Универсальный метод и его принципы

Искусство открытия состоит в следующих максимах.

(1) Чтобы познать какую-либо вещь, нужно рассмотреть все ее реквизиты, т.е. все, что достаточно для того, чтобы отличить эту вещь от всякой другой. И это есть то, что называется «опре­делением», «природой», «взаимообратимым свойством».

(2) Раз найдя способ, как отличить одну вещь от другой, сле­дует применить то же первое правило для рассмотрения каждого из условий, или реквизитов, которые входят в этот способ, а так­же ко всем реквизитам каждого из этих реквизитов. Это и есть то, что я называю истинным анализом или разделением трудно­сти на несколько частей. Ибо хотя уже и говорили о том, что следует разделять трудности на несколько частей, но еще не на­учили искусству, как это делать, и не обратили внимания на то, что имеются разделения, которые более затемняют, чем разъяс­няют.

(3) Когда анализ доведен до конца, т.е. когда рассмотре­ны реквизиты, входящие в рассмотрение некоторых вещей, которые, будучи постигаемы сами по себе, не имеют рекви-

зитов и не нуждаются для своего понимания ни в чем, кроме них самих, тогда достигается совершенное познание данной вещи.

(4) Когда вещь того заслуживает, следует стремиться к тако­му совершенному ее познанию, чтобы оно все сразу присутство­вало в духе; и достигается это путем неоднократного повторения анализа, который следует проделывать до тех пор, пока нам не покажется, что мы видим вещь всю целиком одним духовным взором. А для достижения такого эффекта следует в повторении анализа соблюдать определенную последовательность.

(5) Признаком совершенного знания будет, если в вещи, о которой идет речь, не остается ничего, чему нельзя было бы дать объяснения, и если с ней не может случиться ничего такого, чего нельзя было бы предсказать заранее.

((5)) Очень трудно доводить до конца анализ вещей, но не столь трудно завершить анализ истин, в которых нуждаются. Ибо анализ истины завершен, когда найдено ее доказатель­ство, и не всегда необходимо завершать анализ субъекта или предиката, для того чтобы найти доказательство предложения. Чаще всего уже начала анализа вещи достаточно для анализа, или для совершенного познания истины, относящейся к этой вещи.

(6) Нужно всегда начинать исследования с вещей наиболее легких, каковыми являются вещи наиболее общие и наиболее про­стые, т.е. такие, с которыми легко производить опыты.находя в этих опытах их основание, как-то: числа, линии, движения.

(7) Следует всегда придерживаться порядка, восходя от ве­щей более легких к более трудным, и следует пытаться найти такое продвижение вперед в порядке наших размышлений, что­бы сама природа стала здесь нашим проводником и поручите­лем.

(8) Нужно стараться ничего не упускать во всех наших распре­делениях и перечислениях. А для этого очень хороши дихотомии с противоположными членами.

(9) Результатом нескольких анализов различных отдельных предметов будет каталог простых или близких к простым мыс­лей.

(10) Располагая таким каталогом простых мыслей, можно сно­ва проделать все a priori и объяснить происхождение вещей, беря за основу некий совершенный порядок и некую связь или абсо-

лютно законченный синтез. И это все, что способна делать наша душа в том состоянии, в котором она ныне находится.

Там же. Т.З. С. 98—99.

... если изобретение телескопов и микроскопов принесло столько пользы познанию природы, можно легко представить, насколько полезнее должен быть этот новый органон, которым, насколько это в человеческой власти, будет вооружено само ум­ственное зрение.

Там же. С. 499.

Наши рассуждения основываются на двух великих принципах: принципе противоречия, в силу которого мы считаем ложным то, что скрывает в себе противоречие, и истинным то, что про­тивоположно, или противоречит ложному.

И на принципе достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут

быть нам известны.

Там же. Т.1. С. 418.

