Т.Нагель о проблемах эпистемологии в статье «Каково быть летучей мышью?».

Томас Нагель или Нэйджел (англ. Thomas Nagel, род. 4 июля 1937) — американский философ, исследователь вопросов философии сознания, политики и этики.

Согласно утверждению Т. Нагеля, «самосознание – вот то, что делает проблему тело-разум практически неразрешимой. Может быть, именно поэтому в последнее время эта проблема часто оставляется без внимания. Предлагаемые же решения выглядят явно ошибочными».

По его мнению, обычные примеры не помогают нам понять отношений мозг – разум, и почему в настоящее время мы не представляем себе, каким могло бы быть объяснение физической природы мыслительных явлений. Если бы самосознания не было, загадка тело-разум была бы гораздо менее интересной. С самосознанием эта проблема кажется безнадежной. Самая важная и характерная черта сознательных мыслительных феноменов почти не понята.

Опыт сознания – весьма распространенный феномен. Но в общем можно сказать, что некий организм впадает в сознательное состояние только тогда, когда быть этим организмом на что-то похоже – для него самого.

Нагель предлагает, чтобы объяснить связь между субъективностью и точкой зрения и подчеркнуть важность субъективных черт, полезно рассмотреть пример, в котором ясно видна разница между двумя типами концепций, субъективной и объективной. Он предполагает, что все согласны с тем, что у летучих мышей имеется некий опыт. Оставив в стороне философские размышления – любой, кто бывал в закрытом пространстве вместе с испуганной летучей мышью, знает, каково встретиться с фундаментально иной формой жизни.

Нам известно, что большинство летучих мышей воспринимают внешний мир в основном с помощью сонара, или эхолокации, обнаруживая отражения своих быстрых, тонко модулированных, высокочастотных криков от объектов, находящихся в пределах досягаемости. Их мозг способен соотносить исходящие сигналы с последующим эхом; информация, полученная таким образом, позволяет летучей мыши точно различать расстояния, размеры, форму, движение и текстуру так же, как мы различаем все это при помощи зрения.

Однако, хотя сонар летучей мыши, безусловно, является органом чувств, он совершенно не похож ни на какой из наших органов чувств, и у нас нет никаких оснований предполагать, что он субъективно напоминает нечто, что мы способны вообразить или испытать. Это весьма затрудняет для нас понимание того, на что похоже быть летучей мышью. Мы должны попытаться найти некий метод, который поможет нам делать выводы о внутренней жизни летучих мышей, исходя из нашего собственного опыта, или, по крайней мере, некий метод, который позволит нам приблизиться к этому пониманию.

Нагель поставил вопрос так! Я хочу знать, как чувствует себя изнутри сама летучая мышь! И он утверждает, мы знаем, что все переживания летучей мыши имеют некий субъективный характер, которого нам постичь не дано. Лучше всего об этом могли бы сказать сами летучие мыши – если бы мы только знали, что они ощущают. Если где-то во Вселенной существует жизнь, обладающая сознанием, скорее всего, мы тоже не сможем понять ее даже в самых широких из имеющихся у нас терминов опыта.

Нагель замечает: – мы знаем, что, несмотря на свою огромную вариативность и невероятную сложность, субъективный характер человеческого опыта весьма специфичен. Хотя у нас пока нет подходящих терминов для его описания, в принципе подобное описание возможно и может быть понято только нами. Тот факт, что мы не можем надеяться детально описать доступным нам языком феноменологию марсиан или летучих мышей, не означает того, что они не испытывают сложных субъективных переживаний, сравнимых по богатству деталей с нашими ощущениями.

Нагель делает важный вывод: -... размышления о том, на что похоже быть летучей мышью, привели нас к следующему заключению: существуют некие факты, которые не могут быть выражены средствами человеческого языка.

Объективное предположение о переживаниях другого возможно только тогда, когда его делает существо, достаточно похожее на объект анализа, чтобы иметь возможность встать на его точку зрения, – так сказать, понять другого одновременно от первого и от третьего лица.

Сказанное имеет прямое отношение к проблеме тело-разум. Ведь если факты, говорящие о том, как переживает свой опыт сам организм, доступны только с одной точки зрения, тогда то, как верный характер этого опыта может быть выражен через физическую деятельность этого организма, является настоящей загадкой. Ведь физическая деятельность организма является областью объективных фактов – фактов, которые могут быть увидены и поняты со многих точек зрения индивидуумами с различными перцептуальными системами. Ничто не мешает человеческим ученым досконально изучить нейрофизиологию летучих мышей, а разумные летучие мыши или марсиане могли бы узнать о человеческом мозге больше, чем можем надеяться узнать мы сами.

