И эта процедура повторялась из года в год.

Скоро Лоял перестал воспринимать себя, как личность, как что-то материальное, принадлежащее этому миру. Сознание угасало. Привыкнув, что принц оказывается от еды – её перестали приносить. Таким образом, Лоял месяцами не видел людей, не слышал голосов, а как звучит свой – забыл тем более. Страшила мысль о том, что так будет длиться вечно. Какой ужас – не иметь права даже на смерть!

Лоял определённо сошёл бы с ума, но однажды к нему явился неожиданный посетитель.

Когда несколько лет назад, ещё до революции, Агата умерла – ей было всего пятнадцать, и теперь она навсегда останется такой же юной и прекрасной.

Хоть она и не имела отношения к военным делам, но могла свободно входить в любые, самые секретные и не доступные большинству служащих комнаты. Ей нравилось гулять по «Шахте» и через решётку рассматривать заключённых, которые таращились на меланхоличную сонную девочку, будто на приведение. Однажды она набрела на одиночную камеру Лояла, долгое время часами наблюдала за принцем, и, наконец, спросила у Инга разрешения навестить его:

- Милая, он очень опасен. Тебе не следует больше ходить к его камере.

- Но я хочу. – безэмоционально ответила девочка. – от него пахнет кровью плохих людей.

Когда в замочной скважине повернулся ключ, Лоял, пребывая в привычной прострации, не обратил на это никакого внимания. Даже когда скрипнула тяжёлая дверь, и по холодному бетонному полу застучали каблучки – принц не поднял взгляда.

Агата присела перед ним на корточки и молча рассматривала. Длинные белоснежные волосы спутались и неряшливыми локонами закрывали лицо, стелились по резко выделяющимся углам ключиц и лопаток. Пребывая в эдаком состоянии анабиоза, отказавшись от еды и воды, Лоял невероятно исхудал, превратился в обтянутый бледной иссохшей кожей скелет, но жизнь в его ослабшем теле не угасала, не смотря ни на что. Агата сочувственно сдвинула тонкие бровки и хрупкой ладошкой погладила Лояла по голове, как щенка:

- Тебя совсем не выпускают погулять?

Лоял исподлобья посмотрел на Агату беспристрастным взглядом. Непривычно было слышать сочувствие в свой адрес. Он разомкнул сухие губы, что бы ответить, но с первого раза не получилось. Слова застряли в горле. Принц словно в действительности разучился говорить:

- Хочешь попить?

Лоял слабо покачал головой. Агата села на пол по правую сторону от заключённого, испачкав чёрную пышную юбку в бетонной пыли, прижала свою куклу к груди и опустила голову на его костлявое плечо. Странно было ощущать на своей коже чьё-то тепло, забытое чувство.

Вдруг девочка запела. Приятным мелодичным голоском:

- Покой вечный даруй им, Господи,

И свет вечный да светит им.

Тебе поётся гимн, Боже, в Сионе,

Тебе возносятся молитвы в Иерусалиме.

Услышь моление моё.

К тебе возвращается всякая плоть.

Покой вечный даруй нам, Господи…

С того дня Агата стала в одиночной камере Лояла частым гостем. Поначалу он не придавал её присутствию особого значения, вроде как есть и есть. Но по мере привыкания начинал тосковать, когда девочка по какой-то причине задерживалась с визитом. Она заново научила его говорить. Задавала разные глупые вопросы, например, как пахнет вода или о чём мечтают крысы, а Лоял снисходительно улыбался её причудам и давал своеобразные ответы. Девочка никогда не интересовалась ни тем, кто он такой, ни причиной заключения, ни, даже, именем. Агата часто засыпала рядом с альбиносом на холодном полу, считая, что если он не сидит на скамейке, то и она не будет. Лишь благодаря ей следующие полтора года заключения Лоялу удавалось сохранять здравый рассудок, Агата скрашивала его обречённое одиночество. Девочка не боялась рассказывать ему обо всём, что видела и знала в жизни. Один раз, вспоминая о родителях, Агата заплакала. Не навзрыд, просто слёзы текли, прокладывая на щеках чёрные дорожки от намокшей туши:

- Почему люди плачут?

