Часть вторая. Народное искусство внимания  

 

Если почитать русские народные сказки или былины, послушать песни, то, думаю, обнаружишь весьма скудные упоминания воздуха. Да и что его поминать в песнях, он же невидим и не мешает. Очень сходно хранит народ и знания о внимании. Без него, как без воздуха, невозможна сама жизнь, но оно невидимо, не мешает и всегда здесь…

Тем не менее тот, кто хочет достичь каких-то выдающихся вершин, учится дышать. Это нужно и в спорте, и в раскрытии способностей. Но дойти до такой мысли, как необходимость учиться дышать, можно лишь оказавшись на пределе обычных способностей.

Вот так же и в отношении внимания. Его нельзя рассмотреть, если бытового управления вниманием достаточно. А его достаточно, пока ты живешь как все, то есть как-нибудь. Но если ты задумал выйти за пределы быта, тебе не справиться без овладения вниманием!

Однако внимательный наблюдатель заметит, что и в быту все не так однозначно и безнадежно. Даже жизнь ребенка состоит из нескольких периодов, связанных переходами. Вся наша жизнь состоит из таких периодов и переходов. Мазыки называли их вежами, индийские йоги — ашрамами.

А наука этнология заметила лишь один — возрастные инициации, когда мальчик или девочка посвящаются во взрослые члены общины и имеют право создать семью. Впрочем, социологи и социальные психологи видят нашу жизнь гораздо более дробной и немало об этом писали. Можно ли их знания использовать, я пока не знаю.

Но зато любой из нас, если он просто задастся такой целью, вполне может просмотреть свою жизнь и понаблюдать за тем, что происходит вокруг него, и тогда он с неизбежностью заметит, что жизнь ребенка наполнена уроками того, как овладеть вниманием. А жизнь взрослого в этом смысле — сплошное самосовершенствование.

Нас учат все детство, и мы так втягиваемся в эту учебу, что не прекращаем ее всю жизнь. Она становится настолько же естественной, как и дыхание. И нам не рассмотреть ни того, ни другого, пока мы не осознаем, что это — искусства. А искусства отличаются от бытовых способностей тем, что их можно изучать и ими можно овладевать.

Вот эту задачу и следует перед собой поставить исходно, чтобы она выявила в единообразной и бессмысленной среде твоего быта вкрапления иной природы. А именно все то, что относится к управлению вниманием. Его надо подсветить или подкрасить задачей. А чтобы этот прием сработал ярче, задачу надо дополнить усилием.

Усилием понимания, которое исходно будет все тем же вниманием, направленным на нечто привычное и в силу этого ускользающее от разума. Понимание — по-ню-имание — рождается тогда, когда этот самый Ню, или, по-русски, Нюх, — имеет возможность вобрать в себя нечто важное, но неведомое. Для этого внимание должно стать в-ню-иманием и принести нашему Уму это неведомое для проникновения в его суть.

Принесено оно будет в виде образов восприятия. Но чтобы эти образы родились, внимание должно удерживаться на неведомом так долго, чтобы разум успел произвести сознавание и превратил впечатления в образы. А затем эти образы должны будут попасть под рассмотрение того внутреннего Глаза, который обеспечивает понимание.

Но и тут работа внимания не должна прекратиться, и оно должно удерживать образы перед Оком ума так долго, чтобы произошло осознавание и образы превратились в знания, тем самым вернувшись в сознание с иным качеством.

Вкратце это можно описать следующей последовательностью действий: восприятие — впечатление — сознавание — образ — осознавание — знание — использование знаний. И на каждом шаге требуется вмешательство внимания, чтобы стал возможен переход к следующему.

Так происходит на деле. И это не просто.

Но мы все справляемся с этим, раз у нас есть знания. Следовательно, само это устройство, как бы сложно оно ни было, не просто есть у каждого и не просто работает, оно нам подвластно. И остается лишь овладеть им осознанно и лучше, чем владел раньше.

Как же получается, что мы овладеваем таким сложным устройством? Как выстроена наша жизнь и как ведется воспитание, если они позволяют овладеть такой йогой? А ведь владением вниманием, пониманием, разумом и Умом в его высших ипостасях — это сложнее йоги, какой мы ее знаем. Во всяком случае, никак не проще.

Впрочем, йога — лишь свидетельство очевидцев о том, как мастер овладевает все тем же естественным устройством человеческого Ума, познавая свою душу и божественный Дух.