... настоящее чревато будущим и обременено прошедшим, что все находится во взаимном согласии... и что в ничтожней­шей из субстанций взор, столь же проницательный, как взор бо­жества, мог бы прочесть всю историю вселенной...

Ничто не происходит сразу, и одно из моих основных и дос­товерных положений — это то, что природа никогда не делает скачков. Я назвал это законом непрерывности...... в силу этого

закона всякий переход от малого к большому и наоборот совер­шается через промежуточные величины как по отношению к сте­пеням, так и по отношению к частям.

Точно так же никогда движение не возникает непосредствен­но из покоя, и оно переходит в состояние покоя лишь путем мень­шего движения... Придерживаться другого взгляда — значит не понимать безграничной тонкости вещей, заключающей в себе всегда и повсюду актуальную бесконечность.

Я указал также, что в силу незаметных различий две индиви­дуальные вещи не могут быть совершенно тождественными и что они должны всегда отличаться друг от друга не только нуме-рически.

... по существу все знают их [принципы — авт.] и что ежеми­нутно пользуются, например, принципом противоречия, не имея его в виду отчетливым образом. Не найдется такого невежды, который в серьезном для него деле не был бы возмущен поведе­нием противоречащего себе лгуна. Таким образом, этими прин­ципами пользуются, не отдавая себе в этом отчета.

Там же. Т. 2. С. 54, 56, 77.

Принцип индивидуации сводится у индивидов к принципу раз­личия, о котором я только что говорил. Если бы два индивида были совершенно сходны и одинаковы, одним словом, неразли-чимы сами по себе, то не было бы принципа индивидуации, и я осмеливаюсь даже сказать, что в этом случае не было бы инди­видуального различия или различных индивидов.

...индивидуальность заключает в себе бесконечность, и толь­ко тот, кто в состоянии охватить ее, может обладать знанием принципа индивидуации той или иной вещи; это объясняется вли­янием (в правильном его понимании), оказываемом друг на дру­га всеми вещами вселенной...

Я вижу два главных вида систематизации всех научных ис­тин; каждый из них имеет свои преимущества, и их было бы полезно соединить. Первая систематизация — синтетическая и теоретическая, и в ней истины были бы расположены в порядке доказательств, как это делают математики, так что каждое пред­ложение следовало бы за теми, от которых оно зависит. Вто­рая — аналитическая и практическая, в ней начинали бы с це­лей людей, т.е. с благ, высшим из которых является счастье, и искали бы по порядку средств, служащих для приобретения этих благ или для избежания противоположных им бедствий. Оба этих метода имеют место в общей энциклопедии, а некоторые авторы применяли их в частных науках.

Там же. С. 213,291,541.

Беркли Джордж (1685—1753) — английский философ, представитель субъективного идеализма. Родился в Ирлан­дии в английской дворянской семье. Образование получил в Дублинском университете. В 1734 г. Беркли занял епископ­скую кафедру в Клойне (Ирландия). Основная работа — «Трактат о принципах человеческого знания» (1710).

Онтология

Существование, протяжение и т.д. абстрактны, т.е. они не есть идеи; они только неизвестные и ненужные простонародью слова... Под идеей я подразумеваю любую ощущаемую или во­ображаемую вещь... Существование чувственно воображаемой вещи ничем не отличается от чувственного воображения или вос­приятия (perseption)...

Тела существуют вне сознания, т.е. они не сознание (mind), но от него отличаются. Тем самым я принимаю, что сознание в свою очередь отличается от них.

Беркли Дж. Сочинения. М., 1978. С. 47.

Для всякого, кто обозревает объекты человеческого позна­ния, очевидно, что они представляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действие ума, либо, наконец, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения, наконец, идеи, возникающие через соединение, разделение или просто пред­ставление того, что было первоначально воспринято одним из вышеуказанных способов...

