Методологические аспекты исследования малой группы

 

Данный параграф представляется нам чрезвычайно существенным в плане уяснения истоков пути, проделываемого исследователем в своей работе, включая и эмпирическую ее часть. Ведь именно с обращения к методологическим аспектам проблемы эта работа по сути дела и начинается или во всяком случае должна начинаться. О каких же аспектах идет далее речь? Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо охарактеризовать методологический уровень предполагаемого обсуждения. С этой целью обратимся к понятию (46) методологии научного исследования, как оно трактуется в отечественной традиции изучения социальных явлений.

Наиболее четко суть упомянутого понятия сформулирована Г.М. Андреевой, выделяющей три его значения, каждое из которых соответствует определенному уровню научного подхода: общую методологию — некоторый общефилософский подход, общий способ познания, принимаемый исследователем; частную (или специальную) методологию — совокупность методологических принципов, применяемых в данной области знания; конкретную методологию — совокупность конкретных методических приемов исследования [Андреева, 2000].

Здесь речь в основном пойдет о методологии в ее втором значении, причем обсуждение проводится в трех направлениях:

♦ рассмотрен ряд методологических принципов исследования социальной группы с учетом требований, предъявляемых ими к анализу данного исследовательского объекта, т.е. выделены основные линии аналитической работы, диктуемые применением соответствующих методологических принципов;

♦ показана необходимость учета тех или иных положений методологического характера при интерпретации материалов конкретного эмпирического исследования;

♦ специально рассматривается методология в ее собственно методическом значении, представлены основные методы получения научной информации о малой группе.

Методологические принципы исследования группы. Что касается рассмотрения методологических принципов исследования группы, то мы остановимся на трех из них: принципе деятельности, принципе системности и принципе развития. Выбор указанных принципов отнюдь не случаен: он обусловлен той серьезной теоретической проработкой, которой подвергся в отечественной литературе вопрос относительно возможностей их реализации применительно к различным аспектам группового функционирования (перечень соответствующих литературных источников приведен нами ранее [Кричевский и Дубовская, 1991]). Учитывая, что развернутый анализ обсуждаемого вопроса с опорой на соответствующие теоретические разработки предыдущих лет уже проводился одним из нас [см. Кричевский, 1985; Кричевский и Рыжак, 1985], мы обозначим лишь основные линии приложения этих принципов к исследованию социальной группы, ее феноменов. (47)

Так, в согласии с имеющимися теоретическими представлениями (перечень литературных источников см. в [Кричевский и Дубовская, 1991]) специфика принципа деятельности в данном случае характеризуется следующими моментами:

♦ прежде всего деятельность понимается как совместная коллективная (групповая) деятельность; при этом выделяются формы организации, уровни и содержание совместной деятельности;

♦ предполагается обязательное рассмотрение группы, ее феноменов в контексте совместной деятельности индивидов, что означает принятие в качестве основного объекта исследования не лабораторных, а реальных социальных групп: только в них межличностные отношения раскрываются во всей своей полноте, выступая формой реализации общественных отношений;

♦ проводится идея понимания группы как коллективного или совокупного субъекта деятельности, ориентирующая на изучение соответствующих атрибутов последнего — групповых потребностей, мотивов, норм, ценностей, целей и т.д., выявление и описание целостных характеристик группового процесса;

♦ выдвигается тезис о правомерности интерпретации совместной деятельности не только как фактора, конституирующего группу, как интегратора групповых процессов, но и как основания процесса развития группы.

Общепсихологическая разработка категории деятельности [Леонтьев, 1975] и теоретический анализ социальной группы указывают на необходимость учета многообразия деятельностей, реализуемых социальной группой как совокупным субъектом. В самом общем виде групповые деятельности могут быть рассмотрены в двух важнейших аспектах:

♦ со стороны решения стоящих перед группой задач, связанных с осуществлением ее целевой функции в рамках определенной социальной структуры и как следствие этого получением некоторого группового продукта;

♦ со стороны поддержания внутреннего равновесия и устойчивости в группе, сохранения ее как целого, сплочения.

Деятельности, относящиеся главным образом к первому из названных аспектов, по специальной терминологии характеризуются как инструментальные, а деятельности, касающиеся преимущественно второго из них, — как социально-эмоциональные, (48) или экспрессивные. В последнем случае имеются в виду разнообразные формы межличностного общения членов группы в основном в виде самостоятельной активности и отчасти в связи с реализацией инструментальной деятельности. При этом, исходя из разрабатываемого в отечественной психологии принципа единства общения и деятельности, можно говорить о тесной взаимосвязи обоих типов групповой деятельности, их соподчиненности (в зависимости от ведущего типа) и взаимовлиянии.

