Глава 5. Действительные цели

 

Понять внимание совсем не просто. Даже просто почувствовать его, прикоснуться к нему как к стихии, бурной струей бьющей из глубин нашего естества, удается не каждому. У современного человека слишком много целей, которые растаскивают его, чтобы у него хватало сил на подобные созерцания.

Но если вы убираете все чужие и прошлые цели, если вы очищаете свое сознание от всего инородного, что привнесено в него помимо ваших воли и разума, и у вас остаются только ваши цели — вполне разумные и необходимые для жизни, — вот тогда вы можете открыть для себя внимание. Но вначале оно вам покажет свою силу и неуправляемость.

Многие русские люди самонадеянно идут в йогу, читают классические книги, вроде трактатов Патанджали и его комментаторов, и питают иллюзию, что понимают, что такое Дхарана или Дхьяна. Иными словами, им кажется, что они прикоснулись во Вниманию и теперь понимают йогов той поры. И у них даже есть общий опыт: и тем, и другим не удается покорить этого бешеного коня внимания. Но и те, и другие питают надежду.

Не обольщайтесь. Когда древний йог — классический или буддийский, — пишет о сложностях управления читтой или необузданности мыслей и чувств, он пишет это совсем из другого состояния сознания. До этого надо дорасти, а пока этого не случилось, вам только кажется, что вы его понимаете. Как ребенку или ездоку на компьютерном тренажере кажется, что он понимает чувства гонщика из «Формулы–1».

Древний индийский йог, достигнув возраста сорока лет и отдав все долги жене и детям, уходил в саньясу, в отшельничество, тем самым срезал все цели, связанные с тем миром. Так же и буддийский йог бросал все и уходил в монастырь, достигал той же чистоты сознания, которую мы редко можем достичь, даже если убрали все чужие и старые цели. Даже очистив свое сознание до такого состояния, что в нем нет ничего кроме действительных целей, мы еще не в состоянии полноценно понимать древнюю йогу, потому что еще не можем почувствовать собственное внимание. Оно все еще слишком разбросано и потому не дает рассмотреть себя. Чтобы хоть как-то приблизиться к нему, надо навести порядок и среди действительных целей.

По большому счету, их надо уменьшить, чтобы оставалась только одна: познавать себя. Вот тогда будет достигнута и полная управляемость внимания и даже полное слияние с ним. Ты сам станешь потоком внимания и потоком живой силы. Но это состояние еще далеко. Вначале хорошо бы было уменьшить количество действительных целей до такой меры, чтобы они умещались в мережку, как называли мазыки то устройство разума, с помощью которого мы думаем.

Мережка состоит из девяти ячей, но срединная — Глаз — используется как рабочий стол, на котором творятся образы. Поэтому целей в вашей жизни должно быть не больше восьми. Лучше меньше. Вот тогда вы можете рассчитывать на работу со вниманием, по крайней мере на то, что удастся его наблюдать. Или даже приложить усилие к его обузданию.

Но даже наличие в вашем сознании одновременно двух-трех целей, двух-трех простых жизненных задач лишает его необходимой чистоты. Простая мысль, что вы не покормили собаку или не вывели ее погулять, способна ворваться внутрь самой сокровенной работы. Если у вас через пару часов назначена встреча, то напоминание об этом будет посещать вас как призрак посреди самой чистой углубленности в себя.

Йоги учат отключаться от подобных помех и вырабатывают в себе свойство незаинтересованности в мирских делах. В итоге их жизнь резко портится, люди вокруг обижаются на них, и мир становится адом, посреди которого йог пытается удержать сосредоточие. Это не покой, это иллюзия и самообман. Кончается он срывом.

Чтобы использовать отключение от посторонних мыслей, на это еще надо обрести право. И не только внутреннее. Необходимо, чтобы все, с кем ты живешь тоже признали за тобой право думать только о чем-то одном. Вот такую жизнь ты должен построить вокруг себя, чтобы отвлечение от посторонних мыслей начало получаться. Точнее, чтобы его можно было попробовать.

