С наступлением темноты людей на рынке становилось всё меньше, торгаши постепенно сворачивались и оставляли прилавки До завтрашнего дня.

Бави ногой оттолкнул скрипучую дверь, не удосужившись доставать руки из карманов пальто, и заглянул внутрь. Тишина. Последние лучи заходящего солнца сквозь грязные стёкла окон освещали пыльное помещение бывшего магазинчика. На стене остался календарь трёхгодичной давности, из обстановки лишь прилавок и пустые стеллажи:

- Добро пожаловать домой! – паренёк пропустил хмурого Кацэ вперёд, следом забежала кошка.

Закрыв за собой дверь, Бави скинул сумку и чехол с музыкальным инструментом, после чего придвинул к выходу один из массивных стеллажей, что бы пресечь чью-либо попытку завалиться к ним среди ночи.

Миновав торговый зал, Кацэ зашёл за прилавок. Под витринами остались пустые коробки и больше ничего – всё, что только можно было, отсюда давно вынесли. Мальчик обогнул самый высокий стеллаж и оказался в служебном помещеньице, где остался сильно промятый, едва ли не разваливающийся диван и тумбочка без дверцы. Чуть дальше, за ограждением, находилась уборная. Кацэ сомнительно нахмурился, после чего всё же решился повернуть ручку крана. Пришлось приложить усилия, ведь санузлом уже довольно давно никто не пользовался, так что всё заржавело. Кран загудел, задрожал, заставив мальчика по инерции отойти назад. Коричневого цвета вода резким толчком изверглась в раковину, после чего кран перестал дрожать. Напор нормализовался, став совсем слабеньким, а вода постепенно текла всё более чистая:

- Козлёночком станешь, Котёнок. – Бави плюхнулся на диван, подложив руки под голову и довольно улыбнувшись.

- Я и не собирался её пить. – проворчал мальчик, обернувшись к нему, а самому себе сознался, что мысли отведать местной водички всё же имелись.

Кошка запрыгнула на диван и тут же была схвачена рыжим. Приняв сидячее положение, паренёк поднял её на колени и, уложив на спину, принялся тормошить несчастное животное. Питомец рассерженно фырчал, зубами и когтями впиваясь в металлические пальцы, а Бави как-то тоскливо улыбался, словно сожалея о том, что ничего не чувствует:

- Как зверюгу-то звать? Это вообще кто? – паренёк беспардонно заглянул ей под хвост. – пацан.

- Не знаю.

- Ну так давай что ли погоняло ему сочиним.

Кошка перестала вырываться, обмякнув на его коленях и блаженно замурлыкав, когда Бави чесал её шейку, будто галстуком, обозначенную белым пятном. Кацэ вымыл руки, завернул кран и присел рядом на пыльный диван, обитый потрескавшимся кожзаменителем:

- Ну, давай.

Рыжий задумался:

- Бантик.

- Чего? – непонимающе нахмурился Кацэ. – почему Бантик?

- У него белый бантик на шее, неужто ты не замечал? – обиженно переспросил Бави, подняв задремавшего питомца и грудью вперёд продемонстрировав мальчику. – видишь? А ещё у них бывают носочки, но у этого нет, так что будет не Носочком, а Бантиком.

- Мне без разницы. – усмехнулся Кацэ серьёзности, с которой рыжий подошёл к выбору клички.

Бантик недовольно мяукнул, когда его бессовестно пересадили на холодный диван, а Бави тем временем с предвкушением извлёк из внутреннего кармана пальто фляжку и неторопливо, будто нарочно оттягивая момент, отвертел тугую пробку:

- Что это? – удивился мальчик.

- Сейчас узнаем. – рыжий сперва принюхался, после приложился к горлышку, сделал пару смачных глотков и поморщился. Кацэ, внимательно наблюдавший за процессом, машинально поморщился вместе с ним. – какая-то очень крепкая бодяга.

- Алкоголь?!

- Тише, не ори. Это волшебное слово, на него целый шабаш сползтись сюда может. Хочешь? - Бави сунул ему флягу и интригующе улыбнулся.

Кацэ настороженно покосился на паренька, после на флягу. Практически категорическое табу на напитки высокого градуса делало их чем-то неимоверно запретным, а, следственно, крайне соблазнительным. Интересно же было…

Мгновение, и то, чего Кацэ по неосторожности и жадности додумался глотнуть так много, оказалось брызгами на полу. Мальчик зажмурился и принялся кашлять. Судя по всему – не оценил. Бави же захихикал, отобрал у него флягу и, уже не морщась, сделал еще несколько глотков, после достал из кармана шоколадную конфету и кинул на колени отныне, наверняка, ярому трезвеннику:

- Закуси, салага.

Мальчик торопливо развернул фантик и целиком запихал угощение за щеку, принявшись усердно пережёвывать:

- Ну и… гадость…

- Не Хеноси Пять Звёзд, согласен. – педантично кивнул рыжий, откинувшись на спинку. – а что поделать? В тяжёлые времена приходиться довольствоваться тем, что смог урвать, но уж точно не капризничать, нет.