Но не было на земле йога сильнее, чем народ. И Гераклит не зря говорит о том, что мудрец должен научиться слышать Логос в народной молве…

 

 

Глава 1. Исходные очевидности

 

Если я не управляю вниманием, мне не выжить. Это очевидно как очевидно и то, что это моя задача овладеть вниманием, если я хочу жить. Точно так же это моя задача овладеть не только управлением вниманием в общем, но и теми сложными приемами в управлении вниманием, которые позволяют достигать особых целей в жизни.

Если овладение вниманием — моя задача, то учителем является та внешняя среда, которую мне приходится преодолевать в битве за выживание и лучшую жизнь. Могут ли быть учителями внимания другие люди? Нужно ли обществу, чтобы я овладел вниманием?

Это тоже очевидно: если я не овладею вниманием, я идиот, а значит, нахлебник, которого придется обслуживать. Общество не может себе этого позволить. Значит, окружающие меня люди должны взять на себя труд по моему воспитанию, в том числе и по воспитанию моего разума и внимания.

Следующая очевидность такова: нашими первыми учителями внимания должны быть те, с кем мы живем, самые близкие нам люди — наша семья. Забота о нашем содержании лежит на их плечах, поэтому именно они более всех заинтересованы в том, чтобы каждый член семьи стал разумным, самостоятельным человеком и полноценным членом общества, способным жить самостоятельно.

Могут ли быть учителями внимания чужие люди? Конечно, они мало заинтересованы в успехах другого человека. Но в рамках коротких столкновений они, безусловно, предпочитают иметь дело с полноценным человеком. Дети просто травят идиотов, пока им не запретят это взрослые. Взрослые, пока не поняли, кто перед ними, постоянно позволяют себе выкрики вроде: смотри, куда прешь! А когда поняли, уходят от общения, отказываются облегчать жизнь идиота.

Человек, не овладевший вниманием, обречен жить в особом мире, своего рода подвале человеческого мира. Этот подвал, или подмир, безусловно, менее требователен, но, думается мне, жить там так же приятно, как в аду. Впрочем, быть может, это своего рода подготовительный класс, куда переводятся те, кто не готов к земному обучению и оказался здесь раньше времени.

Итак, очевидности нашей жизни свидетельствуют, что обучение владению вниманием ведется как изнутри, так и снаружи. Изнутри, то есть самим человеком, это самообучение идет как обучение разума вначале, а затем — как его совершенствование и зависит от задач, которыми выложен жизненный путь человека сквозь среду его обитания.

Обучение снаружи ведется любыми людьми, с которыми сталкивается человек по жизни. Однако чужие люди проявляются при этом скорее как та же среда обитания. Только среда хищная, готовая воспользоваться твоими слабостями. В силу этого обучение со стороны чужих людей оказывается более утонченным, чем со стороны природы, поскольку общественная среда решает подобные взаимодействия с тобой как задачи по извлечению выгод или получению удовольствий. Очевидно, это другой класс обучения разума.

Обучение же со стороны своих и близких совсем другой природы. Конечно, свои тоже могут наказывать, но они заботливы. И ты им нужен, поскольку от твоей успешности зависит успешность, а порой и жизнь всего сообщества. Поэтому напрашивается вывод: там, где есть школа, должна существовать и соответствующая культура, в которой эта школа живет и хранится.

Культура же должна быть воплощена в соответствующие артефакты, как это называется в науке. Артефактами культуры могут быть либо вещи, либо явления сознания, то есть образы. К. Д. Кавелин говорил об этом, называя множественные воплощения подобных явлений в виде и правил поведения, и всяческих общественных уложений вроде нравственности, идеалов, законов и тому подобного.

Но жизнь наша — это жизнь человека разумного. Поэтому начать исследование надо с того, как развивается разум и как с ним связано внимание.

 

 

Глава 2. Разум и внимание

 

Разум, о котором было сказано столько высоких слов в истории человеческой культуры, и слов часто мистических, в действительности есть вполне земное орудие. Это главное средство выживания, доступное человеку. Безусловно, разум рождается из ума, который естественно связан с душой и приходит вместе с ней из иных миров, но как раз это в рамках прикладной психологии можно вынести за скобки. Для наших задач это не существенно.

А существенно то, как зарождается и развивается разум, а также как он устроен и работает. Подробно я говорил об этом в «Науке думать», сейчас же будет достаточно изложить только суть и то, как вся работа разума связана со вниманием.

