Бенедикт спиноза (1632 – 1677 гг. )

Из сочинения «Этика»

Большинство тех, которые писали об аффектах и образе жизни людей, говорят как будто не об естественных вещах, следующих об­щим законам природы, но о вещах, лежащих за пределами природы. Мало того, они, по-видимому, представляют человека в природе как бы государством в государстве: они верят, что человек скорее нару­шает порядок природы, чем ему следует, что он имеет абсолютную власть над своими действиями и определяется не иначе, как самим собою. Далее, причину человеческого бессилия и непостоянства они приписывают не общему могуществу природы, а какому-то недос­татку природы человеческой, которую они вследствие этого оплаки­вают, осмеивают, презирают или, как это всего чаще случается, ею гнушаются, того же, кто умеет красноречивее или остроумнее поно­сить бессилие человеческой души, считают как бы божественным.

Однако были и выдающиеся люди (труду и искусству которых мы, сознаемся, многим обязаны), написавшие много прекрасного о правильном образе жизни и преподавшие смертным советы, пол­ные мудрости; тем не менее природу и силы аффектов и то, насколь­ко душа способна умерять их, никто, насколько я знаю, не опреде­лил. Правда, славнейший Декарт, хотя он и думал, что душа имеет абсолютную власть над своими действиями, старался, однако, объ­яснить человеческие аффекты из их первых причин и вместе с тем указать тот путь, следуя которому душа могла бы иметь абсолютную власть над аффектами. Но, по крайней мере по моему мнению, он не выказал ничего, кроме своего великого остроумия, как это я и дока­жу на своем месте. Теперь же я хочу возвратиться к тем, которые предпочитают скорее гнушаться человеческими аффектами и дейст­виями или их осмеивать, чем познавать их.

Им, без сомнения, покажется удивительным, что я собираюсь ис­следовать человеческие пороки и глупости геометрическим путем и хочу ввести строгие доказательства в область таких вещей, которые провозглашают противоразумными, пустыми, нелепыми и ужасны­ми. Но мой принцип таков: в природе нет ничего, что можно было бы приписать ее недостатку, ибо природа всегда и везде остается одной и той же; её сила и могущество действия, т.е. законы и правила приро­ды, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания при­роды вещей, каковы бы они ни были, должен быть один и тот же, а именно — это должно быть познанием из универсальных законов и правил природы (Naturae leges et regulae). Таким образом, аффекты ненависти, гнева, зависти и т.д., рассматриваемые сами в себе, выте­кают из той же необходимости и могущества природы, как и все ос­тальные единичные вещи, и, следовательно, они имеют известные причины, через которые они могут быть поняты, и известные свойст­ва, настолько же достойные нашего познания, как и свойства всякой другой вещи, в простом рассмотрении которой мы находим удоволь­ствие. Итак, я буду трактовать о природе и силах аффектов и могущест­ве над ними души по тому же методу, следуя которому я трактовал в предыдущих частях о Боге и душе, и буду рассматривать человеческие действия и влечения точно так же, как если бы вопрос шел о линиях, поверхностях и телах. [2; С. 454-455].

Что касается добра и зла, то они <...> не показывают ничего поло­жительного в вещах, если их рассматривать самих в себе, и составляют только модусы, или понятия, образуемые нами путем сравнения вещей друг с другом, ибо одна вещь в одно и то же время может быть и хорошей и дурной, равно как и безразличной. Музыка, например, хороша для меланхолика, дурна для носящего траур, и для глухого она ни хороша, ни дурна. [2; С. 523].

1. Под добром я понимаю то, что, как мы наверное знаем, для нас полезно.

2. Под злом же — то, что, как мы наверное знаем, препятствует нам обладать каким-либо добром. [2; С. 524].

Что ведет людей к жизни общественной, иными словами, что заставляет людей жить согласно, то полезно, и наоборот, дурно то, что вносит в государство несогласие. [2; С. 556].

 

Вопросы и задания:

1. Согласны ли Вы с мнением Б. Спинозы, что общество развивается по тем же законам, что и природа?

