Стоящий впереди мужчина с размаху ударил его прикладом под дых.

Лоял слышал, как мальчик рухнул на пол, но ни один мускул не дрогнул на его лице, сохранив холодное безразличие.

Фэвори свернулся клубочком, покорно принимая удары тяжёлого сапога, и даже звука не издал:

- Хватит. Ты убьёшь его. – насмешливо произнёс второй мужчина, положив ладонь на плечё своего товарища.

Тот прекратил избиение, с ненавистью харкнув в лежащего перед ним ребёнка, после подобрал револьвер и внимательно рассмотрел его:

- Падаль. Откуда только взял?

- Мы ищем человека лет двадцати. У него длинные волосы, того же цвета, что у тебя. Не видел такого?

- Нет… - едва слышно ответил Фэвори, морщась от боли, препятствующей малейшему его движению.

- А не врёшь?

Лоял резким движением расчехлил катану, готовый выскочить наверх, когда щёлкнул затвор предохранителя.

Фэвори не поднял отчуждённый взгляд, когда на него направили прицел его же пистолета. Омеловец опустил грязную подошву на его висок, тем самым прижав голову плотнее к полу, и, нагнувшись, в плотную приставил дуло к щеке мальчика:

- Хочешь жить, заморыш? Так что давай-ка не лечи нас. – злобно прошипел он.

- Я… никого… не… видел…

Мужчина резко выпрямился, с силой пнув ребёнка напоследок, и развернулся. Револьвер он сунул за пояс:

- Ты, ведь, понимаешь, что с тобой произойдёт, если ты наврал? – спокойно поинтересовался второй, более уравновешенный.

Фэвори кивнул.

Эдриан не любил окраины Столицы. Как-то здесь всё по-деревенски что ли. Вот Центр – другое дело! Все дороги асфальтированы, всё цивилизованно и прогрессивно. А тут – фу! Едва ли не коров выгуливают:

- Ну что? – пренебрежительно спросил Эдриан, ожидавший во дворе.

- Ничего не видел, ничего не знает. Как всегда.

- Дай мне пять минут, начальник, и он заговорит! Ты глянь, чем целиться в меня удумал, сопляк!

Мужчину продемонстрировал Эдриану револьвер, сунув практически в лицо:

- Нам не нужны ложные сведенья, милый. – ответил молодой человек, брезгливо отведя от себя дуло пистолета. - видишь ли, есть такие виды пыток, под которыми человек сознается, что Иисуса Христа распял. Ну что ж. Проверим ещё раз. Далеко он уйти ну никак не мог.

*******

- Если берёшь в руки оружие, будь готов воспользоваться им. – строго произнёс Лоял, стоя над мальчиком.

Фэвори клубочком свернулся на матрасе. Всё тело ужасно болело. Хорошо, что обошлось без переломов, а синяки быстро заживут. Он, даже не моргая, отрешённо смотрел в противоположную стену. Сейчас мальчик был похож на куклу, которую, наигравшись, выбросил хозяин. Неподвижный, почти не живой.

Не дождавшись ответа, Лоял перевёл взгляд в сторону. На самом деле, он понятия не имел, как корректнее повести себя в подобной ситуации. В конце концов, перед ним лишь ребёнок, запуганный и потерянный. Но в том-то и дело, что Лоял хочет помочь ему!... хотя с другой стороны, нуждается ли он в такой помощи?

Молодой человек глубоко вздохнул и присел перед ним на корточки:

- В следующий раз, когда они придут, я убью их.

- Нет! – внезапно оживился Фэвори, приподнявшись на локтях. – не надо! Пожалуйста! Очень прошу, не надо никого убивать из-за меня!

- Почему?

Лоял искренне не понимал его. Почему он так боится за жизни этих извергов? Он должен ненавидеть своих обидчиков всей душой… если в принципе способен на такое сильное чувство. И если предлагают помощь – глупо отказываться от неё. Лоял считал, что в борьбе за жизнь все средства хороши. В ответ мальчик лишь умоляюще смотрел на него, видимо, и сам себя не понимая:

- Как хочешь. – спокойно ответил Лоял и выпрямился.

За окном давно стемнело, можно было выходить. Ранение уже никак не напоминало о себе, под бинтом не осталось и следа. Фэвори, оставаясь в прежнем полусидячем положении, проводил его тоскливым взглядом, но задерживать не собирался. Уходя, Лоял даже не обернулся.

