Вдруг мне становится ясно: этот человек скоро умрет. Он наверняка это знает

-- ему довольно посмотреться в зеркало: с каждым днем он все больше похож на

Свой будущий труп. Вот что такое их опыт, вот почему я часто говорю себе: от

Их опыта несет мертвечиной, это их последнее прибежище. Доктор очень хотел

бы верить в этот свой опыт, он хотел бы скрыть от себя невыносимую правду:

Что он один и нет у него ни умудренности, ни прошлого, и разум его мутнеет,

И тело разрушается. И вот он старательно возвел, благоустроил, обставил свой

Маленький компенсаторный бред: он уверяет себя, будто он прогрессирует. У

Него провалы памяти, мозг иногда работает вхолостую? Ну и что ж -- просто он

Избегает теперь скоропалительных суждений молодости. Он больше не понимает

Того, что пишут в книгах? Ну и что ж -- просто ему теперь не хочется читать.

Он больше не может заниматься любовью? Но он немало занимался ею в свое

Время. А любовные шашни куда лучше иметь в прошлом, чем в настоящем, -- на

Расстоянии можно судить, сравнить, обдумать. И чтобы хватило сил лицезреть в

Зеркалах свое покойницкое лицо, он пытается уверовать, что резец запечатлел

На этом лице уроки опыта.

Доктор слегка повернул голову. Веки его приоткрылись, он глядит на меня

Розовыми со сна глазами. Я улыбаюсь ему. Я хотел бы, чтобы эта улыбка

открыла ему все, что он тщится от себя скрыть. Если бы он мог подумать:

"Этот тип ЗНАЕТ, что я скоро подохну!" -- он бы проснулся. Но веки его снова

Смыкаются: он уснул. А я ухожу, оставляя мсье Ахилла охранять его сон.

Дождь перестал, тепло, по небу медленно плывут прекрасные черные

Картины -- лучшей рамки для совершенного мгновения не придумать; чтобы этим

Картинам было где отразиться, Анни высекала из наших сердец крохотные темные

Родники. Но я не умею пользоваться подходящим случаем -- пустой,

Безучастный, я бреду куда глаза глядят под пропадающим втуне небом.

Среда

НЕ НАДО ПОДДАВАТЬСЯ СТРАХУ.

Четверг

Написал четыре страницы. После этого -- долгое мгновение счастья. Не

Вдаваться в размышления о ценности Истории. А то она может опротиветь.

Помнить, что маркиз де Рольбон в настоящее время -- единственное оправдание

Твоего существования.

Ровно через неделю я увижу Анни.

Пятница

На бульваре Ла Редут туман был такой густой, что я счел благоразумным

Держаться поближе к стенам казармы; по правую руку от меня автомобильные

Фары гнали перед собой влажные пятна света -- где кончается тротуар,

Определить было нельзя. Меня окружали люди -- я слышал их шаги, по временам

Жужжание голосов, -- но я никого не видел. Один раз на уровне моего плеча

Возникло женское лицо, которое тотчас поглотила мгла; в другой раз кто-то,

Громко пыхтя, на ходу задел меня. Я не знал, куда я иду, мое внимание было

Поглощено одним: передвигаться с осторожностью, ощупывая землю носком

Ботинка и даже вытягивая вперед руки. Это упражнение не доставляло мне ни

Малейшего удовольствия. Однако о возвращении домой я не думал -- я попался.

Наконец через полчаса я заметил вдали голубоватый пар. Идя прямо на него, я

Вскоре оказался у широкой полосы света -- в середине туман пронизывало

своими огнями кафе "Мабли".

В кафе "Мабли" дюжина электрических лампочек, но сейчас горели только

Две: одна над кассой, другая в люстре. Единственный официант затолкал меня в

Темный угол.

-- Сюда, мсье, я делаю уборку.

Официант был в куртке, без жилета и воротничка и в белой рубашке в

Сиреневую полоску. Он зевал, угрюмо поглядывая на меня и запуская в волосы

Пятерню.

-- Черный кофе с рогаликами.

Не отвечая, он потер глаза и ушел. Мгла доходила мне до самых глаз --

Грязная, ледяная мгла. Отопление наверняка не включили.

Я был не один. Напротив меня сидела женщина с восковым лицом, руки ее

Безостановочно двигались -- то поглаживали блузку, то поправляли черную

Шляпу. С ней был высокий рослый блондин, он жевал бриошь, не произнося ни