Buy i ренине миграции в Китае к XVIII в.

Интенсивный демографический подъем XVIII в.

увеличивает в Китае миграцию между провинциями,

общую кпрншу которой дает >та карта.

См.: Dermigny L.

1л Comment- a Canton аи XVI II" xicvU.

Но вернемся к населению Азии. Обычно его оценивают вдвое или втрое выше, чем население Китая; скорее вдвое, чем втрое, ибо Индия не представляется равной китайскому масси­ву. Оценка населения Декана в 1522 г. (30 млн.), исходя из спорных документов, дала бы для Индии в целом цифру в 100 млн. жителей ³² - уровень более высокий, чем современная ему «официальная» китайская цифра (во что никто не обязан ве­рить). К тому же на протяжении этого столетия Индия будет страдать от тяжких голодовок, которые опустошат северные области ³³. Но недавние исследования индийских историков от­мечают в Индии в XVII в. процветание и сильный демографиче­ский подъем³⁴. И тем не менее неопубликованная французская оценка 1797 г. приписывает ей лишь 155 млн. жителей³⁵, в то время как с 1780 г. Китай официально заявляет о 275 млн. Стати­стические ухищрения Кингсли Дэвиса не дадут нам правильного представления об этом отставании Индии^V). Но их нельзя принимать на веру.

Во всяком случае, население Азии, которое, по нашим пред­положениям, было в два или три раза больше населения Китая, насчитывало бы 240 или 360 млн. человек р 1680 г. и 600 или 900 млн.-в 1790 г. Повторяю: мы предпочитаем, особенно для середины XVII в., более низкие цифры. А население мира около 1680 г. можно было бы подсчитать путем следующей операции сложения: 35 или 50 млн.-Африка, 240 или 360 млн.-Ашя, 100 млн.-Европа, 10 млн.-Америка и 2 млн.-Океания. И мы оказались бы перед порядком величин, полученным при первом нашем расчете и с той же степенью недостоверности.

ВЕКА В СРАВНЕНИИ ДРУГ С ДРУГОМ

Уточнения по всем континентам в соответствии с их про­странством не должны исключать более сложный контроль из­менений во времени, от одного века к другому. П. Момберт дал первый его образец в применении к Европе в период о_Р. at.. 1650 1850 гг.³⁷ Он руководствовался двумя соображениями: во-первых, последние по времени цифры-наименее спорные из всех; во-вторых, если при обратном отсчете идти от самых не­давних к наиболее удаленным в прошлое уровням, следует пред­полагать наличие между ними приемлемых градиентов роста. Это означает, в том что касается Европы, для 1850 г. принять цифру 266 млн. человек и вывести из нее (разумеется, при менее крутых градиентах, нежели применяемые, например, У. Ф. Уилкоксом) следующие цифры: 211 млн. для 1800 г., 173 млн. для 1750 г. и соответственно для 1650 и 1600 гг. 136 и 100 млн. человек. А это значит придать большее значение XVIII в. в сравнении с принятыми оценками и часть прироста, обычно приписываемого XIX в., «возвратить» веку предыдуще­му (понятно, что данные цифры приводятся со всяческими оговорками).

Мы, таким образом, оказываемся перед рилмными годовы­ми уровнями прироста, в целом подтвержденными некоторыми выборочными оценками: с 1600 по 1650 i. 6,2",,. с 1650 по

I IliCC. il'IM'.. MHj>,i lUKJipi.I.

прПЧО 1И I Of Kl.l lUII.IH.III.

 

^}s Chaunu P.

La Civilisation de I Europe

des l.umicres. 1971, p 42

¹⁴ Весьма многочисленны сведения такою рола п «Gazelle de Frame». Так например, в 1762 г в Лондоне Париже, Варшаве. Koiiciii ai сне число смертей цдичительно превышало число рождений. В последнем ич этих юродов 4512 умерших приходил(кь на 2289 родившихся, тогда как но стране в целом наблюла лось равновесие.

