Виды искусства и отрасли науки

 

Найти истину всеобщую и в то же время вполне реаль­ную, непосредственно ощутимую и потому непреложно, абсо­лютно достоверную - такова в сути своей потребность, удов­летворению которой служит искусство. «Никаким словесным объяснением никогда не заменить созерцания предмета, - пи­сал Сент-Экзюпери. - Единство сущего не передать словами» (Цит. по 189, стр.319)

Истина, доступная созерцанию, содержится во всем, что окружает каждого из нас: в человеческих переживаниях каж­дого мгновения жизни, в солнечном луче и в пылинке - во всем, что существует, поскольку оно существует. Искусство ищет то неоспоримо существующее частное, что ассоциируется с общим, многообразным и повторяющимся, и убирает, отбрасывает все лишнее - все, что скрывает связь данного част­ного с всеобщим обилием случайного частного. Из отбора ощутимых частностей возникает новая частность, имеющая всеобщий смысл, - такой, по выражению Ю.М.Лотмана, «текст», структура которого, как единичное сцепление знаков, вызывает ассоциации, связывающие в единство широчайший круг явлений.

По Гегелю, «искусство и его идея представляют собой всеобщее, которое в своем формировании раскрывается для созерцания и потому находится в непосредственном единстве с частными явлениями во всей их жизненности» (64, т. 1, стр.194). Поэтому «чувственное в искусстве одухотворяется, так как духовное получает в нем чувственную форму» (64, т.1, стр.45).

Л.Н. Толстой записал в дневнике: «Идеал есть гармония. Одно искусство чувствует это» (277, т.48, стр.52-53). Все это, отмеченное разными авторами, имеет место, я полагаю, пото­му, что «богаче всего самое конкретное и самое субъективное», ~ как записано у Ленина в конспекте «Науки логики» Гегеля (148, т.38, стр.224).

Чтобы структура знаков свою сложную функцию в искус­стве выполняла, знаки должны принадлежать к одной знако­вой системе - быть знаками одного упорядоченного кода, адресоваться к одной сфере восприятий и идти по одному каналу притока информации.

Поэтому искусства разграничиваются на различные роды по «материалу» - по средствам выражения или обозначения. Ими являются: цвет, звук, слово, объем, формы человеческого тела, движение, действие, борьба. Границы между материала­ми, как, соответственно, и между родами искусства, не всегда могут быть резко проведены. Некоторые искусства пользуются разными средствами выражения, например театр, опера; такие искусства называют обычно «синтетическими».

Каждый род искусства все более самоопределяется как са­мостоятельный, независимый от других по мере выяснения свойств его знаковой системы - его «языка» или «материала». Так на смену первоначальному синкретизму идет профессио­нализация в искусстве. Поэтому в истории искусств, наряду с появлением новых искусств (например, кино, фотография), можно видеть тенденцию к дифференциации искусств. Возвра­ты к синкретизму, правда, периодически возникают в случаях недостаточного профессионализма при обостренном стремле­нии либо расширить и яснее обозначить обобщение, либо увеличить его чувственную достоверность. Если для того или для другого художнику средств своего искусства не хватает, он, торопясь, бывает склонен прибегать к чужим.

Наука делится на различные отрасли знаний, потому что разные объекты познания требуют разных методов и способов исследования. Но М. Планк пишет: «Наука представляет собой внутренне единое целое. Ее разделение на отдельные области обусловлено не столько природой вещей, сколько ограничен­ностью способности человеческого познания. В действительно­сти существует непрерывная цепь от физики и химии через биологию и антропологию к социальным наукам, цепь, кото­рая ни в одном месте не может быть разорвана, разве лишь по произволу» (216, стр.183). И еще: «Если же- спросить, ка­кой внешний признак может дать лучшую характеристику данной стадии развития какой-нибудь науки, то я не могу указать более общего признака, чем тот способ, по которому наука определяет свои основные понятия и подразделяет свои различные области» (216, стр.24-25).

