Развитие техники и технологии в условиях НТР

В условиях научно-технической революции развитие техники и технологии происходит двумя путями:

· эволюционным;

· революционным.

Эволюционный путь состоит в постоянном совершенствовании техники и технологии, а также в увеличении мощности производительности машин и оборудования, в росте грузоподъемности транспортных средств и т.д. Так, в начале 50-х годов самый крупный морской танкер вмещал 50 тыс. т нефти. В 70-е годы стали производить супертанкеры грузоподъемностью 500 тыс. т и более.

Революционный путь является основным путем развития техники и технологии в эпоху НТР и заключается в переходе к принципиально новой технике и технологии. Революционный путь — главный путь развития техники и технологии в эпоху НТР.

Процесс автоматизации производства

Техника в период научно-технической революции вступает в новый этап своего развития — этап автоматизации.

Превращение науки в непосредственную производительную силу и автоматизация производства — это важнейшие характеристики НТР. Они изменяют связь человека и техники. Наука играет роль генератора новых идей, а техника выступает их материальным воплощением.

Процесс автоматизации производства ученые делят на ряд ступеней:

· Первая характеризуется распространением полуавтоматической механики. Рабочий дополняет технологический процесс интеллектуальной и физической силой (загрузка, разгрузка автоматов).

· Вторая ступень характеризуется появлением станков с программным управлением на основе компьютерной оснащенности процесса производства.

· Третья ступень связана с комплексной автоматизацией производства. Для этой ступени характерны автоматизированные цехи и заводы-автоматы.

· Четвертая ступень является периодом завершенной автоматизации хозяйственного комплекса, становящегося саморегулирующейся системой.

Изложенное свидетельствует о том, что НТР выражается в качественном преобразовании системы жизнеобеспечения людей.

НТР преобразует не только сферу производства, но и изменяет среду образования, воспитания, быта, расселения и другие сферы общественной жизни.

Характерными особенностями хода НТР:

· концентрацией капитала. Объясняется это тем, что техническое перевооружение предприятий требует концентрации финансовых средств и значительных их затрат.

· углублением разделения труда.

· рост экономического могущества фирм приводит и усиление влияния с их стороны на политическую власть.

Осуществление НТР имеет и некоторые негативные последствия в виде увеличения социального неравенства, усиления давления на природную среду, увеличения разрушительности войн, роста безработицы, снижения социального здоровья и т.д.

Одной из важнейших общественных задач выступает реализация необходимости максимального использования положительных последствий НТР и снижение объема ее негативных последствий.

 

Технократизм и техноэтика.

(А.В.Миронов. Технократизм – вектор развития глобализации)

Проявление технократизма как формы мышления можно проследить уже в древней истории цивилизации. В философии первая из дошедших моделей общества – «Идеальное государство» Платона – проникнута идеей технократизма, в которой все биологические и социальные основания бытия социума жестко определены. Учение Платона в разные исторические эпохи было популярно, что подтверждает распространение технократического мышления. Среди всевозможных модификаций модели государства Платона наиболее значимым является «Новая Атлантида» Ф.Бэкона, в которой впервые предложено сосредоточить власть в руках ученых.

Термин «технократизм» (от греч. «technē» – искусство, ремесло, мастерство и «kratos» – власть) первоначально использовался для описания претензии на власть инженерно-технической и научной элиты. Но по сути своей технократизм – это еще и специфическая форма мышления, которая в определенные исторические периоды доминирует в сознании людей. Для дальнейшего понимания необходимо дать определение технократизму как широко распространенному социальному явлению. Т ехнократизм можно определить как 1) перенос профессионального мышления и ценностей из сферы научной и/или инженерной деятельности, а также любой профессиональной среды на все остальное многообразие отношений; 2) абсолютизацию математических моделей – придание им онтологического статуса.

