Горный район, княжество Яффа

Мая 1949 года

 

Их высадили в тридцати километрах от берега на горном склоне, решив отработать первую же, отмеченную как «достоверная» информацию – информацию о передвижениях групп людей, полученную в результате расшифровки снимков с морского разведчика-корректировщика с авианосца, чьей основной миссией было оценить эффективность бомбометания по предполагаемым позициям бандитов. Работать решили «по-горячему» ничего не запрашивая. С наступлением темноты три вертолета: один разведывательный, и два боевых ушли в сторону побережья. А высаживались на горном склоне при последних лучах светам, почти сразу после этого, быстро и окончательно, как это здесь и бывает, рухнула темнота.

План был простой. Провести разведывательный поиск в течение трех суток. Если за трое суток они ничего не найдут, вертолеты снимают их и доставляют обратно, на импровизированный вертолетоносец. Если найдут, стратегический бомбардировщик, позывной «Ястреб», нанесет удар. Он должен был кружить над ними каждую ночь, с утра и до утра. Днем они должны были скрываться и ни в коем случае не попасть на глаза возвращающихся пилотов палубной штурмовой авиации, у них мог оставаться боекомплект.

И вот, примерно в два часа ночи по местному, они набрели на пастуха.

У пастуха не было собаки, если бы была, она бы уже подняла шум. Да и никакая собака не справится с леопардом, а леопарды здесь водились. Пастух поступил просто: скот свой он загнал в пещеру, которую со всех сторон окружали кусты терновника и еще какие-то, жесткие и колючие, а сам спал (возможно, и не спал) сидя у костра. Пройти мимо него было невозможно.

И у старика была длинная винтовка. Старая, судя по виду, то ли «Браун Бесс», то ли берданка, которые тут продавали, когда разгружали военные склады за бесценок. Но винтовка есть винтовка – берданка кладет насмерть.

Хоть князь и не был профессиональным разведчиком, он знал правило: все мирное население, оказавшееся случайными свидетелями разведывательных действий, подлежит уничтожению. Это не жестоко, когда на одной чаще весов победа твоей страны, когда идет мировая война, когда на полях сражений каждый день гибнут тысячи, а то и десятки тысяч – жизнь одного, двух, трех человек не стоит ничего. Тем более что метеорологи, разведчики ВВС, которых должны были забрасывать в тыл противника, знали, что стоит им попасться и в лучшем случае жизнь их закончится у ближайшей стенки. Тех, кто наводит на цели эскадры стратегических бомбардировщиков, не жалуют. Вот только сейчас – была не мировая война. И перед ними были не заводы Виккерса. И Российская Империя – подписала вассальный договор с этим государством, гарантируя его защиту.

И потому князь решительно положил руку на плечо разведчика, уже зажавшего зубами десантный нож и отрицательно покачал головой.

Нет. Нельзя.

Он знал, что то, что он сейчас делает – опасно для него самого, в его разведгруппе не самые цивилизованные подданные Его Величества, и тому, кто не может пролить кровь своего врага не стоит ждать у них уважения. Зато при случае, можно ждать девятиграммового «шукрана» в спину – слабаку в их рядах не место.

Но он был дворянином. И, как и любой дворянин, он был посланником Его Величества, и его касалось все, что происходило рядом с ним. Это простолюдин может сказать: меня это не касается. Дворянина касается все, и действовать от имени монарха, наводя порядок – не право, а его святая обязанность.

Князь подтянул повыше платок, закрывающий лицо. Киргиз, лежавший рядом, понял, разбойно улыбнувшись, сделал то же самое. Князь многозначительно показал на собственный карман и киргиз, со своим сородичем на подстраховке, скользнул вперед.

Тонкое лассо мгновенно сковало руки старика, он вскочил, но второй киргиз прыгнул, прижал его к земле. Набросил на голову грязный, душный мешок. На то, чтобы убрать препятствие с дороги ушло меньше минуты.

Князь встал в полный рост и пошел к связанному старику. Жестом показал остальным – не вмешиваться. Все было отработано на полигоне в Туркестане, как мера против расшифровки.