Заметим, что изложенная выше схема классификации групповых деятельностей во многом основывается на двухмерном анализе группы, берущем начало в упоминавшемся выше исследовании Ч. Барнарда и довольно широко представленном в современной социально-психологической литературе.

Важную эвристическую функцию в исследовании феноменов социальной группы выполняет принцип системности, или системный подход. Специальный анализ характеристик целостной социальной системы, приложение системных идей к общепсихологической и социально-психологической проблематике, наконец, собственная разработка вопроса (перечень использовавшихся в аналитической работе источников [Кричевский и Дубовская, 1991]) позволяют обозначить ряд существенных, с точки зрения системного видения группы, моментов:

♦ акцент на поиске в группе собственно группового — специфически групповых (системных) новообразований типа групповых норм, ценностей, целей, решений и т.п.; изучение их влияния на соответствующие аспекты индивидуального поведения;

♦ обязательное соотнесение тех или иных индивидуальных характеристик членов группы с деятелъностным контекстом группы с целью выяснения релевантности этих характеристик групповым задачам;

♦ учет наличия в группе особых интегративных факторов, обеспечивающих сохранение ее качественного своеобразия, нормальное функционирование и развитие (к числу таких факторов могут быть отнесены, в частности, процессы руководства и лидерства, выполняющие функцию организации и управления группой, а также нормативная регуляция внутригруппового поведения, имеющая целью воспрепятствовать отклонению отдельных индивидов от групповых стандартов);

♦ необходимость трактовки развертывающихся в группе процессов и отношений как многоуровневых и многомерных явлений, (49) причем, учитывая соподчиненность групповых деятельностей, правомерно говорить и о соподчиненности производных от них систем отношений в группе, их поуровневой организации;

♦ рассмотрение группы как функционирующей во времени открытой системы с учетом возможного спектра ее экологических детерминантов;

♦ принятие во внимание наличия двух основных сфер жизнедеятельности группы как отвечающих активностям инструментального и экспрессивного типа — деловой (трудовой, инструментальной) сферы и эмоциональной (межличностной) сферы;

♦ подчеркивание взаимосвязи и взаимовлияния групповых феноменов;

♦ включение вероятностного фактора в анализ закономерностей группового процесса, понимание сложной (системной) детерминации явлений групповой жизни.

Что же касается использования в исследовании социальной группы принципа развития, то, исходя из соответствующих теоретических и эмпирических разработок (перечень соответствующих литературных источников [Кричевский и Дубовская, 1991]), возможны следующие линии анализа:

♦ трактовка развития социальной группы как обусловленного развитием совместной деятельности ее членов;

♦ учет неравномерности развития основных сфер жизнедеятельности группы в связи со спецификой решаемых ею задач и особенностями организации ее членов;

♦ поиск и изучение механизмов группового развития (в частности, посредством выделения внутрисистемных противоречий);

♦ рассмотрение «движения» группы в широком временном диапазоне, прежде всего в отношении к будущему (перспективные линии развития социальной группы);

♦ выявление возможных регрессивных тенденций на разных этапах жизни группы.

Обсуждаемые методологические принципы определенным образом сопряжены друг с другом, в разные периоды жизни социальной группы приобретая различный удельный вес при объяснении происходящих в ней процессов. Это отчетливо можно показать на примере соотношения принципов деятельности и системности. Так, в генезисе группы деятельность выступает в качестве безусловного фактора ее развития и системообразования, задавая системный (50) характер, «рисунок» группы: группа становится «системой деятельности» [Г.М. Андреева], определенным «системным уровнем» [Д. Макгрет и И. Альтмен]. Понятно, что на данном этапе жизни группы принцип деятельности является доминирующим в понимании своеобразия группового процесса.

Однако в сложившейся, развитой группе ее «системные органы», т.е. соответствующие признаки группы как системы, сами могут влиять на протекание групповой деятельности, являясь в известной мере условием ее осуществления (например, хорошо известная из литературы роль феноменов лидерства, сплоченности, нормативного поведения и т.п. в реализации групповой деятельности). Следовательно, на этом качественно новом этапе жизни группы резко возрастает удельный вес принципа системности как методологического средства интерпретации происходящих в группе событий. Как нам представляется, задача исследователя состоит не в противопоставлении обсуждаемых (и иных) принципов, а в рассмотрении их как взаимодополняющих средств анализа социальной группы, ее феноменов.

