Валерий Гаркалин не потомственный лицедей

 

Однажды ему задали вопрос, может ли он назвать себя счастливым? «Отчасти да, - ответил актер, - во всяком случае (смеется), незнакомые люди меня приветствуют. Иногда вслед даже фразы из фильма «Ширли-мырли» цитируют, например: «Капусточка, конечно, дело хорошее».

Дело, конечно, не в «капусточке» - актер по-настоящему популярен. Но путь Валерия Гаркалина к успеху был непростым. Его родители никогда не были связаны с искусством: отец заведовал гаражной мастерской, матушка была, по выражению сына, «чекисткой» - пробивала чеки в кассе. Как и любой из его сверстников, в школьные годы Валерий любил ходить на дневные сеансы в один из ближайших московских кинотеатров.

Сам актер не может объяснить, что его подвигло поступать чуть ли не во все столичные театральные училища, но, увы, везде провалился. На всю жизнь он запомнил слова одной из экзаменаторш: «Молодой человек, у меня к вам личная просьба: если увидите какой-нибудь творческий институт по пути вашего следования, то обходите его за километр. Вам и помышлять нельзя о профессии актера».

Он тогда по-юношески обиделся на судьбу-злодейку и пошел работать на завод слесарем. Потом, отслужив в армии, все же не расстался с мыслью о своем актерском предназначении.

Окончив Гнесинское училище, Гаркалин попал в ансамбль «Люди и куклы». Многие телезрители и сейчас помнят этот своеобразный коллектив, в котором актеры не прятались за ширму, а выходили на сцену вместе со своими куклами, но при этом были совершенно незаметны - настолько выразительны были их подопечные.

За шесть лет с этим коллективом Валерий объездил всю страну. К тому времени он уже обзавелся семьей и его присутствие в Москве было необходимо - родилась дочка Ника. Сегодня она уже вполне взрослая, учится на продюсерском отделении ВГИКа.

Те три года Валерий был безработным, его никто никуда не брал. Но он об этом не жалеет: с удовольствием вспоминает, как воспитывал дочь, как она росла под его пристальным взором. Он выбрал то, что считал самым дорогим для себя, - семью.

«Родители жены, люди достаточно обеспеченные, сняли для нас под Москвой дачу, и я там жил с Никой. Купал дочку, стирал ее платьица, кормил, рассказывал сказки». И когда Гаркалина спрашивают, почему он назвал дочь Никой (в те времена еще не были модны такие «заграничные» имена), он отвечает так: «Мы искали имя покороче. Ведь ей предстояло вырасти и стать Валерьевной. В сочетании с длинным именем это было бы непроизносимо».

Строгий ли он отец? Пожалуй, нет. «Может, и хотелось бы им быть, но, когда я вижу это создание, сразу расслабляюсь, - признается Валерий. - И потом Ника очень спокойная, чистая душой девушка. Очень гармонична. Она настолько меня устраивает! Все делает верно и хорошо. При этом очень самостоятельна. Ее поступки кажутся продуманными, ничего в ней меня не раздражает. Так что повода для того, чтобы быть строгим отцом, у меня не было».

Он пришел в кино довольно поздно, но это был шанс, и упустить его было невозможно - пригласили в фильм «Катала». Пробы прошли удачно, и режиссер Сергей Бодров настоял на его кандидатуре, хотя в киногруппе оказалось немало скептиков, мол, незнакомое лицо в главной роли - это всегда опасно.

Фильм имел грандиозный прокатный успех. Потом он снялся в «Белых одеждах», а вот другие фильмы с его участием того периода почти никто не видел.

Режиссеры, которые стали приглашать его играть в кино или в спектакле, неизменно говорили: «Наутро ты проснешься знаменитым». Каждый раз после премьеры Гаркалин просыпался, но не испытывал того, что было обещано.

Настоящую славу Гаркалину принесла картина «Ширли-мырли». В ней масса смешных эпизодов, подобные им случались и на съемочной площадке.

- Однажды мы с Джигарханяном приехали на съемки в Ульяновск. Помните эпизод с «Русланом», из которого должна выкатываться мощная военная техника? - вспоминает актер. - Как всегда в таких случаях, долго готовились: осваивали объект, инструктировали солдат. Мы с Арменом Борисовичем зашли в самолет, удобно в нем расположились, стали о чем-то беседовать, и вдруг в кабину вошли летчики, самолет тронулся с места и поехал в сторону взлетной стороны. Я понял, что сейчас мы взлетим, и жутко перепугался. Армен Борисович тоже занервничал - мы ведь совершенно никуда лететь не собирались. В общем, стали кричать, чтобы нас выпустили. Потом оказалось, что самолет просто устанавливали на удобную для съемки позицию.

