безразличием, какое было, вернулся к тарелкам:

- Псих. – буркнул он себе под нос.

Вот уже слышны приближающиеся шаги по лестнице, а катаны всё не видно – плохо, плохо, очень плохо, если Бави не найдёт её первым. Кожаный чехол ловко затерялся среди хлама на тумбочке, прикрытый шарфом Кацэ. Метнувшись к ней, рыжий схватил оружие и суматошно обернулся по сторонам, в поисках нового, более надёжного убежища. Стук в дверь. Настороженный появлением новых гостей Кацэ вышел с кухни, вытирая клетчатым полотенцем последнюю тарелку и вопросительно косясь на Бави, который не только ничего объяснить не удосужился – так и вовсе о присутствии мальчика будто забыл. Рыжий паникёр ворвался в свою комнату, небрежно швырнув зачехлённую катану под кровать, захлопнул за собой дверь и вернулся обратно в прихожую, где на пороге его уже ожидал Инг:

- Можно? Было не заперто.

Бави мгновенно стряхнул с себя помешательство и с наигранной беспечностью чуть ссутулился, как бы «а я только вот проснулся, весь лохматый и так далее»:

- Ну, заходи.

- Надеюсь, мы не помешали.

Следом за Фюрером прошла лишь женщина с зелёными волосами, что гладким полотном стелились по её спине. Остальные двое охранников остались ждать на лестничной клетке – эта же особа сопровождала Инга абсолютно везде. Её стальной, если можно так выразиться, взгляд беспристрастно анализировал обстановку из-под козырька военной фуражки.

Увидев Фюрера, Кацэ впал в оцепенение. Так и застыл с тарелкой и полотенцем в руках, подобно каменному изваянию, увековечивающему память всех посудомоек. После медленно, опасаясь совершать резкие движения, дабы не привлечь внимание хищника, попятился назад. Бави конечно же заметил в глазах мальчика первобытный ужас, с которым он смотрел на представшего перед ним человека. Ещё бы. Инг увидел ребёнка чуть позже, чем Кацэ его. Приветливо улыбнулся и, вдруг, отвесил поклон:

- Моё почтение.

- Ой, ну хватит. – брезгливо сморщился Бави. – в реверансе давай тогда уж ещё присядь, понторез. Котёнок, забацай-ка ему чайку. Без сахара и без заварки.

- Кипятка что ли в бокал налить? – едва слышно уточнил Кацэ, явно не поняв шутку, и наконец-то нашёл в себе силы оторвать взгляд от Фюрера.

- Благодарю. Чая не надо. Марина, возможно, ты не откажешься?

- Нет, спасибо, мой Фюрер. – отлаженным, будто механизм, неживым каким-то голосом ответила женщина без тени каких-либо эмоций на лице.

В «Омеле» Марина Матиз, больше известная своим сослуживцам под прозвищем Кобра, отличалась особой безжалостностью. В ней не осталось ничего человеческого. После воскрешения несколько лет назад, которому в своё время подвергся и Бави, она ежегодно проходил курс облучения, потому физически была многократно сильнее его. Ходил слух, что доктор Хурц удалил ей всю нервную систему, потому Марина больше не может чувствовать боль. Вообще ничего не может чувствовать. Женщина буквально была разобрана на части и создана вновь, но уже не человеком, а будто натасканной бойцовской собакой, по команде «фас!» готовой порвать на куски любого, кто преградит дорогу её Фюреру. Вместо своих рук, Марина так же носила протезы, но более усовершенствованные, чем те, которыми приходилось довольствоваться Бави. По сути, они имитировали не протез самой конечности, а именно кость, представляя из себя металлические трубки, соединённые шарнирами, и окружала их живая плоть. Как у Рассамахи из комиксов – адамантовый скелет, но касательно только рук. И не известно, что ещё в ней было отредактировано. В отличие от Бави, на столь рискованную операцию она согласилась добровольно.

Рыжий опасливо косился на Кобру, после перевёл взгляд на Инга:

- Я на это не куплюсь. – пренебрежительно фыркнул паренёк, когда Фюрер обворожительно улыбнулся ему. – чего припёрся-то?

- Мне казалось, нам есть о чём поговорить.

Инг прошёл мимо Кацэ на кухню. Марина, будто тень, за ним. Мальчик вжался в стену, не спуская дикий, запуганный взгляд с человека, при виде и, тем более, присутствии которого била мелкая дрожь. Казалось, ещё немного и Кацэ ощетинится, угрожающе зашипит в сторону неприятеля, подобно загнанному в угол котёнку. Но мужчину сейчас интересовал совершенно не он. В сторону ребёнка Инг больше и взгляда не бросил. По всему было ясно, что цель его визита заключается в чём-то ином. Фюрер просто осмотрел просторное помещение кухни, будто ожидая увидеть кого-то ещё за обеденным столом, после вернулся обратно. Смахивало на обыск. Взглядом мужчина шарил по углам, жадно выискивая что-то… или кого-то. Бави нервно почесал плечо, когда Инг двинул к спальне:

- Э, ты наркоту что ли у меня ищешь? Так не парься тогда, ты спроси – я ж без базара поделюсь.