... Но рядом с этим бесконечным разнообразием идей или предметов знания существует равным образом нечто познающее или воспринимающее их и производящее различные действия, как то: хотение, воображение, воспоминание. Это познающее де­ятельное существо есть то, что я называю умом, духом, душою или мной самим. Этими словами я обозначаю не одну из своих идей, но вещь, совершенно отличную от них, в которой они су­ществуют, или, что то же самое, которой они воспринимаются, так как существование идеи состоит в ее воспринимаемости...

Для меня, говорю я, очевидно, что бытия духа, бесконечно мудрого, благого, и всемогущего, с избытком достаточно для объединения всех явлений природы. Но что касается косной, нео­щущающей материи, то ничто воспринимаемое мной не имеет к ней ни малейшего отношения и не направляет к ней моих мыс­лей.

Там же. С. 171-172, 204.

Учение о познании и идеях

Я более уверен в существовании и реальности тел, чем г-н Локк, поскольку он претендует только на то, что он называет чувственным познанием, в то время как я считаю, что представ-

ляя тела комбинациями сил в неизвестном субстрате, обладаю демонстративным познанием их...

Все познаваемые нами вещи есть, во-первых, мысли, во-вто­рых, способности воспринимать мысли, в-третьих, способности вызывать мысли, причем ничто из перечисленного в любом слу­чае не может существовать в инертной, лишенной чувств вещи...

Идеи, которые наблюдаются связанными друг с другом, обыч­но рассматриваются с точки зрения отношения причины и дей­ствия, тогда как согласно строгой философской истине, они от­носятся только как знак к обозначаемой вещи. Ибо мы хорошо знаем наши идеи и поэтому понимаем, что одна идея не может быть причиной другой; знаем, что наши идеи чувств не являются причинами самих себя. Мы также знаем, что сами мы не вызы­ваем их. Отсюда нам ясно, что идеи должны иметь иную дей­ствующую причину, отличную и от них самих, и от нас.

Там же. С. 140.

Мне невозможно вообразить, будто некоторые из моих соб­ственных идей сходны или несходны между собой, если они не таковы в действительности. Для того, чтобы различать согласие или несогласие, существующие между моими идеями, чтобы ви­деть, какие идеи содержатся в некоторой сложной идее и какие нет, не требуется ничего, кроме внимательного восприятия того, что происходит в моем собственном уме...

Странным образом среди людей преобладает мнение, что дома, горы, реки, одним словом, чувственные вещи, имеют су­ществование, природное или реальное, отличное от того, что их воспринимает разум. Но с какой бы уверенностью и общим со­гласием ни утверждался этот принцип, всякий, имеющий сме­лость подвергнуть его исследованию, найдет, если я не ошиба­юсь, что данный принцип заключает в себе явное противоречие. Ибо, что же такое эти вышеупомянутые объекты, как не вещи, которые мы воспринимаем посредством чувств? А что же мы воспринимаем, как не свои собственные идеи или ощущения (ideas orsensations)? И разве же это прямо-таки не нелепо, что какие-либо идеи или ощущения или комбинации их могут существо­вать, не будучи воспринимаемы?

Там же. С. 168, 172. Методология

Метод флюксий (термин из "области бесконечно малых вели­чин. — В.К.) является тем общим ключом, с помощью которого

новейшие математики открывают секреты геометрии и, следова­тельно, природы. И поскольку именно он позволил им столь за­мечательно превзойти древних в открытии теорем и решении за­дач, его развитие и применение стало главным, если не един­ственным занятием всех тех, кто в наше время считается глубо­ким, основательным геометром...

С методом флюксий дело обстоит так же, как со всеми дру­гими методами, которые предполагают наличие соответствую­щих принципов и основаны на них, хотя правила, вытекающие из методов, могут применяться людьми, которые и не обращают внимания на принципы и, может быть, их даже не знают.