Когнитивный аспект анализа групповых феноменов. Обратимся теперь к другой стороне проводимого методологического обсуждения: покажем полезность и необходимость учета отдельных методологических положений, принципов применительно к интерпретации и использованию ряда эмпирических данных. С этой целью остановимся прежде всего на так называемом когнитивном аспекте анализа групповых феноменов, имея в виду следующее.

Как известно, исследование социальной группы может осуществляться разными путями, открывающими возможность разнопланового анализа группового процесса, его феноменов. Один из таких планов — его уместнее всего обозначить как поведенческий — имеет своей основой обращение к внешне наблюдаемым (и фиксируемым извне, нередко при помощи технических средств) проявлениям межличностного взаимодействия в группе. Другой план рассмотрения группового процесса — есть все основания [Андреева и Донцов, 1981] характеризовать его как когнитивный — соотносится с данными субъективного отражения (восприятия, оценивания, понимания) членами группы происходящего в ней. Этот план анализа группы получил чрезвычайно широкое распространение в исследовательской практике, в частности, при изучении естественных групп. Однако обращение к нему сопряжено с необходимостью доказательства правомерности именно когнитивного (не поведенческого) анализа групповых явлений, т.е. доказательства, (51) что данные субъективного отражения происходящего в группе адекватны реальному положению внутригрупповых дел.

Известно, что получение этих данных обеспечивается применением так называемых опросных методов исследования. Оперируя соответствующими психометрическими процедурами [см. о них, например: Ядов, 1972], мы можем говорить о степени надежности используемого методического инструмента (соответствующей опросной методики) и тем самым об адекватности получаемого с помощью этого инструмента знания о феноменах групповой жизни. Таким образом, один из возможных путей поиска доказательств «законности» когнитивного плана анализа групповых феноменов основывается на материалах разработок конкретно-методического характера.

Вместе с тем это отнюдь не единственный путь решения обсуждаемого вопроса. Более того, подход к решению последнего должен, по нашему убеждению, начинаться не с уровня методических разработок (и тем более, заметим, им не ограничиваться), как это нередко наблюдается сейчас. Он должен иметь в качестве отправной точки уровень глубоких теоретико-методологических обобщений. Во всяком случае объяснительные ресурсы современной психологии вполне позволяют осуществить такой подход (движение от общего к частному). В соответствии с только что обозначенной логикой анализа мы и построим дальнейшее изложение.

Первое, на чем мы хотели бы остановиться в связи с интересующим вопросом, — это фундаментальные положения отечественной психологии, сформулированные при разработке проблемы сознания. Мы имеем в виду выполненный выдающимся отечественным психологом А. Н. Леонтьевым анализ структуры сознания, в частности чувственной его ткани.

Как подчеркивает А. Н. Леонтьев, «именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания — как объективное «поле» и объект его деятельности» [Леонтьев, 1975. С. 134]. Дальнейшее развитие этой мысли обнаруживаем в следующем существенном для целей нашего анализа положении: «Глубокая природа психических чувственных образов состоит в их предметности, в том, что они порождаются в процессах деятельности, практически связывающей субъекта с внешним предметным миром. Как бы ни усложнялись эти связи и реализующие их формы деятельности, чувственные образы сохраняют свою изначальную предметную соотнесенность» [Леонтьев, 1975. С. 139]. (52)

Конечно, образ объективного мира, объективной реальности (и, добавим, развертывающихся в ней межличностных отношений) может быть самый разный: «более адекватный или менее адекватный, более полный или менее полный... иногда даже ложный» [Леонтьев, 1983. С. 255]. И тем не менее обращение к «чувственным содержаниям» сознания, понимание стоящего за ними живого человеческого мира остается, по нашему мнению, ключевым методологическим условием анализа субъективного отражения реального группового процесса или, по выражению А. Н. Леонтьева, «вычерпывания» его образа из объективной реальности.