1750 г. 2,4, с 1750 по 1800 г.-4, с 1800 по 1850 г.-4,6 %₀. Для 1600 г. мы возвращаемся к цифре К. Юлиуса Белоха: примерно 100 млн. жителей для всей Бороны. Но у нас нет никаких серь­езных данных, для того чтобы продолжить это движение вспять, от 1600 к 1300 г., через тот бурный период, на который, как мы знаем, приходятся резкий спад между 1350 и 1450 гг., а затем быстрый подъем с 1450 по 1650 г.

Конечно, мы можем на собственный страх и риск принять облегчающий дело ход рассуждений П. Момберта. Наименее рискованная цифра для 1600jv -1 00 млн. европейцев- есть вершина долгого подъема, в оценке которого можно колебаться между тремя градиентами: первым-6,2%^ как показывает дви­жение с 1600 по 1650 г., вторым-2,4 %_о между 1650 и 1750 гг. и третьим -4%, с 1750 по 1800 г. Логически рассуждая, мы приня­ли бы по меньшей мере этот последний процент, чтобы учесть интуитивно ощущаемую (но не установленную) быстроту подъ­ема между 1450 и 1600 гг. В результате в 1450 г. Европа на­считывала бы приблизительно 55 млн. жителей. Тогда, если в согласии со всеми историками считать, что из-за Черной смерти и ее последствий население континента потеряло по меньшей мере одну пятую своей численности, цифра для 1300-1350 гг. оказалась бы на уровне 69 млн. человек. Мне эта цифра не ка­жется неправдоподобной. Опустошения и неожиданные бед­ствия Восточной Европы, поражающее число деревень, исчез­нувших по всей Европе во время кризиса 1350-1450 гг.,-все позволяет верить в возможность этого высокого уровня, близ-, кого к благоразумной цифре Ю. Белоха (66 млн.).

Некоторые историки видят в быстром ускорении роста за «долгий XVI в.» (1451-1650 гг.) некое «восстановление» после предшествовавших спадов³⁸. Если держаться наших цифр, то сначала должна была произойти компенсация потерь, а затем превышение прежнего уровня. И конечно же, все это весьма спорно.

НЕДОСТАТОЧНОСТЬ СТАРЫХ ОБЪЯСНЕНИЙ

Остается проблема, отмеченная в самом начале: общий рост населения мира. Во всяком случае, такой подъем в Китае, столь же ярко выраженный и бесспорный, как и в Европе, обязывает пересмотреть старые объяснения. Пусть погрустят об этом ис­торики тс, кто упорно пытается объяснить демографический прогресс Запада снижением смертности в городах (которая к то­му же остается очень высокой)^w, прогрессом гигиены и меди­цины, отступлением оспы, многочисленными водопроводами, резким снижением детской смертности, а затем и общим сниже­нием уровня смертности, понижением среднего брачного возра­ста. Все это весьма весомые доводы.

Но тогда требовалось бы, чтобы и для других регионов, а не для одного только Запада мы располагали аналогичными или столь же весомыми объяснениями. А ведь в Китае, где браки всегда были «ранними и многодетными», не удалось бы при­звать на помощь ни снижение среднего брачного возраста, ни

«ⁿ Macartney G. Op. cii.,

IV. p. 113.

«i Public Records Office

(PRO), London. 30.25.65.

Fol. 9, 1655. В Московии

«ист никою, кто шал бы

Ремесло хирурга, за

Исключением нескольких

Иностранцев, приехавших

Из Голландии или

Германии».

«Sanchcz-Albornoz N.

Op. cit., p. 188.

*' Vidal de la Blachc P.

Principes de gfographie

humaine. 1922. p. 45.

** Grousset R. Hisloire de

la Chine. 1957. p 2.V

скачок в уровне рождаемости. Что же касается i hi иены в горо­дах, то в 1793 г. огромный Пекин, по словам английского путе­шественника, насчитывал 3 млн. жителей⁴⁰. И он, несомненно, занимал меньшую площадь, чем Лондон, которому далеко бы­ло до этой фантастической цифры. В низеньких домишках на­блюдалась невероятная скученность. И гигиена тут ничем не могла помочь.

