Место прогулки двух влюбленных

Ода

 

У этой сумрачной пещеры,

Где воздух чист, где даль нежна,

Здесь с галькой борется волна,

А с тенью – свет голубо‑серый.

 

Устав бороться до заката,

Зыбь умиряется в садке,

Где умер, лежа на песке,

Изнеженный Нарцисс когда‑то.

 

И в гладь зеркальную у грота

Сам Фавн внимательно смотрел

И увидал, как пожелтел,

Стрелою раненный Эрота.

 

Купырь в тиши завороженной,

Камыш, поникший над водой,

Здесь кажутся подчас мечтой

Воды, в дремоту погруженной.

 

Природы благотворной сила,

Плодотворящая миры,

В те изумрудные ковры

Цветы пурпурные вкрапила.

 

Ни разу роща и поляна

Не посещались турачом.

Будила тишину кругом,

Трубя в рожок, одна Диана.

 

Священен Дуб для поколений:

Надрежь кору, и вместо смол

Кровь потечет. Застонет ствол,

И скорбные услышишь пени.

 

Воспоминаньем горе множит

В зеленой роще Соловей.

Он, боль излив души своей,

Печаль на музыку положит.

 

В своем искусстве несравненный,

Возобновляя перелив,

Он стонет где‑то в кущах ив,

Согретых солнцем в час блаженный.

 

На Вязе том в самозабвенье

Две Горлицы заводят спор

И разрешают свой раздор

В минутном, страстном объясненье.

 

Анхиз с Кипридой в вечер вешний

Блуждали как‑то под горой,

И два Амура меж собой

Повздорили из‑за черешни.

 

Среди дорог в лесах дремучих

Поют и пляшут Нимфы там,

Позволив розовым кустам

Весь век цвести без игл колючих.

 

Ни разу не взмущали леса

Ни ветр, ни молния, ни гром.

Я вижу: разлито на всем

Благоволение Зевеса.

 

Смотри, Климена! Все смеется!

Покуда вечер не прошел,

Сойдем с тобою в дивный дол

И сядем около колодца.

 

Послушай, как Зефир в ракитах

Вздыхает о своей любви!

Горит огонь в его крови,

И розы рдеют на ланитах.

 

Его уста благоуханны.

Он дышит всюду, где стоим,

С дыханьем амбровым твоим

Мешая дух жасмина пряный.

 

Нагнись над зыбью – и в сапфире

Вод затемненных узришь ты

Твой облик, полный красоты,

Очаровательнейший в мире!

 

И ты постигнешь над волною,

Зачем, пытая гладь струи,

Я называл глаза твои

Царями, звездами, судьбою.

 

Верь, если б ты перерядилась

В мужчину, как ни холодна,

И ты была бы влюблена,

Сама бы ты в себя влюбилась…

 

 

КОРАБЛЬ

 

Я, Древо пышное, плавучим судном стало,

В горах возросшее, мчусь ныне по волнам;

Когда‑то я приют отрядам птиц давало,

Теперь солдат везу к далеким берегам.

 

Плеск весел заменил веселый шум ветвей,

Листва зеленая сменилась парусами;

С Кибелой разлучась, я чту богов морей,

Как встарь соседствуя вершиной с небесами.

 

Но прихоти свои есть у судьбы слепой,

Я у нее в руках, она играет мной,

Гнев четырех стихий сулит мне участь злую:

 

Нередко ураган мой преграждает путь,

Волна, обрушившись, мне разрывает грудь,

И я боюсь огня, но больше – твердь земную.

 

 

УВИДЕВ БЕЛЫЙ СВЕТ

 

Увидев белый свет, бессильным быть вначале,

Почти не двигаться и только есть и спать;

Потом от строгости взыскательной страдать,

Чтоб знанья наконец твой разум увенчали.

 

Затем влюбиться вдруг, и чтоб тебя встречали

Не слишком холодно, забыть былую стать,

Склоняясь перед той, чье сердце не понять

И кто не радости приносит, а печали.

