Состояние агротехники и агрикультуры в крестьянском хозяйстве

 

Усилению закрепощения крестьянства и одновременному росту поместно-вотчинного землевладения предшествовали и сопутствовали заметные изменения в состоянии агротехники и агрикультуры крестьянского хо­зяйства на всей рассматриваемой территории. Территория Русского централизованного государства в начале XVIII в. составляла около 4 млн кв. км. В состав России были включены Среднее и Нижнее Поволжье, Предуралье и Урал, окраины на юге. Плотность населения оставалась низкой. Климат несколько изменился. Зимы стали более суровыми, более длительными и снежными. Губительным было сочетание прохладного, дождливого и короткого лета с дождливой осенью и ранними заморозками, а также возвратом холодов весной. Большинство зерновых полностью не созревало, семена вымерзали и давали плохие всходы.

Общий ассортимент сельскохозяйственных культур, возделываемых в крестьянском хозяйстве XVI — первой половины XVII в., весьма разно­образен и включал не только основные виды полевых культур: рожь, овес, ячмень, рожь яровую (ярица), пшеницу, горох, но и гречиху, про­со, а из технических культур — лен, коноплю, хмель. Формируются районы, где возделывание технических культур занимало большое место. Для льна такой областью стало Верхнее Поволжье (наряду с Новгородом и Псковом), для конопли – зона к юго-западу от Смоленска и Калуги. Расширился набор огородных культур. Кроме огородов, примыкавших к дворовым местам и усадьбам, источники упоминают «огороды в поле», отдельно располага­лись «капустники». Капуста стала, несомненно, наиболее распространен­ной огородной культурой, и в XVI, и в XVII вв. без нее не обходился ни один огород, даже таких северных районов, как Поморье. Далее шли лук, чеснок, огурцы. Реже упоминается источниками репа, возделывае­мая преимущественно на крестьянских огородах: «репища» также захо­дят далеко на север, где репу сеяли на полевой, пашенной земле и на подсечных участках. Создается впечатление, что широкое распростране­ние к XVI—XVII вв. всех других овощей (в том числе свеклы, моркови, редьки), и прежде всего капусты, несколько умалили роль репы в пита­нии сельского населения. Крестьяне разводили также хрен, горчицу, мак, дыни, зеленый стручковый горох, различные огородные травы (чебра, мята, тмин), борщ, или кислицу (по-видимому, щавель). Крестьяне под­московных сел и других центральных уездов в начале XVII в. широко торговали огородной рассадой. Огороды унаваживались, окружались из­городью. В крестьянских садах произрастали яблоки, сливы, вишни. На северо-западе самым распространенным плодовым деревом оставалась яблоня. Для первой половины XVII в. известно до 10 сортов яблоневых деревьев.

К началу XVI в. трехполье завоевало крепкие пози­ции в ряде аграрных районов Русского государства, в центре страны, в Новгородских пятинах, а в тече­ние XVI в. стало общепризнанным эталоном правильного хозяйствования на регулярно обрабатываемых землях. Но можно назвать и такие районы Русского государства середины XVI в., в которых видную роль играл перелог — показатель отсутствия особой земельной тесноты, например западный, Торопецкий уезд или восточный, Нижегородский. Однако процент переложных земель даже на окраинах Русского государства оказывается не столь велик, чтобы можно было говорить о существовании переложной системы как таковой. К тому же в период использования переложные земли обрабатывались по трех­польному севообороту. По-видимому, нормальное функционирование па­ровой системы земледелия с трехпольным севооборотом при недостатке органических удобрений, особенно в крестьянском хозяйстве, предполага­ло обязательный резерв переложных земель, которые по мере необходи­мости вовлекались в трехпольный севооборот, давая возможность восста­новить плодородие ранее используемой пашни. Обработка почв стала более тщательной. Паровое поле обычно подвергали трехкратной обработке, и даже «четвертили».