В охвате явлений действительности возможности науки в целом ограничены только имеющимися в ее распоряжении способами познания. Но накапливая знания, она вырабатыва­ет все новые и новые способы, и их число беспрерывно рас­тет; вслед за тем умножается число наук и число отраслей внутри каждой. Это общеизвестно, и поэтому наука не может отличаться от искусства объектом познания.

Поскольку наука познает действительность с количествен­ной стороны преимущественно, всякая конкретная наука в наибольшей степени характеризуется чертами, присущими ма­тематике, которая, по определению Ф. Энгельса, «имеет своим объектом пространственные формы и количественные отноше­ния действительного мира» (178, т.20, стр.37). Отношения и связи, находимые математикой, играют роль истин абсолютно достоверных и совершенно абстрактных; совершенно бескоры­стно устанавливая законы количественных отношений, матема­тика не допускает вещественных описаний и не нуждается в них. Все это делает математику наукой образцовой, любая отрасль научного познания в той мере приближается к идеалу науки, в какой она близка к математике.

Следовательно, многие науки, и прежде всего науки гума­нитарные, еще весьма далеки от этого идеала. Таковы науки описательные и спекулятивные. Первые снабжают знанием фактов, не имея возможности выяснить закономерные причи­ны их возникновения; в уяснении причин все более отдален­ных - их совершенствование. Поэтому все же «описательное естествознание, - как пишет академик В.И. Вернадский, - реальная основа научного мышления и понимания природы, та область научных исканий, которая одна раздвигает пределы, где затем идут дедукция разума и опытное искание <...»> (47, стр.124).

Но сам по себе описательный подход Л.Н. Гумилев упо­добляет спортивному коллекционированию, а его накопления - антиквариату. Он пишет: «Само собрание материала бывает полезно только до какой-то черты, за которой накопленная информация становится необозримой и, следовательно, теряет смысл для познания.

Простые способы систематизации: по алфавиту, по векам, по странам и т.п. - не дают ничего в смысле понимания, так же как простое арифметическое сложение столбиком не заме­няет интеграла. Но если поискать, то выход есть - это со-подчиненность сведений и иерархичность информации. В ре­зультате такой работы возникает эмпирическое обобщение, которое В.И. Вернадский приравнивал по достоверности к реально наблюденному факту» (82, стр.347).

В отличие от описательных наук, злоупотребляющих реги­страцией фактов, «спекулятивными» можно считать те, кото­рые, наоборот, признав некоторые широкие обобщения исти­нами вполне достоверными, оперируют чистой дедукцией и конструируют взаимосвязи, мало считаясь с фактами, или вов­се игнорируя их. Такова всякая теология, такими бывают учения этические, эстетические, философские; их отличитель­ный и характерный признак употребление понятий, лишенных ясного смысла, и построение определений из таких именно понятий.

Известно, что «всякая наука есть прикладная логика» (148, т.38, стр.193) - логика, приложенная к фактам. Описательным наукам угрожает пренебрежение логикой, спекулятивным -пренебрежение к фактам, замена их словами, вновь изобрета­емыми терминами. Первые готовят почву для расширения знаний, вторые охраняют норму, достигнутую в данное время в данной среде, и потому враждебны развитию и накоплению знаний.

Историк Византии А.П. Каждан рассказывает: «Один из знаменитейших византийских ученых и писателей Иоанн Да-маскин в VIII в. прямо провозгласил, что задача науки - не создание новых воззрений, новых взглядов, а систематизация уже достигнутого. Высшая мудрость открыта человеку, его цель - понять ее, повторить, усвоить» (113, стр.72-73). Совре­менные нормы удовлетворения потребности познания ушли далеко вперед. Но М.В. Волькенштейн отмечает «догматизм некоторых философов, пугающих ученых жупелом несводимости: упаси вас боже сводить химию к физике или биологию к химии - станете еретиком! Психологически понятна эта боязнь объединения наук - всякая ломка традиций воспринимается болезненно» (53, стр.203).