Такое проявление технократизма заметно в среде вольных каменщиков; Л.Н.Гумилев цитирует Cochin Augustin: «Здесь вырабатывался тип человека, которому были отвратительны все корни нации: католическая вера, дворянская честь, верность королю, гордость своей историей, привязанность к обычаям своей провинции, своего сословия, гильдия. […]. Реально то, что считают другие, истинно то, что говорят, хорошо то, что они одобряют. Доктрина становится не следствием, а причиной жизни. […]. Среда его обитания – пустота, как для других – реальный мир; он как бы освобождается от пут жизни, все ему ясно и понятно; […]. Как следствие – убеждение, что все следует заимствовать извне (…)… Будучи отрезан от духовной связи с народом, он смотрит на него как на материал, а на его обработку – как на техническую проблему». Технократизм такого рода пронизывает всю историю человечества. В терминах, используемых Л.Н.Гумилевым, такое мировоззрение определяется как «антисистема», направленная на «уничтожение» системы.

В работе А.Сен-Симона и О.Конта технократические утопии начинают приобретать философско-политическое обоснование.

Первые работы, непосредственно сформулировавшие претензии научно-технической элиты на власть, появляются в XX в., когда Т.Веблен, американский экономист и философ, в работе «Инженеры и система цен» предлагал захват власти инженерами, формирующими «Совет технических специалистов». С этого момента технократическая утопия стала политическим движением.

Несмотря на то, что «технические специалисты» так и не захватили власть, именно к политической стороне технократизма было приковано внимание исследователей.

В культуре усилилось влияние технократических идей. «Технократический дух также несли в "прекрасные" искусства авангардистских практик вариантов различных радикальных инновационных стилей связанных с ранним модернизмом. Манифест итальянских футуристов; мода геометрического абстракционизма, иллюстрируемого работой Mondrian и образцами "Машинного Искусства"; доктрины рецисионизма и конструктивизма; празднование технологического функционализма в архитектуре Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, и других образцов международного стиля – все эти тенденции иллюстрировало проникание вкультуру современности своего рода технократического утопизма» Для культуры XX в. технократические черты стали отличительной и доминирующей особенностью.

Культура отражала значительные изменения, происходящие в мышлении. На их основе формировалась новая постмодернистская глобальная система ценностей, до поры до времени остававшаяся неразличимой на фоне ценностей христианства и эпохи модерна.

Развитие цивилизации, основанной на применении естественнонаучного знания для трансформации окружающего мира, способствовало развитию рационализма в мышлении. Очередным достигнутым рубежом стало возникновение технократической формы рационализма. Новый этап распространения технократизма как доминирующего типа мышления начался во второй половине XIX века. В это время применение техники затронуло сферу повседневного существования людей. Распространение водопровода, канализации, газовых плит, центрального отопления, городского транспорта, электричества, телеграфа, а позднее кинематографа, телефона, радио, звуковоспроизводящих устройств, фотографии и т.д. настолько кардинально и быстро изменило быт, что все происходящие перемены стали рассматриваться сквозь призму технического прогресса. «Принципы организации производства стали проецироваться на организацию быта». Распространению технократического мышления способствовали: промышленное производство, система образования, достижения науки, внедрение техники во все сферы человеческой деятельности, архитектуру, искусство. Повсеместно эталонами красоты стали инженерные конструкции от Эйфелевой башни до современных транспортных коммуникаций.

В середине XX в. пришло понимание технократизма как определенной формы изменения общества под воздействием научно-технического прогресса. Технократическое мышление приобрело широкое распространение за счет воздействий, оказываемых наукой, техникой и технологиями на все стороны жизнедеятельности людей. Происходит формирование новых общественных отношений и возникают новые ценностные основания культуры, т.е. новая культурная идентичность.

Глобальный характер технократизм как тип мышления приобрел с распространением промышленного производства по всему миру. Множество людей на всех континентах, вовлеченные в систему образования, научную, инженерную и техническую деятельность на основе современных технологий, становились носителями сходных ценностных представлений.

Популярность ценностей технократизма сделала его реальной культурной доминантой, противостоящей исторически сложившимся в данном обществе культурным ценностям. Под воздействием промышленного производства, системы образования, проникновением технических устройств во все сферы человеческих отношений, навязыванием ценностей научного познания и рационального мышления впервые в общепланетарном масштабе формируется новая единая культура. Суммарным последствием ее возникновения и существования стал экологический кризис. Его проявление заключается не только в разрушении среды обитания, но и в культурном кризисе, отражающем разрушение привычного духовного мира человека.

