Глава XVIII. О том, как государи должны держать слово

 

Излишне говорить, сколь похвальна в государстве вер­ность данному слову, неуклонная честность без хитрости; однако мы знаем по опыту, что в наше время великие дела удавались лишь тем, кто мало считался с данным словом и умел кого нужно обвести вокруг пальца; они в конечном счете преуспели куда больше, чем те, кто ставил на чест­ность.

Надо вам знать, что есть два способа побороть против­ника: во-первых, законами, во-вторых, силой; первый — присущ человеку, второй — зверю, а так как первого ча­сто недостаточно, то приходится прибегать ко второму. Государь, стало быть, должен уметь пользоваться обоими способами. Именно это иносказательно внушают государям античные авторы, рассказывающие, как Ахилла и прочих вождей древности отдавали на попечение кентавра Хирона, дабы они с младенчества перенимали его науку. Ка­кой еще смысл имеет выбор в наставники получеловека-полузверя, как не тот, что государь должен соединять оба начала, ибо одно без другого не выживает.

Итак, будучи вынужден уподобиться зверю, пусть госу­дарь изберет двух — льва и лису: ибо лев беззащитен пе­ред капканами, а лиса — перед волками, надо, стало быть, обернуться лисой, чтобы не угодить в капкан, и львом — чтобы отпугнуть волков. Недалек тот, кто во вся­ком деле берет только львиной силой. Разумный государь не может, следовательно, и не должен держать слово, если верность слову оказывается ему невыгодна и если отпали причины, побудившие его дать слово. Если бы люди чест­но держали обещания, такой совет был бы недостойным, но люди, будучи дурны, обещаний не держат, поэтому и тебе надлежит поступать с ними так же. А в благовидных предлогах нарушать обещание у государя никогда нет недо­статка. Тому можно было бы найти множество примеров в наше время: сколько мирных договоров, сколько согла­шений не было скреплено и не вступило в силу из-за не­верности государей своему слову, и каждый раз в выигры­ше оказывался тот, кто являл лисью натуру. Но надо уметь еще натуру эту ловко прикрыть, надо быть изрядным при­творщиком и лицемером; люди же так захвачены злобой дня, что обманывающий всегда найдет кого-нибудь, кто даст себя обмануть.

Из близких по времени примеров не могу умолчать об одном. Александр VI всю жизнь только и делал, что изощ­рялся в обманах, и всегда находились люди, готовые ему верить. Никогда во всем свете не было человека, который бы так клятвенно обещал, с такими заверениями убеждал и так мало беспокоился о своих обещаниях; тем не менее обманы всегда удавались ему по задуманному, ибо он знал толк в этом деле. Государю, следовательно, нет необходимости иметь все названные добродетели, но есть прямая необходимость выглядеть добродетельным. Дерзну приба­вить, что иметь эти добродетели и никогда от них не ук­лоняться вредно, тогда как выглядеть добродетельным — полезно. Иначе говоря, в глазах людей надо быть состра­дательным, верным слову, милостивым, искренним, бла­гочестивым — и быть таковым в самом деле, но внутрен­не надо расположиться к тому, чтобы явить и противопо­ложные качества, если того требует необходимость. Сле­дует понимать, что государь, особенно новый, не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, ибо ради сохранения государства часто приходится идти против собственного слова, против милосердия, доброты и бла­гочестия. Поэтому в душе он должен быть готов повернуть туда, куда подует ветер, посылаемый фортуной, и куда его увлекают события, и должен, как было сказано, по воз­можности не удаляясь от добра, при надобности — не чу­раться зла.

Итак, государь должен бдительно следить, чтобы с язы­ка его не сорвалось слова, не исполненного пяти назван­ных добродетелей; и пусть на взгляд и на слух он будет само милосердие, верность, прямодушие, человечность и бла­гочестие. Прежде всего, благочестие. Ведь люди в боль­шинстве своем судят по виду, а не на ощупь, ибо увидеть дано каждому, а потрогать немногим. Все знают, каков ты с виду, и лишь немногим известно, каков ты на самом деле, и эти немногие не дерзнут оспорить мнение боль­шинства, защищенного величием верховной власти; о дей­ствиях же людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату. Поэтому пусть го­сударь старается одерживать победы и хранить государство, средства же для этого всегда будут сочтены почтенными и похвальными, ибо чернь прельщается видимостью и успе­хом; в мире же нет ничего, кроме черни, и меньшинству в нем нет места, когда большинство пользуется мощной опорой. Один из нынешних государей, которого воздер­жусь называть, только и делает, что проповедует мир и верность слову, на самом деле же тому и другому злейший враг; но если бы он последовал тому, что проповедует, то давно лишился бы либо могущества, либо государства.