Точно так же, если не выходить за пределы Европы, как объяснить быстрый рост численности населения в России (оно удваивается с 1722 по 1795 г.-с 14 до 29 млн.), притом что там нет врачей и хирургов⁴¹, а в городах отсутствует всякая гигиена?

А если выйти за пределы Европы, то как объяснить в XVIII в. рост населения - как англосаксонского, так и испано-португальского - в Америке, где нет ни врачей, ни сколько-нибудь заслуживающей внимания гигиены (уж во всяком слу­чае, нет их в Рио-де-Жанейро, столице Бразилии с 1763 г., которую регулярно посещает желтая лихорадка и где, как и по всей Латинской Америке, свирепствует как эндемичное заболе­вание оспа, разрушая больных «до самых костей»)⁴²? В общем, в любой стране рост населения мог бы происходить по-своему. Но почему все случаи роста приходятся на одно и то же или поч­ти на одно и то же время?

Несомненно, повсюду наблюдалось расширение про­странств, доступных людям, особенно с возобновлением обще­го экономического подъема в XVIII в. и даже намного раньше. Во всех странах мира отмечается тогда внутренняя колониза­ция, заселение пустующих или почли пустующих областей. Европа выиграла от расширения жизненного пространства и из­бытка продовольствия благодаря заморским территориям, а также восточным областям Европы, которые, по выражению Мабли, выходят из своего «варварского» состояния как в Юж­ной России, так, например, и в лесистых частях Венгрии, еще бо­лее заболоченных и неблагоприятных для проживания человека, там, где так долго удерживалась военная граница с Турецкой империей, с этою времени далеко отодвинутая к югу. Такое утверждение правильно и для Америки, и на этом нет нужды особо настаивать. Но оно справедливо и для Индии, где нача­лась колонизация черноземов регур в окрестностях Бомбея⁴³. Но еще более верно это в отношении Китая, занятого в XVII в. заселением стольких незанятых и пустынных земель внутри страны или рядом с нею. «Как бы это ни показалось парадок­сальным, пишет Рене Г руссе,- но если бы потребовалось срав­нить историю Китая с историей какой-нибудь другой крупной человеческой общности, то на ум пришли бы Канада или Соеди­ненные Штаты. В обоих случаях речь идет в основном о покоре­нии огромных девственных территорий народом земледельцев, имевшим против себя лишь немногочисленное полукочевое на­селение-покорении, осуществляемом наперекор превратно­стям политической жизни»⁴⁴. И эта экспансия продолжается, а вернее, начинается снова с XVIII в.

Однако если по всему миру возобновилась всеобщая экспан­сия, так это потому, что число людей возросло. Речь идет скорее

) liU'C icniii.' мира цифры. Ki!O)v,,ic npnviMiiiOi

w,i.i\\ti.m;iii.

 

** Rcipkc W. Explication cconomique du monde moih-rm. 1940, p. 102. •"• См. выходящую ит печати кншу II. Гуру (Gouruu P. Tern- de Bonne Lsperance).

⁴'' 11 MUCIIIt'CIII, HO

данным раскопок II lldjv'iyii i:i ii грулои I Лоим'таффи См l.c Roy KiJm.e Г: Ишшп-,1 i'Oituit ih.pnii I'm mi! 1967. p 244 24S

о последствии, нежели о причине. В самом деле, всегда суще­ствовали пространства, которые можно было занять (притом они были легко досягаемы) всякий раз, когда люди этого хотели или же когда у них была в том нужда. Еще и сегодня нет недо­статка в незанятых площадях; а ведь тго «конечный» мир, как уверял Поль Валери, заимствуя терминологию у математиков, мир, где, как заметил один благоразумный экономист, «челове­чество не имеет более в своем распоряжении ни второй долины Миссисипи, ни второй территории Аргентины»⁴⁵. Можно еще освоить экваториальные леса, степи, даже арктические области и настоящие пустыни, где современная техника может дать на удивление многое⁴⁶.