Способ существования разума — задачность. Это значит, что разум работает только одним способом — решая задачи. Естественно, что за жизнь разум решает бессчетное количество задач. Однако если попытаться свести эти задачи к каким-то обобщениям, их окажется всего два вида — задачи выживания и задачи обеспечения лучшей жизни. Лучшая жизнь — это жизнь душевная или жизнь по душе. То есть такая жизнь, о какой мечтала душа. К этим задачам еще надо прийти, поэтому мы учимся думать на задачах выживания.

Сами по себе задачи выживания для разума делятся на несколько струй, как говорили мазыки. Во-первых, это Новина и Строй. Новина — это то, с чем разум сталкивается впервые или внезапно. Строй — это быт, то есть то, как строится наша жизнь, а жизнь строится так, чтобы привести однажды к главному, к тому, ради чего пришел на Землю. В этом смысле народ уподоблял жизнь дороге или пути. Отсюда и поговорки вроде: жизнь прожить — не поле перейти.

Новина тоже состоит из нескольких струй. Чтобы обеспечить выживание, разум должен уметь распознавать опасность для жизни, должен уметь находить пищу для тела и обеспечивать его всем необходимым. Поэтому, когда разум неожиданно сталкивается с чем-то новым, он начинает с определения — опасно это или не опасно. Затем проверяет не съедобно ли оно. И если находит, что это не опасно и не съедобно, то смотрит, можно ли из этого извлечь какую-то пользу.

Если встреченное опасно, разум решает бежать или сражаться. Если оно не опасно, то, может быть, съедобно? И если не съедобно, то не пригодится ли для чего-то? А для чего?

Как раз для того, как строится жизнь человека. Поэтому полезность определяется исходя из той цели, ради которой человек живет. Точнее, ради одной из множества наших целей. Следовательно, из вопроса о полезности мы переносимся прямо в устроение нашей жизни и мгновенно пробегаем по всем целям, которые можем вспомнить, и прикидываем, как встреченное может вписаться в их достижение.

Вот суть работы разума и, так сказать, его ткань. Она состоит из этих задач и каждая отдельная задача — плод труда разума. Однако сама потребность видеть жизнь как поток задач предшествует разуму. Это свойство ума. Как и наличие тела, то есть воплощенность, есть исходное условие, лежащее в основе разума. Разум — это проявление ума, связанное с необходимостью обеспечить выживание души в теле, а значит, выживание самого тела. И пока это условие не будет выполнено, то есть пока тело не разовьется достаточно, чтобы душа могла перейти к своей главной задаче, разум защищает тело непроизвольно. Наука называет это инстинктом самосохранения.

В действительности, эту задачу решает ум и решает ее с помощью всех имеющихся у него средств. А именно разума и внимания. Причем в жизни души ум может обходиться без разума: разум — это всего лишь способность ума использовать образы. Но ум может действовать и без образов. А вот без внимания он действовать не может. Поэтому в земных условиях разум и внимание используются умом на равных. И очень похоже, что внимание опережает разум, направляя его на то, что существенно.

А существенно как раз то, ради чего и работает разум,— выживание тела. Поэтому, если появляется нечто новое и незнакомое, первым его замечает восприятие, а затем к нему притягивается внимание. И если внимание там задерживается, включается разум и ищет узнавания или объяснения. Но и до его узнаваний ум уже готов спасти тебя, задав простейшие действия вроде бежать, кричать или ударить.

Внимание — это лишь способность доставлять впечатления уму, чтобы достичь понимания. Но эта способность несет силу. И поэтому разум, которому для творения образов требуется много сил, мчится на внимании, оседлав его, как дикого скакуна. А скакун этот действительно дикий и норовистый. Он постоянно скачет и мечется, так что надо быть очень хорошим наездником, чтобы усидеть на нем.

А задача — не просто усидеть, а объездить этого скакуна и стать ему хозяином. На этом строилась йога, на этом строится и вся народная культура управления и овладения вниманием.

 

 

 Глава 3. Ум и внимание

 

Разум — то, что сделало человека человеком. Но разум — лишь способ, каким ум являет себя, или способ воплощения ума в земных условиях. Когда сталкиваются два человека, оба они разумны, но один умней и он побеждает. Это значит, что степень присутствия ума в разуме может быть разной.

