От биологических к социальным

 

Разность состава комплексов обнаруживается в обстоятель­ствах, вынуждающих конкурировать уже не потребности внут­ри комплекса, а сами эти комплексы, когда удовлетворение одного из них не совместимо с удовлетворением другого. Та­кая конкуренция встречается на каждом шагу. Соблазн купить предмет, обещающий целый набор удовольствий, конкурирует со стремлением сохранить деньги для других разнообразных трат; обязанность посетить одного знакомого конкурирует с желанием навестить другого; потребность в отдыхе конкури­рует с потребностью продолжить или завершить работу и т.д.

Если комплексы потребностей конкурируют, то это значит, что они близки по силе один другому. Но, так как победа все же должна принадлежать одному (хотя бы в очередности), то побеждает тот, который либо связывает большее число различных потребностей, либо в котором главенствует силь­нейшая, либо, наконец, наиболее легко удовлетворимый в данных условиях. Так, в столкновении комплексов потребнос­тей проявляется то и другое с поправкой (иногда решающей) на доступность - легкость или трудность удовлетворения уча­стников конкурса. (Тут как раз и выступают «соблазны» и «искушения» в столкновениях с волей.)

Иногда комплексы потребностей бывают средствами од­ной, скрывающейся за ними цели. Человек, скажем, иногда выбирает место летнего отдыха, но, в сущности, вовсе не в отдыхе дело, отдых - только повод, или второстепенное сла­гаемое в сложном комплексе. Подобные случаи многочислен­ны и разнообразны. В реальных, лежащих на поверхности, целях и заботах лишь в какой-то мере, иногда самой малой, проявляются скрывающиеся за ними и диктующие их истин­ные потребности. Это относится и к потребностям самым глубинным и часто неосознаваемым - «исходным».

Принадлежность потребности к «исходной» или прямая связь с нею обнаруживаются в тех редких случаях конкурен­ции, когда побежденной оказывается первейшая и важнейшая из всех потребностей живого организма - потребность жить. Такие случаи известны. Значит, существуют человеческие по­требности, преодолевающие потребность жить, и они, следова­тельно, «забыли» о своем происхождении, оторвались «от корня» и стали самостоятельны - «исходны». Конкретизиро­ваться и трансформироваться они должны и могут по-разному, в зависимости от обстоятельств, которые могут их скрывать и обнаруживать.

Поэтому потребности эти могут оставаться незамеченными. Далеко не часто складываются условия, требующие выбора, при котором они необходимо выходят на первый план пове­дения. Значит, они могут существовать и функционировать подспудно, а практически присутствовать и действовать - в таких производных трансформациях, в которых их подлинная природа неузнаваема. Рядом с другими они могут занимать в том или ином комплексе самое как будто бы скромное поло­жение. Но именно они заслуживают самого пристального внимания. В этом, я полагаю, с Р. Ардри необходимо согла­ситься: «Любая сила, которая может заставить нас действо­вать наперекор нашей воле выжить, должна быть исследована, и именно теперь, в наш исторический период. Это исследова­ние должно открыть нечто большее, чем уже известное нам»(15, стр.2).

Когда животное жертвует жизнью, защищая свое потом­ство (как в стихотворении в прозе Тургенева «Воробей») -перед нами конкуренция потребностей однородных: жизнь потомства есть продолжение собственной жизни. Но человек может предпочесть жизни и своей и своего потомства требо­вания долга, чести, требования дружбы, идеалов науки и ис­кусства. Причем, как и во всех случаях конкуренции, победу присуждает отнюдь не рассуждение, а эмоция, а она диктуется главенствующей потребностью и вызывает конкретный посту­пок. Эмоция в этом случае достигает, очевидно, чрезвычайной силы и выступает как страсть, не допускающая ни промедле­ний, ни рассуждений. Главенствующей и сильнейшей потреб­ностью человека не всегда, следовательно, бывает сохранение жизни своей или своего потомства. Эрих Фромм объявил «бессознательное» источником всех подлинных способностей и потребностей - таких, как потребность в любви, стремление к свободе, истине, счастью и др., -- то есть включающим те силы, с помощью которых человек наиболее целесообразно соединяет себя с окружающим миром и делает его подлинно своим. Фромм считает, что все эти стремления уже были при­сущи человеку до того, как он нарушил гармонию с приро­дой. «Бессознательное, - пишет Фромм, - представляет про­шлое человека, зарю человеческого существования; оно пред­ставляет также его будущее, поднимает нас к тому дню, когда человек станет подлинным человеком» (цит. по 318, стр.94-95). Потребности, которые имеет в виду Фромм, существуют, видимо, закономерно; они, значит, нужны человечеству.

