Глава 1. Сознание и внимание

 

Чтобы собрать себя, нужно собрать свое внимание. Что есть «себя» и что такое «свое внимание»?

Бесспорно, что, собирая себя мы собираем не тело, как и, теряя себя, мы теряем не только не тело, но даже не личность. Хотя последнее не столь однозначно, поскольку человеку, совсем потерявшему присутствие духа и свое лицо от страха, говорят: соберись!

Очевидно, что при потере духа речь должна идти о духе. Правда, что это такое, совсем не ясно, поскольку наука о духе — пневматология — приказала долго жить еще в девятнадцатом веке. К тому времени, когда естественники заговорили о том, что и психология должна быть без души, о духе уже не помнили.

Надо отметить, что утрата пневматологии произошла чрезвычайно безболезненно. Наверное, из-за очень плохой разработанности предмета. За душу боролись, и боролись довольно долго, вплоть до последнего времени. В России душа до сих пор ощущается высшей ценностью, поэтому надежда на возвращение науки о душе пока еще не исчезла. В отношении духа все безнадежно. У изгнанного короля больше не осталось сторонников…

С чем это связано? Возможно, с тем, что у каждого правителя должен быть свой народ. Или несколько. Похоже, русские относились к царству души и до сих пор хранят ей верность. А вот у духа должен был быть гораздо более философичный народ, склонный к созерцанию и отвлеченным рассуждениям. Возможно, им могли быть немцы или индусы… Однако пневматологии больше нет!

И поэтому, когда говорят о потере духа, мы предпочитаем говорить о психологических причинах. Психологические причины предполагают гораздо более широкий круг предметов, чем собственно душа. С конца девятнадцатого века, когда молодые психологи-естественники поняли, что изучать душу прямо не в силах, а опосредованно не хотят, поскольку без нее им легче живется,— предметом психологии стали душевные явления.

Само понятие «явление», как и латинское «феномен», предполагает, что должно быть то, что себя в этом являет. Но строгость рассуждения отступает перед жизненными выгодами, а душевные явления гипостазировались, то есть обрели независимое от источника существование.

Явление не может иметь независимого существования иначе, как в умах людей. Оно, как тень, невозможно без того, что его отбрасывает. Но детям в их борьбе с отцами очень хотелось. А когда очень хочется, значит, можно. С тех пор психология стала наукой о тенях. Ничто больше не отбрасывает душевных явлений. С тех пор и поныне они существуют сами по себе, изучаемые просто списком: ощущения, восприятие, внимание, память, мышление, воображение, личность…

Некоторые ученые, у которых общее понятие о научности и поиске истины еще не выветрилось после естественнонаучного промывания мозгов, пытались хотя бы отнести все эти предметы к сознанию. Но сознание смешивалось в горячечных умах революционеров с психикой. А психику нужно было обязательно привязать к веществу тела, к мозгу, чтобы, не дай бог, не подумали, что она и есть неправедно убиенная душа.

Но как только психика привязывалась к телу, все эти «душевные явления» превращались в «функции мозга» или ВНД — высшую нервную деятельность. И тут уж сознание становилось неуместным. И чтобы оно не мешалось под ногами, его тут же превращали в сознавание, то есть в луч некоего внутреннего прожектора, который выхватывает из окружающего меня мрака несколько предметов, которые им освещены.

Это нездоровое представление сразу же принималось играть с научными мозгами свои шутки. С одной стороны, это выхватывание ограниченного круга предметов было слишком похоже на восприятие. С другой — на внимание.

В итоге научная братия уже к 1925 году пришла к выводу, что кто-то виноват в понятийной путанице, и быстро нашла крайнего. Им оказалось внимание, которое, с одной стороны, мешалось в ногах у сознания, а с другой — полностью совпадало с восприятием. За это его было решено объявить вредным и не существующим, какими в начале века объявили ум, разум и рассудок.

После этого надо было развести восприятие и сознание. В итоге полностью отказали в праве на существование психологии сознания, а сознание стало, по крайней мере в советской психологии, той же психикой, но в ее высшем развитии, доступном только человеку и с появлением речи и общественного труда…

В общем, родилась непротиворечивая картина лжи, которую до сих пор требуется поддерживать, потому что без постоянных усилий она развалится. А с ней обвалится куча великолепных научных судеб.

Сознание не есть восприятие, восприятие не есть внимание, или наоборот — сознание даже не есть сознавание. Сознавание — всего лишь свойство сознания и заключается оно в способности разума творить знания. Творит он их из вещества сознания, точнее, того исходного тонкого вещества, которое превращается в сознание, когда обретает знания. Русский народ называл его парой. Пара со знаниями и есть сознание.

