Общественный прогресс — прогресс разума

Человек рождается со способностью получать ощущения, за­мечать и различать в своих восприятиях составляющие их про­стейшие ощущения, удерживать, распознавать, комбинировать, сохранять или воспроизводить их в своей памяти, сравнивать меж­ду собой эти сочетания, схватывать то, что есть между ними об­щего, и то, что их различает, определять признаки всех этих объек­тов, чтобы легче их понять и облегчить себе процесс новых соче­таний.

Эта способность развивается в нем под воздействием внешних вещей, т.е. благодаря наличию известных сложных ощущений, постоянство которых, выражающееся в тождестве их соединений или в законах их соединений, не зависит от него. Он упражняет также эту способность посредством общения с себе подобными индивидами, наконец, при помощи искусственных средств, ко-

торые люди, вслед за первым развитием этой самой способнос­ти, начали изобретать.

Ощущения сопровождаются удовольствием или страданием. Человеку также свойственна способность преобразовывать эти мгновенные впечатления в длительные переживания, приятные или мучительные, испытывать эти чувства, видя или вспоминая радости или страдания других существ, наделенных чувствитель­ностью. Наконец, эта способность, соединенная со способностью образовывать и сочетать идеи, порождает между людьми отно­шения интереса и долга, с которыми по воле самой природы свя­заны самая драгоценная доля нашего счастья и самая скорбная часть наших бедствий.

Если ограничиваться наблюдением, признанием общих фак­тов и неизменных законов развития этих способностей, того об­щего, что имеется у различных представителей человеческого рода, то налицо будет наука, называемая метафизикой.

Но если рассматривать то же самое развитие с точки зрения результатов относительно массы индивидов, сосуществующих одновременно на данном пространстве, и если проследить его из поколения в поколение, то тогда оно нам представится как кар­тина прогресса человеческого разума.

Этот прогресс подчинен тем же общим законам, которые на­блюдаются в развитии наших индивидуальных способностей, ибо он является результатом этого развития, наблюдаемого одновре­менно у большого числа индивидов, соединенных в общество. Но результат, обнаруживаемый в каждый момент, зависит от результатов, достигнутых в предшествовавшие моменты, и вли­яет на те, которые должны быть достигнуты в будущем...

... способность человека к совершенствованию действитель­но безгранична... успехи в этом совершенствовании отныне неза­висимы от какой бы то ни было силы, желающей его остано­вить, имеют своей границей только длительность существования нашей планеты, в которую мы включены природой. Без сомне­ния, прогресс может быть более или менее быстрым, но никогда развитие не пойдет вспять; по крайней мере, до тех пор, пока земля будет занимать то же самое место в мировой системе и пока общие законы этой системы не вызовут на земном шаре ни общего потрясения, ни изменений, которые не позволили бы более

человеческому роду на нем сохраниться, развернуть свои способ­ности и находить такие же источники существования...

... природа неразрывно связала прогресс просвещения с про­грессом свободы, добродетели, уважения к естественным правам человека... эти естественные реальные блага, так часто разоб­щенные, что их считают даже несовместимыми, должны, напро­тив, сделаться нераздельными. Это будет тогда, когда просвеще­ние достигнет определенного предела одновременно у значитель­ного числа наций и когда просветится вся масса великого народа, язык которого повсеместно распространяется, торговые отноше­ния которого охватят весь земной шар...

Если существует наука, с помощью которой можно предви­деть прогресс человеческого рода, направлять и ускорять его, то история того, что было совершено, должна быть фундаментом этой науки. Философия должны была, конечно, осудить то суе­верие, согласно которому предполагалось, что правила поведе­ния можно извлечь только из истории прошедших веков и что истины можно познать, только изучая воззрения древних. Но не должна ли она в этом осуждении видеть предрассудок, который высокомерно отбрасывал уроки опыта? Без сомнения, размыш­ление одно при удачных комбинациях может нас привести к по­знанию общих истин гуманитарных наук. Но если наблюдение отдельных личностей полезно метафизику, моралисту, почему наблюдение человеческих обществ было бы менее полезным? Почему оно не было бы полезно философу-политику? Если по­лезно наблюдать различные общества, существующие в одно и то же время, изучать их отношения, почему не было бы полезно проследить последовательное развитие их во времени? Предпо­лагая даже, что эти наблюдения могли бы быть оставлены в сто­роне при отыскании умозрительных истин, должно ли ими пре­небрегать, когда речь идет о применении этих истин и о созда­нии науки? Разве источником наших предрассудков и бедствий, которые они за собой влекут, не являются предрассудки наших предков? Разве одним из наиболее верных способов рассеять одни и предотвратить другие не является исследование происхожде­ния и влияния заблуждений?..

Все говорит нам за то, что мы живем в эпоху великих рево­люций человеческого рода. Кто может лучше нас осветить то, что нас ожидает, кто может нам предложить более верного путе-

водителя, который мог бы нас вести среди революционных дви­жений, чем картина революций, предшествовавших и подгото­вивших настоящую? Современное состояние просвещения гаран­тирует нам, что революция будет удачной, но не будет ли этот благоприятный исход иметь место лишь при условии использо­вания всех наших сил? И для того чтобы счастье, которое эта революция обещает, было куплено возможно менее дорогой це­ной, чтобы оно распространилось с большей быстротой на воз­можно большем пространстве, для того чтобы оно было более полным в своих проявлениях, разве нам не необходимо изучать в истории прогресса человеческого разума препятствия, которых нам надлежит опасаться, и средства, которыми нам удастся их преодолеть?

Кондорсе Ж. А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М., 1956. С. 3—16.