 

Лукавить при дворе, а после, став седым,

Бежать от шума прочь, к местам своим родным,

И старческую хворь влачить в уединенье,–

 

Вот светлая судьба! О, беспросветный мрак!

Неужто это все столь важно, чтоб в смятенье

Так жизнью дорожить, бояться смерти так?

 

 

КОНЧАЕТСЯ МОЙ ДЕНЬ

 

Кончается мой день. И на закате дня

Приметы старости я узнаю с тоскою,

И вот уж смерть сама, чтоб выманить меня,

Стучится в дверь мою дрожащею рукою.

 

Как солнце в небесах медлительно плывет,

А завершает путь стремительным паденьем,

Так завершается и времени полет,

Так дни последние нам кажутся мгновеньем.

 

Пора нам погасить огонь страстей былых,

Пора нам позабыть о радостях земных,

Суливших некогда нам столько наслаждений.

 

Отвергнем жизни сон, что мог еще вчера

Нас удержать в плену обманчивых видений:

Нам к сну последнему готовиться пора.

 

 

ПРЕКРАСНАЯ НИЩЕНКА

Мадригал

 

Ее лица очарованье,

Ее прелестные черты –

Просящей речи отрицанье,

Опроверженье нищеты.

 

И пусть для полноты картины

Тяжел и груб ее наряд,–

Чуть приоткрыты губ рубины,

Зубов жемчужины блестят.

 

Ее глаза – как два сапфира,

И выше всех сокровищ мира

Венец из золотых кудрей.

 

Зачем же ремесло такое?

Чтоб золото лилось рекою,

Лишь наклониться надо ей.

 

 

ГИЙОМ КОЛЬТЕ

 

 

* * *

 

Ласкает все мой взор, на все глядеть я рад:

Великолепен двор веселый за оградой,

Величественны львы под строгой колоннадой,

И нежным кажется их разъяренный взгляд.

 

Под тихим ветерком деревья шелестят,

На шорох соловей ответствует руладой,

Цветы напоены магической усладой:

Не звезды ль у небес похитил этот сад?

 

Аллея милая с нежданным раздвоеньем,

Не оскверненная пустой толпы вторженьем,

Еще хранит, Ронсар, твоих шагов печать.

 

Увы, тщеславное желанье вечной славы!

Мой след я на песке могу с твоим смешать,

Но где в моих стихах твой гений величавый?

 

 

* * *

 

Вы брали прелести во всех углах вселенной,

Природа и Олимп расщедрились для вас.

У солнца взяли вы свет ваших чудных глаз,

У розы вами взят румянец щек бесценный,

 

У Геры – стройный стан, а голос – у сирены,

Аврора вам дала лилейных рук атлас,

Фетида – властный шаг, словесный жар – Пегас,

А вашей славы блеск взят у моей Камены.

 

Но расплатиться вы должны когда‑нибудь!

Придется свет очей светилу дня вернуть;

Вы Гере грацию должны вернуть по праву,

 

Авроре – нежность рук, а свежесть щек – цветам,

Фетиде – властный шаг, моим катренам – славу!.

Спесивость – это все, что остается вам!

 

 

ПОЭТИЧЕСКАЯ ЖАЛОБА

 

Я много написал, и от стихов моих

Богаче стал язык, а я еще беднее,

Земля запущенней, под крышей холоднее,

И пусто в кладовой, где писк мышей утих.

 

Растратою души оплачен каждый стих!

Чем совершеннее поэты, тем виднее

Их сумасшествие, и тем еще сильнее,

Им расточая лесть, осмеивают их.

 

Трудясь так радостно над книгой бесконечной,

Я убивал себя во имя жизни вечной,

Я истощал свой ум, чтобы других развлечь,

 

Чтоб славу обрести, чей гул наскучит скоро,

Чтоб высоко взлететь – и не иметь опоры,

Чтоб с Музою дружить – и счастья не сберечь.