Нельзя погасить и убрать из своего сознания мысли, которые порождаются действительными целями. Та иллюзия покоя в сосредоточении была порождена неверным пониманием природы сознания. До тех пор пока вы считаете его осознаванием, кажется, что можно нечто нежелательное просто усилием удалить из луча осознавания. Постоянно кажется, что этому можно научиться, и тогда все получится.

Научиться можно. Но сознание — не луч. Сознавание — лишь свойство сознания. Сознание — тонкоматериальная среда, наполненная содержаниями и имеющая устройство. Цели и есть подобные содержания. Сколько ни старайся их не сознавать, они все равно постоянно в сознании, как чужие люди в твоей комнате. И ты сколько угодно можешь делать усилие, чтобы не замечать их, но они все равно будут время от времени задавать тебе свои вопросы. Ты же имеешь право твердить: вас нет, вы мне кажетесь, вы плод моего воображения! В общем, сумасшествие.

Именно это упражнение практикует современная йога под видом отвлечения от мыслей. От мыслей нельзя отвлекаться, их не надо удерживать вне луча сознавания. Их надо полностью удалять из сознания вместе с порождающими их причинами, которые и есть ваши жизненные цели.

И только когда хоть на короткое время у вас не будет оставаться других целей, кроме цели овладеть вниманием, к примеру, вы окажетесь внутри своего сознания наедине не с его содержаниями, а с его устройством в виде разума. И тогда вы увидите, как разум заставляет внимание постоянно метаться по образу мира и проверять, нет ли опасностей для вашей жизни.

Вот только тогда появляется наконец возможность сделать усилие и взять управление в свои руки.

 

 

Глава 6. Разум

 

Разум — основное орудие, обеспечивающее наше выживание. Выживание всегда состоит из двух частей. Сначала надо не дать убить это тело, то есть не погибнуть, когда телу грозит непосредственная опасность. Затем — сделать все для жизнеобеспечения. То есть не погибнуть в будущем. Например, от голода, холода, болезней или врагов.

В отношении непосредственной угрозы разум действует, в отношении будущих опасностей — думает. И, конечно же, тоже действует.

Для осуществления любого действия необходимы образы. В частности, образы действия. Но они ничего не дадут, если не будет всего остального. А именно, образа того, кто будет действовать, то есть образа себя. И образов тех условий, в которых придется действовать. А действовать приходится в условиях того мира, где мы обнаруживаем себя после воплощения. Следовательно, должен быть образ мира.

Образ мира включает в себя все, что наше сознание вбирает в себя за жизнь. Конечно, разум не делает повторно образы одних и тех же вещей. Вы сами замечали, что просто не замечаете привычные вещи вроде кресел, диванов, чайников, которыми постоянно пользуетесь. Это потому, что разум не делает их новых образов, а узнает с помощью уже имеющихся. Такие образы назывались у мазыков узнаваниями.

Чтобы он создал новый образ, нужно, чтобы вещь как-то изменилась либо в ней открылось новое свойство или качество. Тогда познание возобновляется, и разум обогащает новой чертой уже имеющийся образ вещи, явления или человека. Но даже с очень сложными вещами он довольно скоро прекращает воспринимать новое, если оно не бросается в глаза слишком ярко. Познание идет по принципу достаточности для обеспечения выживания.

Это значит, что мы очень часто оказываемся недостаточно глубоки для тех вещей, которые нас окружают. Особенно заметно это в отношении самопознания. Создав образ себя, достаточный для решения жизненных задач, разум успокаивается и «перестает видеть» то, что рвется из наших глубин. Так происходит и с вниманием. Мы не потому не понимаем внимание, что слепы, а потому, что для нашей жизни уже имеющегося знания достаточно. И разум просто отказывается глядеть туда.