– Развяжите его, – сказал князь на арабском.

Киргизы арабский понимали плохо, как и местные диалекты, но они заранее отработали несколько жестов, означающих те или иные действия – ЖСС, жестово-символьная связь, только не уставными знаками. Но сейчас, старик ничего не видел, и князь показал киргизам, что надо снять мешок с головы старика.

Киргиз сорвал мешок. Второй толкнул старика, и тот, перепуганный до предела, подумавший, что на него напали шайтаны, припал к земле, кланяясь явно важному господину. Он был не из его народа... но старик понимал, что это очень важный господин. Только у важных господ бывает такая хорошая обувь.

– Зауби, эфенди... – пролепетал он.

Князь нахмурился, ударил старика ногой:

– Разве ты не знаешь, как положено, приветствовать друг друга в исламе, ишачье отродье? Воистину ты из тех, кто потерпит убыток!

Перепуганный старик понял, что этот господин, явно имеющий в жилах кровь англизи – из Адена. В Адене много таких – англизи были в Адене давно, и немало женщин – понесли от них. Но в то же время он – араб, и что хуже того – исламский экстремист. Таких было много как раз в Адене – традиционная, кланово-племенная структура страны отвергала полукровок, с кровью завоевателей в жилах. И только ислам говорил, что нет разницы между тем, кто имеет в жилах чистую кровь этих мест, или кровь англизи, значение имеет лишь то, насколько ревностно они верят в Аллаха, Великого и Хвалимого. А если же кто начнет говорить: «Я из такого то рода, и потому я лучше» – шариат говорил, что такой должен схватиться зубами за то место, откуда он вышел, то есть за член своего отца. [228] Именно такие люди – и составляли костяк банд, рыскавшей по многострадальной земле южной оконечности аравийского полуострова подобно голодным леопардам и волкам. Старик понял, что неверный ответ или если он просто разозлит незнакомца – будет стоить ему жизни.

– Ва алейкум ас салам, эфенди... Воистину, старый Самир просто забыл, как положено приветствовать людей, но пусть меня простит в этом Аллах, ибо я очень стар и у меня часто мутится в голове.

– Воистину, ты слаб верой, ибо положено приветствовать друг друга словами: «ва ассалам алейкум, ва рахматулла, ва баракатуху», и тот, кто будет придумывать всякие бида'а, или говорить, что это неправильно – Аллах покарает его нашими руками. Что ты тут делаешь, несчастный?

– О господин, я всего лишь пасу овец, да будет Аллах свидетелем моим словам.

– Пасешь овец? И много ли у тебя овец?

– Почти сотня, благородный господин.

– Это немало. И сколько закята ты платишь?

Можно было бы соврать. Но старик тоже верил в Аллаха, хотя и не так как эти... бешеные, забывшие заветы своих предков и попирающие их, называющие их бида'а, проливающие обильно кровь. И он верил, что Аллах воздаст за ложь.

– О, господин, Самир не платит закят, ибо беден.

Князь снова ударил старика ногой, не сильно, но чувствительно.

– Как ты смеешь мне врать, верблюжья блевотина!? Ты же сам сказал, что у тебя есть здесь сто овец!

– О, благородный господин, но это не мои овцы! – взмолился старик.

– Ты говоришь мне правду? Смотри, если соврешь!

– О, благородный господин! Посмотрите на мои ноги! Они никогда не знали обуви, тем более такой хорошей, как носит благородный господин. Разве могут у богатого человека быть такие ноги?!

– Что ты мне суешь под нос свои палки!

Князь сменил гнев на милость:

– Как звать твоего господина, которому принадлежат эти животные?

– Это Джемаль-ага, очень сильный и могущественный человек в наших краях, благородный господин.

– Мне плевать на твоего Джемаля-агу, да и ты снова впадаешь в грех маловерия, да еще и придаешь Аллаху сотоварища! Разве ты не знаешь – правоверный должен бояться одного лишь Аллаха, а не ставить рядом с ним какого-то там богача! Воистину Аллах видит все, и справедливо наказывает вас мучительными наказаниями за маловерие.