Следующий заслуживающий внимания момент связан с результатами проводившейся в отечественной социальной психологии разработки проблематики социальной перцепции, или, несколько уже, имея в виду собственно групповой контекст социально-перцептивных процессов, проблематики межличностного восприятия в группе. При этом весьма существенным представляется то отмечаемое в литературе обстоятельство, что в «социальной психологии практически не существует общепринятых операциональных критериев, позволяющих выделить собственно перцептивные феномены из общего класса когнитивных процессов, а сам термин «социальная перцепция» нередко используется для обозначения когнитивной сферы в целом» [Андреева и Донцов, 1981. С. 18]. Следовательно, можно думать, что учет некоторых закономерностей в области социальной перцепции окажется полезным при доказательстве правомерности использования когнитивного аспекта анализа группы.

Одна из таких закономерностей отчетливо выступила в многолетних исследованиях А. А. Бодалева. Суть ее состоит в подчеркивании роли совместной деятельности индивидов в детерминации содержания межличностного восприятия. Как показали экспериментальные данные, «практика общения, совместного труда, совместной жизни людей является... не только источником накапливаемых индивидом знаний о людях, но вместе с тем эта практика выполняет функцию мерила объективности таких знаний» [Бодалев, 1982. С. 195].

Дальнейшее развитие идея деятельностной детерминации межличностного восприятия получила в связи с изучением процессов коллективообразования. Была высказана мысль, что в группе с высоким уровнем развития, где все отношения опосредованы совместной деятельностью, возникает особый вид восприятия человека человеком, когда один субъект воспринимает другого в его (53) отношении к объекту деятельности [Андреева и Донцов, 1981]. Одновременно было сделано предположение, что в группах более низкого уровня подобный тип взаимодействия и взаимопознания людей лишь складывается. Отсюда, по мнению ученых, вытекает следующий методологический принцип исследования процесса восприятия и познания людьми друг друга в группе: обязательное соотнесение характера социально-перцептивного процесса в группе с уровнем развития самой группы, а следовательно, добавим, и ее ведущей деятельности [Андреева и Донцов, 1981].

Думается, этот методологический принцип имеет важное значение не только для целей специального изучения социально-перцептивного процесса. Он должен учитываться также и в том случае, когда закономерности социально-перцептивного процесса используются как бы в иной, соподчиненной функции, «работая» на адекватность интерпретации происходящего в группе, выявленного посредством традиционных опросных (т.е. фактически ориентированных на субъективное оценивание и самооценивание) методов.

Как показывает специальный анализ, учет деятельностной детерминации социально-перцептивного процесса играет существенную роль в «расшифровке» явлений каузальной атрибуции. Причем опять-таки это существенно не только с точки зрения специального изучения феноменологии социальной перцепции, но и в плане работы с данными субъективного отражения происходящих в группе событий на предмет адекватной их интерпретации. Напомним, что сбор такого рода данных обеспечивается обычными методами полевого исследования группы (всевозможные опрос-но-оценочные методики).

Между тем в специальной литературе [Кричевский и Дубов-ская, 1991] совершенно справедливо указывается на значительные трудности в объяснении причинно-следственных отношений между переменными группового процесса, выявленными подобным методическим путем. По мнению специалистов, результаты многих исследований группы подвержены воздействию атрибутивного процесса (например, указывается на зависимость оценки индивидами групповой сплоченности, степени социального влияния в группе, поведения руководителя и т.д. от того, насколько эффективной воспринимается ими группа).

Предполагается, однако, что рассмотрение последствий атрибутивного процесса сквозь призму фактора совместной деятельности способно увеличить степень адекватности субъективной интерпретации происходящих в группе событий, в какой-то мере минимизировать (54) влияние элементов стереотипизации в восприятии и оценке человека, его поведения. Высказывается соображение, что «характер приписывания становится другим, коль скоро оно "высвечивает" объект восприятия совершенно в новом свете, а именно — в его отношении к осуществляемой деятельности» [Андреева и Донцов, 1981. С. 84]. Правда, следует заметить, что приведенное выше предположение нуждается в серьезной эмпирической проверке.

Итак, когнитивный план (аспект) анализа групповых феноменов является, безусловно, «законным» в работе с малой группой. При этом, однако, необходимо помнить, что обращение к нему сопряжено с широким применением опросных методов исследования. Последнее обстоятельство ставит перед исследователем задачу доказательства того, что получаемые с помощью этих методов данные достаточно точно отражают картину реальной групповой жизни. Решение этой задачи с необходимостью предполагает: опору на определенные методологические положения по проблеме сознания; учет ряда закономерностей в области социальной перцепции; использование соответствующих психометрических процедур.