- Потому что им больно.

- А если ничего не болит?

- Ну, значит, просто что-то в глаз попало. – улыбался Лоял.

- А ты плакал?

- Конечно. Все иногда плачут. Это естественно.

- Тебе тогда было больно?

- Наверное. Люди часто делают больно друг другу. Это тоже естественно.

- И это правильно? Так должно быть?

- Так получается.

- А из-за кого ты плакал?

- Люди плачут не из-за кого-то, а исключительно из-за самих себя. Что-то пошло не так, как им хотелось бы, кто-то не дал им достаточной, по их мнению, любви, кто-то обидел. Все эти незначительные вещи оскорбляют их самоуважение, и люди расстраиваются. Даже когда умирает кто-то близкий, мы оплакиваем не самого умершего, а свою потерю, свой эгоизм. Те, кто часто плачут – слабые. Только и умеют, что жалеть себя.

- Кто тогда заставлял тебя чувствовать себя слабым?

- Два человека. Один тебе точно хорошо знаком.

- Кто это?

- Тот, по чьей воле мы с тобой живы.

- А кто второй?

- Это не важно.

- Но я хочу знать.

- Его зовут Бави. Он такой же, как мы. Возможно, с ним ты тоже знакома.

- По имени его почти никто не зовёт. Его очень не любят. А почему он к тебе не приходит?

- Не знаю. Может, не хочет. А может, даже не догадывается, что я здесь.

*******

Разумеется, Агата не была посвящена во все тонкости истории Лояла, не знала, насколько всё запутано. Но этот человек искренне нравился ей, и девочка сочла своим святым долгом поговорить с тем самым Бави, который посмел обидеть Лояла.

Рыжий сидел на скамейке перед главным входом в особняк и курил, когда к нему подошла Агата. Раньше им никогда не доводилось общаться, Бави её ничем не привлекал, а она казалась пареньку с дуба рухнувшей малолетней дурищей. Он успел лишь поднять на неё вопросительный хмурый взгляд, а после Агата от души влепила ему пощёчину. Это было столь внезапно и непредсказуемо, что поначалу рыжий будто язык проглотил. Ошарашено вытаращился на хрен знает чем рассерженную девчонку, положив холодную металлическую ладонь на воспалённую щёку. Удивление скоро сменилось негодованием:

- Чё это за хрень? Это чё за хрень, я спрашиваю?! – обиженно затараторил Бави, вскочив со скамейки и на шаг отступив назад.

- Ты сделал ему больно!

- Кому именно? – немного затупил рыжий, быстренько прокрутив в памяти гипотетический список всех тех, с кем довелось поцапаться за последнее время.

И тогда Агата всё рассказала, на одном дыхании, крепко прижимая куклу к груди и укоризненно глядя на Бави. А рыжий впал в ступор. Девочка вела повествование в своей излюбленной абстрактной манере, что-то про слёзы и слабость, про одиночество и забывших свои сны тюремных крыс, но стоило ей упомянуть о белоснежных волосах, как всё встало на свои места. Бави не мог поверить своим ушам. Может эта странная девочка что-то путает? Но когда она порывисто сунула рыжему ключ – глупо было бы слать её куда подальше, предварительно не проверив всё самому.

Когда Бави в одиночестве спускался в «Шахту», он укорял себя за глупость – ну за каким вообще хреном? Мальвина сумасшедшая, это все знают. Лоял мёртв и уже очень давно. Хотя… с другой стороны Бави и сам, ведь, мёртв. Эта призрачная, но приятная надежда не пойми на что заставляла кожу покрыться мурашками, а колени дрожать от какой-то болезненной слабости предвкушения. Рыжий так толком и не вник в рассказ Агаты – усвоилось лишь то, что кто-то из заключённых плачет из-за него, или что-то в этом роде. Это пребывание в неведенье раздражало, хотелось как можно скорее выяснить всё и напиться с горя от того, какой же он дурак, что даже вознадеяться мог. Последние метры до указанной Агатой камеры, Бави бежал. Он не мог понять, почему пальцы дрожат, пока вставляют ключ в замочную скважину. Три оборота влево. Щелчок. Отодвинув тяжёлый предохранительный засов, Бави резко распахнул тяжеленную дверь. И застыл.

