Соотношение методологии и психологии. Значение психологического знания для методологии науки

Все, что говорилось выше о методологии науки и ее функциях в частнонаучном исследовании, справедливо и в отношения психологии. Однако любая частная наука имеет свои специфические, только ей свойственные аспекты отношений с наукой о методе, завязывает свои неповторимые узлы методологических проблем. Специфика эта определяется объектом данной науки и его сложностью, уровнем развития науки, ее современным состоянием (наличие разрывов в теории или неспособность ответить на запросы практики говорит о необходимости методологической помощи), наконец, тем вкладом, который сама наука делает в общенаучную или философскую методологию. Главное состоит в том, что психология относится к числу наук о человеке, поэтому исходные принципы психологического исследования и его результаты не могут не иметь ярко выраженной мировоззренческой окраски, они часто напрямую связаны с представлением о сущности человека и его отношении к миру.

Другую важнейшую особенность психологического знания, определявшую его методологическое значение, отметил еще Аристотель (384 – 322 гг. до н. э.) В первых строчках своего трактата о душе. «Признавая познание делом прекрасным и достойным, но ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо по тому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест. Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы» [Аристотель, 1976, с. 371]. Значение это определяется тем, что психология способна давать знание о самом процессе познания и его развитии.

В психологии получены данные, позволяющие обосновать необходимость методологического знания как некоторого предзнания, без которого вообще невозможна познавательная деятельность коллективного или индивидуального субъекта. Необходимость предварительного знания в той или иной его форме четко зафиксирована уже на уровне чувственного познания и со всей отчетливостью выступает в случае рационального, а тем более собственно научного познания. Признание важнейшей роли такого предзнания автоматически приводит к требованию максимально глубокой рефлексии его, что и составляет предмет методологии. Делая вклад в методологическое знание вообще, психология тем более высоко должна оценивать значение методологии для себя самой. Более того, психологи издавна подчеркивают особую ее нужду в помощи со стороны методологии и невозможность выработки ориентиров для построения и развития психологической науки исходя из собственно психологического знания. Сама «возможность психологии как науки есть методологическая проблема прежде всего», – отмечал Л. С. Выготский (1896 – 1934) в работе «Исторический смысл психологического кризиса» [Выготский, 1982а], специально посвященной обсуждению методологических проблем построения научной психологии. «Ни в одной науке нет стольких трудностей, неразрешимых контроверз, соединения различного в одном, как в психологии. Предмет психологии – самый трудный из всего, что есть в мире, наименее поддающийся изучению; способ ее познания должен быть полон особых ухищрений, чтобы получить то, чего от него ждут». И далее: «Ни одна наука не представляет такого разнообразия и полноты методологических проблем, таких туго затянутых узлов, неразрешимых противоречий, как наша. Поэтому здесь нельзя сделать ни одного шага, не предприняв тысячу предварительных расчетов и предостережений» [Выготский, 1982a, с. 417 – 418].

За более чем три четверти века, прошедших с момента написания Л. С. Выготским этой работы (опубликована в 1982 г.), острота сформулированных им проблем не сгладилась. «Ни в одной из научных областей результаты конкретного исследования не зависят в такой степени прямо и непосредственно от исходных методологических посылок и используемых методических приемов, как в психологии» [Выготский, 1982а, с. 218].

Итак, первая причина особой заинтересованности психологии в методологических разработках заключается в сложности и многоплановости самого предмета исследования, его качественном своеобразии.

Вторая причина заключается в том, что психология накопила огромное количество эмпирического материала, который просто невозможно охватить без новых методологических подходов. Обе эти причины тесно связаны между собой, как и с десятком других, которые можно было бы перечислить, обосновывая особую потребность психологии в методологических ориентирах.

Необходимо также учесть особую ответственность психолога за публикуемые им результаты и выводы о сущности психического и детерминантах его развития. Выводы, основанные на неправомерном обобщении результатов частных исследований, перенос данных, полученных при изучении животных, на человека, а при изучении больных – на здоровых людей и т. п., приводят к циркуляции в общественном сознании идей, искаженно отражающих природу человека и ведущих к отрицательным социальным, а иногда и политическим последствиям.

Большая ответственность лежит и на психологах, работающих с людьми и участвующих в диагностике и прогнозировании профессиональной пригодности, уровня развития, в постановке клинического диагноза, в проведении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы. Работа в этих сферах требует хорошей методологической и методической подготовки.

Следует обратить внимание на широко распространенную и типичную именно для психологии методологическую ошибку, заключающуюся в некритическом заимствовании и использовании подходов и процедур (прежде всего тестов), разработанных применительно к людям совсем другой культуры, иной социально-экономической общности.