Говоря о переходе от субъективной к объективной характеристике, Нагель воздерживается от суждения о существовании конечной точки, полностью объективной, присущей самому предмету природы, которую мы можем оказаться способны или не способны понять. Возможно, лучше определять объективность как направление, в котором может идти понимание.

Нагель вроде бы соглашается с «редуционистами», что чем меньше наше описание зависит от человеческой точки зрения, тем оно объективнее. Такой подход возможен благодаря тому, что, хотя представления и идеи, которыми мы пользуемся, чтобы анализировать окружающий мир, изначально формируются с точки зрения, включающей сенсорный аппарат, мы используем их, чтобы думать о вещах, отличных от них самих.

Он отмечает, что свидетельством против редуцируемой природы опыта можно обнаружить уже в случаях удачной редукции. Открыв, что звук представляет собой волновое явление, распространяющееся в воздухе или иной среде, мы заменяем одну точку зрения на другую, и слуховая точка зрения, человеческая или животная, от которой мы отказываемся, остается нередуцированной.

Нагель делает вывод: – большинство нео-бихевиористских течений современной философской психологии основаны на стремлении выработать объективную концепцию разума, которая может быть полностью редуцирована. Если мы согласимся с тем, что физическая теория разума должна иметь в виду субъективный характер опыта, мы должны согласиться и с тем, что никакая из существующих на данный момент теорий не объясняет нам, как это можно сделать.

Заключение, что физикализм ошибочен, было бы также ложным. Физикалистские гипотезы, опирающиеся на ошибочный объективный анализ мозга, ничего не доказывают. Было бы правильнее сказать, что физикализм – это позиция, которую мы не можем понять, так как в настоящее время не располагаем концепцией того, как она может быть верной. В конце концов, можно сказать, что значение физикализма достаточно прозрачно: мысленные состояния суть состояния тела; мысленные события суть физические события.

Важнейший момент в статье Нагеля. Он хочет выяснить, возможно ли, говоря его собственными словами, «описание [действительной природы человеческого опыта] в терминах, доступных существам, которые не способны вообразить, на что похоже быть нами». Сформулированное таким образом, это звучит как противоречие – и действительно, Нагель имеет в виду именно это.

«ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ЛЕТУЧЕЙ МЫШЬЮ?» -статья философа Томаса Нагеля, опубликованная в журнале «Philosophical Review» в 1974 и направленная против физикалистского редукционизма как преобладающего подхода к решению психофизической проблемы в современной аналитической философии. Согласно Нагелю, любая попытка свести психические явления к физическим процессам в мозге, установив между ними теоретическое тождество, аналогичное тем, что уже открыты в науке (напр., «вода есть Н₂0», «молния есть электрический разряд» и т.п.), наталкивается на непреодолимую трудность, связанную с субъективным характером сознания. Субъективность, по мнению Нагеля, выражает саму сущность сознания, ибо организму только тогда присущи осознаваемые психические состояния, когда есть нечто такое, что значит для данного организма быть этим организмом. А это означает, что существуют «чисто субъективные факты», отличительная особенность которых состоит в том, что они сущностным образом связаны с некоторой, как говорит Нагель, индивидуальной «точкой зрения», выражаемой в языке с помощью грамматической категории первого лица. Поскольку субъективные факты доступны только с определенной индивидуальной точки зрения, то мы и не можем, напр., представить себе, что значит быть летучей мышью и воспринимать окружающий мир с помощью звуковой эхолокации. Наука же имеет дело лишь с объективными фактами, которые не зависят от наблюдателя и его субъективных восприятий. Доступ к ним мы получаем, абстрагируясь от индивидуальных точек зрения. Более того, применительно к объективным фактам, полагает Нагель, мы можем провести различие между видимостью и сущностью, т.е. между тем, как эти факты выглядят с какой-то точки зрения (напр., молния воспринимается нами как яркая вспышка света), и тем, что они суть на самом деле (так, молния, по своей сути, — это электрический разряд). Напротив, осознаваемые психические состояния не обладают существованием, независимым от того, как они являются некоторому субъекту. Хотя Нагель был крайне осторожен в своих выводах, его статья стала своеобразным манифестом для философов, настаивающих на невозможности постичь природу психического на основе чисто объективного научного метода.