Символическое истолкование «книги природы»

Итак, в основной онтологической триаде бог-мир-человек в христианской идеологии мир начинает играть роль второго плана. Главное - отношения между Богом и человеком, а вся остальная природа - только декорации для этих отношений. Для средних веков характерно отношение к миру природы как к системе символов, которые могут быть прочтены в контексте отношения человека с Богом.

В раннюю христианскую эпоху сложились два основных варианта этого отношения, которые можно условно назвать «чисто религиозным» и «научным». Первый связан с попытками дать символическое истолкование физических, природных явлений через соотнесение их с содержанием Библии. Второй заключался в том, чтобы при построении картины мира опираться на античную науку, при этом по возможности христианизируя ее, что было обусловлено, как мы увидим, в основном практическими потребностями.

Рассмотрим первый из указанных вариантов. Природа выступает здесь как объект совершенно определенного религиозного отношения, трактующего ее как символ, как знак трансцендентной реальности. Она становится «книгой», таящей божественные смыслы, подлежащие прочтению. В связи с таким пониманием природы наука воспринимается как тщетное любопытство, как суета мирская, как нечто ненужное. Отцы церкви обращаются не столько к исследованию структуры физического мира самого по себе и к исследованию регулярности законов, определяющих события, сколько к поискам следов бога в творении. И потому те понятия, которые заимствуются у греческих философов и математиков, при таком подходе теряют свое изначальное значение.

Такое отношение к природе, господствовавшее в Европе вплоть до XII в., было определено в своих основных чертах Аврелием Августином (354—430). О взглядах Августина на природу и знание более подробно см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Его концепция приучала христианский ум видеть в сотворенном мире божественный след творца. Для Августина знания о природе могли иметь какую-то ценность лишь в сфере экзегезы, т. е. истолкования тех мест Библии, где природные объекты использовались для выражения более глубоких истин. Августин развертывал в своем творчестве тему, уже присутствовавшую в эллинистической культуре: космос наделялся определенной сакральностью, при этом физика разрешалась в теологию.

При символическом истолковании каждое явление и процесс природы выступают как средство «религиозной педагогики», как чувственное запечатление духовных образований. Символический менталитет конституирует собственный объект, наделяет его своим значением и смыслом. Анализируя такое отношение к природе, Т. Грегори пишет: «Природа вещей предстает не в физической конкретности, а в качестве символа трансцендентной реальности: в пределе символ разрушает природу и становится на 66 место». Это значит, что по отношению к природе возможно использование тех же средств истолкования, что и при толковании священного текста. Подобное понимание природы основывается на представлении о «параллелизме» Писания и творения, параллелизме смыслов Библии и Книги природы. В природе средневековый символизм находит более обширное и благодатное поле деятельности, нежели при экзегезе священного текста, так как священную историю нельзя было полностью обратить в аллегорию, не утратив при этом историчности и «реальности» божественного откровения. При чтении Книги природы, напротив, игра символизации не знает пределов. Все может быть превращено в вязь образов, соотнесенных с судьбой человека. Все может быть превращено в компоненты образного повествования о боге, которое средствами, отличными от библейского повествования, способно передать божественное научение с большей отчетливостью и ясностью, передать так, что самые возвышенные истины станут доступны даже необразованным.

Наглядным примером может служить сочинение «О природе вещей» Исидора Севильского (570—636). Трактат Исидора развертывает символическое объяснение природного процесса, как бы совпадающее с физическим рассуждением и образующим его связное продолжение:

в ритмическом следовании времени, в периодическом чередовании дней, месяцев, лет Исидор читает последовательные моменты плана спасения. Символизм Исидора восходит к созерцанию небесных явлений: Солнце предстает как символ Христа в его божественной и человеческой истории, Луна — как символ церкви, освещаемой Христом-Солнцем, и т. п.

Позднее Рабан Мавр (784—856), выдающийся педагог и латинист, деятель Каролингского возрождения, создаст обширный трактат «О вселенной», своего рода энциклопедию природных вещей в их мистическом значении, в котором точно так же устанавливается параллелизм смыслов природы и Библии. Природа и ее различные явления используются всего лишь в качестве примеров, служащих выявлению сакральных смыслов книги божественного откровения для более ясного их понимания.

Господство символического менталитета означало и определенное отношение к античному научному наследию. По сути натурфилософские компоненты этого знания становятся ненужными. Существует потребность только в некоторых лингвистических, литературных и исторических сведениях, нужных для процесса символизации природы в соотнесении с содержанием Библии. Господство символического менталитета но могло, поэтому, не сказаться также на складывающейся системе христианского образования на Западе, на характере подготовки служителей церкви.