Для южных и северных пятин Новгородской земли (Деревской, Обонежской) в начале XVI в. характерно сочетание подсеки с паровой системой земледелия, а для Подвинья даже середины XVI в.— подсечное земледелие в сочетании с трехпольем. В Новгородской земле XVI в., как и в более поздние времена, были распространены также залежно-паровая система и яровой сев на наволоках (заливных лугах). Для Европейского Севера России в целом основной системой земледелия в XVI в. была па­ровая зерновая с трехпольным севооборотом, принесенная сюда из Приильменья и Ростово-Суздальской земли. Однако здесь с самого начала распространялись и комбинированные системы: сочетание трехполья, подсеки, элементов лесного перелога (последний — главным образом в Приуралье). Более высоким удельный вес подсеки был в Карелии и Коми крае. В центре России подсека практиковалась на небольших участ­ках и была лишь мерой включения крестьян в эксплуатацию новых годных для посева площадей.

При трехпольном севообороте предполагалось строгое чередование культур: пар — рожь — ярь и опять пар. В северных уездах, как правило, наблюдалось пестрополье, с естественным перевесом яровых посевов (Белозерский, Вологодский уезды).

В более южных уездах (Брянский, Козельский, Малоярославецкий, Оболенский, Рязанский) довольно широко была распространена наезжая пашня, что объяснялось прежде всего наличием тут больших массивов неосвоенного дикого поля. К концу XVI в. в Орловском уезде, например, пашня наездом составляла около 20% по отношению к пашне паханой.

Таким образом, разнообразие географических условий, темпов и особенностей хозяйственного освоения различных областей Русского государства определило разную роль тех или иных способов обработки земли.

Источники XVI в. (в основном актовые) свидетельствуют о повсе­местном унавоживании земли. «Гной на землю возити» — обычная по­винность в крестьянских порядных записях XVI в. О систематическом унавоживании крестьянской пашни на севере свидетельствует ст. 159 Судебника 1589 г., которая, предусматривая приход нового жильца и по­рядок наделения его землей, указывает: «а с полос назму не вести». Монастыри предписывают возить навоз на монастырскую пашню лишь из своих конюшен и «животинных дворов», не посягая на навоз крестьянского скотного двора.

Распространение навозного удобрения под хлеба способствовало изменению всей структуры полей, позволяло использовать компактные массивы земли около поселения, ранее подчас не пригодные для земледелия, ускоряло переход к открытым, неогороженным полям. К середине XVII в. со­вершенно очевидна принудительность трехпольного оборота на регулярно обрабатываемых крестьянских пашнях как входящих в состав тяглого надела, так и обрабатываемых из оброка (наемных, арендуемых).

Одновременно постепенно происходило укрупнение деревень и переход от свободной пастьбы скота к пастьбе под наблюдением пастуха. В ис­точниках XVI в. упоминаются разнообразные помещения для содержа­ния скота и ухода за ним (чего нельзя отметить для предыдущего пе­риода): хлевы, клети, подклети, конюшни стали необходимой составной частью крестьянского двора. Основной тягловой силой стала лошадь. Волы как тягловая сила зани­жали очень скромное место: примитивная форма совмещения в одном виде животных рабочего и мясного скота для XVI в.— этап пройденный. Скотоводство играло большую самостоятельную роль как поставщик мяса, молока и других важнейших продуктов питания. Однако горожане дер­жали коров и мелкий скот, что сужало рынок сбыта молочных продук­тов и не способствовало увеличению поголовья скота, в конечном счете, сдерживая развитие земледелия, основанного на навозном удобрении. В целом же XVI в. отличает несомненное усиление внимания к ското­водству, особенно в крупных феодальных хозяйствах, где принимались особые меры к стимулированию животноводства в крестьянских хозяй­ствах (раздача в 90-х годах XVI в. денег «на животинный приплод» властями Иосифо-Волоколамского монастыря).

