Диапазон идеологических норм

Стыд, совесть и долг - понятия, родственные нравственно­сти. Стыд и совесть запрещают; стыд - преимущественно био­логическое с позиций социальных, совесть - социальное с позиций идеальных. Л.Н. Толстой записал в дневнике: «Людям необходимо чувствовать себя правыми перед самим собой; без этого им нельзя жить» (277, т.50, стр.178-179). Совесть заявля­ет о своем существовании в сугубо личном ощущении соответствия или несоответствия того или иного поступка некой категорической истине - существующим у каждого человека представлениям о ней. Но эти личные представления являются более или менее сложной и оригинальной вариацией общей нормы данного времени в данной среде.

В стыде и совести - эмоциональные реакции; они регист­рируют поступление информации об отклонениях от нормаль­ного, ожидаемого, привычного хода удовлетворения потребно­стей - низшей под давлением и контролем вышестоящей. Чем больше давление и строже контроль, тем более стыдно и со­вестно человеку не только перед другими, но и перед самим собой. Стыд и совесть ограждают человека от забвения нрав­ственных норм.

Но нравственность не только запрещает; она и повелевает в качестве «чувства долга». Поскольку под «долгом» подразу­мевается обязательство перед людьми, «чувство» это возвра­щает совесть к социальным потребностям (вероятно, «для других»), но «долг» выступает иногда и обязательством перед истиной безличной, истиной как таковой. Тогда нравствен­ность реализуется в потребности утверждать господство исти­ны, добиваться ее признания и повиновения ей. Все это хо­рошо изложено в лекции В.О. Ключевского: «Вероучение сла­гается из верований двух порядков: одни - суть истины, ко­торые устанавливают миросозерцание верующего, разрешая ему высшие вопросы мироздания; другие - суть требования, которые направляют нравственные поступки верующего, ука­зывая ему задачи его бытия. Эти истины и эти требования выше познавательных средств логически мыслящего разума и выше естественных влечений человеческой воли [они - нормы -П.Е.\\; потому те и другие и почитаются свыше откровенны­ми. Мыслимые, т.е. доступные пониманию, формулы религи­озных истин суть догматы; мыслимые формулы религиозных требований суть заповеди <...>. Усвояя догматы и заповеди, верующий усвояет себе известные религиозные идеи и нрав­ственные побуждения, которые так же мало поддаются логи­ческому разбору, как и идеи художественные» (125, т.З, стр.370-371). Поэтому они функционируют в качестве потреб­ности, или «чувства долга».

Долг велит Антигоне предать погребению тело брата; Креонту - казнить ее; Гемону - защищать. Каждый из этих героев трагедии Софокла разъясняет другим содержание свое­го долга перед истиной, как он ее понимает. Тут обнаружива­ется двойственная природа долга и нравственности вообще: когда веления долга обосновываются, то видно, преобладали в нем потребность социальная или идеальная. В трагедии Со­фокла можно увидеть и их противонаправленность: для Кре-онта долг - потребность преимущественно социальная, для Антигоны и Гемона - идеальная, в которой идеализирована до абсолютной ценности биологическая привязанность у Ан­тигоны к брату, у Гемона - к любимой невесте.

А.Ф. Кони говорил: «В практической жизни общие поло­жения, принципы нравственности осуществляются в правовых нормах; эти нормы выражаются законом, который путем от­рицательным, путем определения, чего нельзя делать, указыва­ет границы, за пределами которых начинается область без­нравственности» (133, стр.187). Далее можно сказать; общие положения, принципы - идеальны; нормы, законы - соци­альны. Но социальные потребности всегда конкретизируются в деле либо «для себя», либо «для других». Поэтому и в кате­гориях нравственности более или менее ощутимо подразуме­ваются и идеально обосновываются либо те, либо другие.

Отсюда - многозначность всех нравственных понятий, не­доразумения и конфликты из нее вытекающие. При их выяс­нении люди обычно идут от частного, конкретного повода к все более общим принципам, то есть идеальным обоснованиям - к норме удовлетворения идеальных потребностей, которая представляется каждому обязательной для всех.

Подобно этому в других гибридных потребностях - этни­ческих - преобладают то побуждения биологической, род­ственной связи, то требования справедливости как таковой -независимо от кровной близости. В национально-освободи­тельных движениях, в народных войнах обычно выступает то одно, то другое - то компонент специфически национальный, то преимущественно социальный. Свою личную веру - убеж­денность в категорической достоверности того или иного обобщения - человеку свойственно стремиться обозначить, выразить сначала для себя; потом - ждать от других сочув­ствия, согласия, подтверждения; далее - добиваться признания и распространения. Здесь норма удовлетворения идеальных потребностей перерождается: ее обозначения, а значит и сама она, делаются средствами подчинения себе людей («для себя») или служения им («для других»). Так возникает общая норма удовлетворения идеальных потребностей. В ней представления об истине переходят в более или менее стройную систему догматов; догматика - в ритуал и символические обозначения. Поэтому норма удовлетворяет достаточно широкие слои чело­веческого общества с идеальными потребностями разной силы. Самую слабую удовлетворяет формальное выполнение ритуала и грубые символические обозначения; более сильную - логи­ческая система принципов; еще более сильную '- самые абст­рактные и многозначные представления об истине. Сила по­требности сказывается и на достаточности подкрепляющего норму авторитета - от низшего служителя культа до высшего авторитета какого-либо классического труда - Библии, Арис­тотеля...

