Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Поведенческий подход - методологическая↑ Стр 1 из 38Следующая ⇒ Содержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
- ОСНОВА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Главной методологической основой современной западной политической психологии принято считать поведенческий (иногда говорят прямо, бихевиористский) подход к пониманию политики. Его суть понятна из самого названия: это рассмотрение политики как особой сферы поведения людей. История поведенческого подхода ведет отсчет времени его существования с середины 30-х годов XX века, когда стали появляться первые работы, в которых нащупывались иные возможности вместо принятых прежде подходов — в частности, вместо считавшихся «спекулятивно-историческими», в духе расхожих мифологем, «психологии народов», или психоаналитической интерпретации политической истории. В своем развитии поведенческий подход изначально стремился к более «конструктивно-прагматическому» осмыслению политики на основе соединения политического и психологического знания. Одним из первых необходимость этого понял и попытался осуществить американский исследователь Ч. Мерриам. Обосновав положение о политическом поведении как о центральной концепции политической науки, он предложил выявлять специфические черты политического поведения индивида, тех или иных социальных групп, а также массовых феноменов эмпирическим путем, количественными методами, соединяя в политической науке исследовательские приемы эмпирической социологии и социальной психологии. Однако не все эти абсолютно благие намерения удалось реализовать даже до сих пор. Хотя заслуги Ч. Мерриама в становлении политической психологии, разумеется, бесспорны. Затем значительный вклад в развитие поведенческого подхода был внесен также американцем Г. Лассуэлом. После этого, под влиянием первых основополагающих работ названных исследователей, число сторонников поведенческого подхода стало стремительно расти. Фактом является то, что в течение долгих последующих лет понятие «поведенческий подход» стало вбирать в себя подавляющее большинство исследований в западной политической науке вообще. На сегодняшний день поведенческий подход к политике, в целом, представляет собой обширный конгломерат различающихся между собой исследовательских тенденций, объединяемых лишь общим вниманием к «человеческому фактору», к поведению людей в политике, которое, однако, трактуется в разных вариантах по-разному. В содержательном отношении уже с самого начала поведенческий подход поставил в центр внимания не только внешне наблюдаемые аспекты человеческой деятельности (собственно «поведение») в политике, но и внутренние субъективные механизмы такого поведения, В частности, особое место в рамках поведенческого подхода занимали исследования социально-политических установок, сознания, самосознания и стереотипов субъекта политического поведения. Трактовались подобные механизмы, однако, достаточно узко, как производные от внешних условий, в соответствии с базовой схемой психологического бихевиоризма: «S (стимул) ==> R (реакция)». Кратким был и перечень таких механизмов — по сути дела, в большинстве западных исследований до сих пор все сводится к доминированию «установочного акцента», причем наибольшее внимание уделяется нормативным установкам, определяющим поведение, приемлемое с точки зрения господствующей политической системы, и формирующимся в сознании людей стереотипам. В западной науке поведенческий подход к политике традиционно основывался на своего рода «идеальной» модели «политического человека» — гражданина, существующего внутри некоторой системы политических отношений. Постулировалось, что такой человек заведомо обладает минимально необходимым для жизни в такой системе набором социально-политических качеств. Это означало, что он является высоко моральным (с точки зрения принятых в данном обществе норм), что руководствуется рациональными мотивами поведения, положительно относится к «естественному» (привычному для данного общества) правопорядку. Постулировалось, что обычно он ставит перед собой достаточно четко определенные социально-политические цели, умеет выбирать эффективные средства их достижения, а также способен «правильно» [в соответствии с нормами и ценностями господствующей политической системы) оценивать политические силы и отдельных общественно-политических деятелей — разумеется, с точки зрения их соответствия сформулированным политическим задачам. Традиции подобной модели, в разных вариантах, восходят еще к философским взглядам Дж. Локка, А. Смита, Ж,-Ж. Руссо, А. Фергюссона и др. В прикладном выражении, сторонники поведенческого подхода исходят из достаточно простых соображений: что у избирателя «есть определенные принципы», что он «в какой-то мере разумен», у него «есть собственные интересы», однако, осознает он их далеко не всегда, да и присутствуют они в его сознании далеко не в той «экстремальной и детализированной форме, в какую их унифицированно облекли политические философы». Задачей прикладного, эмпирически ориентированного поведенческого подхода и выступал поиск тех конкретных политико-психологических норм, в которых реально, поведенчески существуют и проявляются названные понятия и категории более высокого, философского