Юго-Аравийская племенная федерация

Месяц спустя

 

Долго ли коротко ли – шли дни. И постепенно пленник, который был взят ради выкупа, и чудом не был убит – стал человеком, к которому шли за советом. И амир джамаата – нисколько этому не протестовал, хотя в другом случае – он убил бы такого пленника, посягающего на его права и привилегии. Просто он и сам поверил. Уверовал – точнее сказано.

В горах связи нет, и информация разносится не сказать, чтобы быстро – тем более что знакомый с теорией и практикой террористической борьбы доктор учил их, как надо вести себя. Как надо таить. Как надо лгать, если потребуется...

Восток всегда был закрытой книгой, но только не для своих. Для своих – каждый должен быть как книга открытая. Восток – это небольшие общины, поселения, барадари, [361] в которых люди живут в очень тесном соседстве. Совместная работа, совместные страдания, совместная, крайне неприхотливая жизнь – делает людей роднее чем братья, о том чтобы таить – не может идти и речи. Тот, кому не доверяют, становится изгоем, даже если ничего конкретно плохого он не сделал. Просто – ему нельзя доверять и все. И потому – даже бандиты не думали о том, что можно таить правду о себе от брата. От сына. От родного отца.

Доктор учил их именно этому. Он был продуктом России 20-х – со слежкой, с провокацией, с рабочими и офицерскими отрядами, с расправами в переулках, с оголтелым, чувствующим, что его время уходит террором. С полицейской провокацией, когда предавшему своих товарищей прощали все, когда доверять нельзя было никому, даже тому, с кем умирал вместе. И он учил их – как не привлекать внимания полиции, как не высказывать свои убеждения, как тайно встречаться, как вырабатывать свой язык, свою систему тайной связи.

И они слушали. Учились...

Так начинался «Идарат».

Но нет ничего тайного, что не стало бы явным – и слухи все равно пошли. И вот, на одной из стоянок – доверенные люди передали Ихвану, что его хотел бы видеть Бадр. Тот, чьим именем кое-где пугали детей.

В отличие от Ихвана, который был всего лишь амиром джамаата – Бадр уже был военным амиром всего валия, то есть – военным руководителем сопротивления во всем княжестве. Русские и казаки охотились за ним, поэтому – он старался держаться в тени и нечасто выходил на свет... русисты, поняв, что любые передвижения крупных конных групп в горах привлекают внимание и моджахеды, пользующиеся поддержкой местного населения, засекают их и уходят – сменили тактику. Теперь – в горах действовали мелкие группы и даже одиночки. Такие одиночки, бородатые, одетые как местные жители, пасущие скот – были вооружены снайперскими винтовками и не знали жалости. От снайперских пуль – погиб уже не один амир джамаата...

Тем не менее – и полностью уйти на дно он не мог. Армия джихада – была не такой как обычная армия, в ней не было воинских званий, рот и полков. Ты командовал только теми людьми, которые согласились подчиняться тебе. А чтобы тебе согласились подчиняться местные горцы, которые никому не подчинялись в принципе, даже, наверное, и Аллаху не подчинялись – надо было быть человеком выдающейся храбрости...

Так что время от времени – он просто вынужден был встречаться с нижестоящими, то есть – с амирами джамаатов. Обычно – это все обставлялось как встреча пастухов: наученный горьким опытом военный амир не имел большой охраны, передвигался только со стадом овец и не держал открыто оружия. Он уже знал, что с неба – могут следить...

 

Они встретились в тайном месте, в месте, которое знали местные пастухи – людей здесь трудно было заметить даже с воздуха, такой был рельеф скал. С каждым – было по небольшому отряду: любой джамаат имел в своем составе «двойку», «тройку» или «пятерку» бойцов, являющихся личными телохранителями амира. Вместе с Бадром – было десять человек, они заняли позиции около хитрой пещеры – через нее был выход в другую пещеру, на противоположный склон горы и много левее. Знали об этом только местные.

По поводу встречи – они зарезали двух баранов, отобранных у пастуха: было слишком опасно входить в селения и покупать: и меньше достаточно, чтобы по пятам пошла казачья полусотня. Костер разложили много правее. И пока боевики наслаждались мясом – амиры отошли для серьезного разговора, быстро насытившись. Мясо было для всех – потому что каждый человек должен есть. А вот право на слово в серьезном разговоре – было далеко не у каждого...