За «жупелом несводимости» скрывается привычка к фор­мулировкам и боязнь фактов, которые могут эти формулиров­ки поколебать. Поэтому, как пишет Дж. Бернал, «споры, не­последовательность и непонятность суждений ученых, специа­лизирующихся в области общественных наук, создали в широ­кой публике малоутешительное мнение о том, что обществен­ная наука совершенно отлична от естественной науки. Попыт­ка представить дело таким образом опрометчива; это в луч­шем случае заблуждение, а подчас и злонамеренный обман» (29, стр.537).

Вопреки этому заблуждению, И.П. Павлов утверждал: «Все современное естествознание в целом есть только длинная цепь этапных приближений к механистическому объяснению, объе­диненных на всем их протяжении верховным принципом при­чинности, детерминизма. Нет действия без причины» (204, стр.469). Позиция М. Планка: «Важнейшая задача каждой на­уки определяется стремлением найти порядок и взаимную связь в многообразии известных опытов и фактов и, заполнив неисследованные области, заключить их в единую цельную картину» (216, стр.100).

Пока и поскольку неисследованные области существуют (а они всегда будут существовать) и действующие в их пределах законы неизвестны, - умозрительные, отвлеченно-теоретические «заменители» знаний удовлетворяют потребность в них в виде норм, господствующих в данное время 'в данной среде.

Социальные потребности требуют таких норм. В предыду­щей главе об этом шла речь - право, нравственность, какая бы то ни было упорядоченность человеческого общежития без них невозможны, и спекулятивные науки такие нормы разра­батывают, дают и охраняют (в толкованиях, например, свя­щенного писания: Талмуда, Евангелия, Корана). В этом -функция и право на существования спекулятивных наук. Впрочем, к вопросам нравственности и права еще придется вернуться.

Сила идеальных потребностей

 

Разнообразие существующих норм удовлетворения идеаль­ных потребностей объясняется тем, что, хотя потребности эти свойственны всем людям, но в любое время - в степенях раз­личных.

Практически каждый современный человек окружен на каж­дом шагу предметами и процессами, появление которых связано с идеальными потребностями. Чуть ли не любой предмет до­машнего обихода создан на производстве, а современное про­изводство не обходится без науки и без специалистов, про­шедших общую теоретическую подготовку; кроме того, чтобы производить приятное впечатление, предметы эти обработаны рисунком, орнаментом, окраской; присутствует искусство и в том, что мы читаем, слышим и видим. Все это создается с расчетом на определенную норму любознательности и вкуса.

Есть люди с идеальными потребностями минимальной силы. В науке они ценят только немедленную и ощутимую пользу, искусство для них - вид бесполезного развлечения. Но и им развлечение не чуждо, а развлечь их могут разного рода но­вости, не дающие никаких выгод. При минимальной силе идеальных потребностей ничто им в жертву не приносится, хотя они все же дают о себе знать. Они проявляются, когда биологические и социальные потребности человека удовлетво­рены в норме, когда он не видит условий для конкретной деятельности по упрочению и расширению своего места в человеческом обществе и когда, следовательно, ничто его се­рьезно не занимает и он может себе позволить пустяковые развлечения. Тут обнаруживаются и любопытство, если не любоз­нательность, и способность получать удовольствие от искусст­ва, свидетельствующие о существовании потребности, им удов­летворяемой. Правда, при ее минимальной силе ее может удовлетворять искусство, которое, вероятно, не назовет этим словом человек с более высокой нормой ее удовлетворения.

Как легкое развлечение наука выступает, например, в мод­ных популярных изданиях, в кинохронике, в телепередачах. Также в предметах обихода - в посуде, мебели, одежде - из многих равноценных и однородных изделий выбирается тот, который более других приятен по художественной обработке. В какой мере и чем именно? - это диктуется чаще всего мо­дой, господствующей в данное время в данной среде, а в ней всегда сказывается давление социальных потребностей на иде­альные. Присутствие последних дает себя знать в удоволь­ствии, возникающем не только от соответствия моде.