Разум, в каком-то смысле, творит душа. Хотя, насколько это видится мне, это творение происходит естественно, как развитие сознания при воплощении души в тело. Иначе говоря, от души зависит многое, но в рамках некой данности или природы. Мы так устроены, что при телесном воплощении душевная среда — пара, развивает способность запоминать мир в образах, а затем использовать их для решения жизненных задач. Это и есть разум.

До воплощения душа в разуме не нуждается, но исходная способность преодолевать помехи приводить ее к желаемому у нее есть всегда. Это и есть ум. Воплощаясь в земных условиях ум являет себя в разуме. Переходя в более тонкий и сложный мир личностей, называемый обществом, ум перестраивает разум в мышление. Мышление гораздо лучше приспособлено к условиям мира-общества, хотя и в обществе можно жить только разумом. Я писал об этом раньше.

Но для этого исследования неважно, чем разум отличается от мышления. Важно лишь то, что ум присутствует всюду. Для человеческого созерцания он существует в трех состояниях — как разум, мышление и нюх. Возможно, что и нюх — лишь способ существования ума в душе. Но в рамках психологического исследования это вершина. И поэтому я принимаю, что внимание проявляется и в разуме, и в мышлении, но принадлежит нюху, то есть той части ума, в которой рождается понимание.

Разум может думать, то есть решать жизненные задачи, изучая мир и подбирая подходящие образы действия, а также заставляя меня измениться и изменить образ себя. Мышление думать не может, как и не может искать новые решения. Зато оно хранит готовыми лучшие из уже найденных решений и безошибочно применяет их. Но ни мышление, ни разум не в силах понять. В отношении понимания они машиноподобны.

Что потрясает в разуме — то, что он не понимает, даже когда находит верное решение задачи. Это как верное чтение стихотворения «без чувства». Ребенок выучил стишок и читает его. Все верно запомнено, все прочитано без единой ошибки, но он не понимает, что читает, и его учат вкладывать чувство, но надо бы — понимание. И те произведения искусства, в которых рассказывается об очередном чудовище-ученом, который изобрел способ, как погубить мир, это повествования о разуме без понимания.

Понимание, как и внимание, приходят к человеку во время работы его разума, но они принадлежат более высокой части ума, которую русский народ называл нюхом. Чаще всего самые разумные действия не ведут к решению жизненных задач. Это особенно заметно на примере семейного счастья. Человек старается и делает все так, как надо, но он не может понять чего-то то ли простого, то ли главного, и те же самые решения не работают. Чтобы решать настоящие человеческие задачи, нужно сделать усилие понимания. А для этого задачу нужно донести до ума, втянув ее в нюх.

Вот это и должно делать внимание. В сущности, внимание — такой же орган восприятия, как и телесные органы восприятия, но орган внутренний, принадлежащий уму. Это орудие ума, обеспечивающее выживание души. Как и разум — орудие души, обеспечивающее выживание ее тела воплощения. Если душа воплощается, ее выживание становится заботой ума. Поэтому он присутствует во всем, что делает разум, и обеспечивает его успешность. Но взаимодействие ума с разумом сложное.

С одной стороны, ум должен творить, взращивать и направлять разум. И поскольку у младенца разума еще нет, ум предшествует и разуму вообще, и каждому движению разума в частности. Предшествует он именно своим видением, то есть вниманием.

И пока дело касается собственно выживания, этого достаточно, чтобы не погибнуть. Спастись от внезапной опасности можно и без разума. Сейчас это принято описывать как инстинктивные действия, но инстинкт лишь научное имя для непонятного науке ума. Но вот то, что не требует мгновенных действий, то, что связано с пользой или устроением жизни, должно быть решено в строгом соответствии с условиями задачи. А условия эти и созданы людьми как некие образы и хранятся в образах разума. Поэтому решать их надо так, как они записаны.

И тут ум вынужден следовать за разумом, направляя внимание туда, куда надо разуму, и сверяясь с тем, что уже имеется в разуме. Для ума это вполне естественно, поскольку образная среда, составляющая разум, управляет поступками и меня, и тех людей, которые мешают мне достигать моих целей. Следовательно, она и есть условие задачи, которую должен решить ум. Поэтому он рассматривает ее как помехи и течет по плотностям образов и культуры, как текла бы вода по плотностям земли, огибая камни и стекая в низины. И всегда находя путь к цели, что и является решением.