В сущности же, проблема не в этом. Настоящий вопрос вы­глядит так: почему «географическая конъюнктура» начинает ра­ботать в один и тот же момент, хотя доступное пространство в общем имелось всегда? Именно синхронность составляет про­блему. Международная экономика, действенная, но столь еще хрупкая, не может одна считаться причиной столь всеобщего и столь мощного движения. Она в такой же мере причина, как и следствие.

КЛИМАТИЧЕСКИЕ РИТМЫ

Это более или менее полное единообразие поддается лишь единственному объяснению. Сегодня такое объяснение не вызо­вет более улыбки у ученых мужей: это изменения климата. Но­вейшие тщательные исследования историков и метеорологов говорят о непрерывных колебаниях температуры, равно как зон атмосферного давления и режима осадков. Эти вариации влияют на деревья, водные потоки, ледники, уровень морей, на рост риса, как и на рост пшеницы, оливковых деревьев, как и ви­ноградной лозы, на животных, как и на людей.

Так вот, между XV и XVIII вв. мир представляет все еще огромную крестьянскую страну, где от 80 до 90% людей живут плодами земли, и только ими. Ритм, качество, недостаточность урожаев определяют всю материальную жизнь. Из этого выте­кают резкие потрясения, похожие на укусы, поражающие как за­болонь деревьев, так и человеческую плоть. И некоторые из этих изменений проявляются повсюду в одно время, хоть их до сего времени еще объясняют гипотезами, которые отбрасы­ваются одна за другой-так было еще вчера с гипотезой об из­менении скорости реактивной струи (Jet stream). Так, в XIV в. наблюдалось общее похолодание в северном полушарии с на сгуплением ледников, образованием берегового припая на мо­рях, с более суровыми зимами. С этого времени маршрут викин­гов в Америку перекрыт опасными для плавания льдами. «Ныне пришел лед... Никто не может плавать по древнему пули, не ри­скуя жизнью», пишет норвежский священник в середине XIV в. Эта климатическая драма, видимо, означала конец норманн­ских колонии в Гренландии. Свидетельством тому могли бы служить тела их последних обитателей, обнаруженные в мерз­лом грунте⁴⁷.

Лед на реках, речках и озерах - драгоценное свидетельство превратностей климата. В 1814 г. как и в 1683 г.. (см. т. II настоящей работы) на Темзе, замерзающей «от Лондонского моста до моста Блэк Фрайарз», была устроена обширная ярмарка. {Фото Снарк.)

⁴¹¹ Discussion: post-jilucial climatic Change. <<77ie Qualerly Journal of the Royal Meteorological Society, april 1949, p. 175.

⁴⁴ Jutikkala Г-. The (ireal Finnish Famine in lt>V6 W>7. «/У» ScunJimHan Kconomii History K<fiew>' III. 1955, I. n 51 s;

Точно так же эпоха Людовика XIV это, по выражению Д. Шоува, «малый ледниковый период»⁴⁸. И этот период- куда более самовластный дирижер, чем Король-Солнце, дирижер, воля которого так же проявляется в Европе, зоне зерновых куль­тур, как и в Азии-зоне рисовых полей и степей, в оливковых ро­щах Прованса, как и в Скандинавских странах, где слишком позднее таяние снега и льда и слишком ранняя осень более не оставляют пшенице времени для созревания; так было в ужасные90-е годы XVII в., самые холодные за семь столетий⁴⁹. И в Китае к середине XVII в. множатся стихийные бедствия ка­тастрофические засухи, нашествия саранчи,-а во внутренних провинциях, как и во Франции Людовика XIII, одно за другим следуют крестьянские восстания. Все это придает изменениям уровня материальной жизни дополнительный смысл и, возмож­но, объясняет их одновременность. Такая возможность физиче­ской взаимообусловленности в мире и определенной общности биологической истории в масштабах всего человечесгва как бы придавала земному шару его первоначальное единство задолго до Великих открытий, до промышленной революции и взаимо­проникновения экономик.