- Зачем тогда ты это пьёшь? – сердито спросил Кацэ, всё ещё хмурясь и утирая губы, на которых осталась отвратная горечь.

- На самом деле, это очень философский вопрос, так что я по-умному смолчу. А вот напьюсь сейчас и начну к тебе приставать. – хитро ухмыльнулся рыжий, от чего Кацэ в очередной раз передёрнуло. – шучу. Ну не стоит у меня на маленьких мальчиков, уж прости.

- Не смешно. – буркнул Кацэ.

Рыжий снова приложился к горлышку, после чего с умным видом продолжил:

- Я, кстати, думал, ты не рискнёшь оставаться в моей компании, а, по ходу, положенье-то у тебя ну вообще безысходное.

- Наверное.

- А если я задумал тебя… ну не знаю… на органы сдать! Или продать знакомому дружку-педофилу, который держит шарашку там, за углом, и пришли мы сюда не случайно, мм?

Кацэ пренебрежительно выслушал гипотетические возможности дальнейшего развития событий, явно держа Бави за конченного придурка:

- Думаю, в таком случае ты бы мне сейчас об этом не говорил.

Рыжий одобрительно усмехнулся:

- Остряк. Ну так, - Бави выпил ещё, а после встряхнул флягу, что бы проверить, сколько в ней ещё осталось. – у тебя вообще никого нет?

- Нет.

Кацэ всегда без труда сознавался в своём жалком положении, и этот случай исключением не стал. У него действительно не было ни одной живой души в этом мире, к которой он мог бы обратиться за помощью. На какое-то время пауза между ними затянулась:

- Завтра канун дня все святых. – с чего-то вдруг сообщил Бави, мечтательно разглядывая трещины в устеленном паутиной потолке.

- Чего?

- Ну Котёнок, ты как с луны свалился. – проворчал паренёк, повернувшись к собеседнику. – это праздник такой. Ооочень древний.

- И в честь чего же он?

- В честь всех святых наверное, раз так называется.

- Ну конечно. – пренебрежительно фыркнул мальчик, пересадив Бантика на свои колени.

- Кельты верили, что в ночь с тридцать первого октября на первое ноября стирается грань, между мирами живых и мёртвых, между прошлым и будущим, между жизнью и смертью… И все нереализованные надежды и планы жмуриков возвращаются на землю, а души навещают родные места…

- Это не правда. – сердито поспорил мальчик.

Рыжий захихикал, видимо почувствовав, что подобные рассказы не по душе его юному компаньону:

- Наверное. Но я этот праздник уважаю. Рядишься чудищем и клянчишь по соседским домам сласти с воплями «угости, а то покусаю!».

- Рядишься монстром? – сомнительно уточнил Кацэ. – зачем?

- Как зачем? – искренне удивился рыжий такому вопросу, а после чуть склонился к мальчику и продолжил в пол голоса. - что бы злые духи, на всю ночь спустившиеся в мир людей, приняли тебя за своего и не тронули.

- Глупость какая. – скептично констатировал Кацэ.

- Знаешь, для ребёнка ты слишком занудный. – разочарованно подметил Бави, после снова выпил и задумался. – завтра по любому забацают какую-нибудь гулянку к вечеру… Останемся оценить, м?

*******

Кацэ всегда завидовал людям, которые быстро засыпали. У него так получалось лишь при условии абсолютного изнеможения, но сегодня он совсем не устал. С закатом солнца воздух остыл, и температура резко снизилась до ноля. Бави сладко сопел над ухом. Во сне он закинул на мальчика руку и прижался слишком близко, от чего Кацэ чувствовал неловкость, но двигаться было некуда. Зато так гораздо теплее.

Попадающиеся на пути, отдавали честь, с уважением встречая своего Великого Вождя, всецело доверяя и повинуясь ему. А чего стоили взгляды заключённых – исполненные страхом, сломленные и подавленные. Больше никто не мог противиться его воли. Всё будет принадлежать лишь ему, а то, что подчинить не получится – он уничтожит.

По широкому коридору с высокими стенами почётно вышагивал мужчина лет сорока крепкого телосложения, обладающий безупречной осанкой и голубыми глазами, вымораживающим изнутри любого, кто осмелиться в них заглянуть. Длинные чёрные волосы были забраны в хвост и стелились по спине, сливаясь с цветом военной формы. Выделялась лишь эмблема ветки омелы на фуражке и бардовая рубашка, в остальном всё стандартно – чёрный галстук, перчатки, удлинённый мундир, перетянутый поясом и брюки, заправленные в тяжёлые сапоги на шнуровке.