В силу этого внимание жестко привязано к устройству разума и постоянно скачет между тем, что снаружи, и теми знаниями, что хранятся в разуме. Действительность врывается извне и заставляет существовать. Но действовать надо в соответствии с содержанием моего сознания. И внимание живет сразу в двух средах, не различая их.

В действительности внимание не прикасается к вещам мира, где мы воплотились. Оно работает только с сознанием, управляя через него телесными органами восприятия и разумом. Когда не хватает знаний об условиях задачи, именно внимание заставляет органы восприятия добирать впечатления, вглядываясь в воспринимаемое. Когда старые решения не подходят, именно внимание включает мышление и понуждает разум думать, то есть создавать новые и более точные образы.

И именно оно заставляет тот самый внутренний Глаз пристально рассматривать образы, как заставляло оно воспринимать телесные глаза. Внимание не есть Внутреннее Око, оно есть то, что управляет и глазами тела и Оком души. Оно их принуждает работать, потому что внимание — это некая сила. Сила ума, управляющая всеми доступными ему органами восприятия.

 

 

Глава 4. Работа внимания

 

Что же, собственно говоря, делает внимание?

Попробую описать то, что происходит со мной, когда мне удается осознать, что мое внимание работало. При этом сразу отмечу: мой опыт достаточен для того, чтобы заметить: я далеко не всегда осознаю, что мое внимание участвовало в том, что я делал. И точно так же я очень плохо распознаю внимание в том, что делает народ. К примеру, работает ли внимание, когда мне загадывают загадку?

Наша культура самоосознавания настолько неразвита, что мы уверенно говорим про слона, что это хобот или хвост, и сомнение в себе даже не мелькает в нашем уме. Именно так уверенно психологи пишут про внимание. Но то, что психологи плохо понимают, что делают, я уже различаю, а вот то, что я сам напрочь не понимаю собственный народ, когда речь заходит про внимание, я начинаю замечать только сейчас и то едва-едва…

Поэтому мне остается только описывать собственную жизнь, когда у меня с очевидностью работало внимание, а затем вспоминать, что в таких случаях говорили мне другие люди. И тогда, я надеюсь, выявится та самая культура воспитания внимания, с помощью которой люди на меня воздействовали.

Итак, я определенно вижу, что мое внимание непроизвольно бросается туда, где появляется опасность. Расширяя это наблюдение, я вижу и то, что внимание оказывается там до того, как я распознал опасность. Оно привлекается новым, неожиданным движением, цветом или звуком.

И если вслед за этим я распознаю опасность, внимание меняется. Вероятно, оно усиливается, хотя я не могу этого утверждать. Скорее, оно становится сложнее, поскольку мне определенно приходится думать, что это за опасность и как с нею бороться. И это меняет внимание, делая его двухслойным.

Следовательно, мое внимание должно первым своим, так сказать, исходным слоем продолжать удерживать то, что ощущается опасностью, а вторым — изучать мою память и знания о подобных вещах. Это значит, что в первые мгновения внимание цельно, но уже в следующий миг становится двойным и поочередно смотрит то в восприятие, то в сознание. Быть может, оно даже тройное, потому что в сознании оно должно просматривать узнавания и одновременно следить за тем, как работает разум, решающий эту задачу.

Из всего этого я извлекаю следующее: в миг испуга, пока внимание занято обеспечением моего выживания до того, как включится разум, оно цельно и едино. Это Исходное или Чистое внимание — конечная цель всех йогов и магов, пытающихся овладеть собственным умом, сознанием или внутренними силами. Ощущения от состояния внимания при внезапном испуге надо запомнить, чтобы всегда иметь некий Вкус подлинного внимания, с которым можно сравнивать те состояния, которые приходят во время прикладной работы.

Если сознание наше нечисто, то и чистое внимание нам недоступно. В нем всегда есть примеси разума и мышления. Конечно, это выражение условное. Внимание не может иметь внутри себя ничего от чужеродного. Зато оно может быть направлено на что-то, а я ощущу это именно как примесь образов. Задача йога — овладеть чистым вниманием. Задача прикладного психолога — видеть, какие именно образы примешиваются к созерцанию.

 

Однако самонаблюдение при опасности весьма непросто. Поэтому начинать надо не с него. Точнее, достаточно запомнить Вкус чистого внимания, а затем стоит перейти к тому, что чаще всего происходит в жизни — так сказать, к быту внимания или бытовому вниманию.