порядка. В других вариантах, поведенческий подход исходит из того, что центральным пунктом рассмотрения политической науки вообще являются любые формы участия человека или групп людей в осуществлении власти (или в противодействии ее осуществлению). Это формы, охватывающие участие в формальных организациях и массовых движениях, включенность в различные элементы политической системы или осознанную отстраненность от них, публичную манифестацию взглядов с целью воздействия на общественное мнение, политические институты и руководящие (правящие) политические группы. В этом варианте поведенческий подход ориентируется на анализ некоторых действий (или уклонение от таковых) некоего субъекта в отношении политической системы. Структура таких действий, как правило, включает субъекта действий, обстоятельства осуществления этого действия, объект действия и соответствующие целевые установки данного действия. Наиболее интересными для анализа при таком подходе с политико-психологической точки зрения являются субъект политического действия и те внутренние субъективные механизмы, которые им движут. Важнейшим достоинством поведенческого подхода является акцент на субъективные аспекты и состояния политики, внимание к тем политико-психологическим составляющим данной сферы общественной жизни, которые до этого недооценивались, а подчас просто игнорировались иными направлениями политологии, нацеленными на рассмотрение более объективных компонентов политической жизни общества. Недостатки упрощенных вариантов поведенческого подхода. Основными чертами поведенческого подхода, критически выделяемыми сторонниками иных направлений, считаются несколько основных моментов. Во-первых, это стремление анализировать политическое поведение прежде всего, а во многих случаях исключительно как поведение на выборах, т.е. абсолютизация без сомнения важной, но лишь одной формы политической жизни. Как правило, статистические и опросные исследования в рамках этого варианта поведенческого подхода дают лишь данные о возможном (вероятном) выборе электората, но не допускают проникновения в политико-психологические механизмы этого выбора. Таким образом, эти сведения не являются — хоть иногда и представляются некоторым политикам и политологам — самодостаточными. В дальнейшем рассмотрении, мы постараемся избежать данного уклона. С нашей точки зрения, содержательный анализ психологических механизмов политического поведения представляется значительно более продуктивным направлением. Во-вторых, к недостаткам данного варианта часто относится тенденция рассматривать политическое поведение лишь в условиях стабильности политической системы, оставляя за рамками анализа политическое поведение в дестабилизированных ситуациях — например, в условиях разнообразных кризисов. По сути дела, при таком варианте в рамках поведенческого подхода речь идет исключительно об институ-ционализированном политическом поведении. Это прежде всего косвенное изучение политических институтов на основе анализа результатов их влияния на людей и их поведение. При таком подходе исчезает другая сторона: влияние политических процессов, политического поведения людей на политические институты. Нам представляется, что и эта сторона критики вполне справедлива. Реально, возможности поведенческого подхода значительно шире. Более того, в отличие от статично-институционального, именно динамично-процессуальный вариант поведенческого подхода открывает перед политической психологией новые значительные перспективы. В этом, собственно, и состоит ее изюминка; это то, чего не могут делать другие политические науки. В-третьих, частую критику вызывает некоторая склонность отдельных разновидностей поведенческого подхода к ограничению анализа лишь вербальными оценками поведения (обычно ответами на анкеты с «закрытыми» вопросами, подразумевающими лишь три — «да», «нет», «не знаю» — варианта ответов) без достаточного учета невербальных проявлений политического поведения. И это критическое замечание представляется справедливым. В нашем дальнейшем рассмотрении политической психологии мы будем исходить из прямо противоположного подхода, Главным в политической психологии является анализ невербального поведения людей, В-четвертых, иногда не выдерживает критики само понимание субъекта политического поведения. Изначально, на первых этапах возникновения и развития, в рамках поведенческого подхода доминировали исследования не человеческих общностсй, а отдельных индивидов и той мотивация их поведения, которая побуждает либо принять участие в голосовании, либо воздержаться от него. Электорат для сторонников такой разновидности поведенческого подхода до сих пор иногда представляется простой совокупностью голосующих или не голосующих индивидов. Даже в тех, уже более современных разновидностях поведенческого подхода, которые сознают индивидуалистическую ограниченность данной традиции и хотят ее преодолеть, пока нет заметного движения дальше, за пределы попыток анализа малой группы в качестве субъекта политического поведения, или, тем более, еще дальше — за пределы проблематики внутри групповых и межгрупповых взаимоотношений. Современные варианты поведенческого подхода исходят из того, что политическое поведение свойственно, как отдельным индивидам, так и различным