Под влиянием происходящих изменений и биосфера, и культура вынуждены трансформироваться. Угрозой для всех живущих на планете людей является возможный переход биосферы в состояние, при котором наш вид будет или уничтожен, или его численность будет сокращена до приемлемых для биосферы размеров. Если подобный сценарий реализуется, то произойдет и коллапс современной культуры. Пока этого не произошло, важно предупредить или хотя бы ослабить опасные тенденции.

Таким образом, технократизм становится частью политической культуры XX века не потому, что технические специалисты получают власть, а потому, что успешная деятельность на производстве повышает привлекательность их методов в глазах политиков и обывателей.

Современное проявление технократизма: «по отношению к природе – это экспансия машинной техники в область взаимодействия человека и природы, туда, где до этого ее не было. В социальной сфере технократизм – это технизация социальных структур, это «техника власти». В духовной – рационализация всех форм духовной жизни человека: абсолютизация достижений науки, изменение характера искусства, явление масскультуры и многое другое»

Возникновение и распространение технократизма имеет важные культурные и социальные последствия. Технократизм – это очередной шаг в эволюции системы ценностей. Шаг тем более опасный, что долгое время он был неразличим на фоне традиционной культуры и устоявшейся этики. Широкое распространение техники, мировоззренческая роль науки и применение научного знания в разнообразных технологиях сделали возможным формирование новой этики, лежащей в основе принципиально новой культуры и новой религии.

Техноэтика

Отсюда очевидна необходимость существования отдельной отрасли знания, которая затрагивает не только профессиональные технически-ориентированные круги людей (инженеров, технологов, программистов и др. - оценка техники), но и широкие массы пользователей техники. Такой отраслью знания, связывающей системой контроля мир технического и ставящий его в подчиненное человеку положение, является техноэтика.

«Техноэтика» своей первой морфемой отражает техническую и технологическую мощь человечества, ставшего, согласно В.И.Вернадскому, «геологической силой». Для контролируемого и максимально управляемого протекания экологического кризиса, для смягчения отдельных его элементов от человечества потребуются поистине «тектонические» усилия не только и не столько в сфере техники, сколько в сфере духа. (Достаточно не делать то, что при помощи технического осуществляется повсеместно. Такой технологический принцип «у-вэй» – «недеяние», может оказаться достаточным для смягчения кризиса.)

Вторая морфема отражает распространение моральных отношений на возможность создания, применения и оценку последствий использования технических усовершенствований не только в сфере инженерной и технической деятельности, но и в повседневной жизнедеятельности основной массы людей. И распространение этой моральной оценки на человека и его окружение включает в себя всю сферу человеческой деятельности, т.е. будущее самого человечества как вида и рода (прямых и косвенных потомков), его прошлое и будущее, окружающую живую и неживую природу.

«Техническая» сторона техноэтики.

В результате научно-технического прогресса и последующей научно-технологической эволюцией, произошло доминирование технологий и использование техники во всех видах коммуникаций. Проникновение техники и объединение человечества при помощи технологий стало глобальным, а скорость трансформации социума превысила адаптивные возможности культуры. Интеграции техники и технологий в культуру так, как это было раньше, не происходит. Техника, как ледокол, разрушает устоявшиеся связи, нормы, правила, и только отдельные фрагменты былого еще могут обманывать своей статичностью. Закономерным последствием «технизации» стало катастрофическое отставание в разработке норм этической адаптации общества к последствиям научно-технического прогресса и экологического кризиса.

Техноэтика призвана формировать отношение людей к науке, технике и технологиям в условиях экологического кризиса. Скорость смены поколений технических устройств, появление новых, продиктованных технологиями отношений порождает конфликт уже не между «отцами» и их «детьми», а между поколениями с десятилетним отличием в возрасте.