Знания хранятся в виде образов. При этом образы бывают нескольких видов: образ мира, включая образы малых миров: мировоззрение, образ себя, образы других, образы вещей и образы действий. С помощью этих образов разум думает и обеспечивает наше выживание.

Но за всем этим стоит душа, и это накладывает на все свой отпечаток. Какой? Будь мы только телами, то есть телью, созданной из вещества, мы могли бы жить только в вещественных мирах и отчетливо это ощущали бы. Однако мы ощущаем, что нам все равно, в каких мирах жить. Мы запросто живем в воображаемых мирах, читая книги, смотря фильмы или играя в игры. Это испытывали все.

Но мы столь же легко ощущаем своим миром не только землю, но и общество, что и отразил русский язык в слове «мир». Любое сообщество, куда мы хотим войти, становится для нас миром, и даже дом ощущается мирком. Это возможно, только если мы живем там как души. Это очевидно.

На самом деле, и с этими мирами все не так просто. Чтобы жить в мире, нужно тело. Для земли — вещественное. Для сообществ — гораздо более тонкое. Оно-то и называется личностью. Порой личности настолько ценны для нас, что их гибель в каком-то мирке-сообществе делает для нас бессмысленной и жизнь вещественного тела. Как потеря чести для аристократа.

Потеря чести, потеря лица, потеря достоинства — все это поражения личности, ведущие к ее разрушению. Наказание для бесчестного человека — изгнание. Откуда? Из сообщества. Но это значит, из мира, которым оно является. Изгнание из мира — всегда переход в мир иной. То есть смерть, если вслушаться в русский язык.

Это возвращает нас к понятию о духе. Смерть — это выход духа вон. Вон дух выходит из тела. Но то же самое может относиться и к миру-сообществу: чтобы и духа твоего здесь не было! Или как в сказке, когда существо нижнего, иного мира распознает русского богатыря чутьем, на нюх: «Фу-фу-фу! Русского духа отродясь здесь не бывало! А тут сам явился!»

Язык показывает, что дух может восприниматься как запах. Может — как то божественное дуновение, которое делает человеческую душу живой, внося в нее самодвижущееся начало. А может быть некими качествами, вроде смелости, решительности, способности оставаться таким, как всегда, хотя многие теряют способность управлять содержанием своего сознания, то есть теми самыми образами, с помощью которых они думают.

Очень похоже, что сильный страх или резкий испуг способны разрушать устройство нашего сознания или по крайней мере, подавлять его вместе с работой разума.

Если вспомнить народные понятия о духе, то создается впечатление, что сознание подобно шару, наполненному образами, который работает, только пока надут. А надувает, или, лучше, наполняет, его как раз дух. И стоит духу выйти, как шар это схлопывается и выходит из строя.

Мазыки говорили, что это пузырь, иначе — гвор живого сознания, ограничивается объемом того мировоззрения, в котором ты сейчас живешь. Если ты напуган и потерял присутствие духа, гвор мировоззрения сдувается. И ты теряешь себя. Того себя, каким ты был для всех, пока достигал правящей в этом мировоззрении цели. В сущности, ты теряешь себя как личность.

А это значит, что ты теряешь не просто тело для жизни в этом мире — ты теряешь орудие для использования образа мира и образов действия.

Конечно, их использует разум. Но, войдя в сообщество, которое ты избираешь своим миром, ты обязан не действовать, а вести себя в соответствии с нравственностью этого сообщества. Все знания о том, как надо здесь вести себя, собираются в личность и в дальнейшем используются только сквозь нее. Потеря личности приводит к потере способности использовать знания о жизни в этом мире. Ты как бы теряешь их вместе с кусками разорванной в клочья личности.

Конечно, разум может действовать и без личности. Но он раздал себя ей, и после ее потери ему надо собраться. Именно это и является крайним случаем потери себя. Однако он не единственный, когда требуется собирание.

Гораздо чаще нечто подобное происходит прямо в обычной жизни, когда мы теряем дееспособность и способность действовать точно и малыми силами.

В случае полной потери личности и крайней растерянности, чтобы собрать себя, нужно вернуть присутствие духа, то есть собрать дух, который из тебя вышел. Это важное искусство, но все мы им так или иначе владеем. Эту способность лишь надо осознать и немножко поупражнять.

Как ни странно, но восстановление себя в случаях бытовых и не таких страшных может быть гораздо сложней. И тут без управления вниманием не обойтись.