2. Присутствуют ли в природе добро и зло, как об этом говорит Б. Спиноза?

 

Франсуа де Ларошфуко (1613 – 1680 гг.)

«Максимы и моральные размышления»

22. Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, горести настоящего торжествуют над философией.

30. Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.

31. Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подме­чать их у ближних.

41. Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспо­собным к великому.

48. Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему, и мы бываем счастливы, обладая тем, что любим, а не тем, что другие считают достойным любви.

68. Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души — это жажда властвовать, для ума — внутреннее сродст­во, а для тела — скрытое и утонченное желание обладать, после мно­гих околичностей, тем, что любишь.

69. Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.

161. Деяния и замыслы должны соответствовать друг другу, иначе заложенные в них возможности останутся неосуществленными.

182. Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав ле­карств; благоразумие смешивает их, ослабляет их действие и потом умело пользуется ими как средством против жизненных невзгод.

194. Пороки души похожи на раны тела: как бы старательно их не лечили, они все равно оставляют рубцы и в любую минуту могут от­крыться снова.

201. Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно оши­бается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее.

264. Сострадание — это нередко способность увидеть в чужих не­счастьях свои собственные, это — предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас. Мы помогаем людям, чтобы они, в свою оче­редь, помогли нам; таким образом, наши благодеяния сводятся про­сто к услугам, которые мы оказываем самим себе.

285. Великодушие довольно точно определено своим названием; кроме того, можно сказать, что оно — здравый смысл гордости и са­мый достойный путь к похвале.

291. У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.

301. Многие презирают жизненные блага, но почти никто не спо­собен ими поделиться.

337. Иные достоинства подобны зрению или слуху: люди, лишен­ные этих достоинств, не способны увидеть и оценить их в окружающих.

357. Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.

372. Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

392. С судьбой следует обходиться как со здоровьем: когда она нам благоприятствует — наслаждаться ею, а когда начинает капризничать — терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильно действующим средствам.

409. Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.

423. Уметь быть старым — это искусство, которым владеют лишь немногие.

437. О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а потому, как он ими пользуется. [3].

 

Вопросы и задания:

1. Согласны ли Вы с мнением Ф. Ларошфуко о человеческих добродетелях? Если не согласны – сформулируйте свое понимание и оценку этих добродетелей?

2. Выявите внутреннюю противоречивость в тех добродетелях о которых говорит Ф. Ларошфуко?

 

Поль Анри Гольбах (1723 – 1789 гг.)

Из сочинения «Система природы, или о законах мира физического и мира духовного»

Глава XV

Об интересах людей, или об их идеях счастья; человек не может быть счастливым без добродетели

Польза, как мы уже сказали, должна быть единственным мерилом людских суждений. Быть полезным — значит содействовать счастью своих ближних; быть вредным — значит содействовать их несчастью. Исходя из этого, рассмотрим, выгодны или вредны, полезны или бес­полезны человечеству установленные нами до сих пор принципы. Ес­ли человек всю свою жизнь ищет счастья, то он должен одобрять лишь то, что доставляет ему счастье или дает средства добиться его.

… Самые интенсивные удовольствия всегда и самые краткие, так как они особенно сильно истощают наш организм.

… Поскольку одни и те же предметы не в состоянии постоянно удов­летворять одного и того же человека, то ясно, что они еще менее могут удовлетворять всех людей, и значит, у всех людей не может быть оди­накового счастья. Существа, отличающиеся друг от друга своим тем­пераментом, силами, организацией, воображением, идеями, взглядами, привычками, испытавшие различные изменения со стороны ты­сячи обстоятельств физического и духовного порядка, необходимым образом должны составить себе весьма различные представления сча­стья. У скряги представление о счастье не может быть тем же самым, что и у расточителя; у сластолюбца — что и у флегматика; у невоздер­жанного — что и у рассудительного, заботящегося о своем здоровье человека. Счастье каждого человека находится в сложной зависимо­сти от его естественной организации и от модифицировавших его об­стоятельств, привычек, истинных или ложных идей. А так как эта ор­ганизация и эти обстоятельства никогда не бывают одинаковы, то ясно, что то, к чему стремится один человек, совершенно не интересно или даже не нравится другому и что, как было сказано раньше, никто не может быть судьей в вопросе о счастье своего ближнего.

