Таким образом, во имя укрепления своей независимости и державной стати Россия шла на усиление своей экономической зависимости от других стран.

Была ли альтернатива такому пути развития, могла ли Россия в начале XX в. встать на путь подлинной модернизации? Могла ли Россия самостоятельно проводить ускоренное накопление капитала, не прибегая к иностранным займам и сверхэксплуатации своего крестьянства ради экс­порта хлеба? Да, была. Существовали и внутренние импульсы для развития капитализма. Причем существовали они в центре Европейской части страны, где складывалось ядро российской государственности. В Москве и Московской губернии, в Ярославле и Владимире, Туле и Костроме, Нижнем Новгороде и Самаре капиталистическое развитие в целом было органичным - оно спонтанно вытекало из самого «хода по­вседневности». Но развивавшийся в Центре капитализм не мог сразу создавать предприятия тяжелой индустрии. Он был главным образом «ситцевым капитализмом» - развивал в первую очередь текстильную промышленность, фабрики, выпускавшие предметы потребления. «Ситцевый капитализм» ориентировался преимущественно на внутренний рынок, хотя кое-что давал и на экспорт.

Но могла ли Россия плавно эволюционировать от «ситцевого капитализма» к полноценному индустриальному капитализму с собственной тяжелой индустрией? В перспективе, да. Но броненосцы и паровозы, пушки и рельсы требовались России немедленно. Так что альтернатива имперской модернизации в начале XX в. была маловероятной. Для нее не было исторического времени. И «ситцевый капитализм» в своем развитии наталкивался на препятствия, связанные как раз с имперской моделью модернизации. Прежде всего - на ограниченный платежеспособный спрос основной массы населения. Недоедание, нищета, неграмотность большей части подданных империи никак не способствовали расширению внутреннего рынка и накоплению капиталов, необходимых для инвестирования в тяжелую промышленность. Нищета парода и относительная узость внутреннего российского рынка представляли собой оборотную сторону быстрого развития капитализма в ходе имперской модернизации.

Помимо центра Европейской части России, Верхнего и Среднего Поволжья в России были еще три крупных очага индустриального развития: вторым был Урал - «опорный край державы», где преобладала горнодобывающая и металлургическая промышленность, крайне отсталая в технико-экономическом отношении, с устаревшими технологиями и архаичной организацией производства, с тяжелейшими условиями труда; третьим очагом индустриального развития был Юг: Харьковская и Ростовская губернии, Донбасс, юго-восточные районы Украины, где бурно развивались угледобыча, металлургия и машиностроение; четвертым (по счету, но не по важности!) индустриальным районом России был Запад и Северо-Запад страны с центром в Санкт-Петербурге. К этому району от­носились также центры индустриального производства в Ревеле (ныне Таллин), Риге, Либаве и других западных городах, которые были во­площением имперской модели модернизации в чистом виде, так как для них был характерен быстрый рост военно-промышленного комплекса и связанной с ним тяжелой индустрии, в особенности машиностроения, причем в основном для военных нужд. Эти предприятия тяжпрома С-11етербурга были мало связаны как с внутренним российским рынком, так и с производством на экспорт. Их главным заказчиком и отцом-бла­годетелем было государство. Государственные заказы являлись поистине золотым дном для растущей русской промышленности. Так, заказы для же­лезнодорожного строительства размещались по ценам, вдвое превосходившим рыночные. Характерно, что даже те железные дороги, которые формально были частными, строились и действовали потом преимущественно на казенные деньги. Делалось это за счет увеличения налогов. Очень важным источником средств для имперской модернизации была продажа водки, благо Витте еще при Александре III позаботился о введении «питейной монополии».