Значит, и на уровне минимальной силы возможно разно­образие идеальных потребностей. Те, кто удовлетворяют их только в развлечениях, т.е. избегая всякого труда, каким явля­ется, например, процесс чтения, выбирают различные развле­чения: одни идут в кино, другие - на футбол, третьи - на танцы. Институт статистических исследований Франции провел опрос, как французы проводят свой досуг. Было опрошено свыше шести тысяч человек, принадлежащих к различным социальным и профессиональным группам. Оказалось, что в среднем 37% французов во время своего досуга не берутся за чтение книг или других публикаций.

Но самые скромные идеальные потребности, обычно усту­пающие социальным и биологическим, в случаях нарушения нормы их удовлетворения обостряются, а иногда и выходят на первый план, занимая господствующее положение в пове­дении человека. Это относится, впрочем, в большинстве слу­чаев не к науке и не к искусству как таковым, а к тем иде­альным потребностям, которые выступают вместе с потребно­стями социальными, подчиняясь им или подчиняя их себе.

Идеальные потребности большинства людей, вероятно, сильнее рассмотренного минимального уровня. На среднем, наиболее распространенном уровне находятся идеальные по­требности, если можно так выразиться, относительно квали­фицированных потребителей плодов науки и искусства. Теперь проявляются интерес к науке не только утилитарной и отно­шение к искусству не только как к развлечению. На этом уровне видно, что то и другое служит удовлетворению беско­рыстной любознательности. Происхождение ее субъект чаще всего не осознает, а потому для него могут быть непонятны и различия трансформаций этой любознательности, как и при­чины удовольствия от получаемых знаний и от искусства.

Отличительная черта этого уровня силы идеальных по­требностей в том, что для их удовлетворения человек готов теперь трудиться и им он жертвует силы, время, деньги, ко­торые мог бы отдать удовлетворению биологических или со­циальных потребностей. Человек покупает и читает книги, иногда с трудом достает билеты на выставки, концерты и спектакли, участвует в экскурсиях, посещает лекции и выпи­сывает научно-популярную литературу. Хотя сам он ни наукой, ни искусством не занимается (или не занимается профессиональ­но), приобретаемые знания радуют его, а от искусства он способен испытывать истинное и бескорыстное наслаждение.

К этому уровню идеальных потребностей адресуются на­учно-популярная литература, художественная критика и сами художники всех специальностей. Его обслуживает наиболее распространенная в данное время средняя норма удовлетворе­ния идеальных потребностей обоих ее видов. Впрочем, норм этих опять же много, поскольку существуют любители раз­личных родов искусства и люди, интересующиеся различными науками в разных степенях.

Диапазон среднего уровня силы идеальных потребностей обнаруживается в том, чем именно человек жертвует для их удовлетворения. Цена жертв определяется возможностями че­ловека, а привлекательность того, что его удовлетворяет, -его опытом. Ю. Нагибин пишет в рассказе «Меломаны»: «В детстве, точнее на подступах к юности, вовсе не первокласс­ное, тонкое искусство формирует наши души. На заре жизни нас лепят не Достоевский и Флобер, а Дюма и Жюль Берн, не Серов и Врубель, а Шишкин, не Бах и Бетховен, а Верди и Пуччини» (193, стр. 174)..Но как раз «на заре жизни» чело­век бывает повышенно любознателен. Так вкус зреет.

«Бедствие безвкусицы» - это, по Цвейгу, те случаи, когда «все, что выходит за рамки узкого и, так сказать, нормально­го кругозора обывателей, делает их сначала любопытными, а потом злыми» (302, стр.268). Они охраняют норму. Более вы­сокую норму англичане называют «establishment»; близкое к этому понятие французы называют «comme if faut».

На среднем уровне потребители трудятся, чтобы по­лучить удовлетворение от науки и искусства. Трудясь все больше, они иногда по уровню знаний приближаются к тем, кто не только потребляет плоды науки и искусства, но и создает их. Из этого круга квалифицированных потребителей выходят профессионалы, производящие то и другое.

