Глава 13. Созерцание здравого смысла

 

Когда сознание очищено, можно не просто заглянуть в него, как в пространство, заполненное образами. Образы — лишь тени, отбрасываемые тем, что прячется за сознанием. И это вовсе не душа. До души еще надо добраться. Это то, что действует от имени души.

Мы наблюдали за своими желаниями, чувствами и мыслями. И нам казалось, что все они имеют самостоятельное существование, попросту существуют. Но мы научились договариваться с собой, и наши желания стали отступать. Мы попытались вглядеться в чувства, и вдруг оказалось, что их как бы и нет; как нет чувства любви, а есть любовь…

Это странно и заставляет задуматься. А когда задумываешься, то понимаешь, что чувство любви все-таки есть, но не в том смысле, в каком мы понимали его раньше. Оно, как чувство осязания, есть способность чего-то совсем не телесного. И как и чувство осязания или чувство голода, оно не существует, пока нечего осязать, пока нет голода или нет любви. Подлинные чувства не существуют, а имеются, как имеются органы чувств, способные видеть, слышать, ощущать вкус. Так и чувства любви, радости, горя имеются у того, что способно воспринимать подобные раздражители, то есть некие условные «вещи» по имени любовь, радость, горе…

Телесные чувства — это органы, воспринимающие воздействия на тело. Вот и душевные чувства — это такие органы, воспринимающие воздействие на тело души. Физическое тело, тель не способно воспринимать столь тонкие воздействия. В его мире нет того, что могло бы быть воспринято на такой, условно говоря, частоте. А в мире душ эти излучения привычны и естественны. И мы всегда способны жить в том мире…

Однако, до него не дойти, если не пробиться сквозь то, что держит нас в плену. Духовные школы древности называли это иллюзией. Но это слово ничего не передает, поскольку его задача показать человеку, что и содержания его сознания, и весь этот мир, пролившийся в наше сознание, не истинны. Однако в это нельзя поверить — органы чувств свидетельствуют об обратном, а разум утверждает, что истинно только то, что воспринято, а ложным является как раз мир души.

Джон Локк посеял семена этой ловушки в начале восемнадцатого века, французские материалисты превратили их в научные гипотезы, естественники девятнадцатого столетия соткали из них непротиворечивую картину лжи, а мы расхлебываем теперь ошибки наших дедов…

Впрочем, самопознание не требует отвергать ни гипотез, ни мировоззрений. Каких бы взглядов на мир вы не придерживались, ничто не в силах отменить необходимость понять себя. И совершенно все равно, есть ли у вас душа или ее нет, но если вы упорядочили свою жизнь, она станет успешней. А если вы научитесь собираться и собирать свое внимание, вы станете сильней и легче достигнете того, чего желаете. Но этот путь не пройти, если не научиться видеть то, что улучает вас, растаскивая вашу силу на множество частей. Чтобы собраться, ловушки, улучающие внимание и заставляющие заниматься собой, надо видеть. А так же уметь преодолевать.

Но вот вы преодолели их все. Ваши цели строго упорядочены, желания управляемы, чувства поняты, остались лишь мысли, заполняющие сознание. И вы влипаете в них, стоит только вам обратить взор внутрь себя. Вы влипаете в них, будто вас засасывают сны наяву. И вы должны либо сдаться, и прекратить дальнейшую погоню за единорогом по имени Внимание, либо вам придется приняться за описание той среды, которая вам теперь предстанет.

Это потребует еще одного скачка в искусстве самосозерцания, чего не достичь, если качественно не поднять свою способность осознавать себя. Это просто, но трудно. Просто в том смысле, что для этого не нужно сложных действий. Осознавание подымается простым усилием, вложенным в намерение. Надо лишь принять решение увидеть то, из чего состоит поток образов, мчащихся перед вашим взором, и приступить к созерцанию. А когда они пытаются захватить вас, сделать все, чтобы остаться лишь наблюдателем.

Если вам удалост не засыпать в те образы, что будут вас чаровать, ваше самоосознавание усилилось. Но это не просто. Старые мазыки иногда называли эти сны наяву Сладкими птицами. Думаю, они имели в виду сирен, которые пели Одиссею, привязанному к мачте. По крайней мере мне хочется, чтобы именно это имелось в виду. И хоть я и не слышал этого имени из уст стариков, сам я так и называю их.