О модельном характере исследования группы. Методологические средства анализа находят приложение и в выделяемом нами модельном подходе к изучению группы. Суть его состоит в следующем.

Как известно, исследование любой социальной группы может носить по меньшей мере троякий характер:

♦ выступать как исследование данной конкретной группы на предмет выявления только ей присущих особенностей, раскрытия своеобразия протекающих в ней процессов;

♦ использоваться (своими результатами) для выделения и систематизации признаков групп определенного типа: например, производственных, научных, спортивных и т.д.;

♦ осуществляться с целью описания общих, наиболее существенных закономерностей группы как социального организма, безотносительно к частным характеристикам конкретного эмпирического объекта и его отнесенности к тому или иному типу (классу) групп.

Таким образом, представленная схема по существу отражает соотношение единичного, особенного и всеобщего в познании группы.

Разумеется, применительно к реально функционирующей социальной группе проведенное выше деление в какой-то степени (55) является условным: ведь как бы ни пытались мы абстрагироваться от тех или других особенностей группы в ходе подготовки, а затем и осуществления практической исследовательской работы, эти особенности самым непосредственным образом будут влиять и на подбор и конструирование методического инструментария, и на организацию и проведение самого исследования. Тем не менее в целях более дифференцированного анализа возможных вариантов исследования группы подобное деление представляется нам вполне оправданным. Более того, оно находит отражение и в избираемой исследователем стратегии изучения групповых феноменов.

Так, в течение ряда лет нами [см. Кричевский, 1998; Кричевский и Дубовская, 1991; Кричевский и Маржине, 1991; Кричевский и Рыжак, 1985] проводилась эмпирическая разработка проблематики лидерства и руководства в малых группах, подбиравшихся таким образом, что именно в них соответствующие специфические особенности названных феноменов выступали наиболее рельефно. Например, структура лидерства отчетливее всего выступила при изучении игровых спортивных команд, особенности соотношения феноменов лидерства и руководства наиболее демонстративно проявились в научных группах, механизм влияния лидера на последователей удалось раскрыть, обратившись к исследованию общения старшеклассников, динамика лидерства и руководства была зафиксирована путем наблюдения за функционированием групп, образованных из незнакомых между собой ранее лиц, и т.д. Подобного рода исследовательский подход вполне уместно обозначить как модельный, в связи с чем остановимся вкратце на понятиях «модель» и «моделирование», имея в виду их научную трактовку.

Согласно широко распространенному определению В. А. Штоффа, «под моделью понимается такая мысленно представляемая или материально реализованная система, которая, отображая или воспроизводя объект исследования, способна замещать его так, что ее изучение дает нам новую информацию об этом объекте [Штофф, 1966. С. 19].

Что же касается термина «моделирование», то В. Г. Афанасьев указывает на двоякое его использование как в широком, общепознавательном смысле, так и в узком, специальном. В первом случае моделирование выражает некоторый всеобщий аспект познания. Во втором, собственно и интересующем нас, случае «моделирование — специфический способ познания, при котором одна система (объект исследования) воспроизводится в другой (модели)» [Афанасьев, 1981.С. 195]. (56)

В логике нашего рассуждения последний вид моделирования означает, что одна система — малая группа, взятая в ее, так сказать, общем понимании и в абстрагировании, насколько это возможно, от специфики наличной групповой деятельности, воспроизводится в других системах — конкретных малых группах, занятых реализацией специфических видов деятельности. Причем следует отметить, что подобный подход к изучению группы имеет определенную традицию: достаточно обратиться к ряду отечественных психологических и философских работ [Кричевский и Дубовская, 1991], в которых закономерности взаимосвязанной совместной деятельности людей выявлялись, например, на модели спортивно-игровой деятельности.

Вот что пишет по поводу этой модели (конкретно — хоккея) Е. В. Семенов, рассматривая кооперацию деятельности как проблему исторического материализма: «...Пример из истории хоккея показывает, насколько плодотворным может быть исследование коллективных спортивных игр в качестве видов кооперации деятельности, плодотворным и для социологии спорта, и для более широких философско-социологических обобщений. Спортивно-игровая кооперация может служить удобной моделью для выработки критериев сравнения разных форм кооперации, для объяснения принципа соответствия социально-организационной и предметно-личностной сторон деятельности» [Семенов, 1983. С. 67].