Это внимание, безусловно, направлено на то, чем я живу. И если это так, то оно всегда участвует либо в решении задач выживания и жизнеобеспечения либо в достижении лучшей жизни. А это означает, что тот самый быт внимания, в который я погружен в действительности очень важен. В сущности, он не менее важен, чем битвы или покорения стихий,— ведь итогом поражения в быту точно так же будет смерть.

Мы редко осознаем значимость быта, но психолог должен научиться этому. Тогда простые житейские сложности, с которыми к нему приходят люди, обретут для него звучание и превратятся в опасных противников, на победу над которыми не жаль тратить жизнь.

И что же делает внимание в быту?

Начну с главной муки всех, кто начал овладевать вниманием: оно отвлекается! Внимание всегда отвлекается. И чем больше ты работаешь над управлением, тем оно чаще и сильней отвлекается!

Что можно извлечь из этого?

Во-первых, то, что отвлекаться можно лишь от того, на что ты направлял внимание. Во-вторых, если учесть, что внимание обеспечивает наше выживание, но собственных личности и воли не имеет, это означает, что и то, на что оно отвлеклось, очень важно для меня.

Все, на что отвлекается внимание,— очень важно для нашей жизни! Поэтому от него нельзя просто отмахиваться. Его надо изучить и понять. И очень возможно, решить как задачу, чтобы оно больше не прорывалось в мое сознание.

Кроме того, я могу уверенно допустить, что внимание отвлекается не только тогда, когда я намеренно пытался удерживать его. Выглядит это как свойство внимания и с очевидностью происходит постоянно. Но замечать нам удается лишь те скачки внимания, которые разрушают наше намерение удерживать его на чем-либо избранном. Обычно же мы просто не замечаем, что внимание наше скачет.

И не замечаем не потому, что наша способность к самонаблюдению не развита, хотя это и верно. А потому, что эти скачки ощущаются естественными. А точнее, когда я о чем-то думаю или нечто наблюдаю, а внимание мое перескакивает на какой-то иной предмет, я ощущаю, что этот переход очень важен и правилен. И принимаюсь думать об этом.

Но думает в нас разум. И это не я ощущаю правильным, что надо продумать и то, на что переключилось внимание, а разум. А Я считаю, что правильно все, что делает для меня и от моего имени Мой разум. Я передал ему это право и обязанность думать, а точнее, продумывать мою жизнь. И Я просто следую за ним в позволении. Поэтому правильность его выбора ощущается как мое ощущение.

И внимание при этом не скачет. Мазыки говорили про сдвиг внимания. Оно сдвигается не бездумно и не бессмысленно, а в соответствии с устройством моего разума и строго по тем целям, которые разум должен достичь, чтобы моя жизнь состоялась. Это тот самый поиск полезного или строительство жизни, которыми разум и должен заниматься. Именно поэтому внимание и удерживается на этих предметах.

Присмотритесь: это было в жизни у каждого — вы ведете важный для вас разговор. В это время мимо вас пролетает птичка или пробегает собака. Ваше восприятие, безусловно, замечает их. А ваше внимание на краткий миг обращает себя в их сторону. Но уже в следующий оно возвращается к разговору.

Новое и движущееся, внезапно появившееся в поле восприятия, должно быть оценено с точки зрения опасности для жизни. Если бы эта птица влетела в ваше пространство резко и нацеливаясь прямо в лицо, вы бы отпрянули или отмахнулись от нее бездумно. Это доразумное обеспечение выживания. Но он летела мимо, а собака пробегала спокойно.

Поэтому у разума была возможность поискать узнавания, и внимание сначала отвлеклось от разговора, перейдя в восприятие, затем на миг обратилось в сознание, чтобы рассмотреть образы знаний, затем еще раз оценило происходящее как неопасное, и вернулось к разговору. Вот так внимание и работает.

И если вы вдумаетесь, оно вообще не отвлекалось!

Оно просто честно делало то, что должно делать,— обеспечивало ваше выживание, обслуживая то ум, то разум. Вот это и следует принять как сущностную оценку внимания. Нам только кажется, что его невозможно удержать на избранном. На самом же деле, избирая нечто для удержания на нем внимания, мы пытаемся сломать работу разума, а заодно еще и подвергнуть свою жизнь опасности.

И разум сопротивляется. Да и ум тоже.