социальным группам (так называемые «коллективные» или «групповые» формы» политического поведения), а также большим неструктурированным массам людей (так называемые «внеколлективные формы» или «стихийное поведение»). В рамках этой трактовки считается, что политическое поведение регулируется механизмами двоякого рода. С одной стороны, оно регулируется объективными факторами, определяющими характер, причины, рамки и направленность политических действий. Эти факторы заданы социально-экономическими условиями жизни людей и политическими институтами. В конечном счете, это вопрос о том, каковы объективные условия производства, материальной жизни, создающие базу всей исторической деятельности людей. С другой стороны, существуют внутренние, субъективные, собственно психологические механизмы политического поведения. Поведение людей в отношении политической системы, как и всякое иное поведение человека, детерминировано их мыслями, чувствами, настроениями и т. п. — в целом, психикой. В таком контексте, главной задачей поведенческого подхода является изучение диалектики и трансформаций влияния объективных условий на внутреннюю мотивацию и, в обратном порядке, внутренних побудительных сил, через человеческое поведение, на внешние условия.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ПОЛИТИКИ Психология политики — это направление исследований, достаточно искусственно сконструированное в отечественном, еще советской эпохи общест-вознании, также возникшее на стыке политологии и социальной психологии. Первоначально, под влиянием западной традиции и в силу неразвитости отечественной политической науки, «психология политики» развивалась как сравнительно автономная ветвь социальной психологии. Однако, с течением времени, постепенно она начала обретать статус особого, достаточно независимого научного направления — одной из ветвей политико-психологического анализа в рамках политологи[3]2. Как это теперь уже очевидно, таким образом в отечественном обществознании была предпринята попытка «пойти другим путем» и исследовать близкий по содержанию круг объектов в рамках так называемой «психологии политики». Не стоит забывать о том, что само понятие «психология политики» возникло в качестве откровенного противовеса западной «политической психологии». Подразумевалось, что это будет марксистская наука, построенная на соответствующих методологических началах и принципах. В целом, эта попытка не увенчалась успехом — «придумывать велосипед» не потребовалось. Тем не менее, термин «психология политики» все еще имеет некоторое распространение. подчас внося путаницу в исследовательские работы. На сегодняшний день психология политики сохраняет во многом маргинальный статус, связанный с ее междисциплинарным происхождением. С одной стороны, продолжается поток прежде всего эмпирических исследований, осуществляемых в русле «политического уклона» социально-психологической науки. С другой же стороны, идет поиск не только эмпирико-методиче-ского, но и, по возможности, теоретико-методологического самоопределения «психологии политики» в системе политологии. Подчеркнем принципиальное различие. Если западная политическая психология изначально претендует на самостоятельный научный статус, то психология политики долгие годы камуфлировалась под одно из направлений политологии, и не претендовала на такой статус. Онтологические корни психологии политики, разумеется, были связаны с западной политической психологией. Они касались, в первую очередь, общего объекта изучения – психологических аспектов политики, однако с иных методологических позиций. Подчас именно это, наряду с невольным заимствованием исследовательского инструментария у более развитой западной науки, и вело к определенной путанице понятий: «политическая психология» и «психология политики» до сих пор иногда не различаются и, подчас, используются как синонимы. Однако дело не в простой перестановке слов, а в различии гносеологических истоков этих двух путей изучения одной и той же реальности. В отличие от достаточно диффузного, эмпирически наполняемого, во многом субъективного и произвольно сужаемого или расширяемого круга объектов обобщенно трактуемой западной «политической психологии», «психология политики» пыталась исходить из необходимости более четкого и строгого в методологическом отношении конструирования предмета своего изучения. Предмет «психологии политики» понимался как системно-организованная совокупность особого рода факторов, влияющих на реальные политические институты и процессы со стороны «человеческого фактора» этих институтов и субъекта данных политических процессов. Как видим, вся разница была в методологии и базовом основании: «наша» или «не наша» эта наука. Представляется, что на нынешнем этапе исторического развития эти споры просто утратили всякий смысл. «Психология политики» упирала на то, что, в конечном счете, у субъекта политики нет какой-то особой «политической психики», для изучения которой была бы необходима специальная дисциплина — «политическая психология». Такая методология, считали сторонники психологии политики, вольно или невольно, несет на себе традиционные недостатки психологизаторских традиций. Лишая, во многом, политику самостоятельного статуса, она как бы неявно настраивает на некоторую абсолютизацию