Человек «омашинивается» по-разному. С одной стороны, существует устойчивая тенденция к симбиозу человека с механикой (внедрение искусственных имплантантов, например), но это диктуется медицинскими причинами и уже не вызывает серьезного опасения. С другой стороны, попытки соединить в единое целое нервную систему человека и электронные приборы уже не фантастика, а реальность. Здесь опасения большие, так как появление у подобных симбионтов новых возможностей открывает перед ними радужные перспективы, каковые и вызывают опасения у обывателей. Будет ли подобный человек человеком в привычном смысле этого слова, не принесет ли он вред остальным людям, какими этическими и нравственными нормами он будет руководствоваться при общении с себе подобными и остальными, не возомнит ли он о себе как о Сверхчеловеке, а о нас как о «плевках под ногами». Все эти и многие другие вопросы становятся актуальными и не разрешимыми на научных основаниях.

Но человек «омашинивается» и по-другому. Он вовлечен в ритм современного производства и быта. Этот ритм определяется уже не биологическими и географическими факторами, а техническими и технологическими. Восприятие мира при помощи телевидения и Интернета, телефона и радио, СМИ стало определяющим в формировании мировоззрения человека современного. Он не просто думает при помощи машин, он уже часто думает как машина. Человек не смог научить машину думать и от этого ощутил одиночество. Он стал машиноподобным, и поэтому, попытался в технике обрести друга.

«Дружба дружбой, а служба, службой», и техника – не более чем обслуживающий элемент нашей жизни. Не следует из нее творить кумира. В противном случае, человек наделяет технические объекты антропными чертами, ищет в них интеллект, влюбляется, наделяет свободой воли – демонизирует… Игра с техникой приобретает религиозный оттенок поклонения. Человек начинает служить технике.

 

Одним из путей решения экологических проблем представляется включение природы в сферу этики. При помощи такого расширения этики удастся теоретически обосновать защиту природы. Расширение этической проблематики и включение в нее природы необходимо из-за ускорения трансформации среды обитания человечества. Ее геосферные составляющие трансформируются настолько быстро, что ни они сами, ни человечество не успевают адаптироваться к происходящим изменениям.

Традиционный путь проб и ошибок выработки этических норм занимает столетия. Теперь он вынужденно заменяется на этику, соответствующую реалиям экологического кризиса (понимаемого и как кризис в духовной сфере

Техноэтика – будет все более и более востребована по мере нарастания экологического кризиса. Невозможность разрешить проблемы перехода к стратегии «устойчивого развития» политическим методами заставляет искать обходные пути и в частности, изменением мировоззрения людей, формируя новые ценности и императивы в области поведения в обществе, в потреблении товаров и услуг, в отношении к окружающей природе.

Отставание адаптации общества к техническому окружению может быть сокращено. Одним из возможных способов является постоянная выработка этических норм, регламентирующих взаимоотношение человека в рамках небольших географически локализованных объектах с окружающим миром посредством техники. Апелляция к этике отдельного человека не представляется единственным путем внедрения техноэтических норм в структуру социума. Гораздо продуктивнее обращаться определенным сообществам, обладающим едиными (или сходными) ценностями и мировоззрением. Техноэтика не является еще одним видом профессиональной этики. Техноэтические предложения направлены на обывателя, который может и должен выполнять этические требования своей профессии (инженерной, врачебной, научной и т.д. этики).

 

Таким образом, вне рационально созданных техноэтических норм адаптация человеческого общества к изменяющемся условиям будет приводить к усилению экологического кризиса как во внешней природной среде, так и в социальном окружении.

 

Часть IV: Семинарские вопросы

 

36. И.Кант о границах и активности человеческого познания в «Предисловии» ко второму изданию» Критики чистого разума.

 «Критику чистого разума» Кант опубликовал в двух изданиях: первое появилось в 1781, второе — в 1787 г. «Критика чистого разума» принадлежит к числу великих произведений философии, содержание и смысл которых всегда остаются неисчерпаемыми.

Кант видит задачу философии как раз в том, чтобы осуществить критику чистого разума. Это значит: не критику каких-то отдельных положений или, как он говорит, "не критику книг и систем", хотя такую критику тоже можно и подчас нужно осуществлять. Но критика по адресу отдельных людей, тех или иных произведений, вряд ли может быть, согласно Канту, по-настоящему основополагающей. Он разъясняет: "Я разумею под этим (под критикой чистого разума) не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремиться независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и определении источников, а также объема и границ метафизики на основании принципов". Кант призывает отыскать корни всей проблематики, всего исследования чистого разума, этой дарованной человеку способности, этого общечеловеческого дара, чтобы выяснить, что чистый разум может и чего он не может, каковы его основания, как рождаются его принципы, формируются понятия.

