Глава 14. Двойная задача. Тяга

 

Чтобы собрать внимание человека, нужно не просто говорить о деле или по делу и не только говорить ясно и понятно, нужно говорить так, чтобы внутри образа действия была скрыта загадка. Можно еще сказать: внутри задачи всегда должна быть Задача.

Искусство управления вниманием предполагает, что вы должны уметь говорить с подтекстом, с намеком, и чтобы вторая задача всегда угадывалась слушающим. Этот прием лучше применять к чужим. Для своих же, а это значит для тех, кто уже избрал работать, учиться или жить вместе с вами, можно и прямо ставить две задачи одновременно.

Однако это непростое искусство, поскольку можно просто порвать сознание человека. Как говорит народ, заставить гоняться за двумя зайцам и сидеть меж двух стульев.

Как ни странно, но верная постановка двойной задачи ведет и к собиранию внимания, и к возвращению цельности человека. Всегда занимаясь решением задач, человечество почему-то очень мало пыталось это осмыслить и не очень ясно видит природу задач. Конечно, мы все понимаем, что задачи бывают разными. И даже как-то оцениваем их, придавая разную значимость. Так школьные задачи сына оцениваются как менее значимые, чем производственные задачи отца, хотя отец далеко не всегда в состоянии решить школьные задачи. Но его задачи обеспечивают выживание всей семьи.

Однако его производственные задачи просто бытовая мелочь по сравнению с задачами академика или государственного деятеля! Вот, примерно как мы видим разницу в природе задач.

Правда, мы не только можем видеть разницу в значимости задач, но и умеем ее использовать. Чтобы заставить человека работать, чтобы захватить его внимание и заставить действовать и думать самостоятельно, мы вполне умеем поставить значимую задачу.

Так делали революционные демагоги, вводившие в сознание толпы такие идеалы, ради которых люди разрушали миры, жизни и собственное здоровье.

С психологической точки зрения в этом приеме важно более всего то, что ради значимой цели человек готов не просто действовать, но и решать все промежуточные задачи самостоятельно. В обычной жизни он предпочел бы жить куском плоти, скотиной, которая безропотно исполняет то, что приказывают. Это и есть основной признак рабочей скотины — бездумная исполнительность.

Думать мы начинаем либо из страха, сбегая от боли, либо ради большой мечты, в которой достаточно силы, чтобы влечь нас. Если работники превращаются в рабочую скотину, они либо утратили мечту, либо достигли всего, о чем мечтали. Далее их жизнь просто биология. Работать надо с людьми, с гомо сапиенс. И даже не с гомо очень сапиенс, потому что умничанье — лишь признак развитости способностей, но не внутренней устремленности или движения. И умники довольно быстро достигают предела своих желаний, превращаясь в пустышек. Даже самое лучшее вино, перестоявши, становится уксусом.

Двойственность задач необходима, чтобы создать, как говорили мазыки, внутреннюю, или духовную, тягу. Есть тяга — есть движение, есть движение — появляются действия. Можно определять дела и учиться решать задачи. Именно поэтому задачи должны быть двойными.

Однако примеры того, как агитация и пропаганда, творя высокие идеалы, крушила наш мир, заставляют относиться к двойным задачам с большой осторожностью. Тем более что в нашей обычной жизни все подобные примеры чаще всего разрушительны. Вдруг кому-то в семье приходит идея, как можно быстро заработать много денег. Для этого всего лишь нужен начальный капитал. И вот семья без квартиры… Еще ярче, когда идея внушает мысль, что деньги можно просто выиграть, скажем, в карты или рулетку…

Такой опыт просто отпугивает, и любой мудрый человек, вроде вашей бабушки, исходно относится с ужасом к любым двойным задачам. Мудрость здесь, однако, в том, что не стоит бросаться в сложные дела очертя голову, то есть не учась и не думая.

В основе дошедшего до нашего времени выражения «очертя голову», как рассказывали старые мазыки, лежало действие, позволяющее управлять состоянием сознания. Когда в отношении какого-то дела слишком много сомнений, слишком много за и против, однажды надо что-то избрать. И если ты избираешь действовать, сомнения надо отбросить, поскольку без них ты еще можешь победить, а с ними точно погибнешь. Поэтому нужно отсечь самую возможность сомнениям вторгаться в принятое решение действовать. Вторгаются же они не в голову и не в сознание вообще, а в мережку, где разум творит образы действия.

