Перспективы капитализма в России в оценках русских марксистов и народников.

Идеологами марксизма, выступающими с критикой народничества, выступили П.Б.Струве, М.И.Туган-Барановский, Г.В.Плеханов, С.Н.Булгаков, А.А.Богданов-Малиновский, Л.Б.Красин, В.И.Ульянов.

Трое радикалов – Ульянов, Богданов и Красин – возглавили «кружковую» социал-демократию и за десять лет прошли путь от первого сближения с рабочей средой до руководства централизованной революционной партией.

Для трех других – Струве, Туган-Барановского и Булгакова – полемика с народничеством от имени Маркса была началом сложной идейной эволюции вправо, сопровождаемой полемикой теперь уже с самим покойным Марксом и ревнителями его учения в России.

В.П.Воронцов и Н.Ф.Даниельсон и другие экономисты-народники главными препятствием для русского капитализма считали отсутствие рынков: внутреннего – из-за сокращения спроса вследствие бедности и дальнейшего разорения мелких производителей; внешних, разделенными между странами, ушедшими вперед в капиталистическом развитии – из-за недоступности для отсталой страны.

Для них институтом, определяющим особые формы производства, стала сельская община. Они ввели марксову теорию трудовой стоимости и накопления капитала в свою идеологическую систему, которая была построена на следующих принципах:

• Отрицательное отношение к капитализму в его западных и российских проявления

• Признание ценности русской общины, которая выступает как отличительная черта от капиталистических форм промышленного и сельскохозяйственного прогресса

• Опора на статистические данные

• Рассматривали в качестве главной задачи интеллигенции – поиск некапиталистических форм прогресса общества.

Основной вывод народников о судьбе России состоял в том, что для страны необязательно повторение форм, пройденных Европой. Главными препятствием для русского капитализма они считали отсутствие рынков: внутреннего – из-за сокращения спроса вследствие бедности и дальнейшего разорения мелких производителей; внешних, разделенными между странами, ушедшими вперед в капиталистическом развитии – из-за недоступности для отсталой страны.

Струве часто использовал пример США для сравнения, когда речь заходила об экономическом развитии России. Он говорил: «Экономический прогресс имеет культурно-историческую связь с институтом частой собственности, принципами экономической свободы и чувством индивидуализмом». Также добавлял, что капитализм наследует экономическое неравенство от предшествующих хозяйственных форм, и со временем будет смягчать его, так как капиталистическое крупное рациональное производство может расширяться лишь при условии роста потребления народных масс. «Национальная система политической экономии» Ф. Листа (1891) и монография профессора Скворцова «Влияние парового транспорта на сельское хозяйство» (1890) стали базой противонароднических утверждений о создании железнодорожной сетью условий для «почти безграничной возможности сбыта» и преобразовании народного хозяйства России в национальный рынок.

В противоположность народникам, Струве фиксировал и положительно оценивал расслоение, «распадение» крестьянства на две части – «представитель новой силы, капитала во всех формах» и «полусамостоятельных земледельцев и настоящих батраков» - закономерность движения к вершинам «товарного хозяйства». Струве также отмечал, что для России «единственной разумной и прогрессивной» будет экономическая политика, направленная на «создание экономически крепкого, приспособленного к товарному производству крестьянства», идущая навстречу потребностям национальной промышленности в рынке сбыта. «Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму^[2]».

Тему «выучки у капитализма» продолжил Туган-Бороновский в своей докторской диссертации «Русская фабрика», обобщившей обильный фактический материал о взаимоотношении крупной и мелкой промышленности в истории России. Он выяснил, что большее значение для русской кустарной промышленности имели новые промыслы, развившиеся благодаря насаждению государством со времен Петра I фабрик и крупных мастерских, ставших школами промышленной культуры^[3]. Набираясь опыта на крупных фабриках/предприятиях, талантливые люди открывали в своих селах промышленные станы. Однако, так было, лишь пока крупная промышленность была основана на ручном и крепостном труде. С возникновением машинного фабричного производства набрал силу процесс утраты кустарной продукцией конкурентоспособности относительно фабричных изделий, потери кустарями прежней промысловой самостоятельности и превращение их в наемных рабочих на дому.

Струве использовал материал «Русской фабрики» для резюме культурно-исторической «генетики» российского капитализма: «В тот момент, когда мы столкнулись с интенсивной, несущейся с Запада капиталистической культурой, мы менее, чем какой-либо другой народ… располагали антикапиталистическими традициями в области промышленности».