Кант оперирует столь знакомым нам понятием "научная революция", или "революция в науке

Революционный переворот пришел вместе в естествознание с учением Коперника и с последующим осмыслением естествознания у Галилея, Ньютона и др. Правда, у истоков этого процесса сам Кант ставит Ф. Бэкона как мыслителя, который хорошо понял революционный смысл духовного поворота. Фиксируя эту "революцию в способе мышления", Кант утверждает, что современная ему философия на ее путь еще не вступила. Она еще не пережила революционного переворота. «Критика чистого разума» и все последующие работы Канта как раз -и содержат в себе попытку вывести философию на аналогичный путь, совершив в ней столь необходимую "революцию в способе мышления".

Но в чем именно Кант видит смысл и содержание такой революции?

Суть науки, суть человеческого познания, по Канту, заключается в том, что человек не тащится на поводу у природы. В математике, например, человек изобретает, строит геометрические фигуры, причем он делает это соответственно некоторой необходимости, по определенным принципам. В естествознании дело обстоит, согласно Канту, аналогичным образом. Естествоиспытатель ставит эксперименты, опыты, производит расчеты и, значит, заставляет природу отвечать на свои вопросы. Иными словами, революционную перемену, которая произошла с математикой в античности, а с естествознанием — в новое время и которая еще должна только произойти в философии, в метафизике, Кант видит в том, чтобы раскрыть творческий, конструктивный характер человеческого познания, человеческого мышления, деятельности человеческого разума. Речь идет об осмыслении исторического факта наука не рождается вместе с природой, даже если это наука о природе. Наука — конструктивное и творческое создание человеческого ума.

В предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» Кант с самого начала стремится выразить свое отношение к коренной проблеме: мир и познание, мир и человек, не оставляя при этом никаких сомнений в том, почему его так интересует данная проблематика. Им движет не чисто академический, философско-теоретический интерес, как бы он ни был важен для Канта-исследователя. Кант показывает, что здесь заключен единственный способ теоретически обнаружить истоки человеческой свободы, понять человека как свободное существо. Путь доказательства — тщательное обнаружение того, что человек есть по природе своей творческое существо, способное производить новые знания, делать то, чего не делает природа, или по крайней мере вносить некоторые существенные дополнения к миру природы. Наука и искусство — яркие взлеты, впечатляющие воплощения исконного человеческого творчества, т.е. той самой свободы, которой проникнуто любое в сущности созидательное действие. Нельзя понять человека ни как свободное, ни как моральное существо, если просто связать его в качестве пассивного и зависимого предмета с природой, ее вещами и процессами. Свобода — некий скачок из царства естественной необходимости. Между научной революцией и прогрессом человеческой активности в направлении все большей свободы есть несомненная связь.

 

Одно из центральных понятий, без которого «Критику чистого разума» просто нельзя постигнуть, — понятие априорного (а priori). Кант и различает два вида знания (и познания): опытное, основанное на опыте (от a posteriori — апостериорное) и внеопытное (от a priori — априорное). Способ образования обоих видов знания различен.

Всякий раз, когда мы говорим: "Все тела протяженны", мы как бы отвлекаемся от многообразия, неисчерпаемости опыта. Всеобщее знание мы добываем каким-то иным способом, а не посредством простого эмпирического обобщения. Согласно Канту, это и есть знание, которое следует назвать априорным, внеопытным, причем не сегодня или завтра, а в принципе и всегда априорным. Оно не выведено из опыта, потому что опыт никогда не заканчивается. В том и состоит природа таких знаний и познаний, что при высказывании теоретических всеобщих и необходимых суждений мы мыслим совершенно иначе, нежели при простом обобщении данных опыта. Можно знать из опыта, что это или то тело протяженно, но, заявляя, что "все тела протяженны", мы совершаем внеопытный скачок мысли, т.е. мысль совершает переход в ту сферу, которая непосредственно опытом не обусловлена.