 

 

 

Жорж де Латур. Гадалка

 

 

ОСМЕЯННЫЕ МУЗЫ

 

Какой изъян в мозгах быть должен с юных лет,

Чтоб с Музами водить знакомство год из году!

Посадят, подлые, они на хлеб и воду

Того, кто разгадать надумал их секрет.

 

С тех пор как я пишу, мне все идет во вред,

Фортуна прочь бежит, а я терплю невзгоду,

Забрался на Парнас – и в скверную погоду

Там пью из родника и в рубище одет.

 

О Музы, это вы причина невезенья!

Однако с возрастом пришло ко мне прозренье,

И больше вам в игру не заманить меня.

 

Я буду пить вино, а воду пейте сами,

Замечу щель в окне – заткну ее стихами,

И брошу лавры в печь, чтоб греться у огня.

 

 

ВРЕМЯ И ЛЮБОВЬ

 

Всесильным временем, что миром управляет,

Был превращен пейзаж, так радовавший взор,

В приют уныния, где смолкнул птичий хор

И где опавший лес печаль свою являет.

 

Так время все, что есть, на гибель обрекает,

Оно империи сметает, словно сор,

Меняет склад умов, привычки, разговор

И ярость мирного народа распаляет.

 

Оно смывает блеск и славу прошлых лет,

Имен прославленных оно стирает след,

Забвенью предает и радости и горе,

 

Сулит один конец и стонам и хвальбе…

Оно и красоту твою погубит вскоре,

Но не сгубить ему любви моей к тебе.

 

 

РОЗА

 

Юлии д’Анженн

 

1

 

Когда б чрезмерный пыл вы строго не изгнали,

Сердечный, страстный пыл, что дан любви одной,

Моя краса при вас затмилась бы в печали,–

Живу я только день в палящий летний зной.

Но счастлив жребий мой, я взыскана судьбою,

Вам даже время власть вручило над собою –

Очарование творит с ним чудеса:

Желанной милости добилась я мгновенно,

И на лице у вас, где царствует краса,

Я стала наконец нетленной.

 

 

2

 

Я басне возражу без гнева:

Не Аматонта‑королева

Цвет изменила мой или игру теней,–

Нет, если в белизне вдруг краски запылали,

Так это от стыда, что Юлию признали

Из нас двоих, увы, прекрасней и свежей.

 

 

ВЕНСАН ВУАТЮР

 

 

СОНЕТ К УРАНИИ

 

Любовь к Урании навек мной овладела!

Ни бегство, ни года не могут мне помочь,

Ее нельзя забыть, нельзя уехать прочь,

Я ей принадлежу, нет до меня ей дела.

 

Ее владычество не ведает предела!

Но пусть я мучаюсь, пусть мне порой невмочь,

Мои страдания готов я день и ночь

Благословлять в душе, и гибель встретить смело.

 

Когда рассудок мой невнятно говорит,

Что должен я восстать, и помощь мне сулит,

К нему прислушаться пытаюсь я напрасно:

 

Ведь, говоря со мной, так робок он и тих!

Но восклицая вдруг: Урания прекрасна! –

Он убедительней бывает чувств моих.

 

 

РАНО ПРОСНУВШЕЙСЯ КРАСАВИЦЕ

 

Когда букеты роз влюбленная в Цефала

Бросала в небеса из утренних ворот,

Когда в раскрывшийся пред нею небосвод

Снопы сверкающих лучей она бросала,

 

Тогда божественная нимфа, чье зерцало

Являет красоты невидапный приход,

Возникла предо мной среди мирских забот,

И лишь она одна всю землю озаряла.

 

Спешило солнце ввысь, чтоб в небе напоказ

Пылать, соперничая с блеском этих глаз,

И олимпийскими лучами красоваться.

 

Но пусть весь мпр пылал, исполненный огня,

Светило дня могло зарею лишь казаться:

Филиса в этот миг была светилом дня.