Он занят более важными делами, которые описаны в вашем целеустроении. Все наши цели — это как раз те способы подумать, которыми разум решает ваше жизнеобеспечение. И даже после того, как вы избавились от чужих и прошлых целей, действительные цели оказываются столь важны и огромны по количеству шагов и усилий, что разум совершенно не имеет возможности отвлекаться на лишнее.

Но вот вы осознанно решили выстроить свою жизнь ради познания себя, самосовершенствования и раскрытия способностей, ограничили себя в отношении внешнего мира, поставив цель — предел, за которую не пойдете. Как это делается?

Вы принимаете решение о достаточности расширения.

Например, определив, сколько вам нужно для жизнеобеспечения средств, и создав соответствующий источник жизненной силы. Точно так же вы ограничиваете свое общение с внешними людьми. Можно это сделать количественно. Просто стать нелюдимом и избегать общения. Можно ограничить качественно, решив, что ваше жизнеобеспечение определилось и вы теперь общаетесь с людьми только по душе, дружески, но отказываетесь от деловых предложений.

Деловые предложения всегда влекут за собой необходимость какой-то деятельности, а значит, создают новые цели. Наслаждайтесь дружбой, наслаждайтесь общением, это будет разумно. Но если что-то в вас подбивает вас принять их предложения или хотя бы думать о них, значит, ваше расширение еще не завершено, вы не достигли масштаба своего просветления.

Это любопытное явление: просветление можно достичь и раньше срока. Это довольно техническое действие, связанное с определенным изменением природы человека, но заложенное как возможность в его сознание. И как писал один из русских просветленных со слов своего индийского гуру: просветление ничего не меняет — если у тебя не было денег, их и не будет, если не было ума, его и не прибудет… Как не прибудет и душевности.

Поэтому и ум, и душевность, и все необходимые вам способности необходимо набрать до того, как начинаете технические действия по достижению особого состояния. Иначе, даже став просветленным, вы будете так же мелко охотиться за «денюжками», прогибаться перед богатыми и сильными мира сего, обижать друзей и любимых, мелко врать и плодить крупную ложь.

Любую победу надо готовить. Даже такую, как просветление. Не мог этого не сказать, раз уж мы в каком-то смысле оказались на полях йоги.

Но однажды приходит состояние, в котором вы действительно ощущаете, что имеющегося достаточно. С этого мгновения все предложения внешнего мира любопытны вам лишь как способы проверить качество произошедшего изменения. Они становятся одним из упражнений вашей йоги и поэтому очень полезны.

Количество целей резко падает, а сознание становится прозрачным. И вы можете видеть, как работает ваш разум. А с ним и внимание.

Потому что в любом положении, когда речь заходит о выживании, разум использует внимание. Внимание не принадлежит разуму, но оно им используется. Разум может управлять вниманием, и внимание подчиняется ему безропотно. В отличие от меня, своего хозяина. Мне оно подчиняется хуже.

Большинство психологических работ, посвященных управлению или воспитанию внимания, не учитывают это. Исключив самонаблюдение из числа признанных инструментов психологии, психологи потеряли культуру самонаблюдения. Вероятно, последней вспышкой этой культуры была работа знаменитой Вюрцбургской школы психологии в Германии в начале двадцатого века. После нее самонаблюдению и был вынесен окончательный вердикт как ненадежному и не объективному методу.

Но при этом все настоящие психологи пишут о Вюрцбургской школе с тоской и восхищением, подстрочно предполагая, что там и только там и была настоящая школа психологической работы. Это утраченный Авалон всей академической психологии…

Тем не менее самонаблюдение никуда не уходило и вовсе не было утрачено вместе с Вюрцбургской школой или по велению научной психологии. Оно всегда с нами и всегда доступно. И мы вполне можем заглянуть в себя и описать то, что там творится. Конечно, для этого необходимо поработать, и вначале будет трудно. Зато, когда придет осень, будет обильный урожай.