Дополнительно заметим, что элементы модельного изучения группы обнаруживаются и в работах других авторов. В частности, основываясь на результатах многолетних исследований разнообразных контактных групп, в том числе трудовых (производственных) и учебных (школьных), Л. И. Уманский пришел к выводу, что организаторская деятельность школьников по существу и структуре не отличается от аналогичной деятельности взрослых [Уманский, 1980]. Кроме того, в контексте проводимого обсуждения существенными представляются также данные исследований И. П. Волкова [Волков, 1987], указывающие на сходство основных социально-психологических эффектов, наблюдаемых в самых разных по специфике деятельности группах.

Таким образом, проведенный выше анализ дает определенное основание говорить о правомерности модельного (в изложенной здесь интерпретации) подхода к изучению малой социальной группы, в связи с чем кратко рассмотрим вопрос относительно роли лабораторного экспериментирования в познании закономерностей группового процесса. (57)

Известно, что за рубежом лабораторный эксперимент и по сей день является основным методическим средством исследования малой группы. Известно также, что это обстоятельство послужило основанием для многих критических выступлений со стороны как самих зарубежных, так и особенно отечественных авторов (перечень их работ см. в [Кричевский и Дубовская, 1991]). При этом работающие в рамках лабораторной парадигмы исследователи подвергаются справедливым упрекам в забвении социального контекста групповой жизни, игнорировании субъективной значимости выполняемой индивидами групповой деятельности, отсутствии экологической валидности получаемых экспериментальных данных. Так что же, может быть, лабораторный эксперимент как один из специфических способов изучения малой группы вообще следует изъять из методического арсенала групповой психологии?

Нет, материалы большого числа публикаций по проблематике групповой психологии, в том числе и принадлежащих перу критиков лабораторной парадигмы, свидетельствуют об обратном. Лабораторное экспериментирование с группой имеет полное право рассматриваться в качестве одного из полезных приемов в работе исследователя, позволяющих реализовать в анализе группы как раз именно обсуждавшийся выше принцип моделирования. Но для этого необходим выбор исследовательской стратегии, которая бы четко обозначила место лабораторного эксперимента в общем перечне средств изучения группы, исходя, в частности, из того соображения, что лабораторные данные могут быть полезны для понимания изучаемых социально-психологических феноменов, но лишь в сочетании с фактами, обнаруженными в процессе исследования этих феноменов в реальном социуме и отнюдь не в качестве первоосновы для каких-либо итоговых заключений.

Какова же в таком случае возможная этапность подобного рода стратегии? В самом общем, и добавим — классическом, виде она очерчена в следующем глубоком замечании А. Эйнштейна: «Представляется, что человеческий разум должен свободно строить формы, прежде чем подтвердится их действительное существование... Познание не может расцвести из голой эмпирии. Такой расцвет возможен только из сравнения того, что придумано, с тем, что наблюдено» [Эйнштейн, 1967. С. 123-124].

Однако для целей нашего анализа то, «что наблюдено», нуждается в дальнейшем членении: во-первых, на то, «что наблюдено» в естественной группе, и, во-вторых, на то, «что наблюдено» в лабораторной (организованной в классическом ad hoc варианте) (58) Методологические аспекты исследования малой группы

группе. В итоге возможная последовательность осуществления различных этапов изучения группы может быть описана своеобразной «формулой» Д. Макгрета и И. Альтмена: «От теоретического исследования реально существующего феномена— к контролируемому экспериментированию и назад — к реальным ситуациям с целью подтверждения лабораторных данных» [McGrath & Altman, 1966. С. 71]. Нетрудно заметить, что в этой «формуле» лабораторному эксперименту отводится хотя и важная, но все-таки соподчиненная функция — функция моделирования (на основе соответствующих теоретических представлений исследователя) отдельных сторон естественного группового процесса.

Проведем краткую инвентаризацию основных методических средств, используемых при изучении малой группы.

 

Эмпирические методы исследования малой группы. За более чем столетнюю историю изучения малых групп учеными накоплен солидный арсенал методических средств, позволяющих, как мы увидим далее, не только исследовать различные аспекты группового функционирования, но и влиять на разворачивающиеся при этом процессы. Условно упомянутый арсенал можно подразделить на три группы методов:

♦ сбор научной информации о группе;

♦ обработка полученных данных;

♦ преобразование наличных процессов групповой жизни.