Интересом называют объект, с которым каждый человек связыва­ет — в зависимости от своего темперамента и своих идей - представ­ление о своем счастье; иначе говоря, интерес – это попросту то, что каждый из нас считает необходимым для своего счастья. Отсюда сле­дует, что ни один смертный не бывает полностью лишен интересов. Интерес скупца заключается в том, чтобы собирать богатства; расто­чителя — в том, чтобы тратить их; честолюбца — в том, чтобы доби­ваться власти, чинов, отличий; мудреца — в том, чтобы предаваться без разбора всякого рода удовольствиям; благоразумного человека — в том, чтобы воздерживаться от удовольствий, которые могут повре­дить ему. Интерес порочного человека побуждает его любой ценой удовлетворять свои страсти. Интерес добродетельного человека со­стоит в том, чтобы заслужить своим поведением любовь и одобрение других людей и не сделать ничего такого, что могло бы унизить его в собственных глазах.

Таким образом, говоря, что интерес есть единственный мотив че­ловеческих действий, мы хотим этим сказать, что каждый человек по-своему трудится для своего счастья, которое он находит в каком-ни­будь видимом или невидимом, реальном или воображаемом предме­те — цели всего его поведения. Если принять это, то ни одного чело­века нельзя назвать бескорыстным, или лишенным интереса. Мы называем так лишь человека, мотивов, поведения которого не знаем, или интерес которого одобряем. Например, мы называем благород­ным, верным и бескорыстным человека, которому доставляет не­сравненно большее удовольствие помочь в беде своему другу, чем сохранить в своем сундуке бесполезные сокровища. Мы называем бескорыстным всякого человека, которого больше интересует слава, чем богатство. Наконец, мы называем бескорыстным всякого челове­ка, приносящего крупные, на наш взгляд, жертвы ради предмета, с которым он связывает свое счастье и который не ценится нами так высоко.

Мы часто очень неправильно судим об интересах других людей или потому, что мотивы их поведения крайне сложны, и у нас нет воз­можности узнать их, или же потому, что для одинаковой с ними оцен­ки этих интересов мы должны были бы иметь те же самые глаза, орга­ны, страсти, мнения, что и они. Вместе с тем, будучи вынуждены судить о поступках людей по их действиям на нас, мы одобряем оду­шевляющий их интерес, если от этого получается какая-нибудь выго­да для человечества. Так, мы восхищаемся доблестью, благородством, любовью к свободе, великими талантами, добродетелью и т.д. В этих случаях мы одобряем те объекты, в которых находят свое счастье удо­стаивающиеся нашей похвалы лица. Мы одобряем их склонности, да­же если не в состоянии испытать их следствий; но в этом суждении мы сами небескорыстны. Опыт, размышление, привычка, разум привили нам моральный вкус, и мы находим такое же удовольствие в зрелище великого и благородного поступка, какое человек с художественным вкусом находит в прекрасной, хотя и не принадлежащей ему карти­не. Человек, привыкший поступать добродетельно, всегда стремится заслужить любовь, уважение и помощь своих ближних, а также испы­тывает потребность любить и уважать самого себя. Усвоив эти, став­шие для него привычными идеи, он воздерживается даже от скрытых преступлений, которые унизили бы его в собственных глазах. Он по­хож на человека, который с детства привык к чистоплотности и испы­тывал бы, запачкавшись, неприятное чувство, даже если бы никто не был свидетелем этого. Хороший человек — это человек, видящий свой интерес или свое счастье в поведении, которое другие люди ради собственного интереса должны любить и одобрять.

Эти принципы, если развить их должным образом, являются под­линной основой морали; нет ничего более иллюзорного, чем мораль, основывающаяся на побуждениях, связанных с мнимыми, помещен­ными где-то вне природы силами, или же на каких-то врожденных чувствах, которые иные мыслители считали предшествующими опы­ту и независимыми от выгод, доставляемых нам ими. Человеку свой­ственно любить себя, стремиться к самосохранению и стараться сде­лать свое существование счастливым, поэтому интерес, или желание счастья, является единственным двигателем всех его поступков. Этот интерес зависит от его природной организации, его потребностей, приобретенных им идей и привычек. Человек, несомненно, заблуж­дается, когда под влиянием каких-то изъянов своей организации или ложных идей ищет свое счастье в бесполезных или вредных как для него, так и для других вещах. Он идет верным путем к добродетели, когда истинные идеи заставляют его искать свое счастье в полезном для человечества поведении, одобряемом другими людьми и делаю­щим его интересным для них. Мораль была бы пустой наукой, если бы она не могла доказать человеку, что его величайший интерес за­ключается в том, чтобы быть добродетельным. Всякая обязанность может быть основана лишь на вероятном или несомненном шансе по­лучить какое-нибудь благо или избегнуть какого-нибудь зла.

Действительно, ни одно чувствующее и разумное существо ни на минуту не может забыть о своем самосохранении и благополучии. Оно должно думать о своем счастье. Но вскоре опыт и разум показывают ему, что без помощи других оно не сумеет добиться всего необходимого для счастья. Это существо живет вместе с другими чувствующими, ра­зумными существами, занятыми подобно ему вопросом о своем сча­стье и способными помочь ему добиться вещей, которых оно желает для себя. Оно замечает, что эти существа будут благоприятствовать ему лишь в том случае, когда это будет представлять интерес для их благо­получия. Оно заключает отсюда, что ради своего счастья ему следует все время вести себя так, чтобы снискать привязанность, одобрение, уважение и помощь существ, которые могут оказаться особенно полез­ными для его собственных целей. Оно замечает, что для благополучия человека особенно необходим человек и последний будет помогать осуществлению чужих планов, только найдя в этом действительные преимущества для себя. Но доставлять реальные выгоды людям — зна­чит быть добродетельным. Таким образом, рассудительный человек должен понять, что в его интересах быть добродетельным. Доброде­тель — это просто искусство сделаться счастливым посредством сча­стья других людей. Добродетельный человек — это такой человек, ко­торый делает счастливыми других людей, способных отплатить ему тем же, необходимых для его сохранения и способных доставить ему счаст­ливое существование.

Такова подлинная основа всякой нравственности; заслуга и доб­родетель основаны на природе человека и его потребностях. Только благодаря добродетели человек может стать счастливым. Без доброде­тели общество не может существовать и быть полезным своим чле­нам. Только объединив людей, одушевленных желанием делать друг другу приятное и готовых трудиться для взаимной пользы, общество может дать им реальные преимущества. Семейная жизнь лишена ус­лады, если члены семьи не желают оказывать друг другу содействия, помогать друг другу переносить тяготы жизни и объединенными уси­лиями устранять бедствия, которым подвергает их природа. Брачные узы приятны лишь тогда, когда интересы двух существ, объединен­ных потребностью в законном удовольствии, совпадают; и это содей­ствует сохранению государства, подготовляя для него граждан. Друж­ба очаровательна тогда, когда она тесно соединяет добродетельных людей, одушевленных искренним желанием содействовать счастью друг друга. Наконец, лишь обнаруживая добродетель, мы можем за­служить благожелательное отношение, доверие, уважение всех тех, с кем мы связаны какими-либо отношениями. Одним словом, ни один человек не бывает счастлив в одиночку. [4; С. 308—316].

Но, увы, под влиянием заблуждений люди перевернули вверх дном порядок вещей: впавшая в немилость, изгнанная, преследуемая добродетель не находит ни одной из выгод, на которые она вправе рассчитывать. Приходится обещать ей в потустороннем мире те выго­ды, которых она почти всегда лишена в мире посюстороннем; счита­ют необходимым обманывать, обольщать, замучивать людей, чтобы побудить их придерживаться добродетели, которая все делает им тя­гость. Их питают надеждами на какое-то далекое будущее; их устра­шают, чтобы заставить следовать добродетели, которую всё окружаю­щее заставляет их ненавидеть, или же, чтобы отвратить их от зла, которое, наоборот, под влиянием окружающего кажется им приятными и необходимым. Так политика и суеверие надеются заменить химерами и мнимыми интересами те реальные и истинные мотивы, ко­торые могут быть внушены людям природой, опытом, просвещенным правительством, законодательством, образованием, примером, ра­зумными взглядами. Люди, увлеченные силой примера и привычки, ослепленные опасными и непреодолимыми страстями, не обращают внимания па туманные обещания и угрозы. Реальный интерес их удо­вольствий, страстей, привычек всегда берет верх над интересом, кото­рый связывают с каким-то благополучием после смерти или со спасе­нием от бедствий, представляющихся спорными при сравнении их с преимуществами земной жизни.

Так суеверие, вместо того чтобы сделать людей принципиально добродетельными, лишь налагает на них тяжкое и бесполезное бремя. Его несут только фанатики или малодушные люди, которых их взгляды делают несчастными или опасными и которые, не становясь лучше, в бешенстве грызут вложенные им в рот хрупкие удила. Действитель­но, опыт показывает, что религия является плотиной, неспособной сдержать непреодолимый поток порочности, питаемый столькими источниками. Мало того, разве сама эта религия не увеличивает об­щественного беспорядка, разнуздывая и освящая опасные страсти? Добродетель почти повсюду является уделом немногих людей, доста­точно сильных, чтобы противиться потоку предрассудков, довольст­вующихся сознанием приносимого ими обществу добра, достаточно скромных, чтобы удовлетворяться похвалами немногих, наконец, не интересующихся пустыми привилегиями, которые несправедливое об­щество раздает обыкновенно за низости, интриги и преступления.

Несмотря на царящую в мире несправедливость, в нем все же есть добродетельные люди; даже среди самых порочных народов можно встретить благородных людей, понимающих цену добродетели, знаю­щих, что она вызывает похвалу даже из уст своих врагов. Есть лица, довольствующиеся скрытыми в глубинах душ наградами, которых не может лишить их никакая власть на земле. Действительно, доброде­тельный человек приобретает право на уважение, почитание, доверие и любовь даже со стороны тех, чье поведение идет вразрез с его собст­венным поведением. Порок вынужден уступить добродетели, превосходство которой он признает с краской стыда на лице. Но независимо от этого столь надежного, значительного и приятного для всякого че­стного человека превосходства у него остается еще одно неоценимое преимущество, даже если весь мир окажется несправедливым по от­ношению к нему, а именно возможность любить и уважать самого се­бя, с радостью углубляться в тайники своего сердца, смотреть на свои поступки так, как на них должны были бы смотреть другие, если бы они не были ослеплены. Никакая сила на свете не может отнять у него это заслуженное самоуважение. Уважение к самому себе может быть смешным лишь тогда, когда оно беспочвенно; его можно порицать лишь в том случае, если оно обнаруживается в обидной и унизитель­ной для других форме: тогда мы называем его высокомерием. Если са­моуважение зиждется на всякого рода пустяках — это тщеславие. Но в других случаях самоуважение невозможно осуждать: его считают за­конным и обоснованным, его называют возвышенностью, величием души, благородной гордостью, когда оно опирается на действительно по­лезные для общества добродетели и таланты, даже если общество не способно их оценить. [4; С. 317—319].

 

Вопросы и задания:

1. Определите принципы, на которые, по мнению П. Гольбаха, опирается мораль?

2. Что является двигателем поступков человека?

3. В чем состоит задача морали?

4. Что представляет собой добродетельный человек, и в чем проявляется, как считал П. Гольбах, его добродетель?

5. На что опирается самоуважение человека, и почему оно играет столь значительную роль в его жизни?