... прямой метод предшествует обратному и в обоих предпо­лагается знание принципов. Но что касается произведения дей­ствий в соответствии с правилами и с помощью общих формул, первоначальные принципы и основания которых непонятны, то это следует считать чисто техническим вопросом...

Хотя геометрия является наукой, алгебра признается за на­уку, а аналитический метод считается самым превосходным из всех, тем не менее разве в применении анализа к геометрии не могли бы оказаться допущенными ложные принципы и непра­вильные методы рассуждения?

Там же. С. 398, 422, 432, 439.

Юм Давид (1711—1776) — английский философ-идеалист, историк, экономист. Склонялся к скептицизму и агности­цизму, предшественник позитивизма. Родился в семье не­богатого шотландского помещика. По окончании Эдинбург­ского университета он пытался заняться дипломатической практикой, а затем коммерцией, но в обоих случаях потер­пел неудачу. В 1736—1766 гг. — на дипломатической служ­бе в Париже. Основной труд — «Исследование о человечес­ком познании» (1748).

Теория познания

Все перцепции [восприятия] человеческого ума сводятся к двум отличным друг от друга родам, которые я буду называть впечатлениями (impressions) и идеями... Каждый сам поймет разницу между чувствованием (feeling) и мышлением (thinking). Обычные степени того и другого легко различаются, хотя в от-

дельных случаях эти степени могут весьма значительно прибли­жаться друг к другу...

Существует еще одно деление наших восприятий, которое следует сохранить и которое распространяется как на впечатле­ния, так и на идеи, — это деление тех и других на простые и сложные...

Итак, мы обнаружили, что все простые идеи — впечатления сходны друг с другом, а так как сложные [идеи и впечатления] _; образуются из простых, то мы можем вообще утверждать, что эти два вида восприятий в точности соответствуют друг другу. Юм Д. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1966. С. 89—92.

Каждый раз, когда идеи являются адекватными представи­телями (representations) объектов, все отношения, противоречия и согласования между идеями приложимы и к объектам; мы можем вообще заметить, что это [положение] составляет основу всего человеческого знания...

Когда мы заключаем о существовании некоторого объекта на основании существования других объектов, какой-нибудь объект всегда должен быть налицо, или в памяти, или в восприятии, чтобы быть основой нашего заключения...

... быть может, удобнее было бы разделить человеческие по­знания на три рода: знание, доказательства (proofs) пвероятно-сти. Под знанием я понимаю уверенность, возникающую из срав­нения идей; под доказательствами — те аргументы, которые из­влекаются из отношения причины и действия и которые совер­шенно свободны от сомнения и неуверенности; под вероятнос­тью — ту очевидность, которая еще сопровождается неуверенно­стью.

...когда мы переносим определение нашей мысли на внешние объекты и предполагаем между ними некоторую реальную и по­стижимую связь, тогда как это качество может принадлежать толь­ко уму, рассматривающему объекты.

Если мне скажут, что действия природы независимы от на­шей мысли и рассуждений, то я соглашусь с этим...

Там же. С. 120, 195, 228, 277.

Истина бывает двух родов: она состоит или в открытии отно­шений между идеями, как таковыми, или же в открытии соот­ветствия наших идей объектов реальному существованию послед­них. Несомненно, что к истине первого рода мы стремимся не

только как к таковой и что не сама по себе правильность наших заключений доставляет нам удовольствие.

Разум есть открытие истины или заблуждения. Истина или заблуждение состоят в согласии либо несогласии с реальным oi-ношением идей или с реальным существованием и фактами. Сле­довательно, все то, к чему неприменимо такое согласие или не­согласие, не может быть ни истинным, ни ложным и никогда не в состоянии стать объектом нашего разума. "...философия, которая содержится в этой книге, является весь­ма скептической и стремится дать нам представление о несовер­шенствах и узких пределах человеческого познания. Почти все рассуждения сводятся к опыту, и вера, которая сопровождает опыт, объясняется лишь посредством специфического чувства или яркого представления, порождаемого привычкой.

