Осуждает сооружение роскошных здании

 

Поветрие! Не счесть глубоких ран,

Оставленных на теле гор металлом,

И на судах настало время скалам

Пересекать волнистый океап.

 

И в центр земли безжалостный таран

Упорно острым проникает жалом,

И царь айда – в страхе небывалом,

Что солнце озарит подземный стан.

 

Роскошные дома растут все выше,

Все больше заслоняя белый день,–

Вот‑вот Юпитер крикнет: «Эй, потише!»

 

Все выше… А зачем – подумать лень.

Порою царства гибнут ради крыши,

А что подарит крыша? Только тень.

 

 

ДЖУЗЕППЕ АРТАЛЕ

 

 

БЛОХА НА ГРУДИ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ

 

Всего лишь пятнышко, но как проворна!

Ты отыскала сладостное лоно,

И там, где солнца луч скользит влюбленно,

Ты тьмы крупица, жалящей, тлетворной.

 

На перламутре белом точкой черной

Несешь в ложбинке караул бессонный,

Собой являя образ воплощенный

Стихии малой, но, увы, бесспорной.

 

Неуловима и едва заметна –

Смущать покой – твое предназначенье.

Ты черный атом страсти безответной.

 

Ты боль мне предвещаешь и томленье

И призвана быть вестницей секретной

Души таверной, что сама – смятенье.

 

 

МЕЧТА

 

Взойдет мечта, лишь солнце канет в море –

На море слез нисходит, боль смягчив.

Горю любовью к Лидии, ио горе

Во сне безмолвствует, и я счастлив.

 

На стрелы гнева не скупятся зори.

Я обретаю мир, глаза смежив.

Презренье, что ловлю я в каждом взоре,

Ночами гаснет, и опять я жив.

 

Истома, ночь мечты неодолимой

Одна мне утешение несет,

Но боль к утру вдвойне невыносима.

 

О боже, смилуйся! Пусть боль невзгод

В груди растает; пусть любовь незримо

Живет лишь в грезах иль навек заснет.

 

 

ДЖАКОМО ЛУБРАНО

 

 

КОМАРУ, МЕШАВШЕМУ ЛИТЕРАТУРНЫМ ЗАНЯТИЯМ АВТОРА

 

Ты будишь ярость, круг чертя за кругом,

И силы нет терпение напрячь,

Твои уколы, маленький палач,

Мешают образованным досугам.

 

Твоей трубы в звучании упругом

Триумф звенит, безжалостный трубач,

Ты ранишь веки сопные – хоть плачь,

Ты заставляешь сон бежать с испугом.

 

Гудящий атом, ты снискал хулу,

Вонзая жало и в лицо и в руку,

Гул превращая в звонкую стрелу.

 

По вкусу кровь кусающему звуку,

На горе нам. Проклятие теплу!

Терпеть – и от кого – такую муку!

 

 

ФАНТАСТИЧЕСКИЕ БЕРГАМОТЫ, В ИЗОБИЛИИ ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ В САДАХ РЕДЖО‑ДИ‑КАЛАБРИИ

 

Каприз природы, буйных снов расцвет,

Фантазии причуда воспаленной,

Ветвистые Протеи, вздор зеленый,

Кошмары, бергамоты, зримый бред,

 

Подобье рати Кадма, – разве нет? –

К осеннему турниру снаряженной,

Или уроды, ветреной Помоной

Из‑под земли рожденные на свет.

 

Перед тобой химеры, мир звериный,

Медвежья морда, щупальца медуз,

И лапа тигра, и клубок змеиный.

 

И в страхе ты предчувствуешь укус…

А вот рога торчат густой щетиной…

Но и у страха запах есть и вкус.

 

 

МОЛЬ

 

Подумать только, сколько зла от моли!

Страницы просвещенные грызя,

Моль обрекает книги жалкой доле,

Посмертной жизни мудрецов грозя.

 

Она для распри расчищает поле,

Дух разума безжалостно разя:

Как можно рассуждать о некой школе,

Коль половины букв прочесть нельзя?

 

Кем рождена, того злодейка гложет,

К наследию духовному глуха,

Прожорливости утолить не может

 

И, призрак первородного греха,

Страницы искалеченные множит:

Где проползла она – лежит труха.

 

 

ФЕДЕРИКО МЕНИННИ

 

 

СУЩНОСТЬ БЫТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

 

Страницы, из которых узнаю

Так много я, бросают вызов Лете

И дальше мудрость понесут свою –

Тем, кто нуждаться будет в их совете.

 

Обитель эту, где себе даю

Я от радений отдых, стены эти

Другой другому предпочтет жилью,

Когда пребудет все, как есть, на свете.

 

На этом ложе, где в объятьях сна

Я от себя как будто отлучаюсь,

Другой уснет в другие времена.

 

Я неотступной думой огорчаюсь:

Безжизненным предметам суждена

Большая жизнь, а я, увы, скончаюсь!

 

 

ЛОЖЬ, ЦАРИЦА МИРА

 

И разумом и взором разумею,

Что в мире ложь царит, и только ложь.

Придворную увидишь галерею –

Не лица у людей, личины сплошь.

 

Когда брожу порою по музею,

Приукрашеньем каждый холст хорош.

Я перед лжекрасавицею млею:

Обман – однако глаз не отведешь.

 

Студенты изучают небылицы,

И небо лжет, воздушную дугу

Деля на разноцветные частицы.

 

Но разве я другим пенять могу,

Что нет превыше лжи для них царицы,

Когда я сам, учась у Феба, лгу?

 

 

ТОММАЗО ГАУДЬОЗИ

 

 

УПОТРЕБЛЕНИЕ ТАБАКА

 

Уже, казалось, исчерпал до дна

Спесивый смертный море наслаждений,

В пирах и на одре любовных бдений

Дань роскоши платить любя сполна.

 

Все, что земля приносит и волна,–

Все наше, все для наших вожделений,–

Вот главное из общих заблуждений

И в прежние и в наши времена.

 

И наконец изысканное блюдо

Ноздрям голодным бренный мир принес

Индийский дым из малого сосуда.

 

Что дальше? Мир катится под откос!

Табак – его последняя причуда –

Усладою мирскою тешит нос.

 

 

ИГРА В КАРТЫ

 

Фортуна шутит. Для нее игра –

Дарить и отнимать одновременно,

То вознося, то ставя на колена,

И счетом битва – цифрами хитра.

 

Сверкает злато, груда серебра,

Влечет несметных воинов арена.

Фортуна к ним скупа попеременно

И – столь же неояшданно – щедра.

 

Ты видишь, как своей беды грядущей

Виной рука бывает: риск велик,

И жребий в ней самой – в руке сдающей.

 

Я на примере карточном постиг,

Что в жизни все решает миг бегущий.

Один короткий неделимый миг.