«Почти на все мировоззренческие вопросы, - пишет А.П. Каж-дан, - византиец искал ответ в богословских книгах: здесь обнаруживал он и этический идеал, и учение о космосе, и сведения по антропологии - науке о человеке, и политико-экономические максимы, и прежде всего систему взглядов на Бога и бесконечность, на смерть и бессмертие. Христианство было «всеобщим языком» Византии, как и всей средневековой Европы, и на этом языке говорили и официальная церковь, поддерживавшая государство, и еретическая антицерковная и антигосударственная оппозиция» (ИЗ, стр.131).

Так создавались многочисленные нормы удовлетворения идеальных потребностей в различных толкованиях того же христианства. «Но вместе с тем, - как пишет тот же автор, -практическая деятельность византийцев предлагала искусное использование физических законов. Строительство храмов ос­новывалось на совершенном владении навыками механики и акустики» (113, стр.79). В развитии и совершенствовании практи­ческой деятельности, вопреки нормативности в толковании вопросов мировоззрения, можно видеть главенствование соци­альных потребностей. (Отсюда и обслуживание их конкретны­ми «деловыми» знаниями).

Но многообразны также и комбинированные нормы удов­летворения этнических потребностей. В них преобладают то жестокие границы национальной принадлежности и пренебре-гается социальная справедливость, то, наоборот - именно она охраняется, а национальные связи отступают на второй план.

Тенденции в смене норм

Выше уже шла речь о том, что между истиной и суевери­ем нельзя провести незыблемую границу, что суеверия совер­шенствуются, что среди них есть полезные человеческому об­ществу, а есть и совершенно необходимые. Все это относится и к нормам удовлетворения потребностей идеологических и этнических. В их рационально-рассудочной стороне обнаружи­вается их зависимость от социальных потребностей, со сторо­ны идеальной они обосновываются верой в непреложную истину, а со стороны биологической обходятся без обоснований -обоснования подразумеваются.

100-150 лет тому назад на Руси существовали нормы нрав­ственности, многие из которых современному человеку пред­ставляются предрассудками. После революции эти нормы под­верглись полному пересмотру, и пока он длился, была пора падения всякой нравственности; она сменилась новыми нор­мами; процесс их становления был длительным и трудным. Им на смену готовятся, вероятно, опять новые, которым при­надлежит будущее.

В разнообразии этих норм можно видеть, во-первых, их полную необходимость - предпочтительность чуть ли не лю­бой нормы отсутствию всякой - и, во-вторых, - две главные тенденции в замене одних норм другими, или два типа по­очередно сменяющихся тенденций.

Одна - рационалистическая - делает норму все более гиб­кой, по-разному толкуемой в разных социальных кругах и разными людьми, поэтому все менее общеобязательной; такова тенденция к освобождению от идеальных потребностей, от абсолютных истин, от суеверий, а также от биологических и этических привязанностей. Релятивизм этой тенденции ведет к безнравственности и к разрушению родственных связей, хотя сама тенденция эта в логических обоснованиях гуманистична в буквальном смысле слова и характерна для периодов отно­сительного демократизма достаточно развитой общественной жизни.

Другую тенденцию можно назвать авторитарной; она опи­рается преимущественно не на разум, а на авторитет, на не­мотивируемые кровные и национальные связи и находится в непосредственной зависимости от нормы удовлетворения иде­альных потребностей - от суеверия, господствующего в дан­ное время в данных условиях и насаждаемого диктатурой для укрепления своей власти. Эта тенденция укрепляет нравствен­ность, но делает ее все более безличной, жесткой, антигумани­стической - все более подчиняет ее содержание догмату той или другой веры или примитиву родства - этносу как тако­вому.