Его киногерои часто попадают в какие-то нелепые ситуации, но всегда находят из них выход: вспомнить хотя бы роль Мага из телесериала «Досье детектива Дубровского».

За десять лет работы в Театре сатиры Гаркалин тоже переиграл множество веселых героев: в «Ревизоре» - Хлестакова, в «Укрощении строптивой» - Петруччо, в «Горячем сердце» - Куролесова.

За последние годы он стал одним из самых востребованных театральных артистов, играя в Театре-студии «Человек», в антрепризах. Кстати, в одном из интервью Валерия упрекнули за его участие в антрепризных спектаклях: они долго не живут.

- Они тем и прекрасны, что имеют ограниченные сроки жизни, - парировал артист. - Перестал зритель покупать билеты на спектакль - и все кончается самым естественным образом. Чего нельзя сказать о репертуарном театре, в котором спектакли, давно потерявшие художественную значимость, могут идти годами.

Тому обстоятельству, что жена Гаркалина Катя не актриса, он рад: «Не потому, что актрисы плохие. Они замечательные женщины. Но Катя - человек очень скромный, очень глубокий. Можно не быть актрисой, но в жизни вести себя как Мерилин Монро. Катя в жизни очень просто себя ведет. А если приходишь домой, а там тебя ждет какая-то игра - жизни нет никакой! Хотя бы три-четыре часа, которые выпадают на отдых, хочется провести с человеком, который далек от актерской жизни».

На днях нашему любимому артисту исполняется 50 лет. Он многого достиг за свою актерскую жизнь, у него даже открылась страсть к преподаванию, вернее, воспитанию (ведет курс в ГИТИСе).

Своим студентам дает примерно такие наставления: нельзя быть актером или режиссером и обладать мерзким характером, быть злым, недовольным. Это делает человека несвободным, закомплексованным - это противоречит и мешает творчеству.

Он любит цитировать и Франсуа Вийона, замечательного поэта: «Я знаю все, но только не себя».

Галина Романова

 

ПАМФЛЕТ

 

«Компания», 1998, № 10

 

Страшная сказка

 

ЖИЛА-БЫЛА старая, больная, разнузданная, развратная, сильно пьющая баба, которую звали Российская Экономика. И эта баба на старости лет из лучших побуждений почти по любви прижила себе маленького ребеночка. Вроде бы от Международного валютного фонда. Ребеночка этого звали Рубль. Рождался он в сложных условиях. Многие претендуют на отцовство. Еще больше народу держало свечку.

А какой ребенок был удачный! Получился не полный урод, и даже способный. Правда, рос он в жутких антисанитарных условиях: баба была не в состоянии прекратить пьянство, разврат, отрегулировать свой вес и образ жизни. Ребенка тем не менее она очень оберегала от собственного разнузданного существования. Сыночка старались кормить хорошей пищей, ему наняли хороших учителей и поселили в отдельную комнату, куда не всех допускали.

Да и само дитя не пускали в грязные вонючие компании. Например, ребенок не ходил на производство, потому что там небритые мужики грязно ругались матом, там тек мазут и вообще всякая гадость вокруг. Водили его иногда по супермаркетам. Еще он за границу выезжал.

Рано или поздно что-то должно было произойти. Баба эта пьяная не могла обеспечить пристойных условий ребенку. Ей бы от него отказаться с самого начала и передать в хорошие добрые руки. Но ребенок-то свой, и растила она его для себя. И совершенно отдельно от себя.

Однажды бардак, творившийся в ее пьяной жизни, затронул драгоценного ребятеночка. Во время очередного загула ребенка покалечили, задавили, он сильно пострадал здоровьем и теперь, скорее всего, будет вынужден жить общей жизнью со своей непутевой матерью. Разделять тяготы семьи.

Идея-то у мамаши была какая? Глядя на своего ребеночка и сохраняя его, она ожидала, что когда он вырастет, то сможет мамашу прокормить и защитить. Что и мамаша на старости лет станет жить как человек. Образумится.

Плохой конец у истории. Задавила баба своего ребеночка. Пьяные мужики, с которыми она гуляла, нанесли ему ущерб, украли курточку, поломали игрушки, поставили фингал под глаз и вообще, скорее всего, даже опустили. Все.