психологических моментов в ней и, как показывает история развития поведенческого подхода к пониманию политики в западной науке, может претендовать на постепенное вытеснение политологии как науки и ее постепенную подмену «политической психологией». В отличие от последней, «психология политики» пыталась выделять свой предмет внутри политологии как целостной и единой науки, изучающей такое сверхсложное явление, как политическая жизнь общества. Будучи подчиненной политике как генеральному объекту, и политологии как научной дисциплине более высокого порядка, «психология политики» не претендовала на абсолютизацию, а напротив, признавала рядоположенность и, как правило, вторичность, производность психологических факторов по отношению к другим моментам (в первую очередь, экономическим и социальным), более непосредственно влияющим на политику. Подобный, не только и не столько психологически, сколько политически центрированный методологический путь и был основой «психологии политики» и, вместе с тем, водоразделом, гносеологически как бы отделяющим ее от «политической психологии». «Психология политики» при таком понимании выступала, в первую очередь, в качестве субдисциплины и одновременно, специфического метода анализа в рамках системно-организованной политологии. Постулировалось, что строение и составные части такой системной политологии конституируются политикой как мета-проблемой, как бы «организующей» подобную междисциплинарную, синтетическую науку путем соединения для решения этой мета-проблемы тех или иных отдельных, относительно конкретных и более частных отраслей традиционно существующих научных дисциплин и методов познания. Такое понимание снимало в марксистской науке острые споры о наличии или отсутствии права на существование «психологии политики» как отдельной «делянки» на общем поле общественных наук. Напротив, согласно такой логике, проблемно организованная политология неизбежно включала в себя «психологию политики» в качестве одного из своих уровней, задачей которого и являлось изучение, учет и предвидение субъективных, психологических факторов и механизмов политического развития. В целом, политология как единая наука, представляющая собой метасистему познания политики, таким образом могла быть представлена в виде многоэтажного здания, где каждому этажу соответствовала та или иная конкретная отрасль знания, находящаяся в положении субдисциплины и изучающая «свои» факторы и аспекты политики. Соответственно, среди многих этажей этого здания, наряду с такими признанными субдисциплинами как «социология политики», «философия политики» и т. п., достаточно правомерным было выделение «этажа», соответствующего «психологии политики». С «комнатами», соответствующими основным разделам этой отрасли знания. Надо признать, что в ту пору, данная трактовка была достаточно позитивной — она отстаивала, в удобных для общественной науки того времени терминах, специфику и право на существование политико-психологического познания. Занимая определенное место в рамках политологии, в то же самое время, «психология политики» являлась одним из ответвлений социально-психологической науки. Если социальная психология в целом исследует наиболее общие законы и механизмы поведения людей в обществе, то «психология политики» пыталась заниматься той частью вопросов социальной психологии, которая казалась связанной с закономерностями и механизмами сугубо политического поведения людей. Если социальная психология выполняла роль «родовой науки», функцией которой являлось обобщенно-теоретическое рассмотрение наиболее общих зависимостей социального поведения, то «психология политики» выступала в качестве более частной, «видовой» ветви родовой науки, призванной приложить обобщенное знание к конкретно-практической сфере политических процессов и явлений. «Психология политики» 80-х гг. имела три главных теоретических основания. Первое основание было связано с политической философией и, в отечественном звучании, восходило к основным положениям марксистской мысли, относящимся к роли человеческого фактора в политической жизни. В рамках материалистического понимания истории, политика, взятая не только в форме объекта или в форме созерцания, а как человеческая чувственная деятельность, практика, безусловно включает в себя влиятельный субъективный компонент. Деятельность же, как известно, немыслима без субъекта. Субъектом политики как особого вида человеческой деятельности являются люди — как отдельные индивиды, так и разнообразные социально-организованные человеческие общности, обладающие специфическими социально-психологическими особенностями. Опираясь на, в целом, весьма здравые положения, «психология политики» не смогла соединить их с давно известным и развиваемым на Западе поведенческим подходом. А именно на таком соединении и возникает понимание политики как деятельности, снимающее все методологические вопросы и кажущиеся противоречия. Вторым основанием «психологии политики» были социология и социальная психология. Они дали «психологии политики» основные методические приемы исследования, а также конкретно-научную методологию аналитических подходов к политико-психологическим и социально-политическим процессам. Третьим основанием «психологии политики» была сама марксистская политическая