Поэтому, создав образ действия и наполнив им всю мережку — именно это называлось наполниться духом или ратным духом,— ты проводишь пальцем по внешнему венчику мережки, как бы запаивая ее огнем. Поскольку образы входят в мережку из околицы именно через венчик, этот путь не раскрывается, и на какое-то время тебе обеспечена цельность сознания. Само движение очерчивания головы очень похоже на то, как перед решительными действиями человек крестится.

Наверное, такой прием воздействия на собственное сознание оправдан в некоторых случаях, когда дело важное, а времени нет. И им стоит овладеть, как убиранием помех в скрындяк — так как назывался другой прием освобождения сознания. Но гораздо лучше научиться делать дела, хорошо продумав и отвечая за все возможные последствия.

А в данном случае двойных задач у нас есть весь необходимый материал для думания, взятый из жизни. Итак, наблюдения показывают: двойные задачи действенны, они создают тягу и заставляют людей действовать не щадя сил и даже живота своего. Однако при долгосрочных наблюдениях плоды таких действий повергают в печаль. Вывод — не использовать прием — однако никак не отменяет того, что мы столкнулись в данном случае с каким-то либо законом, либо свойством человеческой природы. Просто отбрасывать законы слишком расточительно.

Поэтому я делаю предположение, что в лице этого закона наше первобытное человечество столкнулось с чем-то вроде инструмента или машины из будущего и в попытках его освоить подавило кучу любознательных соплеменников. Но это не значит, что орудие это плохо.

Плох выбор вторых задач. Он преимущественно делается по очевидностям, а очевидны явные цели, то есть то, о чем все и всегда мечтают. Но, похоже, это орудие создавалось совсем для другого и гораздо более важного. Оно создавалось для того, чтобы обеспечить исполнение божественного замысла вырастить человека разумного.

Поэтому мастером управления вниманием становится тот, кто не просто в силах захватить внимание людей или крепко его удерживать, пока они не исчерпают свою идею, а тот, кто может идти со мною всю мою жизнь. А я соглашусь на такое управлением моим вниманием только в том случае, если оно не навязчиво, но неизменно полезно и совпадает с моими потребностями.

Этим условиям удовлетворяет то решение, при котором одна, первая, задача находится в плоскости обычной жизни, то есть необходима для жизнеобеспечения, а вторая устремлена совсем в другом направлении, вверх, к главной задаче человека — стать Разумным. При таком подходе двойственность задач превращается всего лишь в постоянное напоминание, побуждающее меня посреди мирских забот не забывать, кто я и зачем пришел…

 

 

Глава 15. Доверие

 

Управление хорошо получается только у того, кому доверяют. Распространяется ли это правило и на управление вниманием?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо несколько расширить само понятие доверия. Обычно мы исходим из того, что доверять можно тому, кто о нас заботится и не причинит вреда. Это понятие рождается из выражений вроде: доверить кому-то жизнь; или: я ему доверил бы самое дорогое. Однако этими значениями понятие доверия далеко не исчерпывается.

Само по себе оно, безусловно, вырастает из понятия «вера», и, в сущности, оказывается вопросом: веришь ли ты, что будет так, как сказал человек, доверяешь ли ты его словам? Причем «сказанное» в этом случае может быть выражено и не в слове. Если человек действиями, знаками показал намерение тебе сделать больно, выразил угрозу, мы все это понимаем. И остается лишь вопрос, верим ли мы ему.

Поэтому вполне оправданным может быть выражение: овцы вполне доверяют волку в том, что он собирается их съесть, а мелкая рыбешка разбегается от окуня именно благодаря их полнейшему доверию к его действиям.

Очевидно, что речь идет не о доверии волку или окуню, а о доверии к его намерениям, выраженным в движении. В его намерениях сомневаться нельзя, это просто опасно для жизни. В каком-то смысле это доверие к тем намекам, что делает волк, как если бы он заявлял, что собирается тебя съесть. В этом случае чем выше доверие, тем лучше. И, соответственно, тем лучше, чем выше управляемость.

Однако волк вовсе не делает никаких намеков и вообще предпочел бы подкрасться незаметно. Чему же мы доверяем? Безусловно, своей способности распознавать опасность. Предпочтительней было бы сказать: чуять опасность. Но чуем мы как-то очень тонко, улавливая такие знаки, которые обычным органам восприятия недоступны. Это непростое искусство. Поэтому учиться надо с узнавания и распознавания опасности. А это делает разум.