Однако если ваше осознавание повысится, вы довольно скоро разглядите, что не все образы вашего сознания являются снами наяву. Изрядная часть из них имеют особую природу. Они подобны дыму, который заполняет все пространство, отнимая способность видеть. Но уже само присутствие дыма говорит, что где-то должен быть огонь, где-то должен быть источник этих образов.

Все эти образы, если вы включите свое чутье, пахнут одинаково — от них разит здравым смыслом.

Мазыки считали, что слово «смысл» родственно мышлению. И хотя их этимологии были далеко не научными, в этом случае они, конечно, правы. Смысл и мышление слова родственные. Однако мазыки считали, что они родственны не потому, что происходят от общего корня, а потому что несут единый смысл, описывая определенное устройство человеческого сознания. Мы-слить — это слить мы, то есть слиться в общество и с обществом. То же самое делают и смыслы — они сливают нас в общество, позволяя не только понимать друг друга, но и определять, какое поведение правильное, а какое неправильное. А правильное поведение — это, даже по понятиям современной социологии, орудие творения общества.

Но оставим общество социологам, как психологу мне важно лишь то, что смысл возможен лишь в рамках мышления, и его нет для разума. Это кажется очень странным и даже противоречащим действительности. Ведь разум постоянно гадает, какой смысл в том или ином человеческом поступке, в том или ином высказывании.

Однако, если вдуматься и присмотреться, то в этом нет противоречия, мой разум вполне может искать смысл в поступках и словах людей, поскольку он разгадывает загадки, решая задачи выживания. Но смысл этот, который он находит — это не объяснительный принцип для моего разума — это лишь объяснение, почему другие люди поступили так, а не иначе. Смысл был у них, а у меня, у моего разума обрелось лишь понимание. Смысл был движением, заставлявшим других людей или даже меня достигать что-то в обществе. И пока это связано с другими людьми, речь действительно идет о смысле.

Но попробуйте найти смысл в явлениях природы, в действиях зверей, рыб или птиц, в законах мироздания. И вы обнаружите там лишь причины...

Сам способ говорить о природе на языке смысла бессмысленен. Разум не принимает его, зато использует в отношении людей или общества. Смыслы — исключительно человеческий способ строить свою жизнь и судить о ней. Выживание в человеческом обществе настолько важно для нас, что мы развиваем в себе как бы второй разум, разум для общества или здравый смысл. Он отличается от разума только тем, что не создает образ мира, а использует уже имеющийся. Зато он создает свой образ мира-общества, делает своего рода копию того, что есть в отношении общества в образе мира.

В итоге человек немножко сходит с ума, становится шизофреником в смысле расщепленного сознания. Он может решать одни и те же жизненные задачи исходя из разумного образа мира, а может из образа здравого смысла. И это будут разные решения. Решения из образа здравого смысла всегда будут правильными, но не всегда успешными.

Просто для примера: вы хотите добиться от какого-то чиновника полагающиеся вам льготы. Но его секретарша просто не пускает вас к нему. В разуме вы бы возмутились, устроили бы скандал и добились бы того, что полагается вам по закону. А здравый смысл запросто подскажет вам, что не стоит портить отношения с людьми…

Огромный слой тех образов, что вы застанете в своем сознании, когда очистите его, будет поражен болезнью здравого смысла. Старики не называли эти образы Сладкими птицами, они называли их пузырями здравого смысла.

Здравый смысл прячется где-то в глубине сознания и пускает пузыри, которые как липкие слюни заволакивают все ваше сознание, заставляя думать о всякой чепухе, вроде того самого знаменитого колеса из гоголевских «Мертвых душ», которое то ли дойдет до Москвы, то ли не дойдет. Каких только здравомыслящих пустышек вы не обнаружите в себе, когда начнете вглядываться, какую только чушь не обсудите сами с собой. Вы обнаружите себя размышляющими о том, что раньше — яйцо или курица, возможен ли вечный двигатель, верен ли закон сохранения энергии, какими нитками лучше пришивать пуговицы, является ли темнота недостатком света…

Здравый смысл будет пузырить обо всем, что только ему подвернется и будет захватывать этим ваше внимание.

