Поиск удовлетворения переноса

 

Самые простые и наиболее часто встречающиеся источники сопротивления переноса имеют место, когда пациент развивает сильные эмоциональные и инстинк­тивные побуждения по отношению к аналитику и стре­мится к их удовлетворению больше, чем к выполнению аналитической работы. Это может происходить от либи­дозных и агрессивных инстинктивных побуждений или от эмоций любви или ненависти. Более того, любые фазы развития инстинкта и эмоций могут переплетать­ся. Например, пациент может иметь сексуальное жела­ние по отношению к аналитику на фаллическом уровне и одновременно иметь инцестуозные желания и кастра­ционный страх. Или пациент может испытывать пассив­но-анальные импульсы по отношению к аналитику и оральные желания быть накормленным и ощущать за­боту о себе и т. д. Любой из этих либидозных элемен­тов может побуждать пациента пытаться получить удо­влетворение в какой-то форме и отказаться от аналити­ческой работы.

В качестве иллюстрации позвольте мне привести случай пациентки, которая в разные периоды своего

 

– 291 –

 

анализа испытывала сильное воздействие со стороны различных либидозных компонентов. В начале своего анализа (она была депрессивной пациенткой с пробле­мой переедания) она часто печально молчала, потому что ей хотелось, чтобы я рассказывал ей. В это время мой разговор означал для нее то, что я готов покор­мить ее. Если я разговаривал с ней, то это означало: я, действительно, беспокоюсь о ней, забочусь о ней, корм­лю ее и не отвергаю ее. Тогда, если эти желания были удовлетворены, она бывала способна работать и проду­цировать, в противном случае она чувствовала пустоту и заброшенность, была неспособна общаться. Позже в ходе анализа она чувствовала сильные сексуальные им­пульсы по отношению ко мне, явно инцестуозной при­роды. Она приходила на сеанс в флиртующем, фри­вольном настроении, явно для того, чтобы спровоциро­вать меня на какой-нибудь вид сексуальной игры, даже если она будет только вербальной. На некоторый пе­риод времени она отказалась работать с этим материа­лом; ей нужно было, чтобы я первым выказал некоторое ответное чувство. Еще позже в анализе она прошла через фазу, в которой отказалась продуцировать ана­литический материал, хотя я побуждал ее к этому. Она настаивала на том, чтобы я сделал хотя бы ма­ленький комментарий к ее молчанию, и тогда она была бы способна высвободить все свои запасенные комму­никации. Все эти различные побуждения были источ­ником сопротивления до тех пор, пока она уступала своему желанию удовлетворения. Только после его пре­одоления она стала готова установить рабочий альянс и попытаться работать аналитически над своими инстинк­тивными импульсами по отношению ко мне.

Чрезвычайно часто источником сопротивления явля­ется желание или потребность пациента быть любимым, что также связано с приведенными выше примерами. Все пациенты, в большей или меньшей степени и различным образом, проходят через период, когда их желание быть любимым их аналитиком вытесняет и блокирует их же­лание присоединиться к аналитическим процедурам. Этот страх потери любви или уважения терапевта яв­ляется всегда присутствующим и нижележащим источ­ником сопротивления. Он может действовать один или может быть обнаружен на поверхности или лежащим

 

– 292 –

 

ниже других форм сопротивлений переноса. Семейная романтическая любовь может также повториться в пе­реносе (Фрейд, 1905д; Фреш, 1959).

Позвольте мне проиллюстрировать эту проблему примером из анализа миссис К.*, в котором насторажи­вала чудовищная потребность пациентки быть люби­мой. В прошлом она воспитывалась безответственной матерью и отцом, который оставил семью, когда ей было два года. Ее первое сновидение показало эту по­требность. Я видел миссис К. во время предваритель­ных интервью, и мы договорились, что начнем ана­лиз примерно через два месяца, когда у меня будет открытие сезона. Она пришла на первый аналитический сеанс, и мы кратко поговорили о событиях, случивших­ся в этом промежутке времени и об использовании ку­шетки. Ей не терпелось начать. Как только она легла, она рассказала следующее сновидение: «Я прихожу на свой первый аналитический сеанс, но вы выглядите иначе, вы похожи на доктора М. Вы ведете меня в ма­ленькую комнату и велите мне раздеваться, я удивляюсь и спрашиваю, полагается ли вам, классическому фрейдисту, это делать. Вы уверяете меня, что все в по­рядке. Я раздеваюсь, и вы целуете меня всю. Затем, в конце концов, вы «опускаетесь» на меня. Мне это при­ятно, но я не уверена, что это хорошо».

Пациентка призналась, что испытывает смущение из-за своего сна, и начала рассказывать, что доктор М. — это тот доктор, который направил ее ко мне, она увлекалась им одно время. Он казался ей очень компе­тентным, но затем она заметила, что у него есть недо­статки. Он, казалось, наслаждается флиртом с ней, что утвердило ее в мысли о том, что в его домашней жизни что-то не в порядке. Она знает, что он женат, и это успо­коило ее. Она так возбуждена из-за того, что лежит на кушетке во время психоанализа. Она так боялась, что я не возьму ее в качестве пациентки, она слышала, что у меня есть несколько частных пациентов. Может быть, я откажусь от нее, когда увижу, что она «ничто». Она чувствует, что в последнее время я стал более резким, не таким теплым, как во время первых встреч. Она реши­ла пройти анализ только со мной. Она бы ждала столь-

__________

 

* См. также секции 1.24, 2.651, 2.71, 2.25, 3.42.

 

– 293 –

 

ко, сколько было нужно. Она устала от отказов и чувства отверженности. «Я хочу лучшего (пауза). Я хо­чу лучшего, но могу ли настаивать на этом? Что за­ставляет меня думать, что я заслуживаю этого? (пауза). Все стоящее, что я когда-либо получала, я получала из-за своей привлекательности. Может быть, именно поэтому вы и сделали меня своей пациенткой. Но по­чему я должна видеть во сне, что вы «опускаетесь» на меня. Я даже не знаю, как это вежливо сказать. Может быть, вы будете меня учить, как нужно говорить по-ан­глийски. Или вы уже сыты моей глупой болтовней? (пауза). У меня есть сексуальные затруднения. Я полу­чаю удовольствие от мыслей о сексе, но я не могу ис­пытывать оргазм во время полового сношения. Единст­венный способ, когда я иногда могу испытать его, — это когда мой Муж пользуется для этого ртом. Я полагаю, это что-то означает — что-то плохое».

Это сновидение поставило несколько различных трудных проблем, потому что в нем была явная сексу­альная активность, как и сопротивления, а это был пер­вый аналитический сеанс пациентки. Данное сновиде­ние, казалось, говорило, что я напоминаю ей кого-то, кому она вскружила голову, и что я, а не она хочу зани­маться сексуальными играми посредством моего рта. Более того, она беспокоится о том, чтобы делать все корректно, и я в этой ситуации должен быть в первую очередь заинтересован в том, чтобы доставить ей сек­суальное удовольствие. Можно видеть, как наши роли были изменены. Ее ассоциации вернулись назад, к тому вопросу, приму ли ее, оставлю ли ее своей пациенткой. Это также показывает ее чувство своей малоценности, пустоты, необразованности, тогда как я выгляжу как «самый лучший». Было также и утверждение о том, что она может испытать оргазм только при кунни­лингусе.

Особой технической проблемой было, как обращаться с элементом явной сексуальной активности в сновиде­нии на этом, первом, полном страхов аналитическом сексе? Я решил, что отмечу ее потребность быть люби­мой, ее страх быть отвергнутой мной и как-то свяжу это с сексуальным элементом. Игнорировать сексуальный элемент означало бы продемонстрировать ей, что он показался «плохим», разговор же о нем, возможно, за-

 

– 294 –

 

темнил бы элементы сопротивления и погрузил бы нас слишком глубоко для этой ранней стадии анализа. Од­нако, поскольку пациентка была способна увидеть это во сне и запомнить это, я решил, что должен проком­ментировать сексуальную активность. Я сказал ей при­близительное следующее: «Вы должны были очень пере­живать после последнего сеанса, когда я показался вам слишком бесцеремонным, и вы бы хотели знать, дейст­вительно ли я возьму вас как пациентку. Тогда вам и приснилось, что я использую мой рот в сексуальных це­лях в отношении вас как доказательство того, что я, действительно, приму вас. «Я сделал реконструкцию вверх так, как это описывали Берта Борштейн (1949) и Лоенвенштейн (1951, с. 10).

Пациентка внимательно выслушала меня и ответила: «Забавно, что вы осознали то, что я всегда чувствовала, что если мужчина любит, он должен быть способен ис­пользовать свой рот в сексуальных целях. Множество мужчин — великие мастера по части разговоров о люб­ви, но они отступают, когда дело доходит до «Этого». Я всегда испытывала смущение, когда они делали это в первый раз, потому что не знала, как они перенесут это, но я считаю, что это, действительно, доказывает, что этот человек любит тебя, по крайней мере, сексуально».

Потребность быть любимой и ужас быть отвержен­ной были главными факторами в сопротивлении пере­носа миссис К. Она приравнивала «быть отринутой» и «быть брошенной». Заброшенность вызывала сильную ярость, которую она обращала внутрь, и, как результат этого, она чувствовала себя как «ничто». Частично это делалось для того, чтобы предохранить, сохранить идеа­лизированного аналитика; потому что ее ужасало, что ее враждебность может уничтожить его, и тогда она, действительно, останется в одиночестве, т. е. превра­тится в ничто.

Я могу дать иллюстрацию и агрессивной стороны этого явления. Существуют пациенты, которых перепол­няют враждебность, разрушительные импульсы, кото­рые бессознательно склонны, скорее, уничтожить своего аналитика и свой анализ, вместо того, чтобы анализи­ровать эти свои импульсы.

Мой пациент, депрессивный невротик с язвенным колитом, поссорился со своей женой, которую он обви-

 

– 295 –

 

нил в том, что она не заботится о приготовлении диети­ческой пищи для него. Он примчался из дома на ана­литический сеанс. Мне было ясно, что он переместил свою враждебность к матери на свою жену. Когда он показался мне разумным, я указал ему на это. Все, что он услышал в этой интерпретации, было то, что я на стороне жены. В этот вечер, несмотря на то, что он строго соблюдал диету годами, он один пошел в ресто­ран и съел все запрещенные блюда, которые только мог проглотить. Он запил их большим количеством оранж и черного кофе. Ночью у него были приступы острой боли, сопровождавшиеся жестокой рвотой и диареей. Бешенство, которое он чувствовал к своей жене, мате­ри и ко мне, он обратил на себя как способ отомстить, следуя формуле: «Я убью себя, и тогда вы все будете жалеть об этом». Кроме этого, это поведение было по­пыткой уничтожить анализ и причинить боль аналитику.

Пациенты, которые страдают от того, что называется «эротизированным» переносом, весьма склонны к раз­рушительному отыгрыванию вовне (Раппапорт, 1956). Это также наблюдается у скрыто-импульсивных паци­ентов, в перверсивных и пограничных случаях и т. д. Все пациенты имеют сопротивления переноса, которые происходят от нижележащих импульсов ненависти. Они заняты лишь поисками разрядки этих чувств и противо­стоят аналитической работе. Техническая задача заклю­чается в том, чтобы найти момент, когда можно моби­лизовать разумное Эго. Обычно по мере того, как ин­тенсивность чувств уменьшается, интенсивные побужде­ния становятся менее сильными, а разумное Эго — более способным принять что-либо.

Менее интенсивные, неявные и хронические стрем­ления к удовлетворению труднее распознать и проде­монстрировать пациенту. Если же они становятся до­ступными для осознания пациентом, они становятся приемлемыми и для аналитической работы.

 

Защитные реакции переноса

 

Другая типичная форма сопротивления наблюдается, когда пациент повторяет и переживает вновь, по отно­шению к своему аналитику, свои защиты против за-

 

– 296 –

 

труднительных положений (А. Фрейд, 1936, с. 19—25). Это может стать основным качеством и функцией реак­ции сопротивления. Эта форма переноса может быть определена как защитные реакции переноса. Такие ре­акции всегда являются сопротивлениями переноса и служат целям отвращения других аспектов и форм яв­ления переноса. Несколько типичных клинических раз­новидностей, которые встречаются с наибольшей часто­той, и выделены для обсуждения (см. Феничел, 1941, с, 68—69).

Одной из наиболее часто наблюдающихся форм за­щитных реакций переноса является продолжительность разумного и рационального поведения по отношению к аналитику. Такое длительное отсутствие иррацио­нальных реакций при поверхностном взгляде кажется отсутствием переноса, но, в действительности, это реак­ция переноса, точнее, защитная реакция переноса. Продолжительное разумное и рациональное поведение явля­ется защитной стороной группы реакций, под которыми скрыты инстинктивные, эмоциональные и иррациональ­ные реакции. Этот вид защитных реакций переноса ча­сто наблюдается в начале анализа у тех пациентов, ко­торые хотят быть «хорошими» пациентами (Гительсон, 1948, 1954).

Позвольте мне проиллюстрировать эту ситуацию кратким описанием моего пациента, мужчины, далеко за тридцать, а в связи с сексуальной импотенцией наблю­дающийся в течение восьми лет. Импотенция ограничива­лась его женой, он был потентен с другими женщинами, но он чувствовал себя виноватым, как за неверность, так и за импотенцию. Однако он был неспособен пре­рвать свои внебрачные связи, несмотря на то, что лю­бил свою жену.

Он был чрезвычайно импотентен и добивался боль­шого успеха в своей профессиональной работе, в области конкуренции не на жизнь, а на смерть, где требовалась высокая степень агрессивности, и даже воинственность.

В анализе он был очень добросовестен и кооперати­вен. Он упорно старался свободно ассоциировать, он приносил свои сновидения, он старался следовать моим интерпретациям, он говорил с умеренным количеством чувств, он не был холоден или чересчур интеллектуа­лен. Временами он молчал, как бы ждал, что я скажу

 

– 297 –

 

что-нибудь, но он знал, что аналитикам полагается молчать. Он часто чувствовал, что мало прогрессирует, но обвинял в этом самого себя, поскольку был убе­жден в том, что я компетентный аналитик. Когда у него был материал, который его смущал, он упрекал себя за такую детскость, поскольку знал, что я не буду критиковать его; аналитики приучены к такому материалу. Когда я делал интерпретации, он мог со­гласиться или последовать за ней, он полагал, что я должен быть прав, а он слишком толстокож или мед­ленно соображает.

Тогда я начал отмечать продолжительную разумность его реакций на меня и думать о том, имеет ли он какие-нибудь другие чувства или фантазии обо мне. Он не знал ничего, но чувствовал, что я компетентный аналитик, который делает все возможное для него. Я отметил, что в некоторых его сновидениях были такие ситуации, когда я описывался мертвым или изуродованным, и та­кие картинки могли исходить из него самого. Он согла­сился, что это кажется правдоподобным, но он не может найти в себе таких чувств. Когда я попытался найти фигуру в прошлом, на которую у него были похожие реакции, оказалось, что это был его отец. Для пациента отец был приличным, добросовестным, упорно работаю­щим человеком, по отношению к которому он имел по­стоянные разумные, рациональные и добрые чувства. Он всегда был терпим и добродушен по отношению к отцовским недостаткам. Это заметно контрастировало с его враждебным и драчливым поведением по отноше­нию к другим авторитетным мужчинам или по отноше­нию к его наставникам. Он, казалось, защищал меня и своего отца от своих бессознательных инстинктивных побуждений — но почему?

Сновидение предложило ключевой материал. Он на парусной шлюпке. Паруса подвешены на тотемном шесте, на котором три фигуры, двое мужчин и ребенок. Вер­шинная фигура похожа на меня, затем — ребенок, а на дне — отец. Его ассоциации привели к следующему. Когда ему было семь лет, у отца был сердечный при­ступ, и пациент полагал, что эта его эмоциональная вспышка почти убила отца. Этот материал не был но­вым, но он, казалось, стал вновь важен для пациента. Он колебался несколько мгновений, а затем спокойно

 

– 298 –

 

сказал мне, что он слышал, что у меня был как-то сердечный приступ. Он продолжил, сказав сердечно, что я должен заботиться о себе, ведь я сам терапевт. Я уловил натянутость в его попытке говорить утеши­тельно. Я прервал его, и спросил: «Что-то беспокоит вас, о чем еще вы думаете?» Пациент вздохнул, попы­тался рассмеяться, а затем сказал, что он слышал, что мне за пятьдесят, и что это шокировало его. Он думал, что мне сорок. Я выгляжу молодым и действую, как молодой.

Я вмешался: «То, что мне больше пятидесяти, шоки­ровало вас. Что у вас связано с этой мыслью — за пять­десят? Пациент быстро сказал: «Мой отец умер в 53 го­да, я не могу вынести возможности того, что вы умре­те. На моей совести достаточно всего. Я не думал, что скажу вам это все, но этот ребенок на тотемном шесте заставил меня вспомнить смерть нашего первого ре­бенка. Я рассказывал, что у моей жены «пласента прев­ла», но до сих пор я не осознавал, что чувствую вину за то, что это было вызвано половым сношением с ней незадолго до кровотечения».

Я интерпретировал это для него: «И вы стали им­потентным со своей женой для того, чтобы быть уве­ренным, что никогда не повредите другому ребенку». Он ответил: «Да, я не достоин иметь половое сношение с хорошей женщиной. Только разрушительные вещи ис­ходят от меня, когда я позволяю себе это. Вы должны быть признательны за то, что я так хорошо контролирую себя здесь». Пауза. Молчание.

Теперь стало ясно, что за постоянной разумностью пациента, за его защитным переносом лежат буйные чувства и побуждения. Его разумность со мной была способом защитить и предохранить меня от его разру­шительной враждебности. Анализирование истории его защитной разумности сделало возможным для пациен­та пережить бурные влечения, которые лежат за этим защитным барьером.

Кажущееся отсутствие реакций переноса превраща­ется в защитный перенос. Пациент повторяет со своим аналитиком группу защитных реакций, которые он счи­тал необходимым использовать во взаимоотношениях с отцом, а затем с женой. Эти защитные реакции были сопротивлением и противодействовали раскрытию ин-

 

– 299 –

 

стинктивных и эффективных компонентов, которые ле­жали, скрытые, под ними.

В приведенном выше примере пациент перенес це­лую группу защит на аналитика, но бывают случаи, когда может переноситься только одно защитное отноше­ние. Существуют пациенты, которые всегда реагируют на интерпретацию так, что кажется, что они приняли ее. Однако они, возможно, лишь повторяют при этом по­корное отношение из своего прошлого для того, чтобы отвратить агрессивные чувства. Один из моих пациен­тов никогда не делал интерпретацию по собственной инициативе, даже когда материал был совершенно оче­виден. Он всегда ждал, чтобы я сам дал ему интерпре­тацию. Это защитное поведение было производным того факта, что его старший брат неистово конкурировал с ним и, бывало, жестоко нападал на него, если пациент как-то угрожал его превосходству. Следовательно, па­циент вел себя по отношению ко мне как наивный, ни­чего не знающий человек — играл ту же самую защит­ную роль, которую он принял по отношению к своему старшему брату.

Таким образом, примеры защитных реакций переноса описываются как такие, в которых определенные защи­ты находятся на переднем плане явлений переноса. Однако существуют и другие защитные реакции пере­носа, в которых определенные инстинктивные и эффек­тивные реакции используются как защиты против дру­гих инстинктивных и аффективных явлений. Например, пациентка, которая сохраняла в течение длительного периода времени сильный сексуальный и эротический перенос, для того, чтобы отвратить более глубоко ле­жащий враждебный, агрессивный перенос. У пациентов того же пола, что и аналитик, продолжительный враж­дебный перенос может быть использован как защита против гомосексуальных чувств. Похожая ситуация су­ществует и с отношениями. Продолжительная покор­ность может быть защитой против непослушания или непослушание может быть защитой против покорности, которая может означать пассивную гомосексуальность для пациента и т. д. Приведенные выше иллюстрации являются примерами реактивных формаций, проявив­шихся в переносе.

Защитные реакции переноса всегда показывают, что

 

– 300 –

 

есть страх какого-то нижележащего инстинктивного и аффективного компонента. Защитный перенос является обычно Эго-синтонным и, следовательно, представляет собой дополнительное техническое препятствие. Снача­ла необходимо сделать защитный перенос чужим для Эго, и только потом можно будет эффективно зани­маться анализом. Защитные реакции переноса часто встречаются у псевдонормальных характеров, у канди­датов, проходящих тренировочный анализ, в клиничес­ких случаях, проводящихся |бесплатно, а также при рас­стройствах невротического характера, когда сохраняется нормальный фасад. Дополнительная техническая про­блема, которую представляют собой такие пациенты, состоит в необходимости показать защитный перенос как сопротивление, сделать его Эго-дистоничным, оче­видным для пациента как симптом (Рейдер, 1950; Ги­тельсон, 1954). Только после этого можно приступить к анализу нижележащих побуждений и аффектов.