Дальше по ущелью, много дальше, настолько дальше, что человеческий глаз не способен это разглядеть – шевельнулась земля…

Его звали Савва. Это был невысокий, крепкий бородач, чей род шел от сибирских староверов. Он не курил, не пил спиртного, почти не разговаривал даже, когда находился в расположении части, почти не нуждался в воде – двух больших стаканов в день ему хватало, хотя ни один ученый врач не смог был понять, как он не погибает от обезвоживания. Он не спорил с командованием, никогда не высказывал недовольства чем-либо, ни на что не жаловался. Он был серьезным и богомольным человеком, каждый день молился Господу и просил его о прощении за совершенное – после чего, совершал то же самое, повинуясь приказу. Он был снайпером – одним из лучших снайперов в армии. В сущности – он был больше винтовкой, нежели человеком. И как его дед – бил одним единственным выстрелом в затылок браконьеров и бандитов, как его отец воевал с хунхузами – так он служил Белому Царю и убивал за него. И если раньше он сам и вся его семья ненавидели династию Романовых и считали ее исчадием ада – то теперь на престоле был монарх, крещеный по старой вере. Долгом каждого из них – было защитить такого монарха и его интересы, в чем бы те не состояли.

Он лежал тут больше двух часов, а до этого – трое суток крался за небольшой группой боевиков, надеясь, что она выведет его на действительно важную цель. Ему удалось наполнить фляжки водой – но это был не более чем аварийный запас на случай, если придется задержаться подольше. Он неторопливо крался по следу группы людей с оружием – а они не видели ничего благодаря его осторожности и опыту, который он получил от отца и деда. Для того, чтобы оставаться незамеченным на голых каменных склонах – он надел что-то вроде накидки, основой которой составляло большое, верблюжьей шерсти одеяло, основательно покрытое пылью и грязью. Когда ложился – это одеяло скрывало его с головой и не давало обнаружить. Когда он двигался – в накидке он был похож на большую, лохматую собаку.

Но теперь пришло время сделать ход...

 

– Ас саламу алейкум...

– Ва алейкум ас салам...

Они расцеловались как братья – каждый, впрочем, сохранял настороженность.

– Да пребудет Аллах с нами, когда мы идем по пути его.

– Да воздаст он должным тем, кто уже принял шахаду, и да наставит он наши стопы на правильный путь...

– Как ты поживаешь, брат?

– Хвала Аллаху, все хорошо. На прошлой неделе мы сделали амал [362] на дороге и взяли хороший трофей. То, что положено отдать в казну, я принес с собой.

– Хвала Аллаху, он видит в наших сердцах лишь нашу любовь к нему.

– Воистину так, брат...

– Как твои люди... Нет ли больных?

– Хвала Аллаху, нет. С нами сейчас настоящий доктор, и он поставил на ноги даже двоих с лихорадкой. Хвала Аллаху, это очень хороший доктор...

И уже по тому, как Ихван говорит об этом кяфирском докторе, какой интонацией он об этом говорит – Бадр понял, что все, что сказал ему Абдельрахман – было правдой. Абдельрахман – тоже был амиром небольшого джамаата, с которым отряд Ихвана недавно пересекся в горах. То, что услышал от моджахедов Ихвана сам амир и его моджахеды настолько обеспокоило его, что он отрядил гонца, наказав ему любой ценой найти Бадра и сообщить ему о появившейся в горах фитне. И он сделал то, что ему было приказано. Что касается фитны – то сам Бадр не видел ничего особенного... фитна была, есть и будет, как бывает парша, вши, клещи, блохи рядом с человеком. Нужно просто стараться содержать себя в чистоте и принимать все необходимые меры.

– Об этом докторе я хочу с собой поговорить.

– Говори, брат...

– Правда ли то, что ты развел в своем отряде фитну и ширк? Правда ли то, что этот куфарский доктор у тебя теперь в отряде чуть ли не на положении кадия или кого там. Правда ли то, что ты завел дружбу с жидами.

– Но брат, ты должен послушать его, а не меня. Да, он мой друг теперь, и если надо – я при всех назову его своим братом. Он оказывает нам помощь как доктор – но он объяснил нам и наши заблуждения, и показал верный путь к победе, путь, которого мы должны придерживаться в нашей борьбе. Стоит тебе только послушать его – и ты и сам станешь его другом. Он говорит, что все мы – братья, и между нищим крестьянином из гор Радфана и нищим крестьянином из страны Руси нет никакой разницы. И он прав. Брат...