Государственные заказы и прямое вмешательство чиновников в производственные дела, отсутствие конкуренции, пренебрежение экономической эффективностью делали санкт-петербургский ВПК крайне расточительным. Военные расходы России в начале XX в. росли быстрее, чем в других крупных странах Европы, да и в абсолютных размерах превышали их. В 1902 г. Россия тратила на военные нужды 421 млн. руб. (увеличение на 43,7% по сравнению с последним десятилетием XIX в.), Германия - 303 млн. (прирост на 35,9%). По другим данным, военные расходы России с 1901 по 1906 г. возросли с 451,8 до 528,6 млн. руб. (на 17,0%), Германии за то же время - с 454,3 до 477,9 млн. руб. (на 5,2%).

Санкт-Петербург к тому же становился и важнейшим центром банковской и финансовой деятельности, как в Российской империи, так и в Европе в целом. Петербургские финансовые институты были тесно связаны с казной и предприятиями ВПК, а ведущие чиновники, хотя бы в силу своего происхождения, - с системой помещичьего землевладения и самодержавием. Это обстоятельство определяло внутреннюю противоречивость российской модернизации: ускоренное развитие ради укрепления старых порядков и позиций правящей верхушки.

Итак, государство было главным субъектом модернизации в России в конце XIX - начале XX в. Главным, но не единственным. В России сложился своеобразный симбиоз государственной бюрократии, иностранных капиталистов и русских предпринимателей. Между участниками этого альянса порой возникали конфликты. Тем не менее, они не могли уживаться вместе и обойтись друг без друга и были обречены, хотя бы в силу собственных корыстных интересов. При этом царское правительство пыталось играть роль верховного арбитра. Николай II вообще претендовал на роль «отца народа» и не был лишен популистских наклонностей.

Противоречия имперской модернизации сопровождались конфликтами между различными группами царской бюрократии. В частности, между Министерством внутренних дел, которое стремилось к регламентации общественной жизни, и Министерством финансов, которое часто склонялось к либерализации - хотя бы для того, чтобы переложить часть своих забот на плечи предпринимателей, повысить эффективность российской индустрии за счет частной инициативы. Соперничали друг с другом Морское и Военное министерства, убеждая царя увеличить расходы соответственно на флот и сухопутные войска. Однако чаще всего дело кончалось компромиссом. Обычно компромисс состоял в том, что со­здавалась «межведомственная комиссия», которой и поручалось «доработать вопрос», т.е. фактически утопить его. А сами компромиссы нисколько не устраняли разногласий внутри правящей элиты по поводу экономической политики, положения крестьянства, народного просвещения, множества других стратегических и текущих вопросов жизни страны. Разлад в верхах - характерная черта имперской модернизации России в начале XX в. Эпоха неумолимо требовала от российского императора решений по модернизации политической системы страны, глубоким реформам в сельском секторе экономики и особой осторожности и взвешенности во внешней политике. По существу, предстояло решить две дилеммы: реформы или революция, мир или война. Фактически это был вопрос о судьбе монархии. И его решение во многом зависело от поведения правительства и государственного аппарата, их заинтересованности в реформах. В.О. Ключевский в одной из работ отмечал, что нужда в реформах назревает раньше, чем народ созревает для реформ. Линию правительства и госаппарата всегда определяет наличие или отсутствие политической воли правителя.

Национальные интересы страны требовали реформ и мира как вне России, так и (прежде всего) во внутренней жизни. Ситуация же и в стране и вне ее менялась не в пользу мира и здесь особую роль должна была сыграть политическая активность монарха, его стремление учитывать реалии времени.

Император жил главным образом интересами своей семьи, ближайших родственников, окружения. В этом плане его человечность и обаяние понятны, они - продукт и объект определенного круга. Но он-то, по своему статусу, был главой огромной страны, элита которой претендовала на роль лучших людей мировой державы. Его слово, его поведение определяли политику, стратегию развития.