Таким образом, всякое всеобщее и необходимое теоретическое знание, истинное знание, по мнению Канта, априорно — доопытно и внеопытно по самому своему принципу. Но ведь всякое познание укоренено в опыте?! Кант этого и не отрицает. Более того, Введение в «Критику чистого разума» он начинает с утверждения: "Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта...". Рассуждение в подтверждение и доказательство этого, для Канта очевидного, высказывания приводится простое; это скорее доказательство от противного: "...чем же пробуждалась бы к деятельности познавательная способность, если не предметами, которые действуют на наши чувства...".

Но в поистине громадной по объему совокупности априорных познаний особо интересует Канта априорные познания, поскольку они выражаются в суждениях, Кант делит на аналитические и синтетические априорные суждения. Все суждения, как известно из логики, приводят в связь субъект (S) и предикат (Р) суждения. Так, в суждении "Все люди смертны" субъект (S) — люди, предикат (Р) — свойство смертности. Все априорные суждения содержат внеопытные, т. е. всеобщие и необходимые, знания. Но они в свою очередь делятся на две группы. К первой группе принадлежат те, в которых предикат не прибавляет нового знания о субъекте, а как бы "извлекает" на свет божий знание, так или иначе имеющееся в субъекте суждения. Кант приводит очень характерный для своего времени пример — суждение "все тела протяженны". Оно является априорным (воплощает всеобщее и необходимое знание) и вместе с тем аналитическим, ибо в понятии тела уже заложено, в сущности, понятие протяженного. Нужен только дополнительный анализ, чтобы это выявить, в самом деле, для физики докантовского и кантовского времени понятия "тело" и "нечто протяженное" — синонимы и, стало быть, аналитически выводимы друг из друга.

Еще один вид априорных суждений — они-то и интересуют Канта в первую очередь — те, в которых устанавливаемое предикатом знание оказывается новым по сравнению со знанием, уже заключенным в субъекте. Тут имеет место новое соединение познаний и знаний, новый их синтез. Поэтому Кант называет данные суждения синтетическими априорными суждениями. Пример: "Все тела имеют тяжесть". Оно прежде всего априорное, ибо содержит всеобщее и необходимое знание, но, кроме того, синтетическое, ибо понятие тяжести не заключено (для кантовского времени) в понятии тела - для присоединения, синтезирования его надо расширить и обновить знание, а значит, осуществить новые познания. Аналитические суждения Кант называет поясняющими, а синтетические — расширяющими суждениями. Синтетические суждения требуют нового обращения к опыту.

Итак, аналитические суждения, по Канту, все априорны: они не требуют обращения к опыту, а значит, не дают в подлинном смысле нового знания. Что же касается синтетических суждений, то они могут быть эмпирическими и априорными. "Все эмпирические суждения, как таковые, синтетические". Они всегда) по Канту, дают новое знание.

Особое внимание Канта априорные синтетические суждения привлекают потому, что они воплощают в себе удивительную способность человека добывать всеобщие и необходимые и вместе с тем новые знания, опираясь на особые познавательные способности, действия, приемы познания. Всего ярче такая способность — активная, творческая — воплощается в науке. Истины науки, постоянно добываемые и обновляемые, и суть, согласно разъяснениям Канта, априорные синтетические суждения. Иными словами, раз такие суждения уже существуют, они возможны. Тут, по Канту, нет проблемы, нет спора.

А вот основная проблема «Критики чистого разума» сформулирована Кантом в виде вопроса: как возможны синтетические априорные суждения? Это значит, в центре внимания данной работы — философская проблема познания, делающего возможным истинное знание науки и практики, притом именно новое всеобщее и необходимое знание.

Разум — третья способность человека, анализируемая Кантом в разделе, который назван «Трансцендентальной диалектикой». В кантовском учении о разуме метафизика ("чистая философия" с самой широкой мировоззренческой ориентацией и проблематикой) есть высшая цель и предпосылка. Но разговор здесь пойдет не только о чистой метафизике. Нам прежде всего надо выяснить, что же такое, согласно Канту, разум, какая это человеческая способность.