 

IV. НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ

 

6. Из "Записных книжек" Леонардо да Винчи

 

О себе и своей науке

20.

Истинная наука — та, которую опыт заставил пройти сквозь чувства и наложил молчание на языки спорщиков и которая не питает сновидениями своих исследователей, но всегда от первых истинных и ведомых начал продвига­ется постепенно и при помощи истинных заключений к цели, как явствует это из основных математических наук, то есть числа и меры, называемых арифметикой и геомет­рией, которые с высшей достоверностью трактуют о вели­чинах прерывных и непрерывных. Здесь не будут возра­жать, что дважды три больше или меньше шести или что в треугольнике углы меньше двух прямых углов, но вся­кое возражение оказывается разрушенным, [приведенное] к вечному молчанию; и наслаждаются ими в мире почита­тели их, чего не могут произвести обманчивые науки мыс­ленные.

21.

Не доверяйте же, исследователи, тем авторам, которые одним воображением хотели посредствовать между приро­дой и людьми; верьте тем лишь, кто не только указания­ми природы, но и действиями своих опытов приучил ум свой понимать, как опыты обманывают тех, кто не постиг их природы, ибо опыты, казавшиеся часто тождественны­ми, часто оказывались весьма различными, — как здесь это и доказывается.

О летании

209.

Птица — действующий по математическим законам ин­струмент, сделать который в человеческой власти со всеми движениями его, но не с столькими же возможностя­ми; но имеет перевес она только в отношении возможно­сти поддерживать равновесие. Потому скажем, что этому построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая должна быть скопирована с души человека.

Душа в членах птицы будет без сомнения лучше отве­чать запросам, чем это сделала бы обособленная от них душа человека, особенно при движениях почти неуловимо­го балансирования. Но поскольку мы видим, что у пти­цы ощутимых движений предусмотрено большое разнооб­разие, мы можем на основании этого наблюдения решить, что наиболее явные смогут быть доступны познанию чело­века и что он сможет в значительной мере предотвратить разрушение того инструмента, коего душой и вожатым он себя сделал...

252.

Если скажешь, что сухожилия и мускулы птицы несрав­ненно большей силы, чем сухожилия и мускулы человека, принимая во внимание, что все мясо стольких мускулов и мякоть груди созданы ради пользы и увеличения движения крыльев, с цельной костью в груди, сообщающей величай­шую силу птице, с крыльями, целиком сотканными из толстых сухожилий и других крепчайших связок хрящей и крепчайшей кожи с разными мускулами; то ответ на это гласит, что такая крепость предназначена тому, чтобы иметь возможность сверх обычной поддержки крыльев уд­ваивать и утраивать движение по произволу, дабы убегать от своего преследователя, или преследовать свою добычу; ибо в этом случае надобно ей удваивать и утраивать свою силу и, сверх того, нести в своих лапах такой груз по воз­духу, каков вес ее самой: как видно это на примере со­кола, несущего утку, и орла, несущего зайца, прекрасно показывающем, откуда такой избыток силы берется; но для того, чтобы держаться самому и сохранять равновесие на крыльях своих, и подставлять их течению ветров, и пово­рачивать руль на своем пути, потребна ему сила небольшая и достаточно малого движения крыльев, и движения тем более медленного, чем птица больше.

И у человека тоже запас силы в ногах — больший, чем нужно по его весу; и дабы убедиться, что это так — по­ставь человека на ноги на берег и потом замечай, насколь­ко отпечаток его ног уходит вглубь. Затем поставь ему дру­гого человека на спину, и увидишь, насколько глубже уй­дет он. Затем сними человека со спины и заставь подпрыг­нуть вверх — насколько можно — найдешь, что отпечаток его ног более углубился при прыжке, нежели с человеком на спине: следовательно, здесь в два приема доказано, что у человека силы вдвое больше, чем требуется для поддер­жания его самого.

253.

Посмотри на крылья, которые, ударяясь о воздух, под­держивают тяжелого орла в тончайшей воздушной выси, вблизи стихии огня, и посмотри на движущийся над мо­рем воздух, который, ударяя в надутые паруса, заставля­ет бежать нагруженный тяжелый корабль; на этих достаточ­но веских и надежных основаниях сможешь ты постигнуть, как человек, преодолевая своими искусственными больши­ми крыльями сопротивление окружающего воздуха, спосо­бен подняться в нем ввысь.