В первой главе мы кратко изложили существующие представления о методологии, ее задачах, уровнях и функциях. В заключение нужно еще раз предостеречь от рецептурного понимания ее функций. Как научная, так и методологическая работа требуют творчества. Методологически корректная работа требует творчества в еще большей степени. Попытки применения психологами новых концептуальных схем, развиваемых в современной методологии науки, наталкиваются на двоякого рода трудности: Первая трудность связана с наличием у любой такой концептуальной схемы определенного числа степеней свободы. Так, например, среди специалистов в области системного подхода (или системной методологии) ведутся дискуссии относительно его существа, границ применимости, отношения к теории, эмпирии и практике.

Указанные выше трудности не могут быть преодолены механически, т.е. путем произвольного предпочтения определенной концептуальной схемы и определенного представления о предмете психологии. Здесь необходимо проведение своего рода экспериментально-методологического исследования, или методологического эксперимента, результаты которого помогли бы уточнить и обосновать как саму методологическую схему, так и представление о предмете психологии.

Методологический эксперимент – проверка в ходе конкретного исследования эвристичности и полезности методологического знания того или иного уровня для решения возникшей в науке проблемы (познавательной трудности).

Успешное решение поставленной научной задачи с помощью разрабатываемой методологии позволяет обосновать последующее применение того же методологического знания для решения аналогичных научных проблем.

 

 

2. Фрагментарное (атомизм) познание мира

 

Атомизм

Термин «атомизм» является производным от греческого слова atoma и обозначаетобъекты, которые нельзя урезать или разделить. Атомизм представляет собой учение, объясняющее комплексные явления в терминах агрегирования фиксированных частей или единиц. Идеи атомизма развиваются в философии, в естественных науках, оказывают влияние на научные мышление, метод и построение концепций в различных отраслях и областях психологии. Идеи атомизма менее популярны в социальных науках.

 

Картина материи

В естественных науках атомистическая точка зрения состоит в том, что материя состоит из мельчайших частиц, относительно простых, неизменных и слишком маленьких для того, чтобы их можно было бы непосредственно наблюдать. В свою очередь многообразие природы, доступное прямому наблюдению, основано на различиях частиц и их конфигураций. Следовательно, наблюдаемые изменения в природе можно объяснить изменениями в конфигурациях частиц материи (см. Atomism // Encyclopædia Britannica Online, 2000).

Атомизм не отрицает существование целостностей, но изучает их специфически: обращаясь к составным компонентам, частям, элементам и их конфигурациям. Для такого подхода имеются серьезные основания. Первично частицы материи существуют независимо друг от друга; они вступают в соединения и связи между собой вторично. Например, атомы существуют по меньшей мере в двух формах: как отдельные элементы (например, H, O, S) и как соединения (например, H₂O, H₂SO₄, NaCl). Количество элементов — конечно (современная химия выделила около 100 качественно различных атомов), количество возможных соединений — практически бесконечно. При этом одни и те же атомы могут входить в неограниченные по количеству соединения, но различные соединения включают в себя ограниченное количество атомов.

В XIX в. химическая атомистическая теория исходила из того, что каждый химический элемент имеет свои специфические атомы и что каждое химическое соединение имеет свои собственные молекулы (фиксированные комбинации атомов). Поведение частиц рассматривалось в зависимости от изучаемого процесса. В физических процессах, таких как испарение, молекулы не изменяются и сохраняют свою идентичность. В химических реакциях, напротив, молекулы утрачивают свою идентичность: их структуры разрушаются и составляющие эти структуры атомы переструктурируются в новые молекулы. Собственно атомы при этом удерживают свою идентичность. Ученые вышли на новый, более глубокий уровень анализа при изучении ядерных реакций. Атомы больше не рассматривались как неделимые. Обнаружились более элементарные, чем атомы, частицы: электроны, протоны, нейтроны. Их особенности и «поведение» стали учитывать для объяснения ядерных реакций.

Во многих атомистических теориях ставится вопрос о способе, которым атомы вступают в комбинации друг с другом. Принципиальный ответ состоит в том, что в любых общностях атомы агрегируются, или «накладываются» друг на друга. На этом принципе базируется например, классическая атомистическая химическая теория. Одни факты подтверждают принцип наложения, другие — нет. Скажем, вес молекулы равняется простой сумме весов атомов, входящих в эту молекулу (подтверждение принципа наложения). В то же время имеются такие свойства комплексных феноменов, которые не объясняются суммой весов атомов. Атомистические теории утверждают, что если комплексные феномены нельзя объяснить агрегированием известных элементов, значит, комплексные феномены не поддаются никакому объяснению. Это заключение следует понимать как конструктивный скептицизм. Он стимулирует ученых на поиск новых феноменов, которые позволили бы происхождение комплексных феноменов объяснить все же в терминах агрегирования их элементов.

 

Бутан и пропан имеют одинаковые молекулярные массы (вес молекул бутана и пропана равняется весам входящих в них атомов), одинаковый состав (углерод и водород) и тем не менее являются разными веществами. Казалось, это тот случай, когда атомистическая теория агрегирования не подтверждается. Но вот Бутлеров открывает феномен изомерии и разрабатывает теорию строения органических веществ. Он обнаружил, что физические и химические свойства веществ зависят от порядка соединения атомов друг с другом (феномен изомерии), а не только от входящих в их состав молекул атомов и их весов. Потому бутан и пропан являются разными веществами. Так были получены новые свидетельства в пользу атомистической теории агрегирования.