 

Так вот, когда вы направляете внимание на что-либо, вы делаете это не непосредственно, не прямо. Вы всегда пользуетесь для этого разумом. И если будете внимательны, то обнаружите, что даже совершаете перед этим короткое рассуждение, что-то вроде: если я хочу проверить то, что прочитал, то сейчас попробую метнуть внимание на что-нибудь непосредственно, без разума. Например, на это…

Разум работает так быстро и так хорошо, что мы почти не замечаем его работы. Это и вызвало отчаяние у тех психологов, кто век назад решил исключить его из числа психологических предметов и отказался изучать. Но это не значит, что его действительно стоит не изучать. Пожалуй, это поведет лишь к потере разума.

Даже то, что он так хорош и быстр, лишь преимущество. Это значит, что, научившись его использовать и управлять им, вы станете еще лучше в своем самонаблюдении. Ведь даже для того, чтобы просто заметить, что он управляет вниманием, необходимо поднять свой уровень самоосознавания.

Впрочем, вовсе не обязательно начинать с прямого наблюдения за работой разума. У нас есть средства замедлить его работу и проследить все детали, как в кино: разум ведет одну запись всего, что делает, которую хранит в памяти. И вторую запись, которая не доходит до памяти, но какое-то время живет в сознании в виде следов воспринятого, которые называются впечатлениями или отпечатками. Вот их-то и надо научиться использовать.

 

 

Глава 7. Наблюдение памяти

 

Разум управляет памятью. И поскольку мы все это постоянно делаем, мы не можем не иметь памяти об этом. Разум делает это ради обеспечения нашего выживания. Причем как в виде спасения тела, так и в виде жизнеобеспечения, то есть добывания пищи и извлечения пользы из окружающего мира.

Все это хранится в нашей памяти, но мы можем использовать эту кладовую для исследований лишь тогда, когда они будут полезны для выживания. Иначе говоря, пока задача понять как происходит управление вниманием не попала в число рабочих задач разума, мы и не в силах использовать свою память в этом отношении.

Но чтобы такая задача появилась в моем разуме, необходимо поставить себе цель, связанную с выживанием, ради которой эта задача может быть создана. Собственно говоря, цели и достигаются путем их превращения в задачи. Цели, ради которых требуется овладеть управлением вниманием, могут быть разными. Например, познать себя. Или стать успешным в предпринимательстве. Или раскрыть выдающиеся способности.

Выберите свою, просто решите, ради чего вам нужно владеть вниманием. Лично я буду исходить в дальнейших рассуждениях из самой нейтральной и одновременно всеобщей цели: познать себя. Я хочу познать себя и считаю это тем, ради чего живу. А поскольку внимание определенно часть меня или, точнее, моего состава, то я хочу знать, и что такое внимание, и как оно работает, и как им управлять, и вообще, зачем оно и откуда!

К тому же меня не устраивает та неопределенность, которая звучит в утверждениях, что внимание то ли часть меня, то ли часть некоего моего устройства или состава. Но пока я могу определенно сказать только то, что внимание, безусловно, есть, и оно поддается моему управлению. Во всяком случае, я точно могу его направлять на что-то и даже как-то собирать, когда это требуется.

Как я его направляю, описать очень трудно, поскольку это слишком просто и как бы само собой происходит. Так же трудно сказать и то, как я собираю внимание. Но ощущения подсказывают, что при этом я делаю некое усилие. Усилие собирания, которое еще предстоит описать. Но я к этому еще не подошел и могу только гадать.

Зато я точно могу вспомнить, как происходит направление внимания при опасности жизни.

 

А как оно происходит? Мгновенно! Настолько мгновенно, скачком или даже хлопком, что я подозреваю, что оно это делает само. И это сопряжено с телесными ощущениями.