– О брат...– сокрушенно сказал Бадр – разве ты забыл, что сказано в К'уране? А тот, кто водит дружбу с неверными, тот и сам один из них. Я давно знаю тебя, и ты всегда был стойким в бою и усердным в вере. Для чего – ты приводишь мне слова этого неверного, и зачем ты таскаешь его за собой? Что это если не куфар? Продай его, если кто-то согласен купить, или зарежь его.

– Но он прав! – горячо сказал Ихван. – Понимаешь, он прав! Мы вели войну, но мы не знали, что среди людей руси тоже есть те, кто ведет войну! Это называется революция!

– Какая-такая эволюция?

– Революция. Феллахи в Руси тоже встали на джихад, потому что их притесняли и угнетали! Как ты не понимаешь?! Они такие же, как и мы и так же ненавидят тех, кто правит ими!

– Клянусь Аллахом, – сказал Бадр, – если бы это сказал кто-то другой, я тут же обвинил бы его в ширке и куфаре. Как могут руси встать на джихад? Они же неверные, а джихад – это война против неверных. Как ты можешь сравнивать тех, кто пребывает в джахилии [363] и тех, кто открыл свою душу Аллаху Всевышнему?

В девятистах шестидесяти метрах от этого места – снайпер отложил в сторону бинокль и пододвинул к себе приклад снайперской винтовки, цевье которой опиралось на свернутое тугой скаткой верблюжье одеяло. Пробормотав для успокоения короткую молитву, он начал отсчитывать деления, вспоминая поправки.

– Брат... ты просто не понимаешь, что говоришь. Тебе надо встретиться с моим пленником и переговорить с ним. Он покажет тебе, как мы заблуждаемся. Он покажет тебе и всем дорогу к победе над руси.

– Если он что и покажет... – сказал Бадр. – так это только дорогу в огонь, по которой уже идешь ты и зашел достаточно далеко. Я вижу брат, что ты впал в ширк и вот-вот выйдешь из ислама. Это все потому, что ты пригрел у себя на груди змею – жида, который обольстил тебя, заставил свернуть с истинного пути. Поэтому, как военный амир я приказываю тебе привести твоего жида сюда и ты сам, на глазах у моджахедов зарежешь его. Тем самым – ты подтвердишь, что ты по-прежнему правоверный и крепко держишься уммы.

– Ты должен прочитать книгу, ты все поймешь, как прочитаешь эту книгу. Это книга, которую, написал Троцкий.

– Ты поддался еретическому жидовскому учению, придаешь Аллаху сотоваришей и даже сам не замечаешь этого.

В девятистах шестидесяти метрах от этого места – снайпер нажал на спусковой крючок снайперской винтовки Мосина-Смиирницого, заряженной патроном типа «Д», дальний – и пуля отправилась в полет.

– Клянусь Аллахом, брат, я ни на секунду не усомнился в том, что нет на небе божества кроме Аллаха и нет сотоварищей. Но я...

Голова военного эмира взорвалась от попадания винтовочной пули, кровь и мозги брызнули на камни. Тот, кто стрелял – впервые выстрелил по цели в три года, а в восемь – сам охотился в тайге, добывая пушного зверя. Промахиваться он не умел.

– Стреляют!

Ихван вскочил с места – и тут же его как молотком ударило. Ноги отказались ему повиноваться, и он упал.

– Аллах акбар!

Боевики всполошились.

– Батих! Батих! [364]

– Стреляйте! – крикнул кто-то уже на английском.

Затрещали выстрелы, боевики стреляли во все стороны. Еще один – подстреленный – рухнул в костер, одежда на нем вспыхнула.

– Аллах Акбар!

Кто-то из боевиков попытался бежать к подстреленному эмиру – но упал.

– Он справа! Справа!

Трассеры – били в скалу, взрываясь разноцветными искрами.

– Стреляйте!

Еще один – упал и покатился по склону.

– Слева! Слева!

– О, Аллах, они везде!

Стреляли уже во все стороны. Ихван, придя в себя от болевого шока – попытался ползти.

– Аллах! Аллах!

Кто-то подскочил к нему и потащил за собой. Другой – догадался бросить в костер пук сухой травы –пошел белый, плотный дым.

– Уходим!

– Нет! Надо убить неверного!

– Надо уходить.

Один из боевиков, прибывших к месту встречи с Бадром – ударил другого, тот упал, полетел на спину.

– Трус!