Инг бесцеремонно прошёл в комнату, насмешливо глянув на незаправленную неряшливую кровать, благодаря чему у рыжего дыхание перехватило. После Фюрер направился к массивному шкафу:

- С чего ты взял, что я что-то ищу?

Мужчина несомненно напрягся, но, рывком распахнув двери, сменил прежнее выражение лица на расслабленную ухмылку. Похоже, он был рад тому, что внутри его встретили лишь вешалки и шмотки. Пыльная форма «Омелы» привлекла большее внимание, чем остальная немногочисленная одежда, наверняка изъеденная молью:

- Слышь, давай на чистоту; кто обо мне чего пизданул, мм?

Оставив вопрос без ответа, Инг покинул комнату, заглянул в ванную, в туалет, а Бави мысленно благодарил конструктора своей кровати за то, что она создана слишком низкой и тем самым избавлена от подозрений в гипотетической вероятности укрытия под ней человека, иначе Фюрер не побрезговал бы и туда заглянуть. Вообще вся эта сцена смахивала на одну из тех, когда ревнивый супруг заподозрил благоверную в измене и специально невзначай вернулся домой пораньше, дабы застать любовника с поличным. Бави невольно усмехнулся самому себе от подобной мысли – ведь ему досталась роль неверной жены. Он сочувственно глянул на Кацэ, который так и стоял на прежнем месте, диким зверьком жался спиной к стене:

- Эй, лапуля, ты как? – шепнул рыжий мальчику.

От его голоса Кацэ рефлекторно вздрогнул, переведя хмурый взгляд на опекуна. Будучи рассерженным из-за того, что его персону заподозрили в трусости, он, не отвечая, демонстративно развернулся и скрылся на кухне. Всё в порядке – утвердил для себя Бави.

Инг осмотрел свободную спальную комнату, прошёлся по гостиной. Остановившись у телевизора, он с чопорной пренебрежительностью указательным пальцем провёл по экрану. На ткани чёрной перчатки остался смачный слой пыли:

- Ладно, признаюсь. – угнетённо вздохнул мужчина, направившись к балкону. – для тебя больше не секрет, что время от времени я веду за тобой слежку.

- Да не ты, а та хуйня из пробирки, которую вырастил наш докторёнок. – из последних сил имитируя непринуждённость, напомнил Бави.

- Не важно. Суть в том, что последние снимки, на которых запечатлён ты, очень меня огорчили.

Благодаря открытой форточке Лоял слышал каждое его слово. И дрожал от ярости. Он чувствовал, как ногти впиваются в ладонь – настолько сильно были сжаты кулаки. Казалось, вот ещё мгновение, и он сорвётся. Но ради Бави, ради непричастного, так неудачно оказавшегося здесь ребёнка НЕЛЬЗЯ. Сидя в углу, он упирался спиной в шершавую стену и старался даже не дышать, лишь бы не выдать себя случайным движением. Лоял видел тень, мелькнувшую в окне. Так близко и так далеко! Невыносимо было просто так прятаться от того, кто уже долгое время является объектом его слежки. Парадоксально. И не столько Лоял боится оказаться в меньшинстве при сложившихся обстоятельствах, сколько не может нарушить данное Бави обещание. Сидеть тихо. Сделав глубокий вдох, что бы хоть немного успокоить нервы, молодой человек смиренно закрыл глаза. Что ж, если Инг сам сюда сунется – Лоял ни в чём виноват уже не будет, ведь он о своём присутствии вообще не заявлял, как и было обещано.

Бави прикусил нижнюю губу, будучи готовым к самому страшному, когда Инг уже опустил тонкие изящные пальцы на задвижку балконной двери. Невозмутимая Марина стояла рядом. Всё. Пиздец. Кровищу с потолка ему отмывать дооолго придётся. И вот даже наплевать на их разборки – Кацэ жалко. Опять ему выпадет стать свидетелем жести.

Врезавшийся в слух внезапный звон разбившейся тарелки на кухне заставил рыжего едва ли не подпрыгнуть на месте. Если бы у него было слабое сердце – сейчас непременно случился бы инфаркт. Инг же отнёсся к этой неожиданности, вместе с тарелкой в дребезги разбившей нависшую в гостиной тишину, более спокойно. Он заинтересованно обернулся в направление кухни, отстранившись от балконной двери:

- Этот мальчик… откуда он?