Там же. С. 592, 605, 805.

Человек — существо разумное, и, как таковое, он находит себе надлежащую пищу в науке; но границы человеческого по­знания столь узки, что можно питать лишь слабую надежду на то, чтобы как объем, так и достоверность его приобретений в этой области оказались удовлетворительны...

Нужно сознаться, что природа держит нас на почтительном расстоянии от своих тайн и предоставляет нам лишь знание не­многих поверхностных качеств объектов, скрывая от нас те силы и принципы, от которых всецело зависят действия этих объек­тов...

Итак, существует род предустановленной гармонии между ходом природы и сменой наших идей, и, хотя силы, управляю­щие первым, нам совершенно неизвестны, тем не менее наши чувства и представления, как мы видим, подчинены тому же еди­ному порядку, что и другие создания природы...

Спорить можно об истине, а не о вкусе. То, что существует в природе вещей, есть мерило нашего суждения; то, что каждый человек ощущает в самом себе, есть мерило чувства.

Там же. Т. 2. С. 11,35,57,213.

Концепция причинности

Так как все объекты могут стать причинами или действиями друг друга, то не мешает установить некоторые общие правила, при помощи которых мы могли бы распознавать, когда они дей­ствительно оказываются таковыми.

1. Причина и действие должны быть смежными друг другу в пространстве и времени.

2. Причина должна предшествовать действию.

3. Между причиной и действием должна быть постоянная связь (union). Это качество и образует главным образом отноше­ние.

4. Одна и та же причина всегда производит одно и то же действие, а одно и то же действие всегда вызывается одной и той же причиной. Принцип этот мы получаем из опыта, и он являет­ся источником большинства наших философских суждений. Ибо; открыв при помощи ясного опыта причины или действия какого-нибудь явления, мы непосредственно распространяем свое на­блюдение на все явления подобного рода, не дожидаясь того по­стоянного повторения, которое дало начало первичной идее это­го отношения.

5. В зависимости от только что изложенного принципа нахо­дится еще один принцип, а именно когда различные объекты про­изводят одно и то же действие; это происходит при посредстве какого-либо качества, общего им всем. Ведь если сходные дей­ствия предполагают сходные причины, то мы должны всегда при­писывать причинность тому обстоятельству, в котором мы заме­чаем сходство.

6. Следующий принцип зиждется на том же основании. Раз­личие в действии двух сходных объектов должно зависеть от той особенности, в силу которой они различаются. Ведь если сход­ные причины всегда производят сходные действия, то каждый раз, как мы видим свое ожидание обманутым, мы должны за­ключать, что эта неправильность происходит от какого-нибудь различия в причинах.

7. Когда какой-либо объект увеличивается или уменьшается в зависимости от увеличения или уменьшения его причины, то его надо рассматривать как сложное действие, которое происхо­дит от соединения нескольких различных действий, производи­мых несколькими различными частями причины. Мы предпола­гаем в таком случае, что отсутствие или присутствие одной части причины всегда сопровождается отсутствием или присутствием соответствующей части действия. Такое постоянное соединение в достаточной степени доказывает, что одна часть является при­чиной другой. Мы должны, однако, остерегаться выводить такое заключение из небольшого числа опытов. Некоторая степень тепла

доставляет нам удовольствие; если вы уменьшите эту степень, то и удовольствие уменьшится, но отсюда не следует, что если вы увеличите ее за пределы известной степени, то и удоволь­ствие также увеличится, ибо мы убеждаемся, что последнее пе­реходит [ тогда] в страдание.

8. Восьмое, и последнее, правило, которое я отмечу, состоит в том, что объект, существующий в течение некоторого времени как вполне проявляющий все свои качества и не производящий определенного действия, не является единственной причиной это­го действия, но нуждается в помощи какого-нибудь иного прин­ципа, способного высвободить его силу и деятельность. Ведь если сходные действия необходимо следуют за сходными причинами, смежными им во времени и пространстве, то разделение их, хотя бы на мгновение, доказывает неполноту причин.