Первый способ борьбы с ним — научиться мгновенно распознавать его присутствие и вышвыривать из своего сознания. Это не сложно и обязательно у вас получится. Но пузыри будут подстерегать вас снова и снова.

Чтобы убрать их полностью, однажды придется стереть сам образ мира здравого смысла вместе с ним самим. Это совсем не просто, но древние придумали средство: они становились отшельниками, отсекая саму потребность в обществе.

Это упражнение может сработать, но решение стать одиночкой должно быть очень, очень настоящим.

Чтобы его облегчить, могу сказать: стать одиноким странником надо лишь внутренне. Все учившие меня мазыки вполне уютно жили в человеческом обществе не имея ни малейшего здравого смысла. Ведь его отсутствие никак не отменяет разум. Наоборот, убрать здравый смысл, значит вернуться к первоисточнику. Здравый смысл, всего лишь уродливое отражение разума. Его вполне можно уничтожить.

 

 

Глава 14. Созерцание разума

 

Не все смогут проделать полное очищение сознания. Но все могут время от времени достигать таких состояний, когда все дела решены, желания выполнены, помехи всех родов устранены, и перед тобой открылось окошечко ясного сознания, которое можно использовать, чтобы заглянуть в себя. И, к примеру, раскрыть способность управлять собственным вниманием.

Собственно говоря, именно эти состояния и будут долгое время той дичью, за которой вы будете охотиться, если избрали путь самосовершенствования. Ясные и свободные состояния сознания — большая ценность, потому что они позволяют делать качественные скачки. Поэтому само по себе собирание себя и будет вами вестись ради того, чтобы достигать таких состояний хотя бы раз в несколько дней или даже недель.

Эти состояния — большая ценность. Они подобны тому, что спортсмены называют «пиком формы». Причем, и сами эти «пики» достигаются именно за счет того, что ты собрался и на время соревнований отключил все лишние мысли, направив все свое внимание только на то, как выступишь. Победы на олимпиадах и чемпионатах — это победы в том, как собрать себя и свое внимание.

Многие знают, что такое собраться для такой победы. Этот опыт надо вспомнить и освоить до такой меры, чтобы он перешел в обыденную жизнь. «Пик формы» — это лучшее, на что вы были однажды способны. Но это не более чем ясное сознание, позволяющее решить самую важную на тот миг задачу. Собирание сознания позволит сделать его обычным вашим состоянием.

Поэтому, если хоть изредка вам будет удаваться достичь ясного сознания, очень важно использовать его с предельной пользой. Поэтому нам необходимо понять, что вас там ждет и как в этих состояниях работать. В этом отношении состояния ясного сознания очень похожи на пробуждения во время сна или, иными словами, на осознанные сновидения. Многим удавалось это упражнение. Ты спишь и вдруг осознаешь, что спишь. И пробуждаешься прямо там, внутри сна.

И тут ты можешь все. Все возможности сна тебе доступны. А ты не знаешь, что делать… Когда я начинал эти упражнения, меня хватало только на то, чтобы летать и проходить сквозь стены… Способность думать в том состоянии сильно ограничена и, так сказать, мозгов на постановку хорошей исследовательской задачи не хватает.

Вот и в мгновения ясности разума может не хватить. Поэтому подготовиться к встрече с этим состоянием надо заранее.

 

Что же нас ждет там? Столкновение с самой природой собственного разума. Вот мы с вами последовательно, шаг за шагом убирали слои того, что отвлекает наше внимание, и тем самым собирали его, чтобы овладеть способностью глубокого созерцания. Теперь наше созерцание стало гораздо сильней, и мы могли бы направить его на то, что раньше ускользало от нас. Но на что?

Если вдуматься, мы ведь не просто собирали внимание, устраняя то, что могло его отвлекать. Мы очищали сознание. И теперь в нем гораздо меньше того, что могло бы его заполнять. Но определенно остался разум. Ведь мы не утратили способность думать, и задача созерцать собственное внимание вполне разумна.

Следовательно, мы вполне можем направить свое созерцание на сам разум и его устройство.