Основой для появления и XVII в. всех разновидностей сохи послужило повсеместное распро­странение к концу XVI в. сохи с полицей, облегчавшей борьбу с сорня­ками и способствующей запахиванию навозного удобрения. Орудие плуж­ного типа, «костромская косуля» в частности, появилась, по-видимому, еще в конце XVI в. Несмотря на высокую цену косули (она более чем в 20 раз превышала стоимость сохи с полицей), она была широко распространена. Другие ору­дия (бороны, косы, серпы и пр.), бытовавшие в крестьянских хозяйствах, по своей конструкции уже к началу XVII в. приблизились к типам, до­жившим до наших дней.

В обычную соху впрягалась, как правило, одна лошадь. Однако источ­ники свидетельстуют, что по крайней мере на юге и западе России к началу XVII в. крестьянское хозяйство располагало большим количест­вом лошадей (четыре—шесть и более). По-видимому, нормально функ­ционирующее натуральное крестьянское хозяйство в деревне, все более отягощаемой извозными повинностями, с одной лошадью нормально существовать не могло. Оно должно было располагать в среднем двумя — пятью лошадьми.

Подготовка семян к посеву (на семена брали лучшее зерно - «доброе», «без костери») выражалась в овинной просушке снопов перед обмолотом. Такая система высева новыми семенами (особенно озими) должна была отрицательно сказываться на урожайности, что отчетливо понимали столетием позже — в конце XVII в. Каковы были ре­альные изменения в практике отбора семенного материала, судить пока трудно.

К сожалению, исследователи почти не располагают данными об уро­жайности зерновых культур на крестьянской пашне XVI — первой поло­вины XVII в. Все выявленные сведения об уровне производительности труда в земледелии относятся к владельческому (главным образом мона­стырскому) хозяйству. Максимальные урожаи на владельческой пашне центра Русского государства не превышали на рубеже XVI—XVII вв. для ржи сам-4—5, для овса — сам-3. Несколько более высокой была уро­жайность для ячменя — сам-4—5. Как редкое исключение, при особо благоприятных условиях (в том числе в крестьянских хозяйствах) уро­жайность ржи могла достигать сам-10, а овса — сам-5. Исследователи аг­рарной истории северо-запада России считают, что для крестьянских хо­зяйств Новгородских пятин в XVI в. средней урожайностью ржи можно принять сам-4, а овса сам-3 (исходя из того, что на крестьянской пашне урожайность должна быть не меньше, чем лучшая урожайность на мона­стырской пашне). Государственные дозорщики конца XVI в., обнаружив безоброчную (незаконную) пахоту, заставляли крестьян платить за нее, исходя из нормальной урожайности ржи в сам-4 и из плохой — в сам-3-и 2. Урожаи были очень неустойчивыми.

Мельничное дело, которое в предыдущую эпоху только зарождалось, получило широкое развитие вплоть до механизации «крупяного дела», потеснив ручной размол зерна. Водяные мельницы в XVI в. были по пре­имуществу принадлежностью крупных хозяйств (мололи они, естествен­но, и крестьянское зерно), однако сохранилось много свидетельств о том, что крестьяне держали мельницы на оброке. Немало было и таких мель­ниц, которые находились во владении у крестьян — это обычно неболь­шие (на один постав) меленки — «колотовки». Домострой упоминает мельницы в числе имущества, которое может быть у всякого «домовито­го доброго человека». Одна мельница-колотовка (или «мутовка») могла приходиться на один-два десятка крестьянских дворов. Крестьянами строи­лись и обслуживались и большие колесчатые мельницы, в том числе с наливными колесами, использование которых связано с устройством пло­тин. Русскими же мастерами-крестьянами «поделывались» мельницы, снабженные «немецким колесом», относившиеся к типу колесчатых мель­ниц, повсеместно распространенных в Европе.

Таким образом, изменения в области агротехники и агрикультуры, предшествовавшие и сопутствовавшие усилению процесса закрепощения, шли в целом по восходящей линии, чего не могли изменить такие круп­ные потрясения, как хозяйственный кризис 70— 80-х годов (который начал изживаться уже в 90-х годах XVI в.), так и совокупность неблаго­приятных природных, социальных и политических обстоятельств начала XVII в.