В России, ввиду её естественно-географических и политико-исторических особенностей, сложилось децентрализованное товарное производство – экономически более близкое развитому капитализму, чем высококультурное западное ремесло. В России при бедности основной массы населения, господстве натурального хозяйства, слабом развитии городов и промышленной техники не могли сложиться развитые местные рынки, но громадная территория и оптовые ремесла в придорожных деревнях обеспечили развитие внушительного рынка с простором для деятельности торгового капитала. Среда, в которую вторгался торговый капитал, была перед ним юридически и культурно безоружна Никакого «кустарного права» не было, «царила идеальная манчестерская свобода, при крепостном праве полное laissez faire… смягченное высоким помещичьим оброком и чиновничьими взятками». Однако, такое децентрализованное товарное производство, выигрышное в «чисто экономическом» приближении к капитализму, накладывалось на техническую и культурную отсталость; поэтому отрицательные стороны капитализма сказались в России с особой остратой^[4].

Другой аспект критики народничества Туган-Барановским (интерпретацию Марксовой теории воспроизводства) подхватили Булгаков и Ульянов, доказавшие, что капитализм может развиваться на основе внутреннего, им самим создаваемого рынка.

Ульянов в монографии «Развитие капитализма в России» охарактеризовал «историческую миссию капитализма» как «развитие общественных производительных сил» через ряд «неравномерностей и непропорциональностей» и с той особенностью, что «рост средств производства (производительного потребления) далеко обгоняет рост личного потребления»; и именно за счет расширяющегося спроса на средства производства в первую очередь создается внутренний рынок.

Ошибкой народников Ульянов считал взгляд на кулака-перекупщика как внешнюю фигуру по отношению к общинному крестьянству-кустарничеству. «Народники не хотят исследовать того процесса разложения мелких производителей, который высачивает из крестьян предпринимателей и «кулаков»». Кулачество – тенденция мужика в его хозяйственной деятельности, а ростовщик –«мироед» - преуспевший «хозяйственный мужичок».

Констатировав «интересный закон параллельного разложения мелких производителей в промышленности и в земледелии» - выделение в обеих сферах мелкой буржуазии и наемных рабочих, Ульянов пришел к выводу о принципиальной тождественности хозяйственной эволюции сельской России Марксовой схеме развития капитализма от патриархального хозяйства к мануфактуре и крупному производству, основанному на употреблении машин и широкой кооперации рабочих.

«Если крупный промышленник не останавливается ни перед какими средствами, чтобы обеспечить себе монополию, то кустарь – «крестьянин» в этом отношении родной брат его; мелкий буржуа своими мелкими средствами стремится отстоять в сущности те же самые классовые интересы, для защиты которых крупный фабрикант жаждет протекционизма, премий, привилегий и пр.» Сгущая классовые краски в стремлении доказать иллюзорность «народного производства», «преобладание» капитализма в сельском хозяйстве России и расслоение деревни на местную буржуазию и пролетариат, Ульянов писал в рецензии на книгу Р.Э.Гвоздева (Кулачество – ростовщичество (1899)):

«Немногочисленные зажиточные крестьяне, находясь среди массы «маломощных» крестьян, ведущих полугодовое существование на их ничтожных наделах, неизбежно превращают в эксплуататоров худшего вида, закабаляя бедноту раздачей денег в долг, зимней наемкой и т.п.»

Свою критику Ульянов заключил выводом, что встретить развивающийся в России капитализм можно двояко: либо оценивать его с точки зрения класса мелких производителей, разрушаемого капитализмом, либо с точки зрения класса бесхозяйных производителей, создаваемого капитализмом. Вторую позицию – свою (пролетарского социалиста) – Ульянов считал единственно правильной; первую – народническую – назвал «экономическим романтизмом» и «мелкобуржуазным утопизмом».

Марксисты сочли себя победителями в идейной борьбе с народничеством. Действительно, разговоры о «невозможности» в России капитализма были оставлены. Однако, поиски новым поколением народничества условий некапиталистических форм развития в русской деревне отнюдь не исключило.

Выводы:

1)Трио легальных марксистов, разошедшееся с революционером Лениным, задним числом признало резонность народнических позиций в «вопросе о рынках»;

2) Туган-Барановский признал, что борьба за помещение избыточного продукта на внешнем рынке составляет «характерную черту капиталистической хозяйственной системы»;

3) Булгаков – что внешние рынки имеют главное значение на ранней стадии капитализма.

4) Струве попросту стал идеологом империалистической экспансии России для выхода на внешние рынки.

 

Билет №20