Его сопровождали двое служащих в идентичной форме, вот только вместо галстука у блондина модельной внешности с забранными в стильный пучок волосами был повязан красный бант, а у женщины приблизительно того же возраста, что и Фюрер, нижняя часть формы представляла собой удлинённую строгую юбку. Особа отличалась броской внешностью, имея волосы, выкрашенные в насыщенный тёмно-зелёный оттенок длинной ниже пояса. В отличие от скучающего выражения, с которым блондин на ходу рассматривал свои идеально наманикюренные ногти - её лицо было будто выточенным из камня, напрочь лишённым каких-либо эмоций:

- Эдриан, Марина, вы свободны. – учтиво сообщил Фюрер, остановившись перед высокой двухстворчатой дверью, за которой находились его персональные покой.

Этот великолепный особняк, по оформлению близкий к настоящему дворцу, много лет назад принадлежал роду Эйбрианов, правившему Столицей, а сейчас стал штабом «Омелы». Как только Фюрер заявил на него свои права, он велел всё здесь переделать. Большую часть мебели и убранства, стоящие миллионы единиц, он роздал малоимущим семьям. Яркие цвета залов и штор сменились чёрно-бардовыми.

Захлопнув за собой двери, Инграт снял фуражку и небрежно швырнул её на королевских форматов кровать. Кровать, на которой десятилетие назад спал законный наследник престола. Лоял. Ладонью забрал мешающиеся пряди волос назад. Наконец-то расслабился. По пути к балкону, мужчина подобрал с тумбочки мятую пачку самых дешёвых сигарет, выбил одну. Как только он распахнул двери роскошных лоджий, в лицо ударил обжигающий ветер. Фюрер с упоением вдохнул свежий воздух, после прошёл вперёд, к перилам, облокотился о них и закурил.

Вселяющий ужас своей жестокостью и манией всеобъемлющего обладания… абсолютный лидер… завоеватель обширных территорий… тиран в глазах тысяч людей… почитаемый правитель для миллионов…

Но всё его величие для одного единственного человека лишь пустой звук. Для него Инграт навсегда останется тем, кем был когда-то – безродным оборванцем, нежеланным ребёнком служанки, но отзывчивым приятным человеком, который заслуживал уважения. Фюрера это раздражало. Ведь того оборванца больше нет – почему же ОН не может принять его нынешнее воплощение? Воплощение Великого Вождя! Инграт зол, но ничего не может сделать. Уж очень дорог ему тот рыжий невежа из прошлого, которого не удалось подчинить.

Неожиданно с карниза лоджий вниз головой свесилась щуплая фигура. На Фюрера, который чуть вздрогнул от неожиданности, уставилась пара ярко-красных глаз, сильно смахивающих на велосипедные котафоты – такие же круглые, мерцающие на свете. Зрачки – суженные вертикальные полосы, будто у змеи. Улыбка представлялась настоящим оскалом, широченным и неадекватным. Субъект хрипло захихикал и, с акробатической ловкостью перевернувшись, приземлился рядом с мужчиной. Продолжая чуть истерично и приглушённо смеяться, невысокое сутулое нечто обежало Фюрера вокруг и, наконец, остановилось:

- Хозяин, хозяин, мы скучали по вам! – звонко проверещало оно, схватив мужчину за запястье и с собачьей преданностью посмотрев тому в глаза.

На самом деле пол этого существа действительно с первого взгляда не определишь. Лохматые волосы по плечи серо-металлического, будто седого оттенка закрывали часть лица. Свободная футболка, буквально висящая на костлявом телосложении, короткая, обнажающая живот и выступающие тазобедренные кости, демонстрировала явное отсутствие пупка. Тощие кривоватые ноги обтянуты лосинами. Обуто нечто в лакированные сапоги на высоченной платформе. На шее, увешанной многочисленными подвесками и цепями, выделяется кадык. Всё же, хоть и с большой натяжкой, явившееся существо можно было назвать мальчиком:

- Чем порадуешь? – строго спросил Инграт.

Подданный закивал и нервным движением вытащил из походной сумочки, болтающейся на поясе, пачку фотографий:

- Смотрите! Смотрите, хозяин!

Фюрер заинтригованно вскинул брови. Он не спеша перебирал снимки, внимательно рассматривая их и мягко улыбаясь. На всех фотографиях был запечатлён Бави. Само собой он не смотрел в объектив, даже не подозревая, что принимает активное участие в тайной фото сессии. Некоторые были нечёткими, сделанными издалека и, похоже, с высоты. Лицо рыжего паренька фигурировало редко, в основном ракурс был со спины, или в пол оборота. Фюрер остановил своё внимание на одной, исключительно удачной фотографии, где Бави, настороженно косясь в строну и будто чувствуя слежку, шёл по оживлённой улице. Фокус попал как раз на его лицо, потому изображение получилась чётким:

- Выследил, значит.

- Да, да! Два дня назад! – мальчик возбуждённо захлопал в ладоши.

- Где он сейчас?

- Семнадцать километров к югу от границы!

- Далековато забрёл. Чего же ему неймётся?

- Мы не… не знаем, хозяин. – резко помрачнело седовласое недоразумение, безвольно опустив хрупкие плечи и приняв совершенно отсутствующее выражение лица.

- Откуда же тебе об этом знать? – снисходительно ответил Фюрер.