Лоял ожидал увидеть кого угодно – Агату, Инга, доктора Хурца, да хоть пасхального кролика верхом на фиолетовом пони! Но только не его.

Они оба не могли не шевельнутся, ни заговорить. С равносильным изумлением таращились друг на друга, будто на привидений. А, ведь, что-то надо сказать. Что, как правило, говоря в подобных ситуациях? «Эй, привет! Как жизнь? Кстати! Я же думал, что ты умер!».

Вырисовавшаяся картина изначально была парадоксальной. Бави стоит в форме «Омелы», а Лоял сидит на полу у деревянной скамейки, растрёпанный, скованный ошейником. Но Бави не видит цепей – он видит Лояла, так же как и альбинос не замечает вражеской формы.

Инг соврал. Как же он мог скрыть это?!

Они оба одновременно двинулись на встречу друг к другу. Бави даже дверь забыл за собой прикрыть. Да что уж там – он вообще обо всём напрочь забыл! Лоял подался вперёд, и тишину одиночной камеры разрушил пронзительный звон стальных звеньев его цепи. Этот звук вновь заставил их обоих в страхе замереть. Будто напомнил об их положениях. Альбинос сник, стыдливо опустив взгляд. До него вдруг дошло, насколько жалко он сейчас выгляди. И Бави в тот момент почувствовал стыд. И обиду за любимого друга, о заключение которого так долго не знал и ничем не мог помочь. Хочет ли теперь Лоял вообще его видеть? Ведь Бави – враг. По крайней мере, служит врагу. А наплевать на всё!

Бави метнулся к Лоялу, упав рядом с ним на колени и пылко обняв. Металлические ладони сомкнулись на голой спине принца, а рыжий зажмурился, уткнувшись в его плечо и едва ли не плакал от разрывающих его изнутри эмоций, в которых и разобраться-то не получалось, не то, что бы как-то выразить их. Паренёк даже не замечал, что Лоял тоже обнимает его. Затаив дыхание, зарылся носом в рыжую макушку:

- Я думал… Инг сказал, что ты утонул. – прерывисто пробормотал Бави в спутанные белые волосы, рассыпанные по плечам Лояла.

- Я утонул.

- Как же… поему он не рассказал мне, что ты… что тебя спасли?! – на этот раз рыжий буквально захлёбывался рыданиями.

Бави резко отстранился, что бы посмотреть другу в глазу, не замечая, как сильно впивается пальцами в его плечи. Они оба нелепо улыбались, не сдерживая слёз. Лоял нервным движением взял лицо Бави в ладони, всматривался, узнавал заново, поражаясь тому, как сильно рыжий мальчишка из его воспоминаний повзрослел:

- Бави, твои глаза… - вдруг изумлёно заметил альбинос.

- Знаю, знаю. – закивал паренёк. - они ебаного фиолетового цвета. Это из-за того, что я мозги себе вышиб. Хурцу пришлось их менять. И я теперь всё вижу чёрно-белым, как в старом кино! Знаешь, я, ведь, скоро ослепну. Чёрт! – Бави лбом прильнул ко лбу Лояла. – я же думал, что ты умер! Я даже смирился с этим, ты понимаешь?! Это невероятно! Ты живой, скотина! Живой!!

Неизвестно, сколько ещё времени они просидели на полу, не отлипая друг от друга. Бави тараторил без умолку, прерывая свой рассказ, что бы хлюпнуть носом, а Лоял улыбался и слушал, и слёзы вытирал себе и рыжему, ведь самому-то принцу нечего особенно было рассказывать, последние три года он видел лишь стены своей камеры.