Конец первой серии.

Вторая серия еще хуже. Это выводы, которые пьяное развратное чудовище сделало из создавшейся ситуации.

Было у нее два варианта поведения. Посмотрев на дело рук своих, осознать гнусность своего прошедшего существования и изменить образ жизни. Начать зарабатывать: шить или печь пирожки.

А второй — истерика и насилие. То есть обиделась на жизнь, обиделась на ребенка, обиделась на все. Нет в жизни счастья. Нет просвета, последняя была радость - розовощекий Рубль. Нет последней радости. Так не доставайся же ты никому. Пропадай все с музыкой.

В чем мораль сей сказки? Да в том, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, как говаривали господа марксисты.

Если же говорить серьезно, то вещи, которые сейчас делает правительство - не знаю по каким причинам, - совершенно недопустимы ни при каких обстоятельствах. Нет никаких оправданий летучим отрядам по контролю над «необоснованным завышением цен». Не бывает «необоснованного завышения цен» в рыночной экономике. Идея о том, что при слабой власти можно попытаться навести порядок с помощью прямого государственного регулирования экономики, непотребная и неприличная. К тому же глупая и неисполнимая. Правительство почему-то думает, что такие вот кретинские наезды вызовут симпатии со стороны населения.

Правительству вообще надо забыть про население и его симпатии. Теперь надо работать, а не завоевывать симпатии. Тем не менее работать очень не хочется, потому что значительная часть правительства - я не имею в виду нынешнего премьера, к нему это в меньшей степени относится, - состоит из нарциссистов. Они при всех обстоятельствах хотят нравиться - не этим, так тем. Не прической, так задницей, не задницей, так бородой, не бородой, так сиськами. Они не могут жить без любования их персоной какой-то частью окучиваемого ими населения. Может быть, население поддержало бы грубую физическую расправу над всеми новыми русскими и установление прямых террористических порядков в стране. Однако это не есть основание для того, чтобы заниматься этим. Жалкие попытки строить коммунизм из песочницы вызывают омерзение. А их экономические последствия глобальны. Уже никто ни во что не верит. Вообще никто и вообще ни во что.

Очевидно, что рыночные реформы в России провалились. Рынок не годится для России. Россия - это убогая, страшная страна, отдельная от всей популяции гомо сапиенс, которая может существовать только в каких-то маразматических, изоляционистских - обязательно в зоопарке - условиях. Все эти бессмысленные и безумные компромиссы, все эти подачки социализму и популизм, чрезвычайно дорогой для больной экономики, - все это надо отбросить. Выход - в нормальном либеральном развитии.

Михаил Леонтьев

 

Фельетон

«Профиль», 2004, № 2

Дикий, дикий ост

 

Широка страна моя родная, много в ней всего, ой много! Правда, при этом кое-чего нам все-таки не хватает; но не будем о грустном. Будем о веселом - о лесах, полях, реках, а также горах, озерах, ущельях и проталинах. И не забудем о главном нашем богатстве: о человеке, который теперь дышит так вольно, как не дышал никогда за весь изученный исторический период.

В книжках французы то и дело восклицают: «О-ля-ля!» Американцы в аналогичных случаях вроде бы должны говорить «упс» или «вау» - но как-то так сложилась моя жизнь, что американцев в ней было гораздо меньше, чем французов. Так вот: нормальные живые французы так ни разу и не сказали ожидаемого мною «о-ля-ля!», что бы с ними ни происходило. Впервые в жизни я услышала это как бы исконное французское выражение в поезде, пересекавшем Енисей: вот тут группа французских туристов вся изолялякалась. Что понятно - я и сама не удержалась от невнятного «ух ты, с ума сойти», потому что от Енисея действительно можно сойти с ума: очень уж он широкий.

Ну так вот: мы можем сколько угодно кочевряжиться, но на самом деле у нас не так много чего есть, чтобы показать людям. Ну, Красная площадь, ну, допустим, Старый Арбат; ну, еще можно сводить иностранца в Большой театр - но только на балет: балерины почему-то до сих пор живут в России, а вот оперные певцы с приличными голосами давно уже, по большей части, покинули пределы родины и теперь выводят рулады где-нибудь в Ла Скала. Вот, наверное, и все - не доходили до нас римляне, не оставили они у нас амфитеатров, доисторические люди не строили тут неолитических сооружений, и даже скифы в Подмосковье никаких курганов не насыпали. Ну хоть бы что древнее сохранилось бы - так нет ничегошеньки, тем более теперь, когда Киев и Самарканд с Бухарой стали достоянием иностранных государств.