Если прямо сейчас в комнате что-то взорвется, я подпрыгну от испуга. Испуг — это не страх. Народ очень четко различал испуг, страх, боязнь, трусость и даже сполох. Сполох — сильно забытое слово, живущее разве что в выражении «всполошились». Однако раньше от сполоха лечили, бабушки сбрызгивали с уголька от сполоха и от испуга. Эти состояния оказывали воздействие и на душевное развитие ребенка, и на телесное.

И сейчас, если произойдет нечто внезапное, по моему телу пробежит оторопь, а потом меня обдаст волной жара. Возможно, это целительные состояния, поскольку мы любим все то, что нас пугает. Раньше это были страшные сказки и ночные гадания, порой с походами на кладбище. Сейчас — фильмы ужасов и аттракционы. Нам зачем-то нужны эти состояния, мы их ищем. Значит, мы знаем о них много, гораздо больше, чем в состоянии передать словами.

Но что их вызывает? Тот внезапный звук или же беззвучное появление рядом с тобой какого-то существа, от чего по коже пойдут мурашки? Или же резкий бросок внимания в ту сторону? А с ним и переход в иное состояние сознания. Иногда — полной готовности действовать. Иногда — отключение способности управлять телом.

Никто не знает ответов на эти вопросы. У ученых не хватает культуры наблюдения, а в данном случае, самонаблюдения, чтобы вникнуть в эти состояния. Вникать — это очень близко к «внимать». Но и это понятие никто не исследовал. Русский язык все еще хранит множество подсказок об устройстве человека, множество находок, сделанных нашими предками, но они никому не нужны…

При испуге приходят одни телесные ощущения, при сполохе другие, при боязни — третьи. Боязнь, как и страх, длительные состояния, длительные и весьма угнетающие. При них внимание вроде бы не собирается в единый пучок и не бросается в сторону опасности. Но оно постоянно привязано к переживаниям, происходящим из-за боязни в моем сознании. И это тоже ощущается чем-то происходящим само собой. То есть без меня.

Даже наоборот: я стараюсь отвлечь свои мысли от предмета боязни и выкинуть все страхи из головы. Но внимание возвращается к ним снова и снова. И перебирает, и перебирает все возможности.

Такова, как говорится, феноменология исследуемого предмета, то есть внимания при обеспечении выживания.

Но задумаемся и поглядим в свою память. Разве, когда мы не можем оторваться от болезненных переживаний страха, мы совсем не понимаем, что происходит? В отличие от испуга или сполоха, эти состояния растянуты во времени. И если вы сейчас повспоминаете их, то отчетливо осознаете: вы искали выход, вы пытались найти решение. Возможно, оно не находилось, почему восстановить эту часть воспоминания трудно. Но вы его искали.

А это значит, что не внимание удерживало вас в этих переживаниях, а разум удерживал там внимание. Он направлял его внутрь переживаемого события, чтобы собрать силы и решить задачу. Он должен был обеспечить ваше выживание, и вы живы!

Чем же резкий бросок внимания в сторону опасности при испуге отличается от медленного поиска решения при страхе? Только тем, что мы не успеваем ничего разглядеть. Но мы точно знаем, что в одних случаях наше тело отказывалось двигаться, а в других его подбрасывало как пружиной, и оно даже могло совершать чудеса, например, перескакивать через заборы или так ускоряться, что мир замедлялся вокруг вас.

Понятно, что здоровым является второй случай, когда вы выжили, потому что боролись. И уж если разум где-то и проявил себя, так именно в этих случаях. И вы не можете не помнить, что при подобном испуге вы все же вполне здраво оцениваете происходящее: бежать, драться или остаться на месте и засмеяться, поскольку тревога была ложной. Вот то, что и должен делать разум.

Но есть случаи, когда вы обмираете. И обмираете именно после того, как ваше внимание было направлено на что-то страшное. Кстати, медленно накатывающий страх чаще отключает нашу способность двигаться и сражаться, чем внезапный испуг. Страх подавляет. Но что?