Подытожим основные аспекты кантовского определения разума.

Во-первых, разум в отличие от чувственности и рассудка есть способность опосредованного, прямо не восходящего к опыту познания.

Во-вторых, разум — способность к самому высокому обобщению, синтезу, единству познания. Кант так и говорит: "Всякое наше познание начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцания и для подведения его под высшее единство мышления". Отсюда можно вывести суммарное определение разума: "Подведение обработанного рассудком материала чувственности под высшее единство мышления".

В-третьих, Кант определяет разум как способность производить понятия.

В-четвертых, разум — в отличие от рассудка как способности давать правила — является "способностью давать принципы". Кант поясняет: "...я назову познанием из принципов лишь такое познание, в котором я познаю частное в общем посредством понятий".

В-пятых, если рассудок — это способность суждения (т.е. способность строить суждения, способность судить), то разум определяется как способность строить умозаключения, способность умо-заключать. Речь тут идет не о формально-логических сюжетах. Как анализ суждений в учении о рассудке, так и разбор умозаключений у Канта — трамплин для диалектического познания разума.

В-шестых, в учении о разуме центральное значение придается понятию "идея разума".

"Под идеей, — пишет Кант, — я разумею такое необходимое понятие разума, для которого в чувствах не может быть дан никакой адекватный предмет". А вот другое кантовское определение идеи: в идеях опытное значение разума рассматривается как определенное абсолютной совокупностью условий. Отсюда следует, что идея, будучи понятием некоторого максимума, никогда не может быть in concrete дана полностью и адекватно. Трансцендентальные идеи Кант определяет и как категории, которые расширены до безусловного. Чтобы лучше понять суть дела, приведем примеры трансцендентальных идей.

Идея в кантовском смысле — это, например, идея добра как такового или идея совершенного государственного устройства. Как же обосновывает Кант ту свою мысль, что идеи не могут быть показаны в опыте (потому что им не соответствует никакой опытный предмет или опытное состояние), но вместе с тем они не химеры, а важные, хотя и совершенно особые, реальности человеческой жизни?

Стремление разума к окончательной завершенности картины мира, к поиску основания всех оснований, т.е. к идеалу чистого разума, — вот, собственно, рациональная предпосылка теоретических рассуждений о Боге, все равно, ведет ли их теолог, философ или просто верующий человек, не ведающий о философско-теологических премудростях, но для себя или для других отыскивающий аргументы и доказательства веры в Бога. Есть знаменитая кантовская фраза, над которой ломают головы многие интерпретаторы: "Поэтому мне пришлось ограничить знание, чтобы освободить место вере...".

Возникает вопрос: как это Кант, основной задачей которого было глубочайшее исследование разума, Кант — рационалист по убеждениям, мог ограничить разум? Принизить его перед верой? Вряд ли это было возможным. Кант и хотел сказать: "я убираю разум с того места, которое не ему принадлежит. Я ставлю на это место веру". Кант, собственно, констатирует то, что все мы знаем как абсолютный факт жизни: сколько бы ни доказывали атеисты, что Бога нет, а верующие — что Бог есть, сколько бы в пользу двух противоположных тезисов ни было приведено рациональных аргументов, все равно спор не будет окончен, не будет разрешен. Для Канта важно, что несмотря на все рациональные споры и на то, как они складываются, Бог есть для того человека, который в него верит. У разума есть свое место — своя сила и бессилие. Но и у веры уже есть и должно быть признано за ней место, согнать с которого ее пока не смог — и, думает Кант, никогда не сможет — самый изощренный теоретический разум.

Последние разделы «Критики чистого разума» во многом уже разведывают для исследования другую землю разума — разума практического.

"Все интересы моего разума (и спекулятивные и практические) объединяются в следующих трех вопросах, — резюмирует Кант:

1 Что я могу знать? 2 Что я должен делать? 3 На что я могу надеяться?". Впоследствии Кант скажет, что три вопроса по существу сводятся к вопросу о человеке.

Там, где останавливается наука, начинается вера».

Главное:

В предисловии к «Критике чистого разума» Кант писал о том, что предпринял свое исследование человеческого познания с целью ограничить науку и очистить место вере.