Возникновение новых литературных жанров

 

После того, как во времена первого бакуфу на авансцену общественной жизни выдвинулись люди незнатного происхождения (например, род Хо̄дзё̄), воспитанные вне классических материковых и созданных на их основе национальных культурных традиций, на поверхность культурной жизни были вынесены стадиально более ранние пласты культуры. На первый план снова вышла устная традиция, которая сохраняла в Японии глубокие корни (существовали корпорации рассказчиков – катарибэ; кроме то го, в буддийских храмах сложилась традиция устных проповедей – поучительных легенд сэцува), но была отодвинута на второй план бурно развивавшейся письменной культурой. В результате вышло так, что в истории японской литературы роман хронологически предшествовал эпосу (точнее, игравшей в Японии роль эпоса историко‑героической повести), а не следовал за ним, как в романо‑германских, персоязычной или санскритской литературах.

В период Камакура возник особый жанр устного рассказа – катаримоно. С конца XII в. по дорогам Японии бродили бива хо̄си (монахи с бива – струнным музыкальным инструментом). Они рассказывали о недавно отшумевших сражениях, о ратных делах. При этом, в отличие от хэйанской литературы, бытовавшей лишь в столице, устные повествования исполнялись по всей территории страны и были доступны повсюду, куда доходил сказитель.

 

^Бива

Постепенно эти поначалу разрозненные повествования оформились в письменный жанр историко‑героической повести гунки. Видимо, первым произведением этого жанра была повесть «Хо̄гэн моногатари» («Сказание о годах Хо̄гэн», XII в.), посвященное междоусобной борьбе 1156 года.

Превратившись в произведения для чтения (ёмимоно), гунки включали в себя дополнительные хроникальные и нравоучительные отрывки. Дело в том, что сказания записывали чаще всего буддийские монахи, но, вероятно, не те, что бродили с бива, а выходцы из кугэ, или, во всяком случае, люди образованные. Поэтому при записи сказы утрачивали свой первоначальный вид: записывавшие их люди стремились изложить услышанное как можно более грамотно и литературно. Что‑то дополнялось, многие эпизоды уточнялись; при этом использовались старые хроники и дневниковые записи.

Менялся и язык, на котором записывались произведения. Если язык хэйанской прозы и поэзии по лексике был чисто японским, и примесь китайских слов в нем была количественно незначительной, то теперь в речь прочно вошел слой китайской лексики, связанный в первую очередь с буддизмом. Таким образом, язык воинских эпопей стал важнейшим этапом формирования японского национального языка, в котором оказались органично слиты воедино две разные по корневому составу и происхождению лексики – своя (японская) и чужая (китайская).

В XIII в. в жанре гунки родились две большие эпопеи – «Хэйкэ моногатари» («Повесть о доме Тайра») и «Гэмпэй дзё̄суйки» («Записи о расцвете и упадке Минамото и Тайра»), посвященные событиям конца XII в. В последующие эпохи жанр продолжал развиваться и в нем были созданы еще многие произведения.

Другим заметным жанром в период первого сёгуната были исторические повествования (рэкиси моногатари). В XII–XIV вв. в нем было написано 3 произведения: «Имакагами» («Нынешнее зерцало», первая половина XII в.), «Мидзу кагами» («Водное Зерцало», 90‑е гг. XII в.), «Масу кагами» («Ясное зерцало», вторая половина XIV в.). Их авторами был использован жанровый прием «Кодзики»: события прошлого представлялись в изложении старца (следует учитывать, что по синтоистским представлениям облик старцев часто принимают божества).

Одновременно было написано первое собственно историческое сочинение – «Гукансё̄» («Мои личные выборки», 1220 г.). Это первое в средневековой Японии сочинение, посвященное философии истории. Автором его был Дзиэн, сын кампаку Фудзивара‑но Тадамити и брат Кудзё̄ Канэдзанэ. Он был настоятелем монастыря Энрякудзи и главой школы Тэндай, знаменитым поэтом и мыслителем. 92 стихотворения‑ танка Дзиэн были включены в поэтическую антологию XIII в. «Син кокин вакасю̄».

В «Гукансё̄» излагаются исторические события начиная от легендарного императора Дзимму до «нынешних годов Дзё̄кю̄», а последний свиток посвящен объяснению характера движения истории. Силой, приводящей в движение государство и влияющих на его судьбу синтоистских и буддийских божеств, автор считал до̄ри (принцип, причинная связь). До̄ри, по представлению Дзиэн, пронизывает всю историю, придает ей смысл и сообщает направление развития.

Наряду с этим Дзиэн стремился определить на историческом материале циклы улучшения и ухудшения положения дел в государстве и найти меры, которые позволили бы смягчить эти процессы. Таким образом, Дзиэн как бы предлагал более оптимистическую альтернативу господствовавшей тогда буддийской концепции «трех этапов Закона» с ее эсхатологическими ожиданиями всеобщего разрушения и хаоса.