наука, неизбежно базировавшаяся на историческом материализме. Однако, переживая множественные внутренние кризисы, в 80-е гг. он уже был далек от претензий на монополизм и служил, в основном, в качестве своеобразной идеологической «крыши». Помимо определения основных точек приложения исследовательских сил «психологии политики» тогдашняя отечественная политология в целом предоставила ей достаточные возможности самоопределения в рамках комплексного, многомерного изучения политики и нахождения своего, специфического предмета исследования. Базовым для «психологии политики» уже тогда являлся деятельностный подход, хотя присутствовал он как бы в скрытой форме. Несмотря на недостаточную разработанность деятельно стного понимания политики в то время, даже зачатки этого подхода позволяли соединить на основе единого рассмотрения и политику (как особую деятельность людей), и психологию участвующих в ней людей. Подобный подход, даже в зачаточной форме, позволял вычленить для политико-психологического анализа ряд опорных категорий. Это мотивы участия людей в политике и смысловая структура политической деятельности с точки зрения ее субъекта. Это также потребности, удовлетворяемые такой деятельностью. Это, безусловно, цели, ценности, нормы и идеалы, благодаря которым индивид или группа становятся частью некоего политического целого, идентифицируют себя с ним. Наконец, это человеческие чувства, эмоции и настроения, которые выражаются в такой деятельности. Это знания и мнения, которыми располагает и которые распространяет субъект, а также целый ряд вторичных, производных категорий. Из всего сказанного понятно, что в конечном счете содержание понятий «психологии политики» и «политическая психология» никак не противоречит друг другу. Напротив, они очень во многом достаточно удачно взаимно дополняют друг друга. Хотя, безусловно, это не синонимы, а достаточно различающиеся термины, возникшие в разных методологических традициях. Имея это в виду, в дальнейшем мы будем использовать единый термин: «политическая психология». Наша методологическая основа в данном случае понятна: нет отдельно «западной» или «восточной» политической лсихологии. Нет политической психологии «марксисткой» и «антимарксистской». Есть единая мировая наука, развитие которой в разных обществах имело ределенные особенности и акценты. До определенной поры они казались непреодолимыми, однако это время прошло. Тем более, что у политической психологии и психологии политики есть скрытая общая методологическая основа. В западной политической психологии она называется «поведенческий подход». В отечественной «психологии политики» — теория социальной предметной деятельности.
ПОЛИТИКА КАК ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Специальный методологический анализ показывает, что зачаточные формы деятельностного понимания политики, содержавшиеся в психологии политики, не противоречат поведенческому подходу, принятому в западной политической психологии. Более того, именно достаточно проработанный деятельностный подход в приложении к политике соединяет эти направления, превращая терминологические различия в малоосмысленную «игру в бисер». Центральной проблемой поведенческого подхода в данном разрезе оказывается проблема субъективных механизмов, обеспечивающих подобные трансформации, инициирующих и регулирующих политическое поведение. Вот тогда при таком понимании ведущими категориями поведенческого подхода становятся категории политического сознания и политической культуры, усваиваемые субъектом в процессе политической социализации, а также такие производные от внешних условий психические переменные, как эмоции, чувства и настроения в их не столько индивидуальном, сколько массовом, социально-типическом выражении. Они же, эти категории, оказываются центральными и для психологии политики. Остановимся подробнее надеятельностном подходе к политике как на стержневом моменте для синтеза политической психологии и психологии политики, на выработке общей платформы для теперь уже единой политической психологии. Оттолкнемся от общепризнанного как на Западе, так и на Востоке. Как известно, «главный недостаток всего предшествующего материализма — включая и фейербаховский — заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно»[4]. Отсюда и вытекает смысл трактовки политики именно как особой деятельности людей; «История не делает ничего, она не обладает никаким необъятным богатством», она «не сражается ни в каких битвах! » Не «история», а именно человек, действительно живой человек — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека»[5]. Можно по разному относиться к авторам приведенных высказываний, однако трудно отказать им в логике и убедительности проведенного анализа. Отсюда, собственно, и вытекает предельно поведенческое (бихевиористское) понимание политики как определенной сферы человеческой деятельности, которую осуществляет и которой управляет человек. Деятельность немыслима без субъекта. Субъект же не может действовать без мотивационных факторов, то есть без психологических составляющих этой самой своей деятельности. В свое время Г.