Но человек упорствует и хочет подчинить их своей власти. Он хочет быть полным, даже абсолютным хозяином всего, что в нем, не став хозяином собственной жизни. А ларчик открывается просто: пока ты должен строить свою жизнь, ум будет обеспечивать твое выживание, а разум строить. Те немногие, кому удавалось овладеть вниманием, справились с жизнью и достигли такого состояния духа, при котором сама жизнь, по крайней мере тела, стала менее ценна, чем управление вниманием.

Иначе говоря, эти люди перешли к главной задаче жизни, которая становится нам доступна только после того, как решено выживание и жизнь выстроена до полной определенности. Вот тогда душа переходит к главному, а тело и все остальное теряют свое значение, поскольку они выполнили свою задачу и обеспечили возможность посвятить себя главному.

Овладение вниманием доступно человеку, но только если эта задача стала смыслом его жизни…

 

 

Глава 5. Внимание младенца

 

Итак, для начинающего наблюдателя основное свойство внимания – оно постоянно отвлекается и его невозможно удержать на чем-то одном. На самом деле, на чем-то избранном тобою. И это ужасно раздражает и расстраивает, поскольку кажется, что ты не хозяин собственному вниманию.

Это ошибка и происходит она из нашего плохого знания о самих себе, в частности об устройстве и работе сознания, разума и ума. Внимание предельно точно исполняет то, что поручено ему тобой же, но через ум, а потом разум. Оно обеспечивает наше выживание и помогает решить задачу строения жизни. И ни на миг не отвлекается от нее.

Чтобы принудить внимание удерживаться на чем-то избранном вами, надо сделать это смыслом жизни и заставить ум достигать этого. Следовательно, задача овладения собственным вниманием должна решаться не на выходе, условно говоря, не тенями на стене пещеры надо управлять. Менять надо источник, отбрасывающий тени или посылающий внимание.

Но до этого источника еще надо добраться. А добравшись, суметь оказать на него воздействие.

Однако есть время, когда мы очень близки к этому источнику внимания. Это младенчество и детство. Я попытаюсь дать очерк внимания в этом возрасте. Конечно, это будет очень краткий очерк, охватывающий лишь самые яркие и очевидные проявления. Тема детского внимания так велика и сложна, что ей должны быть посвящены большие и глубокие исследования, чье время еще не пришло.

Если взрослый, попытавшийся управлять своим вниманием, не сомневается, что главное в этом – не дать вниманию отвлекаться, удерживая его на избранном, то в раннем детстве эта задача выглядит противоположной. Взрослые постоянно заняты тем, как отвлечь ребенка от избранного и переключить его внимание на что угодно другое.

Безусловно, это оправданно, потому что ребенок может избрать предметом своего внимания очень опасный предмет. Но чаще взрослым просто удобней, чтобы дите не мешало им, и они пытаются удержать ребенка внутри круга детских вещей, то есть внутри некоего детского пространства. Возможно, это очень мудро, потому что углубляет познание ребенка. А может, и вредно, поскольку сужает его развитие. Пока я не взялся бы судить.

Однако работа со вниманием ребенка начинается гораздо раньше. И любая мама помнит, как ей первый раз удалось поймать его внимание,– это было событие! Он меня увидел! Он видит меня! Кому не знакомо это состояние?

Если младенец увидел маму, а она судит об этом по собранности и направленности его взгляда. И думается мне, что и основное наше определение внимания как собранности и направленности психики родилось из этого наблюдения, живущего в сознании психологов: человеческий взгляд может быть мутным, бессмысленным, рассеянным, а может собраться в пучок, в луч.

И что поражает: если взгляд так собрался, мы знаем: этот человек видит! Что? Наверное, то, на что глядит, например тебя. Собственно говоря, мы и приходим к ощущению, что он видит при таком взгляде, именно по опыту взаимодействия с такими людьми. Мы именно ощущаем, что нас видят, как если бы при таком взгляде образовывался не луч, а труба, сквозь которую видно в обе стороны.

Мазыки так и называли подобный взор Трубой внимания и считали, что по ней течет сила. Причем, течет в обе стороны. И тот, кто сильней или лучше умеет управлять вниманием, может перехватить его и даже захватить внимание другого. На этом строилось чародейство.