 

Идеальное как средство

 

Идеальные потребности, превышающие по силе средний уровень, свойственны тем, кто практически занят наукой и искусством. Это - профессионалы, специалисты в той или иной отрасли науки и искусства. Их, так же как потребите­лей, можно разделить на две категории в зависимости от силы идеальных потребностей. У большинства они, хотя и значительны, но не занимают все же прочного главенствую­щего положения, уступая в силе потребностям социальным, которые часто бывают при этом особенно сильными. И лишь у людей исключительных, весьма редко встречающихся, в иерархии потребностей устойчиво главенствуют потребности идеальные.

Вероятно, большинство работников науки и искусства за­нимаются тем и другим вполне добросовестно и более или менее продуктивно, как общественно полезным делом. Дело это, подобно множеству других самых разнообразных дел, служит средством удовлетворения потребностей соци­альных и чаще всего - их разновидности, уже рассмотренной и наиболее распространенной, то есть для себя».

Главенствование социальных потребностей над идеальными в профессиональной научной и художественной деятельности обнаруживается двояко.

Во-первых - отношением к норме; хотя в этом случае имеется в виду одна из норм высоких, но все же она охраня­ется, и охраняется она особенно настойчиво, твердо, последо­вательно. Стремление нарушить, превысить ее, даже сомнение в ее незыблемой прочности преследуются и «делает злыми» ее охранителей, по выражению Цвейга. И это понятно. Накоп­ленное таким профессионалом в науке или искусстве обеспе­чило ему «место» в обществе, которым он дорожит, а сомне­ние в высокой ценности того, что вообще достигнуто к дан­ному моменту в данной отрасли науки или искусства, заста­вит сомневаться и в праве его на занимаемое «место». Ведь ниспровергатели старых норм тоже претендуют на «место».

В театре так некоторые корифеи Малого театра и про­винции встретили появление МХТ; так «передвижники» отри­цали тех, кого называли «декадентами» - Врубеля, Коровина, Нестерова, Серова, Левитана. В науке это, по выражению А.А. Ухтомского, «профессионалы науки», обыкновенно люди гордые, самолюбивые, завистливые, претенциозные, стало быть, по существу, маленькие и индивидуалистически настро­енные» (288, стр.256). Это - консерватизм; он скрыт тем, что охраняет норму для данного времени высокую, которая для многих (например - учеников) еще не вполне утратила про­грессивное значение.

Второе проявление использования науки или искусства как способов в борьбе за «места» заключается в том, что дело, научное или художественное, теряет интерес для субъекта с того момента, как перестает быть эффективным средством для улучшения своего положения в ранговой структуре общества. В искусстве такое, в сущности, равнодушие к делу, при зна­чительной заинтересованности в «месте», с успехом маскирует­ся заботой о потребителе (читателе, слушателе, зрителе). Если профессионал-художник действительно в первую очередь забо­тится о потребителе, стремясь учить, развлекать, воспитывать его, то это как раз и доказывает, что главенствующая его потребность - социальная.

Бывает, впрочем, и так, что художник уверяет, что он оза­бочен воспитанием своих читателей, слушателей, зрителей только потому, что ему неловко, неудобно признаться в том, что интересует его искусство само по себе, или потому, что его научили: ты, мол, должен учить, воспитывать, просвещать и т.п. Если же художник действительно всем этим занят, а искусство служит ему средством, то чаще всего, забо­тясь о потребителе, он, в сущности, работает «для себя», до­биваясь успеха, он «зарабатывает» у потребителя свое поло­жение в обществе, угождая ему. Если же он работает «для других», то он - проповедник и им движет потребность про­межуточно-гибридная, где социальное смешано с идеальным (так, вероятно, начал свою деятельность в Буринаже в 1878 г. В. Ван-Гог).

Присущая всем людям потребность познания может быть использована (и действительно используется для ее удовлетво­рения у массовой публики) специалистами в науке и искусст­ве, поскольку они имеют возможность именно так добиваться искомых мест. Возникает научная и художественная «продук­ция», отвечающая господствующей норме удовлетворения иде­альных потребностей в данное время в данной среде. Возни­кают, следовательно, и специалисты такого обслуживания. Так создается то, что можно назвать научным и художественным «ширпотребом» - массовым производством в науке (например, в подготовке специалистов) и в искусстве. В.Каверин приво­дит отзыв о парижских выставках: <«...> среди тысяч полотен - почти ни одного, перед которым остановился бы с востор­гом, с изумлением. Пишут для денег, для славы, заглядываясь на других и не заглядывая в себя, - верный путь к скорому и неизбежному забвению» (112, стр.46). Вероятно, это относится не только к Парижу и не только к живописи.