– О, благородный господин, но в наших краях не прожить, если не работать, а вся работа у нас только у Джемаля-аги

– Уповать надо единственно лишь на Аллаха, – сказал князь, но все же смягчился, – скажи мне, старик, а Джемаль – ага верующий человек? Усерден ли он в вере?

– О, да... – старик знал, что в чем, в чем, а в усердии в вере, Джемаля-агу обвинить как раз невозможно, но все равно врал, опасаясь, что плохие слова дойдут до Джемаля-аги и тогда будет очень и очень плохо, – Джемаль-ага верующий человек, и в наших краях нет человека, усерднее в намазе.

– Какой же ты идиот, – сказал князь, но на сей раз не ударил старика ногой, – разве я спрашивал тебя про намазы? На намазах усердствуют как раз лицемеры, мунафики, думая, что своими лицемерными словами во время намаза они вымостят себе дорогу в рай. Но они не делают ничего для уммы и религии Аллаха, они не выходят на джихад и не делают джихада своим имуществом, раз уж по какой-то причине они не могут выйти. И Аллах отвернется и плюнет, услышав из их уст слова ташаххуда, [229] ибо молитва их лицемерна и сами они лицемеры. Скажи старик, было ли хоть раз, чтобы Джемаль-ага в священный праздник Рамадан подал вам милостыню, как благое деяние, полностью соответствующее шариату.

– Нет, этого не было, – не решился врать старик, – но Джемаль-ага много жертвует на умму и построил мечеть за свои деньги.

– О, Аллах, покарай лицемеров. Горе, горе всем нам, если лицемеры будут продолжать извращать ислам и вместо джихада, будут строить мечети, в которых будут служить такие же лицемеры, как они сами. Воистину, Аллах покарает нас огнем за это!

Князь Шаховской и сам удивлялся, как складно у него получалось, хотя может, и не совсем складно, просто в здешних местах не было исламских университетов, и местные не вели богословских споров, им надо было выживать в суровых условиях гор, и на Аллаха оставалось совсем мало времени. Так что разоблачить его как самозванца тут было просто некому, это не мечеть, и не мадафа.

– Мы сделаем так, старик, – сказал князь, – поскольку неверные топчут своими грязными ногами священную землю Мекки и Медины, нашу многострадальную землю, по которой ступала нога Пророка Мухаммеда, Саляху Алейхи Уассалям, джихад является фард айн, то есть обязательным и индивидуальной обязанностью каждого правоверного мусульманина. А тот, кто не может выйти на пути Аллаха по старости, болезни или иным причинам, должен делать джихад имуществом. Поэтому, мы заберем из твоего стада двух жирных баранов. А Аллах вознаградит сторицей и тебя, и хозяина этих баранов за богоугодное дело. Ты же, вернувшись в свое селение, донеси до своих соплеменников весть о Джихаде, о Часе и об огне, который ждет каждого, кто проявит себя лицемером и трусом в столь тяжкое время испытаний, что послал нам Аллах. Скажи им, что мы ведем джихад против неверных, против кяфиров ради того, чтобы сделать здесь Халифат и установить на нашей многострадальной земле Шариат Аллаха. Пусть те, кто хочет выйти на пути Аллаха, найдут себе хорошее оружие и ждут вести, оставаясь в своем селении – весть обязательно придет. А тот, кто не может выйти на пути Аллаха, пусть делает джихад имуществом, пусть соберет съестное и сколько может денег и ждет нас. Скажи, что сколько бы кто не израсходовал на пути Аллаха, в день Суда им будет возмещено в семьдесят раз больше. [230] Если же кто не хочет выходить на пути Аллаха, и не хочет делать джихад имуществом, скажи таким, что они тем самым выходят из Ислама, и что Аллах покарает их нашими руками.

– Я все передам, благородный господин, – угодливо сказал старик, поняв, что его не убьют.

– Скажи так же и то, что нет на земле власти кроме той, которая от Аллаха, и которая судит по законам шариата, кто же подчиняется другой, тот подчиняется тъагуту и выходи из ислама и претерпит за то мучительное наказание. Того, кто подчинится сатанинской власти – того так же ждет наказание от Аллаха нашими руками. Передай все в точности.