*******

Эдриан был в растерянности. Они прочесали все окрестности, а единственным подозреваемым, который мог укрывать у себя знаменитого Самурая, был тот мальчик. Время-то шло. Преступник, наверняка, уже на ноги поднялся, ведь они имели дело не вполне с обычным человеком. В таком случае двух солдат не то что бы для нападения, а хотя бы в качестве охраны Эдриану не хватит. Лоял был очень сильным. Иногда казалось, что даже Фюрер его побаивается.

Сопровождающие солдаты устроили перекур на веранде перед симпатичным двухэтажным домиком. За полночь:

- Отстой. – охарактеризовал их положение Эдриан.

Солдаты промолчали, так же догадываясь, что Фюрер их «выпорет», не принеси они добрых вестей, в виде головы Самурая:

- Скорей! Скорей! – внезапно подбежал к ним чем-то встревоженный местный житель. – там! Я своими глазами видел, как из дома отшельника выходил высокий мужчина с белыми волосами!

Лоял ушёл не очень далеко. Он особо и не торопился. Его мучили сомнения по поводу того, что он оставил Фэвори. Этот ребёнок отчаянно нуждался в поддержке, он защитил мало знакомого человека, рискуя своей жизнью, а Лоял даже не поблагодарил его. Сентиментальность была не самой сильной его стороной. Долгое время пробыв в одиночестве, он забыл, как это – выражать свои чувства. Да и остались ли они у него? Молодой человек остановился.

Эдриан так и застыл на месте, с ужасом наблюдая за подкосившимся домиком, который был объят огнём. Входная дверь была задвинута на засов со стороны улицы, что бы мальчик не смог выбраться. Собралась толпа народа, разбуженная переполохом. Жители окраины, оставаясь на безопасном расстоянии, посылали проклятья и радовались тому, что наконец-то смогли воплотить желаемое:

- Кто это сделал?! – в ярости закричал Эдриан, схватив за воротник первого попавшегося под руку человека.

- Не знаю, господин! Это не я! Клянусь!

- А что с того?! Самурай сын бывшего губернатора! Его друг – наш враг! – раздавалось из толпы.

Эдриан в растерянности отпустил схваченного им паренька:

- Хорошо горит. – довольно хмыкнул один из его подчинённых. – а гадёныш таки нам наврал.

- Он же… всего ребёнок… - будто лишь сейчас осознал Эдриан.

- В этом действительно нет ничего хорошего. Мы должны были допросить его и на этот раз с пристрастием. Он мог знать, куда двинул Самурай. – педантично произнёс второй солдат.

Крыша затрещала и с грохотом обвалилась. Народ опасливо шарахнулся назад. Если мальчик находился там, то, скорее всего, уже давно задохнулся.

Эдриан так и стоял на месте с остекленевшими глазами. Нет, он не относился к числу наивных мечтателей, которые считали, что на войне не гибнут дети, и по долгу службы не раз бывал свидетелем жестоких убийств, но сам никогда и никого не убивал. Ему, в общем-то, было наплевать, что руки тех, на кого и с кем он работает, по локоть в крови – лишь бы его совесть оставалась незапятнанной. Но сейчас, вот именно в этот момент, в смерти ребёнка он чувствовал только свою вину. Эдриан был рядом, имея власть над людьми, но не смог предотвратить жестокого убийства. Почему же он не додумался отдать приказ взять мальчишку живым?

К ночному небу вился столб чёрного дыма, на много километров разнёсся запах гари. Пожарище постепенно угасало. Лоял стоял на холмистом возвышении, с которого открывался вид на крайнюю улицу города, и неподвижно наблюдал за кровожадной толпой… нет, не людей. Разве можно их после этого назвать людьми? Что они доказали, публично казнив ребёнка? Свою силу? Свою ненависть? Свой пережитый страх перед лицом благородной крови?

Всё же у Лояла сохранились кое-какие чувства. Сейчас он испытывал призрение к этим трусливым букашкам, которые отрывались на тех, кто гораздо слабее. Подобное на его памяти случалось слишком часто, потому расстраиваться он уже не мог. Как убого. Мстить невиновному, если не можешь справиться с истинным обидчиком. Нет, не так даже – воплощать уже бессмысленную месть, когда обидчик давно наказан.

Он не успел его спасти. Остаётся лишь верить, что Фэвори попадёт в рай, если таковой вообще имеется. Лоял как-то не задумывался над этим раньше, но сейчас ему по-настоящему захотелось верить во что-то святое, достойное этого незаслуженно пострадавшего ребёнка.

В толпе горожан он заметил форму «Омелы». Трое человек. Почему же так сильно хотелось прямо сейчас порезать кого-нибудь?

- Господин! – кто-то вцепился в плечё Эдриана, буквальны выдернув его из этакого забвения.