Конечно, направив внимание на поиски собственного разума, первым делом мы обнаружим помехи этому созерцанию. Это будут осколки того, что мы очищали. Их просто надо поймать, осознать и дочистить теми же способами, что и раньше. Этому необходимо посвятить столько времени, сколько потребуется. Но однажды вы от них избавитесь. И перед вами откроется состояние, в котором вас ничто не беспокоит, ничто не отвлекает. И вы можете просто смотреть «внутрь себя».

И что же вы там увидите?

Марево со множеством светлых бликов. А также некое движение, словно волной омывающее то пространство, в котором вы себя обнаружили. Это движение и есть внимание, совершающее поиск того, на что обратиться. Если ничего не находится, оно проверяет ваше тело или ваше дыхание, или прицепляется к какому-нибудь внешнему звуку.

Вы сумеете на какое-то время остановить этот поиск усилием, собрав внимание в ту часть этого внутреннего пространства, куда, условно говоря, смотрите. И постараетесь его там удержать. Вот тогда вас начнут улучать образы. Они незаметно выплывают из марева, и вы обнаруживаете себя уже захваченными ими. Очевидно, что захвачено было внимание, а ваше Я потекло вместе с ним в тот мир, в который увлек образ.

Это прекрасное упражнение на осознавание себя. Как только вы осознаете, что вас улучил образ, его сила слабнет, и он отступает, а то и совсем пропадает. Но его тут же сменяет другой. Иногда вы будете сразу замечать, как это происходит, а иногда снова обнаружите, что уже давно отдались ему.

Именно эти образы я и зову сиренами, а старые мазыки звали Сладкими птицами. Конечно, мысль о том, что они помнили что-то из греческой мифологии, тешит меня. Но более вероятно, что это имя взято ими из русской сказки, где живет множество могучих птиц, уносящих героя в иные миры.

Дело в том, что старики говорили про эти образы как про сладких птиц сна, потому что они уносят нас в сны. И объясняли, что они совсем иной природы, чем все те образы, которые составляют содержание сознания. Я перескажу то, как видели это мазыки, и при всей скептичности моего рассудка я не вижу лучшего объяснения устройства нашего разума.

Разум сам по себе тоже всего лишь большой и сложный образ, созданный, чтобы управлять другими образами. В нем записано, как решать задачи. Но он не может действовать, если его не обеспечить основой, в которой записаны условия задачи. А условия у всех наших задач одни — земные. Мы воплотились на этой планете, и все наши действительные задачи — это жизненные задачи, разворачивающиеся внутри Образа мира.

Жить мы можем в мире, но думать — только в Образе мира. Думать — значит мысленно водить образ себя сквозь образ мира к той цели, которую хочешь достичь, подбирая лучший образ действия. Все думание, как и все мышление, как и все здравомыслие,— это лишь работа с образами. И вся она строится на том огромном образе, которыми мир отразился в моем сознании.

Образ мира — это благословение человечества и его проклятие. Ведь он облегчает выживание, не говоря уж о возможности создать общество, но он же и отгораживает нас от действительного мира. Воплощение набрасывает образ мира на мое сознание как сетку, с помощью которой я узнаю то, что вокруг меня. Если бы не было возможности узнавать, приходилось бы познавать все каждый раз заново.

Именно в нее мы и упираемся своим созерцанием, когда достигаем ясности сознания. Нам не удается при этом видеть сам разум, но это не страшно и не важно, потому что он при этом подчинен той задаче, которую мы решаем. Именно он направляет внимание на рассматривание собственного нутра. В нем, собственно говоря, пока нет ничего, что стоило бы рассматривать. Гораздо важнее, овладеть им настолько, чтобы познать себя и раскрыть все необходимые способности.

И вот разум направляет себя на тот предел сознания, за которым больше нет образов. Но образы вспыхивают и вспыхивают, сочетаясь такими неожиданными способами, которые не придумало бы и самое буйное воображение. То, что приходит из глубин марева, не может быть взято из прошлого. Каждый раз, осознавая, во что тебя затянуло, ты понимаешь: этого не было в твоей жизни ни в каком виде! Как же такое возможно? Быть может, это не твои образы? Быть может, это какое-нибудь мировое информационное поле, акаши?

Мазыки видели все это проще. Пред тобой сетка Образа мира. Она вся соткана из образов этого мира. И когда ты направляешь на нее свое внимание, этот удар, столкнувшись с одним из образов, выбивает из нее блик. В сущности, раскрывает один из тех неясных бликов, что вы созерцали в мареве своего сознания. Он вспыхивает, ударяя еще в несколько образов, и они сплетаются, подобно калейдоскопу, в немыслимое сочетание.