Надо полагать, что логику их появления следует искать в развитии человеческих потребностей, обслуживающих не индивида, а род человеческий в целом. Когда потребности инди­видуального физического существования, удовлетворяясь, обес­печивают организму достаточную зрелость, возникают потреб­ности размножения; половая потребность на какое-то время занимает главенствующее положение. Возникает и умножается потомство. Потребность размножения в форме «родительского инстинкта», развиваясь, расширяется до потребности в суще­ствовании, благополучии, росте и развитии семьи; потом -рода, потом - нации, потом - человеческого общества в це­лом.

В этом качестве она теряет сходство не только с половой потребностью, но и связь с «родительским инстинктом», и приобретает качественно новое содержание.

То, что в поддержании родственных связей было сред­ством, превращается в цель. Как чрезвычайно трудно дости­жимая, она приобретает все большую самостоятельность, вплоть до независимости и главенствующего положения. Дале­кие и широкие родственные связи (родовые и даже нацио­нальные), переросшие в связи еще более широкие, обществен­ные, неосуществимы средствами, обслуживающими даже самую многочисленную семью.

Вместо потребностей в защите, заботе, помощи, опеке, с одной стороны, и повиновении, подчинении - с другой, воз­никает потребность в справедливости в пределах рода, нации, общественного класса, человеческого общества в целом. Потребность эта, вероятно, близка к тем, какие имеет в виду Э. Фромм: «Человеческие побуждения, поскольку они выходят за рамки утилитарных, являются выражением фундаменталь­ной и специфически человеческой необходимости: быть свя­занным с другими людьми и утвердить себя в связи с приро­дой» (цит. по 318.94)

Потребность «быть связанным с другими людьми» именно справедливостью обеспечивает организацию человеческого общества, а функционирование этой потребности ведет к из­менениям форм и способов этой организации. На существова­нии такой потребности указывает и эмоция. Л.Н. Толстой отметил в дневнике: «Как в организме боль указывает на нарушение закона - предупреждает, так и в обществе людс­ком страдание от враждебности указывает на нарушение за­кона единения, предупреждает» (277, т. 50, стр.121-122).

В упрощенном виде потребность эта существует и в жи­вотном мире. Не раз описаны формы организации разного рода сообществ у насекомых, птиц и млекопитающих, кото­рым свойственно обитание группами. Потребность в сохранении групп (стаи, стада и т.п.) слита с потребностями физичес­кого существования особи, ее потомства и вида в инстинктах, автоматически действующих средствами первой сигнальной системы. Благодаря этому автоматизму на протяжении обо­зримой истории объединения муравьев, пчел, ворон, волков, оленей, обезьян не претерпевают заметных изменений. В иерархической структуре подобных объединений основания определяются чем-то непосредственно ощутимо бесспорным: полом, возрастом, физической силой, ловкостью, выносливос­тью. По таким непосредственно ощутимым признакам опреде­ляются место особи в сообществе и основательность или бес­почвенность («степень справедливости») ее притязаний. Лидер, вожак устанавливается так же ясно и просто, как победитель в соревновании самцов, претендующих на одну самку.

У человека теоретические силы несравнимо значительнее сил физических; поэтому лидерство и подчинение лишаются бесспорно ощутимых оснований. Вследствие способности тео­ретического предвидения цели удаляются от средств, произ­водство - от потребления и возникают представления о слож­ных и отдаленных связях - правах и обязанностях - внутри семьи, рода, нации, общественного класса, человечества.

Еще Гегель указывал на то, что земледелие вынудило к стабильности в организации человеческого общества, в борьбе человека с природой. Наш современник историк и этнолог Л.Н. Гумилев отмечает большую зависимость от природы ко­чевника сравнительно с земледельцем: «Последний приспосаб­ливает природу к своим потребностям и привычкам, изменяет на возделанных участках флору и, имея избыточный продукт, воспитывает домашних животных, т.е. воздействует на фау-ну<...>. А кочевник связан со своими животными, приспособ­ленными к тем или иным, но строго специализированным условиям» (82, стр.191-192).

Переход человека к земледелию со всем, чего оно требует - закономерный этап в овладении человека природой. Значит, овладение это требует и организации человеческого общества. Трудность этого средства сделала его самостоятельной, исход­ной потребностью. Эту специфически человеческую потреб­ность в определенной взаимосвязи людей, независимо от их родственных отношений, я и называю потребностью в спра­ведливости.