– Я все передам, благородный господин, – сказал старик, – может быть, благородный господин скажет свое имя, чтобы я мог передать все в точности.

Князь несколькими словами на языке, который старик никак не мог понять – фарси – приказал киргизам забрать двух баранов. Над своим новым именем, думал он недолго...

– Мое имя Аль-Бакр, [231] старик. Произноси его как можно чаще, чтобы все знали его, и да спасет тебя Аллах от заблуждений.

 

Опытные скотоводы киргизы, быстро выбрали двух баранов пожирнее, тут же их скрутили, связали и подвесили к своему грузу, на спины. Бараны были не сказать, что сильно жирные – в здешних горах не зажиреешь. Старику оставили жизнь и винтовку, и когда они удалялись никто и не думал, что старик кому-то из них выстрелит в спину.

Князь удалялся спокойно, он знал, что старик и не подумает бежать за ним, следить, наверное, он сейчас возносит благодарственную молитву Аллаху, что остался в живых. Знал он и то, что будет дальше: вернувшись в свое селение, старик расскажет, что произошло. Моментально пойдет слух – старого, беззащитного человека в горах ограбили, несколько раз пнули, отнеслись безо всякого уважения. Все это, серьезные преступления по меркам местного обычного права, которое к шариату имело самое отдаленное отношение. И все это, сделала ваххабитская банда, в которой не местные, а неизвестно, кто. Слухи будут распространяться, ширится, рано или поздно дойдут до базара. И ваххабитов здесь, настоящих ваххабитов – встретит совершенно не радостный прием.

Местный феодал, которого ограбили, либо соберет своих родственников и начнет рыскать по горам, либо пойдет и пожалуется местному кади, судье. А кади уже к тому времени узнает, что эти люди еще и оскорбили и имама и его, обозвав мунафиками. Рано или поздно это дело дойдет до настоящих ваххабитов, и они начнут разбираться, кто это сделал. Начнутся проверки в бандах, недоверие будет разъедать движение как ржа. Кто-то может отколоться, превратившись в обычных бандитов, кто-то выдаст себя.

И попадает под удар.

Ну и напоследок: у них есть два барана, а это значит, что они – с мясом. Если удастся развести костер, то часть мяса они зажарят на костре и съедят, часть завялят на солнце, отбив еще и камнями, как это делают пастухи. Вместо трупа старика, который не был ни в чем виноват, они нашли себе пропитание, да еще и сильно подгадили ваххабитам.

Князь в темноте улыбался.

 

Утром они нашли место, где можно было залечь на дневку. Баранину как смогли, приготовили и съели, на высоте, при больших нагрузках мясо – лучшая еда, чтобы утолить голод. Несмотря на то, что точка, местоположение боевиков, пещера были где-то рядом, передвигаться днем они не рискнули. Тем более, что рядом была автомобильная дорога, спалиться, проще простого...

В темноте они снова выступили в поход. И шли, пока проводник не залег, подав сигнал опасности...

Князь и Багыш подползли к нему. Багыш сказал несколько слов, проводник ответил.

– Что?

– Там.

Князь посмотрел в указанном направлении – но ничего не увидел.

– Не вижу

– Свет. Там что-то есть.

Он вгляделся повторно.

– Не вижу.

– Там что-то есть...

 

Первым делом – они оборудовали «гнездо». Оборудовали, конечно – это громко сказано: главное, что «гнездо» должно быть. Долгий опыт войны казаков и русской армии привел к следующей тактике: при налете группа делится на две части, причем в одной из них обязательно должен быть пулемет. Она занимает или оборудует опорную точку: группа валунов, дом для гостей, который обычно бывает на отшибе от селения, и в котором толстые стены. Ударная группа идет вперед и делает дело, после чего, начинает отступать в сторону «гнезда» вне зависимости от того, сделано дело или нет. Арабы горячие воины, они никогда не думают о том, что отступление может быть и ложным, они всегда начинают преследование неприятеля всеми или почти всеми силами, часто конными. И напарываются на сокрушительный огонь с заранее подготовленных позиций. Ничего необычного, просто хорошее знание шариата. Среди людей лучший тот, кто, едва услышав клич (к битве) или пронзительный крик человека, встретившего врага, вскакивает на коня и стремглав мчится туда, готовый к битве. Так удалось зачистить немало поселений, куда проще, чем зачищать дом за домом, пока боевики не раскрыли тактику. Но здесь почитатели Аллаха непуганые, возможно и не знают.

Багыш – остался с группой прикрытия. Князь пошел с ударной группой, он должен был «зафиксировать результат» по которому будет оцениваться деятельность их подразделения. Несмотря на то, что из всех лазутчиков он был самым неопытным, он держался впереди, рискуя первым же словить пулеметную очередь, если «нарвутся».

Несмотря на внешнюю неказистость, горный склон оказался непроходимым. По крайней мере, не ночью, и не тогда, когда впереди, возможно, вооруженные боевики. Пошли в обход. Где-то там, за спиной была проезжая дорога и водители, сбившись в кучу на привале как овцы у того старика, ужинали, горланили песни, не забыв, впрочем, о постах охраны. Там был XX век, где силы – лошадиные, но пахнет не навозом, а тяжелым, вонючим выхлопом дизеля. А здесь – век XIX, а то и XVIII, где из современного, только винтовки, да армейские фляжки, которые горцы очень полюбили.

Перебрались через что-то, напоминающее русло высохшей речки. Поднялись на склон, прикрывая друг друга и прячась за валунами. Дальше шел довольно пологий, идущий вверх склон. И тут было уже видно, не просто свечение, а танцующие блики, обозначающие пламя костра. И голоса – негромкие, почти неслышные.

Они залегли и поползли. Передвигаться иначе было уже нельзя, на каждом было грязное, верблюжье одеяло, служащее лучшей маскировкой в здешних диких местах.

Голоса были ближе. Там было что-то вроде прохода.

Рискнуть? В проходе, а он шириной всего несколько метров, может быть даже пулемет.

Они вползли внутрь. Пламя было уже совсем рядом, мягкий, танцующий свет костра, ярко-красный, от которого надо беречь глаза.

А вот и они... И даже стражник есть, правда, сидит спиной не к костру, а к проходу, и, кажется, обдолбался. Есть и маскировочная сеть, она завешивает узкое ущелье, и сверху – ничего не видно. Сеть армейская.

Присевшие у костра муртазаки, а может и племенное ополчение, или ваххабиты, хрен тут поймет, для поднятия боевого духа пели местную боевую песню – замаль. Пели высокими, почти женскими голосами, заунывно и протяжно, было видно, что начали они петь давно и закончат нескоро. В качестве музыкального инструмента, они использовали местный барабан «танака» – британская банка из-под керосина, объемом литров пять, играли на ней как на африканском там-таме, выбивая ритм ладонями. Единственный часовой, которого они видели, сидел спиной к ним и лицом к огню – чтобы только проморгаться, потребуется секунд двадцать

Лежавший рядом киргиз поймал его руку, написал пальцем на ладони – 15. Князь в ответ показал большой палец – да, согласен.

Пятнадцать. Две палатки – примерно соответствует. Совсем оборзели, ни охранения, ничего. А говорят – казаки контролируют ситуацию. Хотя какой нахрен контроль ситуации, тут самая, можно сказать граница.

Или это просто племя?

Да какое нахрен племя – вон пулемет. С каких пор у племен пулеметы?

Киргиз снова привлек к себе внимание, когда князь посмотрел на него, он провел ладонью по горлу – жест понятный без слов. Князь кивнул, показав сначала на сидящего спиной к ним и манкирующего обязанностями часового, потом на себя. Намек понятен – этого убираю я, в горах Туркестана они научились общаться без слов. Киргиз кивнул и показал вниз, на костер – я займусь этими. Князь прикрыл ладонью рот – делай тихо, без шума.

Киргиз кивнул и показал на пальцах что-то в темноту.