Я помню, как мальчишкой оказался в чужом районе и подрался там с местной шпаной. А потом они долго гнались за мной, пока какие-то пацаны не перегородили мне путь и не начали меня силой удерживать. Я подергался, попросил отпустить и понял, что дальше все безнадежно, и сдался. Подбежали мои преследователи и надавали мне по морде. В общем, все было совсем не ужасно, но воспоминание осталось на всю жизнь и до сих пор ярко в моем сознании.

Мое тело могло драться и тогда, но я понял, что надежды нет. И просто наблюдал за происходящим. Тело стояло, а внимание было работающим.

Но кто принял решение? Конечно, разум, посчитавший, что у меня больше нет сил. Хотя окончательное решение принимаю Я. Это не было полное отключение тела. Двигаться я мог, но я чувствовал, что в теле не осталось силы ни для бега, ни для драки. Я слишком долго бежал. Оно как бы обмякло, хотя могло еще убежать от преследователей, если бы не подоспели новые враги. Вот на новых сил не хватило, и разум прекратил сопротивление, а я принял его капитуляцию и сдался судьбе.

Это могло бы закончиться смертью, но разум отказался сражаться. Однако он не выключил внимание и познавал происходящее. Можно сказать, что это легкий случай подавления разума, отключение в нем способности искать решения и сражаться.

В тяжелых случаях, которые мне лично испытывать не довелось, люди просто ощущают, что ноги становятся как ватные, и они падают, либо стоят, не в силах двигаться. Значит, отключилась сама способность управлять движением тела.

Но и телом управляет разум. Это мы все точно знаем, потому что все учились ходить и видели, как учатся ходить дети. Это очень разумное искусство. И оно тоже способно отключаться частично. К примеру, бойцы, изучающие всякие сложные школы боевых искусств, в настоящем бою забывают всю культуру боя и дерутся как дети или звери.

Разум может быть подавлен, и тогда он выключит высокие знания. Или выключит способность решать задачи. Или же выключит способность управлять телом. Но он никогда не выключает внимание, разве что при потерях сознания, которые считаются вовсе не разумными, а физиологическими состояниями.

Пока разум есть, внимание тоже присутствует. Очевидно, потому, что присутствует восприятие. Но вот удается ли им управлять, вопрос неоднозначный. Внимание может быть неподвижно приковано к предмету, внушающему страх. Это тоже достаточно общеизвестная вещь: непроизвольное внимание в некоторых случаях необоримо. Оно идет само, причем полностью подавляя разумную способность думать.

Следовательно, внимание не одного порядка с разумом, оно — как древний бог — лишь существует вместе с разумом. Но в некоторых случаях способно отключать его, поставляя воспринятое в такие глубины моего существа, куда разум не допущен.

Похоже, что разум — это своеобразная управляющая надстройка над вниманием. Он — наездник на этом диком коне.

Но мы умеем управлять вниманием только через него. Однако внимание льется отнюдь не из космических глубин. Оно мое, и оно из меня. Очевидно, что я мог бы какими-то своими глубинными способностями управляться с этой древней частью себя и без разума, напрямую. Но как туда выйти?

Ответ, пожалуй, очевиден: если это вообще возможно, то только через отключение разума.

Вот это и пытается сделать йога, когда прилагает усилия, чтобы успокоить читту. Читта — не сознание, читта — это разум. И он постоянно исследует мир на предмет выживания и извлечения пользы. Этого не заметить, пока лишние и чужие цели загромождают видение. И лишь убрав чужое и сократив действительные цели до одной, мы вдруг понимаем: внимание все равно скачет! И его не остановить никакими усилиями!

Вот с этого мгновения и начинается та йога, которая описана в классических текстах. Йог не бьется с тем, чтобы отодвинуть из сознания цели. Он сражается с самим разумом, потому что разум продолжает честно исполнять свои обязанности и принуждает внимание осматривать весь образ мира, чтобы, не дай бог, не пропустить какую-либо опасность или возможность.

С этого места начинается пространство усилия. До этого были поля очищения. Но теперь появляется надежда.