Так рождается странный образ, которого в целом никогда не было в вашей жизни, но в котором каждая отдельная часть вполне узнаваема, поскольку естественно соответствует вашим знаниям о мире. Но этот образ не просто рукотворный монстр, вроде отражения в кривом зеркале. Это чудо. И он пришел за тобой.

Чудо в том, что эти образы творятся не разумом. Они возникают как бы сами собой, вызванные колебаниями сетки образа мира под давлением нашего внимания. Но это не нарушение работы нашего внутреннего устройства. Так и было задумано. Образ мира ждет тебя в своем далеком далеке, как молодильные яблочки или клетка с жар-птицей, которых нельзя взять, не заставив звучать натянутые по саду струны.

Струны запели, и слуги хозяина чудес спешат, чтобы поймать тебя и захватить в плен. И если им это удается, они несут тебя сквозь сеть, которой огорожен наш мир, туда, где твоя душа отдохнет до утра…

Накопив опыт созерцания сладких птиц сна, вы быстро почувствуете, что их природа очень близка к природе образов сновидений. Они как бы сны, просочившиеся сквозь стену мира разума, чтобы захватывать душу. И душа охотно отдается им.

В сущности, мы делаем это каждый раз, когда засыпаем. Утомившись, мы естественно, без всякого усилия, позволяем разуму забыть то, что нас заботило, и тогда внимание погружается до самой границы мира и ударяется о поддерживающую его порядок стену. Струна издает неземной звон, и стражи иных миров мчатся, чтобы подхватить душу и освободить ее от земных тягот до следующего утра…

 

 

Глава 15. Прикладная работа

 

Такой предмет как собирание внимания не может быть только теоретическим. Конечно, без теории, точнее без теоретического обоснования прикладную психологию не построить. Теория, что с греческого переводится как созерцание, должна быть точным описанием того предмета, который мы изучаем. Без такого описания, сделанного с помощью прямого наблюдения, находки прикладника будут случайными.

Настоящая теория хороша тем, что в рамках нее можно определить свои цели в отношении изучаемого явления и построить ради их достижения задачи. Просто подумать и разумно выстроить все необходимые задачи, чтобы достичь желаемого. Так если мы хотим научиться собиранию внимания, наша исходная теория должна позволять воссоздать любые условия, в которых нам требуется собирать внимание, и воссоздать в соответствии с действительностью.

Это значит, что исходное созерцание предмета должно давать возможность для объяснений. Не конечных объяснений в отношении предмета исследования — эти конечные объяснения могут быть еще впереди. Но все, с чем может человек столкнуться в жизни и в быту, должно объясняться исходя из теории на таком уровне ясности и понятности, чтобы было можно во всем разобраться и решить как задачу.

Вполне понятно, что объяснение бытовых явлений проще, чем исходных причин. Однако академическая психология, выстроившая себя на гипотезе естественнонаучности познания человека, не в силах как раз подсказывать хоть что-то, относящееся именно к нашей жизни. В силу этого в рамках нее есть много попыток объяснять конечные и причинные вещи, которые нам очень мало полезны в жизни, и совсем нет связей между теорией и нашим бытом.

Это не значит, что теория прикладной психологии не должна стремиться к полному объяснению психологических явлений. Чем выше поднялось созерцание предмета, тем глубже его понимание. Лишь бы это созерцание было верным. К сожалению, чем глубже мы занимаемся созерцанием, тем гипотетичней становятся попытки наших объяснений. И это не исправить, пока не будут проделаны такие же исследования на соседних участках познания человека.

В силу этого я совершенно не сомневаюсь в большей части выложенной мною в предшествующих главах теории прикладной психологии внимания, но вынужден принимать, что заключительные положения пока, скорее, метафоричны. Они, в сущности, лишь дают толчок для поиска, но вряд ли могли бы быть основанием для прикладной работы. Тем не менее объяснить то, что открывается самонаблюдению, поднявшемуся до последних слоев сознания, иначе пока не удалось никому, что не значит, что приведенные мною объяснения совершенно верны.

