Как возникает действие, а, значит, и форма у актера?

 

Так же, как в жизни возникает всякая житейская реакция.

Этот вопрос, в сущности, можно переделать так: как возникает действие (форма поведения) в жизни у человека или животного?

Я спокойно сижу в кресле (лежу или стою). Кто-то вошел... Не успел я ничего подумать, не успела мелькнуть мысль, как, оказывается, я уже повернулся или, еще более точно: сумел задержать свой невольный поворот, а навострил только одни свои уши и приготовился — слушаю.

У меня ведь не было никакого решения, все делалось само собой, прежде, чем я что-нибудь подумаю. То есть делалось рефлекторно. Другими словами, содержания (сознательного) не было! Содержание пришло само собой потом. Дело обстоит не так, что я решу не поворачиваться, а буду только слушать ушами —

притворюсь, а потом все это исполню. Дело совсем иначе. Если я оглянусь на

себя, то окажется, что я уже притворился! Уже проделал все, всю форму поведения. Остается констатировать.

Бывает форма, взятая не по силам. Первый выход актера производит огромный эффект (комический, героический, эстетический), а через несколько минут наступает разочарование, актер или актриса не подтверждают и не развивают первого впечатления.

(Поссарт, с накладной мускулатурой. Камерный театр со своими «Антигонами».)

«Синтетический» актер — всегда ли это полезно? (Микеланджело, его горькие упреки себе, что разбрасывался.) Полезно тогда, когда не понял сущности своего искусства и хочешь напихать туда всего со стороны, актерское искусство заменяешь театральным искусством.

У режиссера ли, у актера ли нет сил взлететь в трагедийные высоты, и вот делается все, что угодно, лишь бы приблизить пьесу к своей плоскости. Если нужно, перевернут ее вверх дном, вверх ногами, и это делается без зазрения совести.

 

Говорим как «художники»...

 

Что нам надо делать? Что искать?

Что такое формализм? Мертвая форма. Или она сразу дается мертвой, или она постепенно мертвеет (штамп). Можно ли бороться с ней тем, что будешь убирать мертвое? Надо внести свечку, то есть внести жизнь.

Что же есть жизнь в искусстве?

Все из говорящих заботятся о приближении к этой живости. Одни называют ее эмоциональностью, другие — правдой, третьи — органическим соединением формы и содержания. Думают же все об одном: о некотором моменте перехода из похожего в настоящее, из правдоподобия в правду, из мертвого в живое, из механического в творческое. Говорят о некотором пороге, который надо перейти.

До перехода через этот порог все искусность, искусственность, приблизительность, «вроде как». Вроде как люблю, а не люблю, вроде как волнуюсь, а за сердце не ущемило, вроде как мне весело, а, пожалуй, я больше показываю, что мне весело. Говоря о нашей технике: вроде как вижу партнера, а что он думает, что чувствует — проходит

мимо меня.

Если же говорить о другой технике, технике ловкого внешнего выполнения, которое бы производило впечатление жизни, но не жизнь, то это уже из другой области, из области фокусов.

Форма и содержание

Простая бутылка водки. Поллитровка. Только для заядлого пьяницы она сама по себе привлекательна и соблазнительна, большинству же приятнее, если водка перелита в графин, а еще лучше, если графин хрустальный и изящный.

Когда же графин оригинальный, с художественными претензиями, в виде какого-нибудь медведя, или обнаженной дамы, или рыцаря, то для «знатока» и «ценителя» это верх удовольствия. Водка уже кажется не водкой, а благородным нектаром.

Алкоголики собираются вместе, чтобы напиться, надрызгаться до положения риз. Но это алкоголики. Большинство же собираются, чтобы приятно «провести вечер». Они так же пьют водку или вино, так же перепьются, но все это делается в более «культурной», более эстетической

форме: с изящными графинами, с красиво приготовленной закуской, может быть, даже с музыкой, а, в общем, смысл всего, цель всего и содержание всего одно — напиться.

В этой, с виду красивой, значительной и торжественной форме, содержание то же, что и у тех откровенных алкоголиков.

Так же, как и сама водка: в поллитровке ли она, в консервной ли банке или хрустальном графине — все водка.

Человек пришел наниматься на службу. Его очень хорошо принимают, любезно с ним разговаривают, льстят, говорят, что в ближайшем будущем без него не смогут обойтись, записывают его адрес. Он очарован, он сияет, и только спустя день-другой он соображает, что ему очень ловко отказали и больше ничего.

В другом месте ему отказали грубо, резко... Но и там, и здесь содержание одно: отказ. Разница только в форме.

Отказ мог произойти не только на эти два фасона. Что ни место, то, вероятно, своя форма отказа. В тысячах форм мог быть преподнесен отказ.

Так же, как в тысячах не похожих друг на друга форм могли происходить попойки, цель которых, причина которых — безволие, пустота жизни, плохие привычки, болезненное влечение алкоголика и десяток других менее важных.

Есть форма и есть содержание, то есть все, что в себе она содержит.

Сюда входит и идея.

Идея и оформление.

Идея и содержание.

Содержание и форма.

Есть идея, и есть содержание, и есть форма.

Идея «Войны и мира» одна, содержание романа очень сложное, а форма «роман», с таким-то планом, во стольких-то главах. Где диалог, где описание, где размышления автора.

Чтобы не было путаницы, все-таки необходимо сказать, что есть и идея, и содержание, и форма.

Отграничить их так, чтобы не было сомнений.