Поиски переключателя переноса

 

Другой ценный метод прояснения данного переноса состоит в раскрытии того, какая характерная черта или часть поведения аналитика служит как бы переключа­ющим стимулом. Очень часто пациент будет спонтанна осознавать, что определенная черта или деятельность аналитика вызвала особую реакцию. В других случаях этот переключатель переноса не только не будет осо­знаваться пациентом, но тот будет иметь сильные со­противления осознаванию. Иногда какое-то поведение аналитика будет вызывать такую реакцию у пациента, которая не является явлением переноса, поскольку это может быть вполне соответствующий ответ. И, вообще, следует осознавать, что иногда мы сами, аналитики, бы­ваем просто не в состоянии исследовать вместе с паци­ентом, какая из наших личных идиосинкразии послужила стимулом переноса.

Я наслышан об аналитиках, которые настаивают на том, что каждую реакцию переноса нужно просле­живать назад, соотнося с какой-нибудь чертой поведения аналитика. Это отдает нарцисстическими потребностя­ми аналитика или переоценкой технической процедуры. Наша цель — прояснить для того, чтобы интерпретиро­вать неосознанный исторический источник из прошлого пациента. Переключатель переноса может быть ценным вспомогательным средством, но это всего лишь способ. Во многих клинических ситуациях поиски переклю-

 

– 362 –

 

чателя переноса излишни, неуместны или не особенно продуктивны.

Несколько клинических примеров проиллюстрируют основные моменты, отмеченные выше. Пациентка начи­нает свой сеанс, лежа на кушетке, она молчит, спокойна, ее глаза закрыты, она кажется умиротворенной и удо­влетворенной. После нескольких минут молчания я го­ворю: «Да?» Она мягко улыбается, вздыхает, но про­должает молчать. Проходят минуты, и на меня про­изводит все большее впечатление та картина спокойст­вия и блаженства, которую она собой представляет. Обычно она спокойна, разговорчива и продуктивна, но становится напряженной и неспокойной во время мол­чания. Я начал мысленно просматривать наши послед­ние сеансы, в надежде, что смогу найти какое-нибудь объяснение этой необычной реакции. В этот день ее сеанс был сдвинут на вечер, из-за некоторых изменений в моем расписании. Обычно она приходила по утрам. Сейчас на улице уже было темно, в комнате для ле­чения горел свет.

Пациентка продолжала молчать, а я все больше и больше поражался тому, что, продолжая молчать, она излучала сияние. Почти через двадцать минут я сказал ей: «Этот сеанс какой-то особенный. Чем вы так на­слаждаетесь совершенно молча?» Она ответила, мягко и мечтательно: «Я лежу здесь, впитывая чувство покоя этого офиса. Это убежище. Я вдыхаю аромат вашей сигары, я представляю вас сидящим в вашем большом кресле, попыхивающим сигарой и погруженным в свои мысли. Ваш голос звучит, как кофе и дым хорошей сигары, тепло и чарующе, Я чувствую себя защищен­ной, в безопасности, так, будто обо мне заботятся. Как будто сейчас уже за полночь и все в доме спят, кроме моего отца и меня. Он работает в своей студии, и я чув­ствую запах его сигары и слышу, что он готовит кофе. Как мне, бывало, хотелось прокрасться в эту комнату и свернутьсяклубочком рядом с ним. Я, бывало, стара­лась и обещала быть тихой, как мышка, но он всегда отправлял меня обратно в постель».

Пациентка сама осознала, что этот поздний сеанс, свет в офисе, аромат моей сигары, мое молчание и мой голос вызвали воспоминание детства, стремление по­быть одной со своим защищающим, любимым отцом.

 

– 363 –

 

Она позволила себе, лежа на кушетке, испытывать то удовольствие, которого она была лишена, но о котором фантазировала с детства.

Мой пациент, мистер 3.*, входит в ту ситуацию ана­лиза, когда ему очень трудно рассказывать мне о своих сексуальных фантазиях. Он проходил анализ уже в те­чение нескольких лет, и мы тщательно проработали множество различных аспектов его сопротивлений пере­носа. Это специфичное сопротивление ощущалось как-то иначе. Множество сеансов было потрачено на поверх­ностные разговоры, с отсутствием сновидений и молча­нием. Единственный момент, заслуживающий внимания, состоял в том, что он сделал замечание, что я послед­нее время отношусь к нему как-то по-другому. Я пы­тался давить на него, чтобы он попытался прояснить, в чем было это отличие. Он не знает: он не может описать это; он, запинаясь, выпалил, что я кажусь ему оттал­кивающим. Тогда я сказал ему прямо и открыто: «Хо­рошо, я омерзителен для вас. Теперь попытайтесь мыс­ленно представить меня и опишите, что вас отталкивает». Пациент медленно начал говорить: «Я вижу ваш рот, ваши губы, они толстые и влажные. В углу рта — слю­на. Мне очень хочется говорить это вам, мистер Грин­сон, я не уверен, что это так». Я просто сказал: «По­жалуйста, продолжайте». «Ваш рот открыт, и я пред­ставляю его. Я могу видеть ваш язык, облизывающий губы. Когда последнее время я пытаюсь говорить с ва­ми о сексе, я вижу все это, и это меня останавливает, сковывает. Теперь я боюсь вашей реакции (пауза). Мне кажется, что я вижу вас, как похотливого, сладостра­стного старика (пауза)».