Князь осторожно, чтобы не звякнуло, подтащил к себе пистолет-пулемет. Убивать врага на скорости в пятьсот километров в час, сбрасывая бомбы легко – ты просто его не видишь. Гораздо сложнее выстрелить в спину ничего не подозревающему человеку. Пусть даже это и враг. Пусть даже любой, кто здесь жил какое-то время знает, что эти полудикие племена делают с русскими, стоит только кому-то попасться.

Самонадеянный страж, видимо, почувствовал спиной чужой взгляд, пошевелился, начал поворачиваться. Это решило все, князь прицелился и резко, совсем не так, как учили, нажал на спуск. Оружие задергалось, залязгало в руках, пули рванули серую ткань на спине кочевника и тот стал заваливаться вперед и вправо. Рядом, одной длинной очередью выпустил все тридцать два патрона киргиз-следопыт.

Племенные, нападения совсем не ожидали: так и полегли под градом пуль сразу с двух сторон. Вышедшие на позицию слева остальные кыргызы, разрядили в цель свои «Парабеллумы», стреляя так, как их учили в такой ситуации – до тех пор, пока есть чем стрелять. Племенные попадали, кто в костер, кто рядом, из палатки метнулась в темноту едва заметна серая тень. Оглушительно после тихой стрельбы, хлестко стукнула одиночным, винтовка.

– Есть.

– Есть.

Оба они, не сговариваясь, начали менять магазины. Сменили – лучше иметь полный магазин, чем полупустой.

– Ну?

Прикрывая друг друга, они пошли вперед. Киргизы стремительно перегруппировывались в темноте, чтобы отразить возможную атаку. Как и было уговорено для таки случаев, половина группы даже не смотрела на костер, чтобы не потерять ночное зрение...

У костра было обычное зрелище быстрой и бесславной бойни. Кровь, кишки, паленое мясо, запах горелых волос, от которого мутило. Киргиз-следопыт решил затоптать костер, но князь отрицательно покачал головой – не надо. Киргиз кивнул и поднял стоящий у костра как пес на задних лапах пулемет «БРЕН» с длинным изогнутым рогом.

– Услышали? – спросил князь отвернувшись.

– Тут кругом палят, – шепотом ответил следопыт.

Оно и верно...

Князь зажмурил до боли глаза... он смотрел на костер, и от того сейчас, когда он смотрел в темноту – то не видел ничего кроме темноты. Но надо было проверить палатки, и он, немного проморгавшись, шагнул к первой из них. Вскинул оружие, прострочил короткой очередью первую, потом вторую.

Сунулся в первую – там не было ничего, кроме какого-то мешка... местные привыкли спать на земле, им спальников и плащ-палаток не надо. Сунулся в мешок... и замер, цепенея от ужаса. Подтверждая догадку, распорол бок – так и есть. Брикеты взрывчатки, похожие на бруски хозяйственного мыла. Какая-то детонирует от пуль, какая-то нет. Был шанс это выяснить, если бы сдетонировала – все на Луну бы уже отправились...

Вот так вот... стрелять-то. Если в чем-то не уверен – пошли туда пулю. Это так они учились в Туркестане. А на деле-то совсем не так выходит. Век живи – век учись.

Немного придя в себя князь вытащил мешок наружу, сам сунулся во вторую палатку. Там тоже ничего нет, только распаханный ножом бок, да в раскрытом рюкзаке пробитая пулей рация армейского образца. Князь поднял гарнитуру, приложил к уху – тишина. Разбил.

Вытащил и рацию на свет огня. Двое кыргызов притащили и бросили застреленного снайпером беглеца. Князь присел на корточки, вгляделся. Местный, явно не англичанин. Только вот на рации умеет работать – вон, на пальцах следы чернильного карандаша. Местные на рации работать не умеют, для них это «от шайтана».

Пошарил в карманах. В одном нашел карандаш, записную книжку, исписанную наполовину и использованный наполовину шифроблокнот. Отрывные страницы с одноразовыми шифрами на каждом. Примитивно, но довольно надежно. Последнее донесение – он уничтожить не успел.

– Эфенди...

Еще один кыргыз поднес что-то вроде сумки: при обучении их учили обращать внимание на любые бумаги, какие они найдут, вне зависимости от того, что написано. Князь открыл сумку, мельком посмотрел. Самодельные карты, обозначения многие вручную и явно военные. Настоящий клад.