Когда ребенок впервые поглядел на маму, собрав взор в трубу, она заглядывает в глубины его сознания и видит там присутствие ума и души. И радуется она потому, что после этого у нее нет сомнений: это не комок плоти, это человек, и этот человечек будет разумным, а она имеет надежду на счастье. После этого она начинает неустанно решать задачу, как вытаскивать внимание из той мутной среды, в котором оно блуждает. Очень похоже на то, как психиатр возвращает в этот мир человека, потерявшегося в мирах своего сумасшествия…

Мамы, бабушки и даже мужчины в семье играют в игру улучения и извлечения внимания младенца с огромной охотой. Это не может быть лишь задачей материнства или отцовства. В этом явно есть личный интерес, как он есть в том, чтобы завоевать любовь кошки или собаки тех, к кому пришел в гости.

Получить внимание другого почему-то очень приятно, а может быть, даже жизненно важно. Мы все охотники за вниманием, у нас есть такая потребность, вполне сопоставимая с телесными потребностями. Причем у некоторых она перерастает в болезненную страсть, и они становятся людьми сцены, живущими лишь до тех пор, пока нужны зрителю.

Сейчас мир стал приземленным, естественная наука, пообещав рай на земле за то, что ее будут чтить вместо богов, создала ублюдочный рай сытости и вседозволенности. Если есть только тела, то наслаждайтесь телесно! Но древние были ближе к естественности, чем естественная наука. И были наблюдательней. Поэтому даже римский плебс, по-нашему быдло, требовал хлеба и зрелищ!

Зрелищ и сейчас много, но они больше так не понимаются, потому что мало кем осмысляются. Они стали привычными, как и сытость. А в старину зрелищ не хватало, как сахара, как алкоголя, как всего, что может расширять сознание. Поэтому люди относились к зрелищам совсем иначе, чем мы сейчас.

Впрочем, старики еще могут вспомнить и рассказать, как они смотрели кино, когда его привозили раз в неделю в сельский клуб. Или как они бежали вслед за пролетевшим над их деревней самолетом! Могут вспомнить и то, как весело умели развлекать людей те, кто скоморошил. А потом разучились, потому что появился телевизор и редкие профессионалы смеха стали доступны всем.

Так была убита не только народная культура развлечений и потех, но и целое искусство управления вниманием, позволявшее через этот поток внимания общаться душами. Получить внимание другого – очень приятно и, возможно, естественно необходимо для развития и здоровья.

Поэтому все вокруг ребенка стараются поймать его взор, чтобы почувствовать на себе поток чистого и подлинного внимания, даже без примеси узнавания или понимания. Впрочем, мы очень стараемся, чтобы ребенок не просто видел нас, но чтобы он как можно быстрее понял, что эти люди о нем заботятся и что их надо любить…

 

Вот так начинается народная школа прикладной работы со вниманием. Так мы сами накапливаем опыт общения с чистым вниманием и учимся им управлять. А значит, создаем приемы управления. Но эти приемы становятся средой, которая воздействует на ребенка, обучая его тому, как надо использовать внимание.

И начинается это обучение с того, чтобы ребенок научился направлять внимание на тех, кто рядом с ним, а затем удерживать его на них. Иначе говоря, сначала мы применяем к новорожденному вниманию приемы его привлечения. Думается мне, что это должно действовать на каждом новом уровне овладения своим вниманием.

Лишь после этого мы начинаем отвлекать ребенка от всего нежелательного и переключать его на то, что нужно или допустимо. Тем самым, если вдуматься, мы не просто творим некую культуру управления вниманием, мы вообще творим культуру человека, мы выстраиваем его мир.

Мы выстраиваем мир тем, что вносим в него ценности: это хорошо, а это плохо, это допустимо, а этого надо избегать, потому что оно опасно. Мир возле тебя, мир, в котором стоит тебе жить, заполнен полезными, приятными и безопасными вещами — привыкай жить так. Вещей опасных, вредных и ненужных надо избегать.

Но это не все. Этот мир сразу строится как человеческий: ты должен впустить в него другого человека и учитывать его в своем мире постоянно – поэтому не надо тянуться к тому, что не нравится маме. В твоем мире только то, что маме приятно, и за это она тебя любит. Мама, а через нее и другие люди, навсегда вписана в мой мир. И вписана она именно культурой внимания, культурой того, к чему мое внимание может тянуться, а от чего должно отталкиваться.

Понятно, что речь идет не о внимании. Так закладывается разум. Но разум есть запись того, к чему вниманию притягиваться. Разум — это описание пути внимания сквозь эту жизнь. И это путь человеческий, то есть путь всегда по миру людей, в крайнем случае, по его окраинам.