Они лишь допускают, что за очевидными вещами есть еще нечто, что необходимо исследовать, и дают возможность начать тот спор, в котором родится истинное описание действительности.

Однако это никак не мешает нам вполне уверенно работать с предшествующими слоями сознания и строить прикладную психологию внимания.

Итак, какие возможности прикладной работы открываются исходя из того описания предмета, что было проделано мною.

Начну с очевидного: внимание не прикасается к внешнему миру, его среда — исключительно пространство человеческого сознания. Даже когда оно управляет восприятием внешних явлений, с этими явлениями имеют дело лишь органы восприятия, внимание же направлено лишь на то, что принесено восприятием.

В силу этого вниманию совершенно все равно, что перед ним — предмет внешнего мира или явление внутреннего. Для внимания все эти предметы одной природы, поскольку его задача — обеспечить разум знаниями, необходимыми для решения им тех задач, которыми он либо обеспечивает мое выживание, либо создает условия для души.

Поэтому, когда мы говорим о собирании внимания, мы имеем в виду некое вполне прикладное действие, ведущее либо к улучшению нашей жизни, либо к улучшению способности выживать. Иначе говоря, прикладная психология внимания, по крайней мере на ее начальных ступенях, не преследует отвлеченных задач вроде чистого познания самого внимания. Задачи прикладной психологии вырастают из жизненных задач человека.

Следовательно, собирание внимания прикладной психологии — это всегда собирание внимания для чего-то.

Более того, и сама несобранность внимания это тоже следствие его собирания для чего-то, но чего-то иного.

Внимание не бывает ни собранным, ни рассеянным. Оно всегда такое, какое есть. Долгие попытки академической психологии доказать, что внимание можно распределить, разделив на несколько потоков, кончились все же признанием того, что речь вряд ли идет о раздвоении внимания. Речь идет лишь о скорости перемещения внимания от одного предмета к другому.

Это означает, что даже при патологической рассеянности внимания внимание остается все тем же, каким оно дано человеку. Но метания между множеством предметов делают его плохим орудием в деле выживания.

Из этого следует еще один очевидный вывод: вопрос собирания внимания вообще ставится неверно, если мы хотим воздействовать на само внимание. Внимание нельзя улучшить, оно — данность. Улучшить можно лишь культуру использования внимания. Попросту говоря, научиться им управлять.

При этом не менее очевидно, что разбросанность внимания — это не свойство самого внимания и даже не качество управления им. Разбросанность внимания зависит от тех предметов, к которым внимание привязано. Иными словами, разбросанность внимания — это свойство среды, в которой действует внимание.

Разбросанность внимания — это твоя разбросанность, хочешь собрать внимание — соберись сам!

Однако наблюдение показывает еще одну любопытную черту: собирание внимания на чем-то одном дает силу. Чем сильнее собрано внимание, тем больше силы мы можем вложить в поставленную задачу, тем больших успехов можем достичь. Связь внимания с силой необходимо осознать и принять, потому что от этого зависит, насколько важным покажется человеку работа над собственным вниманием.

Что это за сила? Если вдуматься, то та же самая сила жизни, которая наполняет нас. Именно ее мы извлекаем, когда случаются тяжкие испытания, именно ее проявляем как «подвиг силы беспримерной». Откуда мы извлекаем эти сверхчеловеческие силы, не очень ясно. Но то, что иногда нам удается их извлечь,— это знакомо каждому. И то, что сила течет туда, куда направлено наше внимание, тоже очевидность.

Правда, было бы верней сказать, что сила течет туда, куда всецело направлен я. Однако это в определенном смысле одно и то же: собирая себя мы собираем внимание. Но собирая внимание мы собираем силу. Ту саму силу, за которой десятки тысяч лет охотились наши предки в рамках всех магических искусств, которые создали за время существования человечества.

Человек живет за счет жизненной силы, в силу этого он охотник за силой. А сказки человечества об овладении чудесными помощниками или волшебными вещами — это лишь поэтические образы, описывающие охоту и обретение силы…

В нашем случае сила — это то, что делает человека успешным в его делах. Если прикладной психолог хочет помочь человеку решить его жизненные задачи, он должен помочь ему найти силы для исполнения этих дел и для победы в них. Сам по себе поиск силы — понятие излишне мистическое. Совершенно непонятно, что для этого делать, разве что истязать себя аскезой. Но собирание внимания через собирание себя определенно дает необходимую силу, делая понятным, что же непосредственно делать.