Не сочтя необходимым дожидаться ответа, Инг прошествовал на кухню. Марина же задержалась перед укрытием государственного преступника, оставшимся для омеловцев тайным. Не моргая, она смотрела на мутные от пыли и дождей окна. Бави признался самому себе, что почти в панике. Да неужели ей ещё и рентгеновское зрение установили?! Но женщина вдруг опомнилась, осознав отсутствии рядом своего Фюрера, и поспешила за ним.

На кухне Кацэ сидел на корточках и подбирал с пола перед раковиной осколки разбитой тарелки. Инга охватило странное чувство, не подвластное логическому толкованию. Он остановился в дверном проёме и отстранённо, почти бессознательно наблюдал за мальчиком. В тот момент великий Фюрер выглядел так, будто его рассудок отключился, и осталась одна лишь пустая физическая оболочка, ничего не воспринимающая. На эти мимолётные несколько секунд он забыл о войне, о брате, об «Омеле», о стоящей рядом Марине - абсолютно обо всём насущном. И в кратковременно очистившемся разуме вдруг всплыл образ самой дорогой в жизни Инга женщины, которая когда-то очень давно, как сейчас этот мальчик, костлявыми пальцами подбирала осколки разбитой посудины, по неосторожности выскользнувшей из рук. Это видение было столь же реально, сколь и мимолётно. Фюрер машинально вздрогнул, когда рыжеволосая женщина в его воспоминаниях порезалась об острый край отколотого фрагмента тарелки и в тот же миг приснившийся наяву сон рассеялся. Надо же было такому случиться, что когда Инг вернулся в осмысленную реальность – мальчик точно так же, как та женщина, морщился от незначительной, но, так или иначе, мало приятной боли и облизывал окровавленный палец. В его глазах то же бытовое раздражение, тот же изгиб нахмуренных бровей:

- Котёнок, ну совок же есть. Вроде.

Бави, протиснувшись между остолбеневшим Ингом и стеной, прошмыгнул на кухню и присел рядом с Кацэ на корточки, что бы помочь ему собирать битую керамику:

- Баваль, ты не представишь нас? – деликатно напомнил о своём присутствии Инг.

- Я не хочу с вами знакомиться. – с неожиданной резкостью отозвался сам мальчик.

Ответ прозвучал столь строго и твёрдо, что даже Бави удивился тону подопечного, а после с самодовольной лыбой повернулся к Фюреру и показал ему язык, украшенный чёрной бусинкой пирсинга:

- Почему же? – наивно поинтересовался Инг. – я разве чем-то обидел тебя?

Кацэ, кажется, аж передёрнуло от всей абсурдности прозвучавшего вопроса. Он всё так же испепелял мужчину недоброжелательным взглядом, будто ожидая, что тот сам догадается, но не выдержал больше. Рывком выпрямился и выскочил с кухни. Демонстративно хлопнула дверь спальни Бави:

- Ты как бы на его глазах вышиб мозги тому парню, с которым Котёнок, видно, скорешился в изоляторе. – насмешливо напомнил Ингу рыжий, ссыпав осколки с ладони в пустое мусорное ведро под раковиной. – так чё там за фотки-то, мм?

К тому времени Фюрер окончательно вернулся из нахлынувшего забытья и расслабленно хмыкнул. Грациозно опустился на табурет перед обеденным столом и вычурно-аристократическим движением закинул ногу на ногу:

- На них ты с Лоялом. Средь бела дня. Сидите на скамейке в Центре города. На площади моего имени. Умопомрачительная наглость. Его лица на снимке практически не видно, но я узнал. Это, несомненно, он. – Инг выдержал паузу, укоряющее глядя Бави в глаза. – как ты мне это объяснишь?

- А что именно я должен объяснять? – удивился рыжий нелепости предъявленной претензии. – я и не отрицал, что мы снюхались в последнее время. Вот как я в Столицу вернулся, так сразу и встретились. Случайно, но вот как-то так получилось. А потом я сам его нашёл. Ну люблю я Лояла, что поделать… Эх, надо будет предупредить, что б шмотки сменил, а то кантора палит.

Инг умел сдерживать себя, смог и сейчас. Выражение застывшего лица почти не выдавало бурю раздражения и гнева, вспыхнувшую в душе. Неслыханно. Так открыто говорить о его враге. Хотя, чего же ещё он ожидал? Это всё же Бави, а не кто-то другой, что бы лицемерить и лепить нелепые отмазки:

- Бави, ты понимаешь, что я могу объявить тебя предателем? На тебя начнут охотиться точно так же, как на него, как на бродячих псов, больных бешенством.

- Да объявляй! – рыжий усмехнулся, поражённый тем, что по предположению собеседника подобная угроза могла напугать его. – положа руку на сердце, - жестом Бави подтвердил свои слова. – официально заявляю, что мне вообще насрать.

Фюрер вымораживающим взглядом буравил беспечного паренька, надеясь, что тот изменит своё к нему столь оскорбительное отношение. После, так и не дождавшись того, что в принципе не могло произойти, Инг вдруг переключил внимание на кафельную плитку над обеденным столом, по которой расползлись пятна плесени и обильные брызги потемневшей крови. Они настолько въелись, что, казалось, даже при сильном желании невозможно будет их оттереть. Десять лет… Долгих десять лет…

Бави проследил направление взгляда Инг. Его невольно передёрнуло от нахлынувших воспоминаний. С того дня, даже после воскрешения, он продолжал жить в этой же самой квартире, но вот на кухне, кажется, появляться перестал. Подсознательно-страшно было возвращаться туда, где умер.

Инг удосужился стянуть перчатку, внимательно изучая напоминание о самоубийстве, после бережно, трепетно даже, будто опасаясь смазать, провёл голыми пальцами по багровым следам крови:

- Сколько же времени прошло. Я почти забыл об этом. А ты?

Бави молчал. Висок рефлекторно заныл. Не так сильно, как бывало, но всё же малоприятно. Даже не различая цвета пятен на замызганной плитке, он, конечно же, узнал свою кровь:

- Всё можно пережить, кроме собственной смерти, но ты опроверг и это. Знаешь, меня всегда интересовало – очень ли больно умирать? Мне-то пока не доводилось.

- Очень. – сухо ответил Бави и вышел с кухни, умышленно задев стоящую на пути Марину плечом, но на её лице не дрогнул и мускул.

Расположившись на промятом диване перед отключённым за неуплату телевизором, рыжий откинул голову на спинку и измученно закрыл глаза. Боль усиливалась:

- Бави, учти, что я сделал тебе предупреждение! – крикнул Инг уже из прихожей. – кое-кто уже поплатился за связь с моим врагом, и ты рискуешь стать следующим. Ещё раз замечу с Лоялом, и всё, что нас связывало, перестанет иметь значение.

Хлопнула входная дверь, и квартиру наконец-то захватила тишина. А вот последние слова Инга - Бави заинтересовали. Он нахмурился, мысленно перебирая возможные варианты – кто тот человека, о котором говорил Фюрер? Хотя, в любом случае, рыжего это не касалось.

А ещё Бави знал, что Инг никогда и ни за что не навредит своему любимчику. Всё дело в ревности – от того и угрозы. Сей факт раздражает рыжего, заставляя чувствовать себя какой-то чрезвычайно важной персоной, к чему паренёк совершенно не привык. Что бы рыжий не натворил – привилегия безнаказанности всегда останется за ним. Из-за этого хотелось нарочно злить Инга – что бы наконец-то получить заслуженных пиздюлей. Хотя бы раз он накричал на него, или двинул с правой за дерзость, а вместо этого опять поблажки и отчаянные попытки перетянуть на свою сторону. Может, если Бави насрёт на его рабочий стол – тогда что-то изменится? Он невесело усмехнулся своей идиотической задумке, но тут же зажмурился. Переносицу поразила острая боль, отозвавшись в висках, в воспалённых глазных яблоках. Интересно, сколько ещё ему осталось? И что случиться раньше – он ослепнет, или его сердце остановится по причине отсутствия курса облучения? Наверное, ещё можно что-то исправить. Или же уже нет? Но, так или иначе, ни Инга, ни, тем более, его докторёнка, рыжий просить о помощи не станет. Год назад он снял форму «Омелы», сломал кредитку, на которую Фюрер переводил ему деньги, и оставил не самостоятельно оплачиваемую квартиру. Всё. Этими поступками Бави поставил жирную точку в завершении их дружеских отношений. Выбрал сторону нейтралитета. Он дорожил и Ингом и Лоялом, в то же время обоих считая конченными мудаками.

Такой уж Бави человек – думает, что каждый имеет право быть самим собой. И в этом отношении он настолько лёгок, что порой граничит с равнодушием. Явные недостатки людей он привык рассматривать, как неотъемлемые их качества, без которых они уже не были бы именно ими. А нравоучения, упрёки, навязывание собственных взглядов – совершенно чужды ему. Бави любит некоторых людей именно за то, какие они есть, а не иллюзию о том, какими они могли бы быть. Вообще-то, он достаточно внимательный собеседник, но вот советы точно не по его части.