 

Картина психики и поведения

Пожалуй, Демокрит (460—370 до н.э.)был первым, кто стал говорить об атомах души. В его теории атомы души отличались от атомов тела, причем количественно: первые были однороднее, полнее и утонченнее вторых. Атомы души могли совершать движения по частям тела, но были не менее материальны, чем другие атомы. Идею атомов души в терминах монад (от греческого monas — единица, часть) восстановил Бруно, известный в средние века философ и поэт, представитель пантеизма. В трактате «К вопросу о монаде, числе и фигуре» (1591) Бруно выделил три типа монад: в боге, душе и атомах. Затем идею монад популяризирует Лейбниц в работе «Монадология» (1714). По Лейбницу, монады представляют собой базовые субстанции, из которых состоит мир. Монады лишены протяженности в пространстве, поэтому они являются аналогами души. Каждая монада характеризуется уникальностью, неразрушимостью, динамичностью. Между монадами отсутствуют каузальные отношения, однако благодаря богу они совершенно синхронизированы между собой. Что касается объектов материального мира, то они представляют собой просто феномены тех или иных сочетаний монад. Лейбниц верил в то, что разные монады обладают разной степенью осознанности: в неорганическом мире они находятся в спящем состоянии, у животных — в виде сновидений, у человека — в состоянии бодрствования. Бог представляет собой полностью сознающую монаду.

В психологической науке атомистические подходы «одеваются» в психологические термины и потому не всегда очевидны. Наиболее явно атомизм обнаруживает себя в структуралистской психологии Вундта (1832—1920) и его последователя в США Титченера (1867—1927). Структуралисты изучали простейшие компоненты сознания и образование на их основе комплексных феноменов. Методом интроспекции исследовались по преимуществу сенсорные и эмоциональные процессы.

В основе ассоцианистских теорий также лежит атомизм. Идеи об ассоциациях развивались первоначально в русле философии. Они восходят к Аристотелю (он же выделил три вида ассоциаций: по сходству, контрасту и смежности), затем прослеживаются в «ассоциациях идей» у Локка (1690) и в дифференциации ассоциаций (по сходству, смежности во времени или по месту, причине и следствию) у Юма (1739). В XIX в. развивается ассоциативная психология (см. Ждан, 1990). В ранних теориях восприятия перцептивный процесс рассматривался как результат объединенных через ассоциативные связи сенсорных элементов. При этом исходно каждое ощущение считалось независимым и несвязанным с другими. Современные теории восприятия являются более изощренными, но аспект комбинаций тех или иных ощущений в составе восприятия включается в его определение (см., например, Zimbardo, McDermott, Jansz, & Metaal, 1995).

Идея ассоциаций разрабатывалась по линии физиологии и поведенческой психологии. Джемс (James, 1896/1979) заменил понятие ассоциаций идей ассоциациями в центральной нервной системе в ответ на одновременное или последовательное действие нескольких стимулов. Павлов (1951) изучал безусловные и условные рефлексы и объяснял их природу ассоциациями.

Многие теории поведенческой психологии фактически были ассоцианистскими, хотя осмысливались в терминах коннекционизма. Торндайк(Thorndike, 1932) рассматривал научение как результат ассоциаций, возникающих между стимулами и ответами на них. Халл (Hull, 1943) сформулировал «поведенческий закон», в соответствии с которым потребность связывает стимулы и ответы на них по следующей схеме: рост напряжения потребности приводит к более стереотипизированному поведению, а снижение напряжения потребности — к более вариативному поведению.

Когнитивная психология объясняя прием, хранение и переработку информацию в когнитивных процессах, также обращается к идеям коннекционизма. Например, коннекционистский вариант когнитивной психологии реализует метафору нейронных сетей вместо компьютерной метафоры. Базовой здесь является идея о том, что любые когнитивные операции обеспечиваются процессами активации нейронных узлов и связями между ними (Martindale, 1991).

Идеи ассоцианизма и коннекционизма пронизывают многие концепции креативности. Медник (Mednick, 1962) разработал ассоциативную теорию креативности мышления. Он выделил три способа достижения креативных решений: через интуитивную прозорливость, обнаружение сходства между разными идеями, опосредование разных идей общими элементами. На этой основе был разработан тест отдаленных ассоциаций, который применяется во многих эмпирических исследованиях (см. например, Дружинин, 1995; Martindale, 1999).

Атомизм обнаруживается не только в ассоцианистских и коннекционистских подходах. В подходе Павлова к изучению свойств и типов нервной системы также проявляется атомизм. Программа Теплова (1985) по изучению свойств нервной системы как пути к изучению индивидуальных психологических различий, по существу, была атомистической, как и концепция темперамента Мерлина (1973).