А делать надо то, что мы рассмотрели в самих себе: упорядочивать содержание собственного сознания, приводя его если не к полному единству, то, по крайней мере, к управляемости. Что такое единство сознания?

Понятно, что речь идет не о самой тонкоматериальной среде, которой является сознание, а о его содержаниях, которые и правят нашими жизнями. О тех самых целях, желаниях, чувствах, задачах и даже сумасшествиях, которыми сознание заполнено и которыми улучает внимание, заставляя его разбрасываться.

Допустим, полное единство сознания — это задача труднодостижимая, поскольку потребность собрать всего себя в стрелу, устремленную к одной единственной цели, рождается либо у одержимых, либо у людей, достигших в своем развитии потребности стать йогом и перейти в другое качество жизни.

Но вот научиться собирать свои силы в кулак, когда это нужно для достижения важных целей,— искусство и вполне достижимое и необходимое в жизни. Кулак не стрела. В нем, что само собой видно, в некое единство собираются несколько целей, сжатых вместе усилием. Делается это ради достижения цели. Как собирался весь наш народ во время войны ради победы.

Понятно, что даже при всем желании и множестве искренних попыток удержать себя на решении лишь одной задачи человек, чье сознание полно сумасшествий, не сможет. Сумасшествия, в том условном смысле, в каком это слово используется в прикладной психологии,— это инородные включения в сознание, действующие под управлением собственных, внутренних причин. Что значит, совершенно не управляющихся вашим разумом.

Если в вашем сознании есть нечто подобное, совершенно неважно, что вы решили делать или какими собрались быть. Оно включится тогда, когда для этого появится некий внешний повод, и включится прямо посреди вашей битвы.

Поэтому очевидно, что, если вы хотите научиться собирать свои силы в кулак, сознание надо очистить. Даже если ваше сознание будет еще изрядно переполнено различными целями и желаниями, достаточно того, чтобы они были вашими, и тогда вы — Хозяин. А значит, можете достигать этих целей, а можете не достигать, можете увеличивать усилие, а можете откладывать все дела.

Вот так это и делается, когда нужно собраться. Вы просто откладываете все остальные дела до завершения главного. И они откладываются! Потому что ваше сознание здоровое.

Но это требует силы. И чем больше у вас целей, тем больше силы. Или тем страшней должна быть беда или важней мечта, чтобы ради них вы все отложили. Поэтому и с чистым сознанием нужно работать, упрощая и упорядочивая его.

 

Чтобы проделать это, существуют приемы. А чтобы проверить качество собственной работы и выявить то, что скрылось от вашего взора, — упражнения и игры.

 

 

Глава 16. Начало работы

 

Вся прикладная психологическая работа исходит из знания природы сознания и его устройства. В частности восприятия, памяти и разума. Конечно, речь идет о работе на том этапе самопознания, который доступен нам в пределах современной психологии как науки о душевных явлениях. Психология как наука о душе пойдет дальше, но до нее еще надо дорасти.

В отношении восприятия вначале прикладнику достаточно знать, что оно и обеспечивает разум необходимыми для решения жизненных задач впечатлениями. А также то, что с помощью восприятия, если направлять его целенаправленно, можно углублять свои знания о том предмете, который стал основой вашей очередной задачи.

В отношении памяти достаточно знать, что все, что нам нужно для жизни, в ней есть. А также то, что память бывает двух видов. Одна ее часть входит прямо в образ мира и поэтому постоянно используется и почти не забывается. Остальное же хранится в особых хранилищах и требуется только в редких случаях. Поэтому может забываться. Однако ничто не исчезает из памяти. Лишь путь к нужному воспоминанию может усложниться со временем.

И восприятие, и память своего рода данность, которой нет смысла как-то особо заниматься, пока не появилась такая необходимость. Но появляется она крайне редко.

Зато мы постоянно используем разум, и от того, насколько мы в этом умелы, зависит вся наша жизнь. Вот им-то, по сути, и стоит заниматься, если мы хотим улучшить любую свою способность, начиная со способности собирать или управлять вниманием. В определенном смысле все эти упражнения есть наука думать, что значит, что для того, чтобы освоить искусство внимания, надо просто подумать и разработать соответствующие задачи.