Если такой «ширпотреб» существует, то он, видимо, в со­временном обществе нужен для удовлетворения идеальных потребностей миллионов людей в многочисленных и разнооб­разных нормах. Он поддерживает достигнутый уровень позна­ния в количественном отношении в науке, в качественном - в искусстве. «Ширпотреб» этот дает даже, вероятно, некоторый прирост познания - он ведет к накоплению фактического материала, к сопоставлению различных отраслей знаний и направлений в искусстве и к выяснению участков отстающих и передовых. Он входит в состав данной культуры.

Превращение идеальных потребностей бескорыстного по­знания в средство удовлетворения потребностей социальных практически происходит обычно вследствие ослабления первых и усиления последних. Идеальные потребности человека чаще всего достигают максимальной силы в юношеском возрасте -тогда чуть ли не каждый мечтает что-то открыть, исследо­вать, сотворить, написать, сыграть. С годами эти увлечения проходят, и структура потребностей стабилизируется с преоб­ладанием социальных. Но давление идеальных может остаться и быть значительным. Именно оно иногда определяет выбор профессии, а далее - содержание научной или художественной деятельности. Приобретенные в ранней молодости навыки и умения могут в производстве «ширпотреба» находить себе полное применение, а других умений у субъекта может не быть. В зависимости от силы давления идеальных потребнос­тей и от условий, благоприятствующих этому давлению или противодействующих ему, в «ширпотребе» может появляться и превышение нормы и ее снижение. Поэтому, даже служа соци­альным потребностям, идеальные иногда не теряют некоторой, большей или меньшей, самостоятельности. Она-то, в сущности, и дает прирост.

Если в иерархии потребностей человека идеальные прочно занимают главенствующее положение, то, вероятно, человек этот - либо неудачник, либо принадлежит к числу редких «замечательных» людей в буквальном смысле слова. Неудач­ник безраздельно предан науке или искусству; он все подчи­нил им, но он не располагает реальными возможностями про­дуктивно удовлетворять эту свою главенствующую потреб­ность. Причин тому может быть много, разных - и в нем самом и в окружающих условиях.

Главенствование идеальных потребностей, подкрепленное возможностями удовлетворять их, в частности знаниями и умениями, заключается прежде всего в отрицании всех суще­ствующих норм удовлетворения в той отрасли науки или том роде искусства, в которых эта главенствующая потребность трансформировалась и конкретизировалась. Категорическая неудовлетворенность нормой при этом не декларируется, а ощущается, как ощущаются все вообще исходные потребности. Это хорошо выражено в стихах Б.Л.Пастернака:

 

Поэт, не принимай на веру

Примеров Дантов и Торкват.

Искусство - дерзость глазомера,

Влеченье, сила и захват.

 

Невозможность мириться с господствующей нормой (как с очевидным заблуждением или суеверием в той или иной кон­кретной науке, так и с очевидной фальшью, ложью в искусст­ве) побуждает искать новое, решительно и значительно более совершенное. Возникает тот редкий случай, когда в потребно­сти «для дела» дело это является самоцелью, а не средством: в искусстве - это создаваемое вполне конкретное произведе­ние; в науке - процесс исследования действительности, какова она есть, т.е. - опять же вполне конкретной проблемы.

«Истинное искусство, - излагает мысли Р.-М.Рильке его переводчик В.Микушевич, - рождено нуждой, изначальной потребностью создавать «полнокровные невозмутимые вещи» по образу (а не по образцу) «наличных естественных вещей» (228, стр.442).

М.Ю.Лермонтов на совет А.Шан-Гирея брать гонорар за публикацию стихов отвечал стихами Гете - «Певец»: