Сильные эмоциональные волнения и опасные актуализации

 

Чувства переноса пациента могут достигнуть та­кой интенсивности, которая, на некоторый период вре­мени, предохранит пациента от использования его спо­собности разделить разумное и экспериментирующее Эго. Это часто имеет место при переживании вновь ин­фантильного невроза. Тогда наша терапевтическая за­дача будет состоять в том, чтобы помочь восстановить разумное Эго. Очень часто самой лучшей техникой бу­дет просто ждать, давая тем самым состоять в том, что­бы помочь восстановить разумное Эго. Очень часто са­мой лучшей техникой будет просто ждать, давая тем самым пациенту возможность разрядить свои чувства как можно более полно. При этом Эго получает шанс вновь овладеть ситуацией. Иногда может быть даже необходимо или полезно позволить пациенту превы­сить лимит времени сеанса. В другое же время, может быть, благоразумно предупредить пациента о том, что приближается конец сеанса, чтобы пациент мог подго­товиться к тому, что ему нужно оставить сеанс. Хотя некоторая опасность в смысле удовлетворения переноса может быть в том, что пациент получает дополнитель­ное время, гораздо большая опасность заключается в том, что пациент может уйти с сеанса потерявшим конт­роль, переполненным потоком интенсивных, эмоций. Аналитику следует использовать все свое клиническое умение при определении лучшего способа действия.

Эти советы направлены на увеличение адекватности

 

– 389 –

 

обращения с такими эмоциональными волнениями. Важ­но, чтобы отношение аналитика, его тон были терпеливы­ми, сочувствующими и решительными, не критичными, но и не слащавыми. В конце сеанса я обычно говорю пациенту, что мне очень жаль, но я вынужден прервать его, так как время кончилось. Я обычно добавляю что-нибудь в том смысле, что надеюсь, мы сможем пора­ботать еще над этой проблемой на следующем сеансе.

Я не делаю попытки интерпретировать до тех пор, пока нет признаков присутствия или приемлемости ра­зумного Эго. Только если я чувствую, что могу при­звать разумное Эго, мобилизовать его на действие, и если я уверен в своем обосновании, я предпринимаю попытку интерпретации. Это может быть тогда, когда интенсивность эмоции пошла на убыль, но также и в тех случаях, когда разумное Эго не слишком глубоко вовлечено в бурные эмоции, и если интерпретация ясна. В таких случаях корректная интерпретация может слу­жить призывом к разуму, моментом возвращения ра­зумного Эго. Ключом к правильной интерпретации яв­ляется осознание того, что сильные эмоциональные вол­нения являются актуализацией прошлой ситуации, это либо их точная копия, либо искажения исполнения же­лания. Позвольте проиллюстрировать это.

Пациентка в ходе аналитического сеанса отвечает на мою просьбу рассказать более подробно о недавнем сексуальном переживании, которое напугало ее. Сна­чала она могла рассказать о своем чувстве страха; она чувствовала, что прошу ее раздеться. Затем она сильно возбудилась, в нее вселился ужас. Она больше не рас­сказывала о своей панике, она переживала ее так, как будто все это сейчас происходило на сеансе. Она на­чала неистово кричать на меня: «Нет, я не буду, не буду. Оставьте меня одну или я завизжу. Уходите прочь, прочь. Боже, помоги мне, помоги. Стоп, стоп, стоп. Пожалуйста, прекратите, кто-нибудь, помогите мне...» Все это продолжалось много минут. Поскольку интенсивность, казалось, стала уменьшаться и посколь­ку сеанс подходил к концу, я просто сказал: «Миссис Смит, пауза, миссис Смит, это садовник напугал вас, миссис Смит, садовник, а теперь вы здесь со мной, док­тором Гринсоном». Когда я назвал пациентку миссис Смит, она, казалось, не слышала меня, хотя я и повто-

 

– 390 –

 

рил это несколько раз. Когда я сказал «садовник», она, казалось, очнулась: она снова слышала меня, она, каза­лось, пыталась понять, сориентироваться. К тому мо­менту, когда я сказал: «А теперь вы здесь, со мной, доктором Гринсоном», — она смогла немного улыбнуть­ся, так будто теперь поняла, что произошло. По­требовалось еще несколько минут, чтобы она пришла в себя, к ней вернулось самообладание. Теперь она могла уйти с сеанса, контролируя свои эмоции и размышляя о возвращении травматического детского переживания,

Я добился успеха в том, что указал на значение переживания переноса потому, что я мог ощущать, что ее работающее Эго примет это, и я знал, из предыду­щего материала, что это переживание пришло из дет­ского соблазнения садовником. Я знал, что могу досту­чаться до нее словами «садовник» и могу вернуть ее обратно в настоящее, напомнив, где она и с кем.