Ну и ладно: в конце концов, все амфитеатры одинаковые, просто одни больше, другие меньше. Да и соборы - ну что соборы? Ну, Шартрский, ну, Кельнский, ну, Нотр-Дам - то есть они, конечно, разные, но принцип-то один. Зато где еще есть такая страна, по которой можно неделю ехать на поезде и все еще не выехать за пределы?

Моя французская приятельница Виржини давно мечтала о такой вот поездке: да, она посчитала, что один раз провести в поезде семь дней - это не подвиг, это возможно и это интересно, потому что это опыт, при котором можно смотреть в окно и разглядывать страну пребывания. Мало того: на экзотическую поездку она подбила еще и группу французских товарищей - по неизвестной причине Виржини с детства обожала все русское, и эту любовь у нее не отбили даже многочисленные визиты к нам.

- Вы не понимаете, что имеете очень прекрасную страну, - возмущалась она. - Вы не умеете ее оценить!

Что ж, скорее всего, она была совершенно права: не умеем и не ценим, такими уж мы уродились.

Ну так вот, Виржини придумала очень интересный маршрут: от Москвы до Владивостока на поезде, потом - поездки по Приморью, посещение Уссурийского края с целью повидать тамошних тигров и леопардов, которые являются исчезающими видами. Оттуда предполагалось слетать на Камчатку и поглядеть на гейзеры - и домой, через Москву в Париж, но уже самолетом. Управиться со всей программой французы намеревались за три недели.

Да, Виржини очень просила, чтобы я поехала с ними: все-таки спокойнее путешествовать с дружески настроенным аборигеном, то есть со мной. Ну а что? Конечно, насчет поезда у меня были некоторые сомнения, но посмотреть тигров, леопардов и гейзеры мне тоже очень хотелось. И я согласилась.

Мало того - мы с Виржини подумали, что мне отсюда будет проще организовать поездку, чем ей из Парижа. Впрочем, что там организовывать - любая нормальная турфирма охотно все устроит: тур дорогой, народу едет много, кто же будет отказываться от такой работы?

Правда, девушка из московской турфирмы честно меня предупредила:

- А ваши французы знают, что там не будет никаких удобств? То есть вообще никаких - ни душа, ни туалета, а жить вы будете то в бараке, правда теплом, то в фельдшерском пункте. Так что думайте!

Как будет по-французски «барак», если там вообще есть такое слово, я не знала, поэтому объяснила как смогла - многословно, с упоминанием сталинских лагерей и эпохи военного коммунизма. Виржини восприняла новости с неожиданным энтузиазмом: о! настоящий барак! (Вы бы слышали, как мило звучит это ужасное слово с французским прононсом!) Ну да - для них-то все это просто немыслимая экзотика! Ну а мне ехать как-то расхотелось - впрочем, обещание есть обещание.

Пусть мне будет стыдно, но французы оказались более крепким народом. Правда, сначала их несказанно удивило отсутствие в вагоне душа — как это можно, ведь так долго ехать! - но они быстро смирились с этими ерундовыми неудобствами:

- Мы не немцы, мы французы и можем не мыться, - гордо сообщила мне Виржини. Ну а потом они без устали таращились в окошко и кричали свое «о-ля-ля».

Владивостоком они остались весьма довольны; что до меня, то отчетливого впечатления от этого наверняка превосходного города я не получила, потому что неделя в пути довела меня до сумеречного состояния души. Помню, что потом нас куда-то везли в автобусе, а потом посадили в вертолет, и это было очень страшно. Правда, иностранные гости сочли геликоптер восхитительным.

И вот мы сели на краю поселка, неподалеку от которого совершенно точно жили тигры. Не успели мы выгрузиться из вертолета, как нам навстречу, сбивая с ног, кинулись какие-то лица азиатской национальности. Вернее, не к нам - они кинулись к вертолету и просто взяли его на абордаж: эти хрупкие люди с криками, отталкивая друг друга, лезли внутрь транспортного средства. Пилот под предлогом, что полетит не сейчас, пытался их оттуда выковырять - но тщетно: народ сидел плотно, а на жесты, предлагающие им покинуть вертолет, отвечал пронзительными криками.

- Японцы, - презрительно сказала Виржини. - Дикие туристы, они и в Париже так делают.