Я оказал: «А теперь позвольте своим мыслям пере­мещаться вдоль картины со сладострастным, похотли­вым стариком, с толстыми, мокрыми губами». Пациент продолжал говорить и вдруг пересказал воспоминание из своего раннего подросткового возраста, когда он, возбужденный, шел по улице, высматривал проститутку, но испытывал страх и неловкость. В темной аллее кто-то подошел к нему, явно с сексуальными намерениями. Он понял, что этот человек хотел ласкать его пенис, а затем сосать его. Мальчик был бессилен совладать с этой ситуацией. Разрываемый возбуждением и страхом,

__________

 

* См. секции 2.52, 2.54, 2.71, 3.531, 3.711, 3.922 и 3:942.

 

– 364 –

 

он остался пассивным и позволил совершить это сексу­альное действие над собой. В первый момент он не знал, мужчина это или женщина, все произошло, так быстро, былотак темно в аллее; он был переполнен различны­ми эмоциями. Но он вспомнил рот этого человека, его губы были толстыми и влажными, а рот — открыт. Чем больше он говорил о событии, тем яснее ему станови­лось, что это был мужчина гомосексуал. (Годом рань­ше пациент рассказывал это как мимолетное воспоми­нание безо всяких деталей.)

Было ясно, что пациент переживал вновь в своем отношении переноса ко мне тот гомосексуальный опыт своего подросткового периода. Переключателем, кото­рый стимулировал возвращение этого события, было его видение моих толстых, влажных губ. Я помог ему, по­казав, что могу говорить о себе, как о сладостраст­ном и похотливом старике с толстыми, влажными гу­бами. Робость с моей стороны привела бы к увели­чению его собственной тревоги. Раздражение или даже просто молчание было бы осознано как укор.

Аналитик работает с таким материалом, как с лю­бым другим. Когда пациентка говорит мне, что я сек­суально привлекателен, я спрашиваю ее о том, что во мне она находит сексуально привлекательным. Если пациентка говорит мне, что чувствует, что любит меня, я спрашиваю ее, что во мне она находит достойным люб­ви, Если пациент говорит, что я вызываю отвращение, я спрашиваю, что во мне вызывает отвращение. Я вни­мательно слежу за тем, чтобы не быть слишком мол­чаливым или слишком активным, потому что любое изменение в технике будет показывать пациенту, что я испытываю какое-то беспокойство. Я терпелив, но и на­стойчив при поисках интимных деталей реакции пациен­та ко мне, точно так же, как и в любом другом случае. Я стараюсь одинаково обращаться с их любовными и сексуальными реакциями переноса, как и с их нена­вистью и отвращением. Это не всегда легкая задача, и я не утверждаю, что всегда добиваюсь успеха.

Клинический материал, описанный выше, показы­вает, что личные качества и черты аналитика, а также определенные характеристики его офиса могут слу­жить переключающими стимулами для реакций пере­носа. Следует добавить, что пациенты могут реагиро-

 

– 365 –

 

вать и просто на тон голоса и эмоциональное состоя­ние, которое они почувствовали в высказываниях ана­литика. У меня были такие пациенты, которые реагировали очень сильной злобной депрессивной реакцией, когда чувствовали, что я принижаю их своей манерой речи. Пациенты реагировали на меня так, будто я го­ворил укоризненно, саркастически, соблазняюще, сади­стически, грубо, дерзко и т. д. В каждом конкретном случае необходимо выделить и внести ясность в то, какая именно особенность моей деятельности или спе­цифическая черта ускоряли эту реакцию. Если в обвинении, предъявляемом пациентом, есть доля правды, это должно быть признано; но в любом случае реакция пациента должна быть проанализирована, т. е. прояснена и интерпретирована.

В каком-то смысле аналитическая ситуация являет­ся переключателем для некоторого аспекта каждой ре­акции переноса. Аналитическая ситуация призвана об­легчить регрессивную неправильную перцепцию и вы­звать у пациента забытые воспоминания к объектам в прошлом. Бывают моменты, когда выделение и внесение ясности в то, что вызвало реакцию переноса, будет не­нужно и бесплодно. Достаточно просто проанализиро­вать данное явление переноса. В других случаях рас­крытие и анализ характеристик аналитика, или анали­тической ситуации, приводящих к переключению, мо­гут быть ценны. Я подчеркивал важность этой линии подхода, потому что в своей преподавательской работе сталкивался с тем, что многие аналитики склонны пре­небрегать этой технической процедурой.