Пациент много лет боролся со своим страхом выра­зить свою злобу и ненависть прямо ко мне. Ближе к концу одного из сеансов он начал описывать, чтобы он сказал мне, если бы был пьян. Он все сильнее бранил­ся, начал стучать по стене кулаком, пинать кушетку ногами и, в конце концов, соскочил с нее. Он подошел к моему креслу, встал надо мной, погрозил мне паль­цем и сказал: «Какого черта вы думаете, что вы везде?» Я ничего не говорил, но, поскольку он уже собрался уходить из офиса, я выкрикнул ему вслед: «Каково это — сказать папе, что он вовсе не такой уж большой?» Пациент остановился, как вкопанный, при слове «папа». Он обернулся и посмотрел на меня. Его искаженные злобой черты медленно релаксировались; он потряс го­ловой, медленно вернулся к кушетке и сел. Потом медленно сказал: «Да, в конце концов, я сделал это, в конце концов, после всех этих лет; я высказал вам все, вам и моему старшему брату, всем вам. Я, в конце кон­цов, почувствовал, что я седой старик, а не маленький мальчик, притворяющийся мужчиной». Слезы потекли по его щекам.

Параллельно с таким сильным эмоциональным вол­нением, а часто даже в виде компонента этого волне­ния, пациент будет переживать определенные ситуации из прошлого не только на словах или в чувствах, но и в действиях. Я имею здесь в виду те действия, которые

 

– 391 –

 

могут стать опасными, если останутся необузданными. Это поведение может быть простым переживанием, слегка искаженным, но приемлемым для Эго отыгрыванием или же сильно искаженным, чуждым Эго симптоматическим действием. Первый процитированный при­мер о женщине и своднике является иллюстрацией простого переживания вновь в переносе. Случай рассерженного мужчины представляет собой комбинацию симптоматического действия и отыгрывания. Техническая проблема в любом случае остается той же самой: мы должны помочь пациенту установить разумное Эго или рабочий альянс, до того, как он уйдет с сеанса, если это вообще возможно.

Процедура сходна с той, которую я описывал для эмоциональных волнений, — ждать до тех пор, пока ак­тивность, разойдясь, утихнет. Если мы понимаем зна­чение деятельности и может быть мобилизовано разум­ное Эго, тогда мы делаем интерпретацию так ясно и компактно, как это возможно. Если же оба метода тер­пят провал или неприменимы в данном случае, тогда нам следует прервать это поведение, конфронтировав пациента с реальностью и опасностями, которые несет это поведение.

Например, в случае рассерженного мужчины, приве­денном выше, что случилось бы, если бы он не остано­вился, когда я сказал: «Каково это — сказать папе, что он вовсе не такой уж большой?» В таком случае я бы высказал ему что-нибудь вроде: «Мистер Джонс, пожа­луйста, подождите минутку, Вы можете уйти отсюда, когда захотите, но я не думаю, что сейчас стоит делать это. Вы слишком рассержены и расстроены из-за меня, и нам следовало бы поработать над этим немного. Не совсем безопасно позволять вам уйти отсюда в таком состоянии».

В похожих ситуациях я обычно говорю что-нибудь вроде: «Мне очень жаль, что вы чувствуете себя так плохо, мне хотелось бы помочь, но я не совсем пони­маю, что происходит. Давайте поработаем над этим немного, прежде чем вы уйдете».

Одна из моих пациенток, пограничная психотичка, встала с кушетки, обвила меня руками, сказав: «Давай­те прекратим терять время и займемся сексом». Я ре­шительно снял ее руки, твердо посмотрел на нее и ска-

 

– 392 –

 

зал: «Миссис Джонс, я хочу помочь вам и сделать это путем работы. Так что давайте работать вместе и пре­кратим терять время».

Все такие ситуации потенциально опасны для паци­ента, и с ними нужно как-то совладать на сеансе. Наи­менее удовлетворительный метод — пресечь опреде­ленные действия пациента, тем не менее иногда это единственный способ предотвратить что-нибудь еще более худшее. Тогда твердый, но сочувствующий тон, призыв «давайте работать», в то время как пациентка обвивает руками, остается последним средством. Ко­роче, аналитик ведет себя как сильный и обе­спокоенный родитель с ребенком, потерявшим над со­бой контроль. Родственные проблемы, связанные с отыгрыванием, будут рассматриваться во втором томе.