На поиски тигров график поездки отводил нам три дня. После неприятной ночи в бараке, приведшей французов в еще больший восторг, нам все-таки несказанно повезло: егерь нашел для нас тигра буквально через два часа. Если честно, то у меня были некоторые сомнения насчет его подлинной дикости - тигр настолько не обращал внимания на набитые людьми «газики», что просто не мог не быть полуручным, прикормленным специально для туристов. Ну и ладно - он в любом случае был прекрасен, а французы были так счастливы, что я не посмела делиться с ними своими подозрениями.

Ну а оставшееся время мы решили посвятить изучению местной природы – природа полностью оправдала наши ожидания: она была великолепна настолько, что хотелось плакать.

В назначенный день вертолет за нами не прилетел: где-то там был циклон и погода оказалась нелетной. «Это ничего», - сказали французы и продолжили наслаждаться местным колоритом.

Назавтра вертолет тоже не прилетел – в точке вылета был туман. А потом туман опустился на точку прилета, то есть на нас, так что с вертолетом опять ничего не вышло. Французы занервничали: тщательно спланированный график посещения Дальнего Востока понемногу срывался.

Я решила добиться правды от местного населения.

- А что, - спросила я, - у вас часто такое с вертолетами бывает? Как вы думаете, когда он все-таки прилетит?

Местное население пожало плечами:

- А кто его знает? То ли погода у них нелетная, то ли топлива нет, то ли ждут кого-нибудь, чтобы сюда порожняком не лететь. Вот тут до вас японцы жили – так они вместо трех дней две недели с нами сидели, вот так вот.

То есть теперь мне открылся смысл поведения японцев при виде вертолета: получилось, что мы своим приездом их спасли. А кто спасет нас? И когда это будет?

Наконец деликатные французы стали приставать ко мне с вопросами: а как еще, если не на геликоптере, возможно покинуть этот прелестный уголок? Разумеется, никак, разъяснило мне местное население: дорог тут, в общем-то, то есть они как бы есть, но газик по ним проедет отнюдь не везде, можно было бы на лошадях, но, во-первых, это долго, а во-вторых, лошадей все равно слишком мало, на всех французов не хватит.

Французы впали в депрессию: они перестали реагировать на происходящее и только без конца таращились в небеса: летит? Не летит? «Летит! – кричали они на каждую птицу. – Ох нет, не летит».

Сначала они еще грустили по поводу гейзеров. Потом догадались, что какая там Камчатка – у них есть все шансы не успеть на самолет, который должен доставить их в Москву. А значит, они не успеют на свой «Эр Франс», не полетят в свою прекрасную Францию, опоздают на работу, у них сойдут с ума семьи, они останутся здесь навсегда и среди этой великолепной природы опустятся и одичают и научатся пить эту жуткую мутную жидкость, которая называется «бражка».

Через две недели, ровно накануне дня нашего отлета с Дальнего Востока, мы услышали долгожданное жужжание: прибыл вертолет, привез группу японских любителей дикой природы. Сметая все на своем пути, с нечеловеческими криками мы бросились навстречу нашему счастью, а глупые японцы смотрели на нас с отвращением: мол, надо же, как некультурно ведут себя эти европейцы! Ничего, они еще нас вспомнят.

…На днях мне из Парижа позвонила Виржини, опять ни капельки не разлюбившая все такое русское. Эта полоумная иностранка теперь мечтает увидеть Соловки, но может приехать только в середине сентября. Я попыталась объяснить ей, что в это время она рискует попасть на конец навигации – в смысле, что туда-то ее, может, и привезут, а вот насчет обратно есть большие сомнения: Север ведь, море коварное, погода нелетная, топлива нет. И охота ей там будет до весны торчать?

Увы, она ни капельки не испугалась: «Это ничего, я не имею страх, - сказала она, - это интересно, это важный опыт!» Но я с ней не поеду, пусть так и знает.

Лена Заец

 

Практические задания

1. Прочитайте тексты. Рассмотрите их главные жанровые признаки.

2.Проанализируйте структуру предложенных публикаций. Каким образом она помогает достижению замысла журналиста?

3. Определите тему и идею журналистских произведений.

4. Выделите составные элементы жанра. Найдите в тексте элементы других жанров.

 

 

Приложение 1

 

«Основы творческой деятельности журналиста»

 

ПРОГРАММА УЧЕБНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ «ОСНОВЫ ТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЖУРНАЛИСТА» ФЕДЕРАЛЬНОГО (ВУЗОВСКОГО)

КОМПОНЕНТА ЦИКЛА