Бави решил воздержаться от того, что бы закатить Ингу фееричную истерику. Факт того, что Фюрер не знал об осведомлённости рыжего касательно положения Лояла – было только плюсом, ведь теперь основная задача не поскандалить, а освободить принца из плена озлобленного бастарда. И уж неизвестно как, но Бави поклялся это сделать.

Фюрер славился тем, что наравне с рядовыми солдатами принимал участие во многих сражениях. То, что Великий Вождь лично присутствовал на поле боя, значительно подбадривало его людей, делая их ещё более самоотверженными.

После того, как Бави встретился с Лоялом, он стал примерным паинькой, что бы Инг ничего не заподозрил. Перестал даже выпивать, не ввязывался в драки с сослуживцами, потому, когда Фюрер со своей армией отправился в очередной «крестовый поход», то по распоряжению Великого Вождя именно Бави остался в «Омеле» за главного. Штаб почти опустел, все ушли на войну, и как раз этого наиудобнейшего момента терпеливо дожидался рыжий.

Агата по обыкновению зависала в камере Лояла и пела ему песни, когда к ним присоединился Бави. Девочка замолчала, встретив омеловца меланхоличным полусонным взглядом, а альбинос удивлённо вскинул брови:

- Что это? - спросил заключённый, рассматривая брошенные перед собой на пол тряпки.

- Форма. Переодевайся. И забери волосы под фуражку. Я выведу тебя отсюда.

Лоял не сразу заметил, что в руке Бави держит зачехлённую катану. Поймав взгляд истинного хозяина на своём оружие, рыжий улыбнулся:

- Это же…

- Так точно. – кивнул Бави.

Он прошёл вперёд, присел перед Лоялом на корточки и, покопавшись в кармане брюк, достал миниатюрный ключик. Рыжий осторожно положил ладонь на плечо друга, заметив, как он едва уловимо вздрогнул от прикосновения холодного метала к голой коже. Бави, в общем-то, всегда знал, что от тактильных контактов с ним у людей возникают одни негативные эмоции, но Лоял же это с непривычки так. Вставив спасительный ключик в замочную скважину увесистого ошейника, омеловец пару раз повернул его и, дождавшись щелчка, снял оковы:

- Ты спасена, принцесса. – ехидно шепнул он альбиносу на ухо.

- Ты уходишь? – расстроено уточнила Агата, отстранившись от Лояла.

- Да.

- Ты заставил меня чувствовать себя слабой.

Девочка осталась сидеть на полу одиночной камеры, когда облачившийся в форму «Омелы» Лоял и Бави вышли в коридор «Шахты». Принцу не верилось, во что превратился цокольный этаж его родного особняка – множество разветвлений и поворотов, вдоль которых тянется бесконечная вереница тюремных решёток. По лабиринту катакомб рыжий шёл уверенно и не удивительно, ведь ему доводилось проходить этим путём не раз, это Лоял был здесь впервые и непременно заблудился бы без провожатого. Обеими руками он сжимал катану. Как же давно он не касался её…

- Бави, Инг убьёт тебя.

- Да насрать. Второй раз как-то не особо страшно.

- У тебя будут проблемы. Бежим со мной.

- Я не могу. – внезапно помрачнел рыжий. – не могу бросить Инга.

И в тот момент до Лояла как-то особенно болезненно дошёл факт того, что Бави хоть и помог ему, но, не смотря на это, остаётся преданным врагу. Рыжий устроил принцу побег лишь по той причине, что их слишком многое связывало, но будь они не знакомы – Бави без сомнений убил бы его, как ненавистного аристократа. Этот мальчишка ничем не отличается от безжалостного Инга, от всех омеловцев, и впредь не стоит ему доверять. Поднимаясь по лестнице, Лоял ускорил шаг:

- Дальше я один.

- Эй, куда ты пойдёшь? Я смогу тебя найти? – крикнул Бави ему вдогонку.

- Не сможешь.