 

Сеанс в понедельник

 

Правильнее эту секцию следовало бы назвать «Сеанс в пятницу и в понедельник», или, лучше всего, «Ре­акции пациента на отделение, из-за уик-энда, от ана­литика». Для краткости, а также потому, что Фрейд еще в 1913 г. говорил об «осадке понедельника», я и назвал этот раздел «Сеанс в понедельник». Мы знаем, что на­ши пациенты будут эмоционально реагировать на все отделения от аналитика. Некоторые реагируют так, как будто уик-энд — праздник, карнавал, другие — так, будто это отказ или оставление. Ференци (1919с) опи­сал «невроз воскресенья», который имел место, когда его пациенты утрачивали то отвлечение внимания и раз­влечение, которое несла им повседневная работа. Фрейд в «Тотеме и табу» (1913а) и позже в «Печали и мелан­холии» (1917) описал некоторые из динамики и струк­турных изменений, которые имеют место во время праздников. Он разрабатывал некоторые из этих дней и дальше, в различных работах. Хороший обзор, посвя­щенный этому вопросу, был опубликован в 1955 г. Гриншейтеном. Однако никто из авторов не подчерки­вал центральной роли ситуации переноса как детерми­нанты для реакции пациента на уик-энд. Я намереваюсь исследовать некоторые типичные способы, которыми па­циенты реагируют во время анализа на прерывание аналитической работы, вызванное уик-эндом.

 

– 393 –

 

Уик-энд как праздник

 

Для некоторых пациентов отделение, вызванное уик-эндом, является поводом для празднества, это перерыв, передышка, отдых; оно означает возможность восстанов­ления сил от лишений и требований психоаналитичес­кого лечения. Очевидно, что, когда это имеет место, это является знаком того, что ежедневная психоаналити­ческая работа выполняется при постоянном сопротивле­нии. Удивительно, как часто может случаться, что па­циент открыто не показывает присутствия сопротивле­ния до сеанса в пятницу или до сеанса перед отпуском, когда вдруг, к. удивлению аналитика, пациент реаги­рует на этот перерыв в работе как на приближение празднества или веселья; в таком случае аналитик дол­жен сделать вывод о присутствии латентного раздра­жения по отношению к психоаналитическому лечению, которое не проявлялось в рабочий период времени. Это показывает, что аналитик, должно быть, является чем-то вроде критического Суперэго для пациента. Пациент работает в анализе под давлением обязательств, по принуждению, покоряется ситуации без отчетливого проявления этой покорности. Пациент может осозна­вать, а может и не осознавать этого, но его реакции на приближение праздника четко покажут это. Пациенты, которые так чувствуют себя в пятницу, перед уик-эндами, и пациенты, которые имеют чувство облег­чения и удовольствия в конце каждого психоаналити­ческого сеанса, относятся к этой категории.

Когда аналитик является критической фигурой Су­перэго для пациента, поведение пациента во вре­мя уик-энда будет состоять из смеси различного рода инстинктивных свобод. Здесь будет и изобилие либидоз­ных и агрессивных устремлений, обычно с регрессив­ным, инфантильным оттенком. Поразительно, когда па­циенты будут сдерживать свою сексуальную жизнь, а затем, во время уик-эндов, будут разрешать себе раз­нообразную прегенитальиую активность. Во время уик-эндов часто наблюдается резкое увеличение половой активности, мастурбации и неразборчивых связей. Па­раллельно увеличивается число агрессивных акций. Не­которые пациенты отыгрывают вовне то, к чему их при­водили свободные ассоциации в течение недели. Эти

 

– 394 –

 

пациенты ведут себя так, будто аналитик является но­сителем их Суперэго. Тогда сеанс в понедельник стано­вится сеансом для исповеди и искупления вины. Для них сеанс в понедельник становится воскресной испо­ведью. В понедельник они очень часто начинают сеанс с подробного перечисления всех своих грехов, с чувст­вом вины и стыда, страха наказания и сильным самоуни­чижением. Поразительно, что когда такие пациенты слу­чайно встречают своих аналитиков во время уик-энда, они бывают шокированы, потому что фантазируют, что аналитик не существует во внешнем мире. Или же они могут фантазировать, что аналитик локализован в офи­се, у него нет жизни вне офиса. Некоторые пациен­ты бывают шокированы, встретив своего аналитика на концерте или в театре. Некоторые не будут узнавать его, становясь истерически слепыми, и развивают ско­тому в отношении него. Важно осознавать эту проек­цию Ид и Супэрэго, а также неявные сопротивления, которые молчат во время работы в течение недели.