Но само по себе устройство разума предполагает, что он не может приступить ни к одному действию, ни к одной задаче, если вы не примете соответствующие решения. И это тоже немалое искусство, потому что действенны только настоящие решения. А настоящими их делает либо наличие более высокой цели, ради которой вы совершаете усилия, либо прямой душевный позыв.

Душевный позыв или влечение действенней всего, потому что из него и рождаются все наши желания, а значит, и цели. Поэтому искусство принятия настоящих решений предполагает способность прозревать или очень желанные цели, или прямо душевные движения. Причем и цели, и позывы души должны быть такими, какие нуждаются именно в тех действиях, о которых вы принимаете решения.

Проще говоря, хотите, чтобы решение заработало,— ищите в своей душе или жизни чего-то очень желанного, чему пришла пора.

Решение освоить собирание внимания не может не изменить вашу жизнь, если вы этому научитесь. Значит, либо пришла пора ее менять, либо от этого надо отказаться. Но если вы не хотите отказываться и действительно хотите научиться собираться в кулак, примите, что жизнь придется поменять. Вы созрели.

А как только вы это примите, возникнет вопрос: что же за изменения назрели? И вот проявляется первый прием собирания себя — надо высвободить время, отключиться от всего постороннего и поднять все то, что прячется в глубинах вашего сознания как мечты. Чему-то из них пришла пора исполниться, и именно эти мечты и поселили в вашем сознании потребность освоить управление вниманием.

Такие, задвинутые вами на самые задворки сознания, мечты, всегда есть воплощение душевных потребностей. Они настолько важны, что ради них вы сможете принять настоящее решение. Но сначала надо осознать, что вы действительно можете позволить себе такую мечту. Это значит, что ради нее можно поменять жизнь, перестроить быт и измениться самому. И если все верно, то это поймут и ваши близкие. Поймут и примут.

Эта мечта может быть какой угодно: поступить в университет, бросить прежнюю работу, расширить бизнес, развестись, завести ребенка… Главное, что ради нее придется менять жизнь, потому что она потребует перераспределения сил. Этой цели не достичь, если работать по-прежнему. Для нее просто необходимо собраться и научиться работать легче, а делать больше.

Вот тогда станет очевидно, что управление вниманием и искусство собираться вам необходимы. И как только эта очевидность озарит вас, вы можете сделать второй шаг: принять решение освоить собирание внимания.

Со всей определенностью, после этого вы очень быстро поймете, что это не такое уж легкое упражнение, и вам придется проделать третий и четвертый шаги. Третий: это очищение сознания от всего инородного. Четвертый — упорядочивание своей жизни. Многое, что вы позволяли себе по привычке, придется исключить, а что-то, без чего не овладеть новой способностью, добавить. Например, приучить себя к тому, что выделяете какое-то время каждый день на упражнения. Без них способность не раскрыть, они неизбежность. А без упорядочивания не найти времени.

Кроме того, желательно найти сообщество единомышленников, которые вас поймут и поддержат. Без людей, близких вам по интересам, ваше движение будет стопориться, потому что вы обязательно будете попадать в ловушки, которые очень трудно распознать изнутри.

Поэтому следующий шаг — найти тех, с кем можно поделиться своими сложностями и успехами. Их не обязательно должно быть много, но они должны вас понимать.

После этого, освоив приемы очищения и целеустроения, вы начинаете думать об упражнениях, которые необходимо разработать для себя. Некоторые из них могут быть очень общими и подходить любому искателю внимания. Другие разрабатываются строго под себя, поскольку полностью соответствуют условиям вашей жизни.

Поэтому общие упражнения вполне можно заимствовать у тех, кто ушел дальше. И делать их можно сообща, то есть собравшись вместе.

С упражнениями, которые вы построите исходя из ваших личных условий, сложнее. Некоторые из них требуют отыгрывания тех ловушек, которые сложились в вашей жизни. Поэтому желательно, чтобы вам помогли их отыграть.

Впрочем, если ваше решение действительно сильно, вы отыграете любые игры в своем воображении, точнее, представите все, что необходимо. Главное, точно понимать, что и зачем делается.