Hani, как я полагаю, л о «климатическое» объяснение и со­держит в себе долю истины, поостережемся все же от чрез­мерных упрощений. Всякий климат весьма сложная система, и его влияние на жизнь растений, животных и людей может про­являться лишь непрямым путем, различным в зависимое: и от места, от возделываемой культуры и времени года. В Западной Европе с се умеренным климатом существует, скажем, «нега i ив-

1>|Ч'ЧМ Ht.lirilVI li.1

IIIk

 

"" Slichcr van Hath В Н. 1л' clinuil el /i-.v rtcohes аи haul Moyen Age «Settimana.. de Spoleto», XIII, 1965. p. 402. ^M Ibid, p 403 404 *-' Carpenter R. Disconti­nuity in Greek Civilization. 1966. p. 67 6h. '•' Fine O. Les canons et documents Ires amples touchanl I'usage el pratique les communs. Almanacks que I'on nommc EpMmeridcs. 1551. p. 35.

пая корреляция между количеством дождей, выпадающих с 10 июня по 20 июля», и числом зерен [в колосс] пшеницы и «пози­тивная корреляция между процентом [солнечных дней] в период с 20 марта по 10 мая и тем же числом зерен»⁵⁽⁾. И если желаешь связать серьезные последствия с ухудшением климата, то нуж­но, чтобы такое ухудшение было бы доказано для стран этой умеренной зоны, самых населенных и некогда «самых важных для пропитания Западной Европы»⁵¹. Это самоочевидно. А ведь примеры непосредственного влияния климата на урожаи, которые приводили историки, слишком часто касаются мар­гинальных районов и культур, вроде возделывания пшеницы в Швеции. При нынешнем, еще «точечном» состоянии исследова­ний невозможно делать широкие обобщения. Но не будем и предвосхищать их будущие заключения. И будем помнить об изначальной хрупкости человека перед лицом колоссальных сил природы. «Календарь», будь то благосклонный или нет, господ­ствует над людьми. Вполне логично, что историки экономики при Старом порядке видят ее ритм обусловленным чередова­нием хороших, менее хороших и плохих урожаев. Эти повто­ряющиеся быстрые изменения приводят в движение огромные колебания цен, от которых будут зависеть тысячи вещей. И кто бы не подумал при этим, что эти настойчиво звучащие подспуд­но звуки частично зависели от переменчивой истории климата? И сегодня нам известно решающее значение муссона: простая его задержка влечет за собой непоправимые опустошения в Ин­дии. Стоит этому явлению повториться два или три года по­дряд-и вот уже наступает голод. Здесь человек не освободился от этого ужасающего давления' Но не будем забывать и ущерб от засухи 1976 г. во Франции и Западной Европе или аномаль­ное изменение ветрового режима, которое в 1964-1965 гг. вы­звало катастрофическую засуху в Соединенных Штатах восточ­нее Скалистых гор⁵².

Утверждение, что людей минувших времен такое «климато­логическое» объяснение, такое вовлечение в дело небес удиви­ло бы, способно лишь вызвать улыбку. Они и так чересчур ста­рались объяснить течение всех земных дел, индивидуальные или коллективные судьбы, болезни движением звезд... Оронций Фи-ней, математик и в свое время оккультист, в 1551 г., опираясь на астрологию, предсказывал: «Если Солнце, Венера и Луна сой­дутся под знаком Близнецов, писатели мало заработают в этом году, а слуги будут непокорны своим господам и сеньерам. Но на Земле будет великое изобилие пшеницы, а дороги будут небезопасны из-за обилия воров» ⁵-V

ШКАЛА ОТСЧЕТА

Современное население мира (известное с точностью до 10%) составляет сегодня, в 1979 г., примерно 4 млрд. человек. Если его сопоставить с очень приблизительными цифрами, ко­торые мы привели, то эта масса представляет 5 12-кратное уве­личение населения прошлых времен, смотря но тому, берем мы