Человек, воспитанный в жестко консервативном духе, и в то же время мнительный, он окружал себя единомышленниками. «Все эти Воейковы, Ниловы, Мосоловы, Апраксины, Федосеевы, Волковы, бесцветные, бездарные холопы, стояли у входов и выходов царского дворца и охраняли незыблемость самодержавной власти. Эту почетную обязанность делила с ними другая группа Фредериксов, Бенкендорфов, Корфов, Гроттенов, Гривальдов - напыщенных, самодовольных немцев, которые пустили прочные корни при русском дворе и создали своеобразный колорит закулисного влияния. Глубокое презрение к русскому народу роднило всю эту высокопоставленную челядь» - отмечал ещё в 1923 г. В. Канторович. Естественно, что подобная ситуация полностью исключала проведение правильной кадровой политики. Именно по этим причинам легко «пал» с поста премьера спасший монархию осенью 1905 г. СЮ. Витте, стал неугоден к 1911 г. П.А. Столыпин, не смог довершить свой курс В.Н. Коковцов.

Император, по свидетельству очевидцев, был воспитан в рамках известной формулы: «Самодержавие - православие - народность». Первая часть не допускала ограничения власти царя, вторая требовала незыблемости идеологии прошлой эпохи и главенствующей роли церкви в общественной жизни, третья не мыслила какого-либо ущемления позиций главной социальной опоры самодержавия - дворянства.

Культ патриархальности не отвечал условиям XX в., а Николай Второй цеплялся за него. Между тем в стране сформировались не только новые отрасли экономики: промышленность, транспорт, банковско-финансовая сфера, связь, средства массовой информации (газеты, журналы), но и образовались совершенно новые классы, социальные слои и группы. И ещё одно крайне важное дополнение: к началу XX в. закончилась длительная (в несколько веков) эпоха инкорпорации (т.е. включения) большого числа народов в единое российское государство. По времени этот процесс совпал с резким ростом национального самосознания этносов, чья интеллигенция остро ставила на повестку дня общественной жизни вопрос о месте и роли своих народов в судьбах Российской империи. Тем самым политическая география вводилась в сферу общественного сознания, до предела усложняя и без того непростую картину действительности.

Российская буржуазия в первые годы XX в. сложилась в довольно мощную силу. Составляя вместе с семьями примерно 1,5% от общей массы населения, она владела 350 тысячами промышленных, торговых и ремесленно-торговых предприятий. Элиту буржуазии характеризуют люди типа Александра Ивановича Путилова, владельца крупнейшего завода в Петербурге, на котором работало более 20 тыс. человек. Этому капиталисту принадлежали: железная дорога от Барнаула до Семипалатинска, компания по добыче нефти в Гурьеве (Атырау), он занимал пост вице-президента Русско-Азиатского банка и т. д. Не менее колоритны фигуры Павла Рябушинского, Александра Гучкова, Саввы Морозова. Их знали и ценили в стране, Европе, мире, но они были неугодны дому Романовых.

Дворянство России в процессе экономического развития подверглось значительной дифференциации. Из 107 тыс. помещиков 33 тыс. имели по 8 десятин на владельца, что было мало даже для крестьянина. Зато в руках 18 тыс. владельцев имений (17% всех дворян) сосредоточилось 44,5 млн. десятин (83% всего дворянского фонда). Дворяне-служащие (высшие чиновники), а их было около 91 тысячи, составляли костяк российской бюрократии. Кроме того, дворянство являлось основой офицерского корпуса российской армии (60 тыс. из общего числа 80 тыс.). Вместе с семьями дворяне насчитывали 1220 тыс. человек (0,8% населения). Будучи ничтожным меньшинством в общей массе населения, дворянство в силу своего особого положения первого сословия, благодаря своему представительству в аппарате управления и

силовых структурах, а также покровительственному отношению монарха и правительства являлось ведущим политическим классом российского общества.

Пролетариат России представлял собой большей частью рабочий класс первого поколения. Из общей массы 19 млн. рабочих (с семьями) иыделялись 4,5 млн. индустриальных рабочих, сконцентрированных в крупнейших промышленных районах, Петербурге и Москве.