Князь показал нашедшему кыргызу большой палец, спрятал блокнот с шифрами и сумку с картами в свой рюкзак. Бросил в догорающий костер разбитую рацию, предварительно отрезав с нее гарнитуру – чтобы с гарантией не починили. Показал на пулемет и на мешок с взрывчаткой

– Это с собой и уходим. Остальные пусть идут за нами.

 

Далеко они не ушли. Поднимаясь вверх – оны вышли на тропу, услышали голоса.

В два автомата срезали несколько человек, продвигавшихся по тропе к лагерю. Кто-то, покатившись по склону, во весь голос заорал, протяжно и жутко.

– Аллаху Акбар!!! – заорали впереди.

– Маяк! Маяк!

Толкнув растерявшегося, несмотря на все тренировки офицера ВВС, князь сам стал активировать маяк, укрепив его на тропе, за камнем.

Разом загремели винтовки и автоматы, им раскатисто ответил «БРЭН». Пулемет в горах был серьезным козырем при любом раскладе.

Маяк мигнув зеленой лампой, встал на боевой взвод.

– Отходим! Отходим!

Кыргызы – увлекшись боем, не хотели отходить. Сверху, там оказалось селение, на помощь боевикам поспешили новые силы. Пули с визгом рикошетировали от камней.

– Отходим! – Шаховской буквально выдернул пулемет из рук азартно поливавшего склон киргиза, – уходи отсюда!

Киргиз понял. Побежал вниз, к лагерю.

Шаховской добил то, что было в магазине пулемета, бросил его. Одну за другой кинул вверх две гранаты, не сильно заботясь о том, где они разорвутся. Побежал вниз, оттуда уже вели огонь объединенные силы. Еще он понял, почему солдаты так не любят отступать – бежать, слышать свист пуль, но не видеть их намного тягостнее, чем наступать, смотря врагу прямо в лицо.

Каким-то шестым чувством он понял: следующая – будет его. Упал – пулеметная очередь прошла выше.

– Аллаху Акбар!

Перекатился стреляя. За спиной глухо загрохотали взрывы, огонь прекратился.

Это были гранаты. Те самые, которые они модифицировали, поставив запал, который взрывал гранату не через четыре секунды, а через минуту или две. Это они сделали специально, на случай отступления – роняешь гранату, бежишь и противник, идущий за тобой, нарывается на импровизированное минное поле.

Кто-то дернул его за ногу – Багыш?

– Цел?!

На грани восприятия, сквозь свист пуль, послышался тоненький, становящийся все громче свист.

– Ложись!

Управляемая бомба – легла точно по цели. Их накрыло ударной волной, полетели камни. Воздух был густой и плотный, как кисель, даже в темноте было плохо видно из-за поднятой взрывом пыли. Было тяжело дышать.

Бандиты – прекратили огонь, часть из них накрыло взрывом, часть были в шоке и не стреляли. Никто не ожидал такой развязки.

Князь пришел в себя первым. В конце концов, он был бывшим пилотом стратегического бомбардировщика, сам не раз сбрасывал бомбы и знал, что это такое. На курсах подготовки их привозили на полигон во время учебного бомбометания с тем, чтобы они могли почувствовать всю разрушительную мощь оружия, которое было им доверено. Конечно, они наблюдали с безопасного расстояния.

Багыш лежал на земле, схватившись руками за голову, он был офицером, но такое было для него слишком.

– Подъем и уходим! Собирай своих людей!

Багыш в оглушительной, установившейся после взрыва тишине, последовал за ним.

 

Преследовать их никто не преследовал. На рассвете – два вертолета забрали их с горного склона, чтобы доставить на корабль.

 

Это была первая боевая операция в горах Дофара, но далеко не последняя. Со временем – вертолетные рейды стали все опаснее, а боевой опыт группы – все больше. Группу больше не забирали после акций и не доставляли на корабль, они перешли на нелегальное положение, став одной из банд, которых в горах Дофара полно.

 

 

13

 

Аравийский полуостров