Историческое развитие норм идеологических и этнических потребностей идет, вероятно, по равнодействующей этих про­тивонаправленных тенденций - различных исходных потребно­стей - социальной и идеальной, биологической и социальной, с преобладанием то одной, то другой в каждой паре. Соци­альные потребности, трансформированные в конкретные «де­ла», вызывают прилив рационализма, и он расшатывает как категоричность норм нравственности, так и родственные свя­зи, подчиняя то и другое «делу» и пользуясь относительнос­тью принципов и недоказуемостью истин, лежащих в их осно­ве. Но расшатывание это ведет к дезорганизации человеческо­го общества, начиная с семьи, к инфляции всех моральных ценностей. Норма удовлетворения идеальных потребностей оказывается нарушенной, они. выходят на командное положе­ние, и все это проявляется в тоске по идеалам, в стремлениях к верованиям - к возникновению и укреплению новых суеве­рий. А одновременно и к усилению неудовлетворенных биоло­гических потребностей - семейных и родственных.

Потребность в вере, в авторитете делается на какое-то время господствующей; она обеспечивает успех очередному суеверию. Фанатические приверженцы распространяют его либо как усовершенствованную веру - новую религию, либо как новое средство удовлетворения социальных потребностей «для других». Здесь опять социальное сливается с идеальным с акцентом на том или другом. На этой двойственной основе возникает новая нравственность, поначалу преимущественно как норма удовлетворения идеальных потребностей.

Так же - если возникает в общественных отношениях уг­нетение какой-либо группы или прослойки по национальному или расовому признаку, то среди угнетенных обостряются этнические потребности. Искомое «место в обществе» и по­требность в справедливости выступают окрашенными биоло­гической категоричностью родственных привязанностей. Гос­подствующая норма корректируется или сменяется новой.

Как охранители старых норм, так в ответ и распространи­тели новых, влекут неподчиняющихся, оппозиционеров и ина­комыслящих на кол, на костер, на виселицу, гильотину или под топор, «к стенке», в лагеря или газовые камеры - в зави­симости от норм технической вооруженности данного времени.

Весь этот ассортимент способов распространять справедли­вость вначале служит обычно удовлетворению социальной потребности «для других». Его применяют борцы за права человека, за свободу, меньше всего заботящиеся о собственной выгоде. Но их самоотверженная деятельность достаточно быс­тро и незаметно переходит в руки тех, кто этими же сред­ствами удовлетворяет свою социальную потребность «для се­бя» - ведь таких всегда численно больше. Подмена происхо­дит постепенно и незаметно потому, что осуществляется она в конкретной деловой практике, в которой более или менее умело и глубоко скрыта. Впрочем, подмена эта может и не осознаваться - ведь исходные потребности обычно неотдели­мы от их обладателя, и он их просто не замечает.

Дж. Неру отметил это: «Не вызывает никаких сомнений, что основатели великих религий принадлежали к числу самых великих и благородных людей, которых знал мир. Но их уче­ники и те, кто их сменил, часто были весьма далеки от вели­кого и доброго» (197, стр.83).

Когда человеческое общество стабилизируется новой нор­мой истины и основанной на ней нравственностью - идеаль­ные потребности выполнили свою роль на командном посту общественной жизни. Они отходят. На первый план выступа­ют опять, как им положено, потребности социальные; они требуют разумной организации дела. Нормы нравственности все больше переходят в сферу потребностей социальных и посте­пенно расшатываются. Идеалы бледнеют, линяют и все более цинично и откровенно делаются средствами укрепления и улучшения занимаемых мест «для себя», места все больше классифицируются по рангам деловым, служебным. Вместе с развитием производительных сил повышается норма удовлет­ворения биологических потребностей, обостряются потребности социальные и нужда в их идеальных обоснованиях. Весь цикл подлежит повторению на новом уровне - по спирали.

Развитие производительных сил обеспечивает повышение уровня цикла потому, что в идеалах, овладевающих массами после разложения и дискредитации старых норм, всегда функ­ционирует неистребимая социальная потребность «для других» (затем, правда, перерождающаяся, но вначале очевидная), а идеальная сторона новой нравственности опирается на веру в конечное торжество добра и веру в существование абсолютной истины. Как ни искажается то и другое в нравственности, подчиненной эгоизму, воспоминание о них остается. Поэтому новая норма суеверий и нравственности оживляет эти воспо­минания и стремится их превысить и. в совершенствовании представлений о справедливости, и в догматике веры, с ис­пользованием в том и другом достижений науки.

Вероятно, «идеологические» потребности существуют у каждого нормального человека, и они всегда занимают доста­точно значительное место в иерархии его потребностей. Но весьма разнообразны не только силы этих потребностей у разных людей, но и их состав - удельный вес в них потреб­ностей идеальных или социальных. Главенствуют либо те, либо другие; чем более преобладание одних, тем яснее слу­жебная, подчиненная роль других. Они выступают то как нормы социального поведения, то как нормы представлений о истине. В том и другом виде они функционируют как гиб­ридные «идеологические» потребности.

В этнических потребностях, вероятно, наиболее устойчиво и прочно преобладание потребностей социальных. Расовые и национальные вспыхивают лишь в условиях острой неудовлет­воренности; но в этих условиях они выступают иногда и с подавляющей силой.