 

Интерпретация переноса

 

Теперь мы переходим ктой технической процедуре, которая отличает психоаналитический метод от всех других форм психотерапии. Интерпретация является единственным и имеющим решающее значение инстру­ментом психоаналитической техники. Все остальные технические процедуры, используемые в психоанализе, являются основой для того, чтобы интерпретация стала возможной. Более того, каждый используемый техни­ческий прием должен, в конечном счете, стать предме-

 

– 366 –

 

том анализа, и его воздействие на пациента должно быть интерпретировано.

В рамках психоанализа интерпретировать означает делать неосознанный психический феномен осознанным. Единственная цель всех интерпретаций состоит в том, чтобы помочь пациенту понять значение данного психо­аналитического явления. Мы интерпретируем перенос путем выяснения неосознанной истории, предшествую­щих событий, происхождения, целей и взаимосвязей данной реакции переноса. Это длительный процесс и он не ограничивается каким-то единичным этапом. При помощи демонстрации и прояснения мы пытаемся дать возможность Эго пациента наблюдать психологическую ситуацию, которая предсознательна и приемлема. Па­циента просят расколоть свое Эго так, чтобы одна часть его Эго могла наблюдать то, что другая часть переживает. В интепретации мы просим пациента пойти дальше того, что готово для наблюдения, и приписать значение и причинность рассматриваемому психологи­ческому явлению (Е. Бибринг, 1954).

Демонстрация и прояснение подготавливают паци­ента для нашей интерпретации. Интерпретации, для того, чтобы быть эффективными, не должны перехо­дить границы понимания пациента и его эмоциональ­ного переживания. Интерпретация — это гипотеза, ко­торая требует ответов пациента для верификации (Ва­ельдер, 1960, с. 3—27). Прояснение ведет к интерпре­тациям, а интерпретации, в свою очередь, ведут к даль­нейшим прояснениям. Правильность интерпретации часто будет подтверждаться тем, что пациент будет добавлять к ней какой-то новый материал. Позвольте мне проил­люстрировать это простым примером.

Пациентка во время третьего года своего анализа развивает сопротивление приходу на аналитический се­анс, потому что она чувствует, что во мне есть что-то зловещее, что пугает ее. Я убеждаю пациентку попы­таться прояснить это угрожающее качество, которое она чувствует ко мне. Колеблясь, она начала описывать ме­ня, как мужчину, который при поверхностном взгляде кажется любезным, но скрыто враждебен к женщинам. Она продолжает описывать мужчину, который кажется мужественным и активным, но на самом деле фемини­зирован и пассивен. Он настолько пассивен, что может

 

– 367 –

 

позволить женщине пациентке истекать кровью до смерти, не пошевелив и пальцем. В тот момент, когда пациентка говорила: «истекать кровью до смерти», она воскликнула: «О, мой бог! Я знаю, что это такое — это мой отец. Я перепутала вас со своим отцом». Па­циентка сослалась на инцидент своего детства, когда в. возрасте четырех лет она обнаружила, что из ее ва­гины идет кровь, и в панике побежала к своему отцу. Он попытался успокоить ее, сказав: «Это ничего, это пройдет, забудь об этом». Из-за множества осложняю­щих причин это очень обеспокоило пациентку.

Во время ее анализа этот инцидент всплывал много раз, но никогда не связывался со злобными намерения­ми со стороны отца. Только когда она стала прояснять свои чувства по отношению ко мне, она прошла через чувство угрозы, которое привело ее к тому кровотече­нию, что и позволило ей спонтанно интерпретировать угрозу как исходящую от ее отца. Затем пациентка про­должала углублять свое осознание скрытых садистских качеств своего предполагаемого любезного, пассивного отца.

Если демонстрация и прояснение реакции переноса не ведут непосредственно к интерпретации, тогда ана­литику необходимо предпринять определенные техни­ческие шаги. В большей или в меньшей степени эти шаги направлены на раскрытие истории этой специфи­ческой реакции переноса.

Исследование истории конкретной реакции переноса может быть облегчено прослеживанием различных со­ставных частей, которые ведут к формированию данного специфического объективного отношения. Обычно мы будем выбирать для исследования тот аспект переноса, который кажется наиболее приемлемым для разумного и сознательного Эго пациента. Таким образом, мы обычно будем начинать с сопротивлений, если послед­ние присутствуют (см. секцию 2.71 по анализированию сопротивления до анализа содержания). Если же нет никакого важного сопротивления, мы можем перейти к исследованию того аспекта переноса, который кажет­ся наиболее назойливым и давящим на пациента.

Хотя возможно множество подходов, существуют три метода, которые наиболее полезны при попытках раскрыть историю реакции переноса: 1) прослежива-

 

– 368 –

 

ние сцепленных аффектов и импульсов; 2) отслежива­ние предшественников фигур переноса и 3) исследование фантазий переноса. Эти три техники часто перепле­таются друг с другом. Для того чтобы это стало более ясно, я опишу каждую из них отдельно.