Все, что делает разум, воплощено в образы. И это очень ценно, поскольку позволяет строить упражнения и говорить о доверии с очевидностью. Когда я говорю, что овца доверяет волку в том, что он собирается ее съесть, в действительности я говорю о том, что она доверяет своему чувству опасности. А чувство это складывается и из чутья и из жизненного опыта избегания опасностей, и из подкрепления звучащего в разуме как: лучше в этом случае перебдеть.

Не знаю уж, звучит ли нечто подобное у овец,— травоядные вообще-то потрясающе небрежны в отношении хищников и часто сами лезут им в пасть, — но это точно звучит у людей. Человек и стал царем зверей потому, что он лучше умеет выживать, он осторожней и бережней.

Опасность — самое надежное средство для управления вниманием. Это очевидно. Но вовсе не потому, что это некий «инстинкт», то есть необъяснимый и не требующий объяснений биологический механизм, а потому, что это первая задача разума. По крайней мере для человека это так.

Разум должен обеспечить выживание тела до определенной поры, пока оно не будет в состоянии обслуживать главные задачи души. Но как только душа вступит в свои права, она может и пожертвовать телом. Для души более важным может оказаться честь или жизнь близкого человека, и разум тут же пошлет тело на смерть. Так что никаких инстинктов не существует, а есть нечто, что мы за них принимаем.

Тем не менее, пока разум должен обеспечивать телесное выживание, к нему вполне можно обратиться с угрозой. И лучше, если он будет таким знакам доверять.

Вызвать доверие через угрозу проще всего, такое доверие можно называть отрицательным. Поэтому подобное упражнение можно считать исходным, при освоении управления вниманием. Лучше всего оно получается при занятиях единоборствами вроде рукопаши. Но надо научиться делать его в любых условиях и в любом виде.

Суть упражнения в том, чтобы быть узнаваемо опасным. Проще всего мы умеем изображать телесную угрозу, поэтому с нее и надо начать. Но даже телесная угроза — вещь чрезвычайно разнообразная. Это может быть удар кулаком, удар ногой, укус, удушение, удар палкой или любым другим предметом. Очень действенна угроза ошпарить кипятком или плеснуть в лицо из чашки, как и толкнуть под машину или с обрыва…

В общем, начать упражняться надо с самого простого — с угроз жизни и здоровью, а простое вам и так известно, поскольку мы все это так или иначе пробовали еще с детства. Это угрозы, обращенные к телу. Впрочем, тело боится и не таких страшных вещей — угроза ущипнуть воспринимается с полнейшим вниманием, что, собственно, и требуется.

Затем надо перейти к более тонким угрозам. Угроза наброситься на женщину или ребенка — это не угроза избиения, но это ужас, и внимание оно держит всецело. Это игра, но это очень сильно. И, главное, легко может быть переведено в более тонкие виды управления. Игровые упражнения этого рода можно назвать угрозами ужаса.

Владеющий ими владеет искусством семейного счастья. Угрозы ужаса прямо обращены к душе.

Посредине, между угрозами телу и угрозами душе находятся угрозы, обращенные к личности. Угроза осмеяния, угроза издевки, угроза позора и бесчестия, угроза унижения. Их осваивают те, кто бьется за места в обществе. Использовать ли их в упражнениях, вопрос выбора задачи, которую вы собираетесь решать. Но знать их необходимо, хотя бы затем, чтобы быть защищенным.

Впрочем, когда вы вместе с кем-то собираетесь делать дело, угрозы личности оказываются порой единственным средством, способным заставить человека работать честно. Иными словами, это те орудия, которые позволяют оттянуть убийство в смысле изгнания из своего мира в мир иной.

В любом случае прикладной психолог должен свободно владеть любыми средствами управления вниманием через отрицательное доверие. И должен наиграться с ними до такой степени, чтобы почувствовать, что внимание удерживается, пока человек доверят тебе. Но доверяет не в узком, привычном значении слова, а в том широком смысле, в каком он не сомневается, что заявленное вами движение будет приведено к ожидаемому завершению.

С отрицательным доверием все просто и очевидно: пообещал ударить — подошел и ударил. И если человек тебе не доверяет, то получил в лоб. После этого будет доверять, а значит, будет внимателен и легок на подъем, что означает: легок в деле и управлении.

С положительным доверием все сложней и его надо долго и тонко осваивать. Но ложится оно именно на основу отрицательного доверия и редко работает в одиночку.