Оскалившись, упавший выхватил пистолет и дважды выстрелил в сородича. Тем временем – снайпер перезарядил винтовку, только этим и объяснялась небольшая отсрочка. Шансов у боевиков не было – они его не видели, а убить могли только случайной пулей. Девятьсот с лишним метров – по-другому и не бывает.

– Надо...

Кричавший это – поперхнулся словами, всю левую часть лица снесло пулей – и он с размаху упал...

– Стреляйте!

Дым – неторопливо плыл вниз, не скрывая суетящихся боевиков

– Прикрой!

Двое боевиков – потащили раненого амира к пещере. Трое – остались прикрывать.

– Кара... Аллаха...

Пулемет, только что частивший со склона, большая редкость у боевиков – заглох на полуслове.

– Еще немного...

– А-а-а-а...

Один из боевиков – не удержался и покатился вниз на гальке...

Боевики – втащили амира в пещеру. За каменными стенами – смолк последний ствол: стрелять было просто некому. Снайпер – убрал всех, одного за другим.

– О, Аллах Всемогущий, – вымолвил боевик.

– Надо пойти и забрать тела братьев!

– Замолчи!

С выпученными глазами, с искусанными в кровь губами, раненый, – Ихван был страшен.

– Они сейчас у шайтана! Их постигла кара! Кара Аллаха! Аллах – покарал нашего брата Бадра за то, что он усомнился в мудрости Аллаха, и в том, что Аллах за справедливость! Он встал на сторону богачей – и Аллах покарал его! Кара Аллаха! Кара Аллаха!

Боевики переглянулись. Сказанное – было полным ширком и вполне возможно, что амир начисто сошел с ума. С другой стороны – утверждать обратное, значило идти назад, под пули снайпера. А это – никому не хотелось...

И потому – старший из оставшихся в живых боевиков – склонил голову.

– Что будем делать, эфенди?

– Надо уходить отсюда! Иначе – Аллах покарает и нас...

Двое боевиков – подхватили раненого и потащили вглубь пещеры.

 

Ранение оказалось тяжелым – настолько тяжелым, что по меркам гор требовалась ампутация. Вообще, в горах практиковали чрезвычайно примитивные методы лечения: например, огнестрельные ранения врачевали, закачивая в рану мед горных пчел.

Но врач – он все-таки был настоящим врачом, пусть одновременно с этим и убийцей. И потому – Ихван не только выжил в его руках, но и сохранил обе ноги.

Еще через месяц с небольшим врач, поставив на ноги Ихвана, и обучив методам врачевания нескольких людей в отряде – решил их покинуть.

Они вывели его к дороге – маленький зародыш великой армии. Им больше ничего не было нужно. Потому что у них теперь – была цель. Теперь – они были не просто грабителями и налетчиками – они были людьми с целью. А как сказал один мудрец – тот, кто знает «зачем» перетерпит любое «как». [365] Теперь – каждый из них знал – «зачем».

– Да сделает Аллах твой путь легким и удобным, – напоследок сказал Бадр, по обычаю целую новообретенного брата в обе щеки.

– Да поможет Аллах и тебе, хоть я и не правоверный и не могу просить его об этом, – сказал доктор, – помни, о чем мы говорили, и помни слова великого царя Сулеймана «Если будешь не ленив, то, как источник, придет жатва твоя; скудость же далеко убежит от тебя». [366] Будь терпелив и точи стену как камень – вот увидишь, она рухнет.

– Я все понял, брат.

– Я найду тебя. Найду, когда будет нужно. Я буду помнить про тебя. И про вас всех.

Доктор поднял свой мешок с пожитками и пошел по дороге к побережью. Отряд – заторопился в горы...

 

Через несколько дней – вооруженный отряд ночью напал на полицейский пост. Служба велась из рук вон, потому захватить отдаленный пост не составило труда. Но дальше произошло нечто необычное – бандиты убили только офицера, а всех солдат отпустили, хотя и разоружили. Изумленные солдаты рассказали – конечно, не начальству – что главный среди налетчиков сказал, что они убивают только богачей и офицеров. А солдаты – солдаты такие же люди, как и крестьяне, братья в вере и судьбе. И им следовало бы оставить службу и служить только народу, защищая его от алчных бандитов.

Главарь шайки несмотря на угрозу быть опознанным схваченным и повешенным – не прятал лица. Солдатам – он представился редким в этих местах – но все же бытующим среди арабов именем. Он сказал, что его зовут Сулейман...

 

 

13