Вот и вся логика, которой я считаю нужным воспользоваться в своем исследовании; быть может, даже все указанное не было особенно необходимо и могло быть заменено естественными прин­ципами нашего познания.

Там же. Т. 1. С. 283.

Методология

Так как оказывается, что наши простые впечатления предше­ствуют соответствующим идеям и что исключения отсюда очень редки, то метод, по-видимому, требует, чтобы мы исследовали наши впечатления прежде, чем станем рассматривать наши идеи... нам необходимо будет придерживаться метода, обратного тому, который казался естественным на первый взгляд; желая объяс­нить природу и принципы человеческого духа, мы должны бу­дем подробно рассказать об идеях, прежде чем перейти к впечат­лениям.

...в нашем методе мышления возникает своего рода проти­воположность, зависящая от различных точек зрения, с которых мы рассматриваем объект, а также от близости или отдаленнос­ти друг от друга тех моментов времени, которые мы сравниваем. Когда мы постепенно прослеживаем объект в его последователь­ных изменениях, беспрепятственное течение нашей мысли зас­тавляет нас приписывать тождество этой последовательности, ибо рассмотрение неизменяющегося объекта происходит при помо­щи подобного же акта нашего ума. Когда же мы рассматриваем положение объекта после значительного изменения, течение на-

шей мысли нарушается, в силу чего у нас возникает идея разли­чия. Чтобы примирить эти противоречия, воображение готово придумать нечто неизвестное и невидимое, остающееся одинако­вым при всех этих изменениях, и это непонятное нечто оно назы­вает субстанцией, или же первичной (original) и первой материей.

Там же. С. 96, 332-333.

Кроме склонности постепенно продвигаться через отдельные пункты пространства и времени нашему способу мышления свой­ственна еще одна особенность. При смене наших идей мы всегда сообразуемся с их следованием во времени и от рассмотрения одного объекта легче переходим к рассмотрению того, который непосредственно следует за ним, чем того, который ему предше­ствовал...

Когда объект относится к прошлому, переход к нему мысли от настоящего противоречит природе, так как при этом мысль идет от настоящего момента времени к предшествующему, а за­тем к тому, которое предшествует этому последнему, — как раз обратно естественному следованию. С другой стороны, если мы мысленно обращаемся к будущему объекту, наше воображение следует течению времени и доходит до объекта самым естествен­ным порядком, переходя всегда от одного момента времени к тому, который непосредственно следует за ним.

Там же. С. 572-573.

Нужно начинать с ясных и самоочевидных принципов, под­вигаться вперед осторожными и верными шагами, часто пере­сматривать наши заключения и точно анализировать все их след­ствия; правда, таким путем мы приходим лишь к медленно об­ретаемому и кратковременному успеху в своих теориях, но все же это единственный способ, с помощью которого мы можем надеяться достичь истины, а также добиться надлежащей устой­чивости и достоверности в наших выводах.

Иной научный метод, при котором сперва устанавливается общий абстрактный принцип, а затем последний разветвляется на множество выводов и заключений, может быть сам по себе совершенным, но он меньше соответствует несовершенству че­ловеческой природы и является обычным источником иллюзий и заблуждений как в связи с этим вопросом, так и в связи со всеми другими.

Там же. Т. 2. С. 153, 217.

Мораль

Но если нравственность оказывает влияние на наши действия и аффекты, то отсюда следует, что она не может иметь своим источником разум; это потому, что один лишь разум, как мы уже доказали, никогда не может иметь такого влияния. Нрав­ственность возбуждает аффекты и производит или предотвраща­ет поступки. Разум сам по себе в этом отношении совершенно бессилен. Следовательно, правила морали не являются заключе-_аниями нашего разума.