Раздел VI

НЕМЕЦКИЙ

КЛАССИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ ΧνΠΊ-ΧΙΧ вв.

Кант Иммануил (1724—1804) — основоположник немецкой классической философии. В первый период творчества (до 1770 г.), занимаясь как естественнонаучными, так и тради­ционными философскими проблемами, приходит к выводу о необходимости пересмотра существующих представлений о наших познавательных возможностях. Во второй — кри­тический — период, установив границы человеческого по­знания, исследует метафизические основания естествозна­ния, правовых и моральных представлений.

Основные работы докритического периода: «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755), «Новое освеще­ние первых принципов метафизического познания» (1755), «Исследование степени ясности принципов естественной те­ологии и морали» (1764); критического периода: «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1786), «Критика способности суждения» (1790), «Религия в пределах только разума» (1793), «Метафизические начала естествознания» (1786), «Метафизика нравов в двух частях» (1797), «Антропология с прагматической точки зрения» (1798).

О философии

Философия есть система философских знаний, или рацио­нальных знаний из понятий. Таково школьное понятие этой на­уки. По мировому же понятию (Weltbegriff) она есть наука о пос­ледних целях человеческого разума. Это высокое понятие сооб-

щает философии достоинство, т.е. абсолютную ценность. И дей­ствительно, она есть то, что одно только и имеет внутреннюю ценность и впервые придает ценность всем другим знаниям.

Ведь всегда спрашивают в конце концов, чему служит фило­софствование и его конечная цель — сама философия, рассмат­риваемая согласно школьному понятию?

В этом схоластическом значении слова философия имеет в виду лишь умение, в смысле же ее мирового понятия — полез­ность. В первом смысле она есть, следовательно,учение обуме-нии; в последнем —учение о мудрости, законодательница разу­ма, и постольку философ — не виртуоз ума, но законодатель.

Виртуоз ума, или, как его называет Сократ, — филодокс, стремится только к спекулятивному знанию, не обращая внима­ния на то, насколько содействует это знание последним целям человеческого разума: он дает правила применения разума для всевозможных произвольных целей. Практический философ — наставник мудрости учением и делом — есть философ в собствен­ном смысле. Ибо философия есть идея совершенной мудрости, указывающей нам последние цели человеческого разума.

К философии по школьному понятию относятся две вещи: во-первых, достаточный запас рациональных знаний; во-вторых, систематическая связь этих знаний, или соединение их в идее целого.

Философия не только допускает такую строго систематичес­кую связь, но и является единственной наукой, которая имеет систематическую связь в собственном смысле и придает всем дру­гим наукам систематическое единство.

Что же касается философии по мировому понятию (in sensu cosmico), то ее можно назвать также наукой о высшей максиме применения нашего разума, поскольку под максимой разумеется внутренний принцип выбора между различными целями.

Ибо и в последнем значении философия есть наука об отно­шении всякого знания и всякого применения разума к конечной цели человеческого разума, которой, как высшей, подчинены все другие цели и в которой они должны образовать единство.

Сферу философии в этом всемирно-гражданском значении подвести под следующие вопросы:

1. Что я могу знать?

2. Что я должен делать?

3. На что я смею надеяться?

4. Что такое человек?

На первый вопрос отвечает метафизика, на второй — мораль, на третий — религия и на четвертый — антропология. Но в сущ­ности все это можно было бы свести к антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему.

Итак, философ должен определить:

1. Источники человеческого знания;

2. объем возможного и полезного применения всякого знания и, наконец;

3. границы разума.

Последнее есть нужнейшее, но также — пусть не огорчается филодокс — и труднейшее.

И. Кант. Трактаты и письма. М., 1980. С.331—334.

Если существует наука, действительно нужная человеку, то это та, которой я учу — а именно подобающим образом занять указанное человеку место в мире — и из которой можно научить­ся тому, каким надо быть, чтобы быть человеком...

Человеку присущи свои склонности, и благодаря своей сво­боде он обладает природной волей, дабы следовать ей в своих поступках и направлять ее. Нет ничего ужаснее, когда действия одного человека должны подчиняться воле другого. Поэтому никакое отвращение не может быть более естественным, чем от­вращение человека к рабству. Поэтому-то и ребенок плачет и раз­дражается, когда ему приходится делать то, чего хотят другие, если они не постарались сделать это для него приятным. Он хо­чет поскорее сделаться мужчиной, чтобы распоряжаться по сво­ей воле.

Кант И. Сочинения. Вот. М., 1963—1966. Т. 2. С. 206, 218.

Дело философии — расчленять понятия, данные в смутном виде, делать их развитыми и определенными; дело же матема­тика — связывать и сравнивать уже данные понятия о величи­нах, обладающие ясностью и достоверностью, дабы увидеть, ка­кие выводы можно из них сделать...

Математика рассматривает в своих решениях, доказательствах и выводах всеобщее при помощи знаков in concrete, философия — посредством знаков in abstrakto.

В математик? имеется лишь немного неразложимых поня-

тий и недоказуемых положений, в философии, напротив, их бес­конечное множество...

Объект математики легок и прост, объект философии, на­против, труден и сложен...

Метафизика есть не что иное, как философия первых основа­ний нашего познания; поэтому то, что в предшествующем рас­суждении было доказано относительно математического позна­ния по сравнению его с философией, правильно и для метафизи­ки. Мы видели значительные и существенные различия в (спосо­бе) познавания обеих наук, и в этом отношении можно... ска­зать, что для философии ничего не было вреднее математики, а именно подражания ей в методе мышления там, где он никак не может быть применен.

Там же. С. 248—254.