Интеллигенция России за время развития страны по пути капитализма сформировалась в значительную, но очень разноликую массу общей численностью более 1 млн. человек. По утверждению Н. Бердяева «интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной группировкой, образовавшейся из разных социальных классов, сначала по преимуществу из более культурной части дворянства, позже из сыновей священников и диаконов, из мелких чиновников, из мещан и после освобождения, из крестьян». Российская интеллигенция - учителя, врачи, инженеры, связисты, служащие государственных и частных предприятий, банков, кооперативов, различных обществ - своим существованием и деятельностью утверждали модернизацию страны, но власть абсолютно не считалась с ними.

Еще с 40-х гг. XIX в. интеллигенция идейно-политически была глубоко расколота, её основная часть придерживалась оппозиционных и революционных взглядов. Её непростые отношения с государством и иластью являлись логическим продолжением напряженных отношений 1 осударства и общества.

Крестьянство России - это не только 82% населения, не только 43 млн. владельцев дворов, но и крайне сложный, запутанный клубок противоречий аграрного сектора экономики. Многие противоречия носили психогенетическую заданность. Главное желание крестьянства со времен реформы 1861 г. - получить свой достаточный земельный надел хотя бы 11еной крутых перемен. Главной бедой деревни было малоземелье. В самом центре страны 394 землевладельца имели 15 млн. десятин. Столько же было у 1 млн. 650 тыс. крестьян. Один помещик имел земли больше, чем 4188 крестьян. Чтобы создать товарное хозяйство, крестьянам требовалось минимум 10 десятин. А в среднем они имели около 6 десятин земли, с учётом арендованной. Таким образом, большинство крестьян располагало нозможностью обеспечить своей семье только половину прожиточного минимума, т.е. нищенствовало. На пути к их благополучию около тысячи лет стояли помещики.

Казачество. До 1917 г. в России было 11 казачьих войск. После падения самодержавия завершили оформление еще два: енисейское и

иркутское казачьи войска. Но этот процесс заглох вследствие победы Октябрьской революции и начавшейся затем Гражданской войны. Всего на хуторах и в станицах числилось 4,5 млн. казаков. Само расположение казачьих войск демонстрировало их военно-политическую значимость. Терское и Кубанское войска прикрывали Северный Кавказ, Донское - стык Центральной России и Украины, Астраханское, Оренбургское, Сибирское и Семиреченское - окольцовывали Центральную Азию, Енисейские и Иркутские казаки контролировали выход в Туву и Западную Монголию; Забайкальское, Амурское и Уссурийское войска закрывали вход в страну со стороны Китая.

Статус военно-феодального сословия делал казачество важной социальной опорой самодержавия, своего рода дополнительным щитом царской власти.

Духовенство. Второе привилегированное сословие России, насчитывая вместе с семьями более 700 тыс. человек, выполняло крайне важную социальную роль - идейно защищало самодержавие и заодно контролировало моральные устои общества. Главными были конфессии -православная, мусульманская, иудейская, лютеранская, буддийская, католическая.

Важно отметить три важных обстоятельства политико-социологического плана.

Первое - Россия представляла собой такой тип полиэтничной державы, где при примате православия другие конфессии не подавлялись, а активно взаимодействовали в решении общих государственных задач.

Второе - нерусские народы преобладали (57% от общей массы населения). Русский этнос был государствообразующим меньшинством.

Третье - российское общество не получило от интеллигенции, прежде всего творческой, тот идеал, который бы соответствовал ментальности народа. Русская литература «снабдила» общество противоречивыми героями и антигероями. Спор Герцена, Белинского, Чернышевского с Тургеневым и Достоевским не выявил необходимой доминанты.

Удивительно, но при наличии целого ряда сложных внутриполитических проблем власть продолжала вести курс на утверждение России в качестве ведущей мировой державы. Это проявилось во вмешательстве во внутренние дела Китая, борьбе с Японией за контроль над Кореей, что закончилось русско-японской войной и поражением России; совместно с Англией определении зоны влияния в Иране; вопреки национальным интересам, требовавшим уклониться от предстоящей европейской схватки, произошло вступление в военно-

политический союз Англии и Франции (Антанта), острие которого было направлено против Германии. И, конечно, Россия хотела быть главной на Балканах, где столкнулись интересы Англии, Германии, Турции и России.