Таким образом... поскольку порок и добродетель не могут быть различены исключительно при помощи разума или сравне­ний идей, то мы, очевидно, бываем в состоянии установить раз­ницу между ними при посредстве какого-нибудь впечатления или чувства, которое они вызывают в нас. Наши решения относи­тельно того, что правильно и что порочно с нравственной точки зрения, очевидно, являются перцепциями, а так как все перцеп­ции сводятся к впечатлениям и идеям, то исключение одного из этих видов оказывается убедительным аргументом в пользу дру­гого.

Там же. Т. 1. С. 604, 619.

Цель всех моральных рассуждений состоит в том, чтобы на­учить нас нашему долгу, с помощью надлежащих представлений о безобразии порока и красоте добродетели породить соответству­ющие привычки и заставить нас избегать одного и стремиться к

другому...

Уничтожьте все теплые чувства и предрасположения к доб­родетели и всякое омерзение и отвращение к пороку, сделайте человека совершенно равнодушным к этим различиям, и мораль не будет больше практической наукой и не будет оказывать како­го-либо регулирующего воздействия на нашу жизнь и поступ­ки...

Единственная цель рассуждения заключается в том, чтобы... увидеть те особенности, которые объединяют, с одной сторо­ны, заслуживающие уважения качества, а с другой — качества, заслуживающие порицания, и тем самым достичь оснований этики и найти те универсальные принципы, из которых в конечном счете выводится всякое осуждение или же одобрение.

Понятие морали подразумевает некоторое общее всему чело­вечеству чувство, которое рекомендует один и тот же объект как заслуживающий общего одобрения и заставляет каждого челове-

ка или большинство людей соглашаться друг с другом, приходя к одному и тому же мнению или решению относительно него. Это понятие подразумевает также некоторое чувство, настолько всеобщее и всеобъемлющее, что оно распространяется на все че­ловечество и делает поступки и поведение даже наиболее удален­ных лиц объектом одобрения или осуждения в соответствии с тем, согласуются или не согласуются таковые с установленными правилами подобающего (right). Эти два необходимых обстоя­тельства связаны только с чувством человеколюбия, на котором мы здесь настаивали.

Там же. Т. 2. С. 214, 216, 315.

До тех пор, пока человеческое сердце состоит из тех же са­мых элементов, что и ныне, оно никогда не будет всецело без­различно к общественному благу и к определенной направленно­сти характеров и нравов. И хотя эту склонность к человеколю­бию нельзя, как правило, считать столь же сильной, как тщесла­вие или честолюбие, однако только она, будучи присуща всем людям, может быть основанием морали или какой-либо общей системы порицания или похвалы.

Что же удивительного в том, что моральные чувства оказы­ваются в жизни столь влиятельными, хотя они проистекают из принципов, которые могут на первый взгляд показаться незначи­тельными и слабыми? Но эти принципы, как мы должны отме­тить, являются социальными и всеобщими. Они образуют в не­котором смысле партию человеческого рода против порока и бес­порядка, общего врага человечества. И поскольку благожелатель­ная забота о других лицах в большей или меньшей степени рас­пространена среди всех людей и одинакова у всех, то она часто фигурирует в рассуждениях, взлелеиваегся обществом и поощ­ряется в беседах, а осуждение и одобрение, являющиеся ее ре­зультатом, пробуждаются из той летаргии, в которой они, веро­ятно, пребывали бы в одинокой и неразвитой натуре. Другие аффекты, хотя, быть может, первоначально и более сильные, будучи эгоистичными и частными, оказываются при этом подав­лены и уступают господство над нашими душами указанным социальным (social) и общественным (public) принципам.

Там же. С. 316, 319.

Раздел V

ФРАНЦУЗСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XVIII в.

Монтескье Шарль Лун (1689—1755) — французский пи­сатель и историк, представитель раннего Просвещения. Глав­ное сочинение — «О духе законов» (1748).