В. Плеханов писал: «Нет ни одного исторического факта, которому не предшествовало бы... и за которым не следовало бы известное состояние сознания... Отсюда — огромная важность общественной психологии... с нею надо считаться в истории права и политических учреждений»[6]. Прав он был, или не прав — трудно не считаться с такой убежденной позицией. Кроме того, трудно привести и убедительные противоположные примеры, опровергающие подобные утверждения — если, конечно, совсем не разувериться в способности человека влиять на происходящее вокруг него. Реконструируя и обобщая прошлое, можно считать, что в истории существовало три основных подхода к роли психологии в изучении политики. Во-первых, максималистская позиция. Она проявлялась в разное время, однако наиболее яркий пример в научной литературе — труды профессора А. Этциони второй половины XX века, с его совершенно однозначным взглядом. Поскольку политику «делают» люди, считал А. Этциони, то возможности психологии в изучении политики и влиянии на нее «практически безграничны». Это, так сказать, супер-психологизаторский подход, которого иногда побаиваются даже сами психологи. И хотя классик психо- и социодрамы Дж. Морено когда-то запальчиво заявил, что дескать, пройдет время, и когда-нибудь, в следующем веке,»верховным ментором в белом доме» (имелся в виду президент США) должен будет стать «психолог или врач, хорошо знающий человеческую психологию», пока до этого еще далеко. Во-вторых, позиция минималистов. Ее сторонники, а их до сих пор еще немало, напротив, на перь место ставили и продолжают ставить иные, значительно более объективные факторы: социальные, экономические и другие, не признавая за психологическими факторами практически никакого значения. Однако и эта позиция в политической истории также показала свою несостоятельность. Максимум, к чему она приводила — это к стремлению решать все политические вопросы с «позиции силы», используя исключительно объективистские силовые аргументы и «наращивание мускул». Однако в очень многих случаях это оказывалось достаточно плохой политикой. Возникали конфликты, для урегулирования которых, опять-таки требовались психологи. Что, безусловно, опровергало позиции «минималистов», но до сих пор не уменьшает число их рядов. В-третьих, был, есть и продолжает развиваться компромиссный, синтетический подход. Его сторонники, осознавая и признавая серьезную роль психологии, однако, понимали, что психология — лишь один из голосов в общем хоре многих факторов влияния на политику. Политика представляет собой настолько сложный феномен общественной жизни, что нет и не может быть некой единой науки, которая будет в состоянии объяснить все аспекты политики — как, впрочем, и любой иной человеческой деятельности. Значит, возможно и необходимо построение сложных моделей политики, включая и политико-психологические модели. В конечном счете, с этой точки зрения политика и есть, прежде всего, определенная человеческая деятельность с определенными мотивами, целями и, естественно, результатами. Главным мотивом и, в случае успеха, результатом этой деятельности является согласование интересов разных человеческих групп и отдельных индивидов. Обретая эти результаты и свой формы в тех или иных политических институтах, политика как особая деятельность наполняет собой политические процессы — как содержание, наполняя форму, как бы «застывает» в ней, принося определенные итоги. Соответственно, можно говорить о двух базовых подходах к изучению политики как деятельности. Во-первых, об институциональном подходе — с его выраженным акцентом на политические институты, то есть, на результаты определенной деятельности людей. Во-вторых, о процессуальном подходе — с его не менее выраженным акцентом на политические процессы, то есть, на сам процесс этой деятельности. Согласно известному польскому социологу Я. Щепаньскому, социальные процессы, включая процессы политические — «это единые серии изменений в социальных системах, то есть в отношениях, институтах, группах и других видах социальных систем». Это «серия явлений взаимодействия людей друг с другом или серия явлений, происходящих в организации и структуре групп, изменяющих отношения между людьми или отношения между составными элементами общности»[7]. В конечном счете, каждый из выше обозначенных подходов к роли психологии в политике был хорош для своего времени, и для того состояния, в котором находилось то или иное общество. Иногда психология выходила на первое место — особенно это было характерно для кризисного и «смутного» времен, когда трансформируются или рушатся политические институты и, соответственно, на первое место выходят политические процессы. Тогда и повышается роль политической психологии по сравнению с достаточно стабильным, «институциональным» временем. Иногда, напротив, психология как бы «пряталась» внутрь общественной жизни, будучи жестко подавленной институциональными структурами, особенно в тоталитарных общественных системах и организациях. Тем не менее, общее понимание политики как особого вида человеческой деятельности, смыслом которой является управление людьми через согласование различных интересов групп и индивидов, позволяет соизмерять эти подходы, рассматривая их как разные стороны проявления политики, как особой человеческой деятельности.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-19; просмотров: 788; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.119.135.231 (0.016 с.) |