Массовые крестьянские выступления

В 1930 г. происходит мощный всплеск массовых крестьянских выступлений – произошло 13756 выступлений или в 10,5 раз больше, чем в 1929 г. и в 19,4 раза больше, чем в 1928 г. При этом если в предыдущие годы непосредственной причиной их возникновения явились административно-репрессивные меры воздействия на крестьян, применяемые в ходе хлебозаготовок и налоговых кампаний, то в 1930 г. крестьянские волнения происходили главным образом и в основном на почве насильственной коллективизации и раскулачивания.

Интересны данные о том, как распределяются массовые выступления по месяцам: в январе зарегистрировано 400 выступлений, в феврале – 1048, марте – 6528, апреле – 1992, мае – 1378, июне – 886, июле – 618, августе – 256, сентябре – 159, октябре – 271, ноябре – 129 и декабре – 91. Как видим, пик крестьянских выступлений приходится на февраль и весенние месяцы 1930 г., когда в результате так называемых перегибов в коллективизации, а фактически в результате насилия и беззакония в деревне у крестьян лопнуло терпение и их протест против антикрестьянской политики Советской власти вылился в открытые не только антиколхозные, но нередко и антисоветские восстания.

Характерной чертой крестьянского движения в 1930 г., как и в 1929 г., было активное участие в нем женщин. В 1929 г. из 1307 массовых выступлений 486 были женскими, в 67 случаях преобладали женщины.

Активность женщин в массовых крестьянских выступлениях можно объяснить двумя причинами.

Во-первых, тем, что обобществление мелкого продуктивного скота и коров в колхозах касалось, прежде всего, женщин. Это признавал позднее и Сталин, говоря в феврале 1933 г.: «...у Советской власти было в недавнем прошлом маленькое недоразумение с колхозницами. Дело шло о корове. Но теперь дело с коровой устроено, и недоразумение отпало».

Во-вторых, тем, что к женским выступлениям власти относились более либерально и в большинстве случаев ограничивались уговорами и разъяснениями. Крестьяне же, особенно единоличники не очень верили статьям Сталина и постановлениям ЦК ВКП(б). Из Средне-Волжского края, например, сообщалось, что «в настроении единоличников отмечается в основном недоверие к статье Сталина («Головокружение от успехов».) и постановлениям ЦК, считая это скрытым методом административного нажима в колхозы, верить им нельзя. Постановления ЦК и статья Сталина – обман, сейчас дают, а придет осень опять будут нас брать, это решение вынесено для того, чтобы загнать нас в колхоз – после его отменят».

Попытка ограничиться осуждением перегибов на словах оказалась безуспешной. Крестьянские протесты нарастали. Обстановка накалилась до предела, дело шло к всеобщему крестьянскому восстанию. В марте произошло 6528 массовых выступлений, при этом 807 (из 993 за весь 1930 г.) пришлось ликвидировать с применением вооруженной силы.

В ряде районов СССР крестьянские антиколхозные и антисоветские выступления перерастали в массовые восстания, в которых участвовали тысячи человек. Так, в феврале в Казахстане вспыхнуло восстание, охватившее Сарысуйский и Сузакский районы.

И хотя партийно-государственное руководство предвидело противодействие крестьян насильственной коллективизации и раскулачиванию и постановлением Политбюро ЦК от 30 января 1930 г. предусматривало увеличение аппарата ОГПУ на 800 человек, а войск ОГПУ на 1000 человек, этого оказалось далеко недостаточно. По далеко неполным сведениям, к концу февраля 1930 г. в наиболее напряженных районах было дислоцировано не менее 25 тыс. войск ОГПУ, в том числе на Украине около 3600 бойцов (данные округлены), в Московской области – более 5200, Ленинградской – около 2000, на Северном Кавказе – 1800, в Закавказье – свыше 2000, на Средней Волге – почти 1600, в Нижне-Волжском крае – около 800, в Сибири – 1250, в Средней Азии – более 1000, Казахстане – 800, Нижегородском крае – 1400, на Урале – 900 и т.д.

В Нижне-Волжском крае, в селах Грачи, Пироговка и Владимировка в связи с выселением раскулаченных вспыхнуло массовое восстание. В с. Владимировка толпа в 3000 человек приняла постановление:

1) возвратить отобранное у кулаков имущество,

2) вернуть выселенных кулаков,

3) раскулачить и выслать бригадиров по раскулачиванию,

4) разделить семенной фонд по едокам.

После этого восставшие произвели обыск в штабе бригады по раскулачиванию, коммунисты и бригадиры были изгнаны из села.

Как видим, большинство крестьян было против раскулачивания и выселения односельчан.

Как отмечалось в докладе начальника оперативной группы ОГПУ Пузицкого, под влиянием перегибов в коллективизации и раскулачивании, экономической зависимости и родственных связей крестьяне во многих случаях выступали против раскулачивания и выселения. Следствием этого были отклонения списков выселяемых на собраниях, массовые выступления в защиту кулаков, недопущение выселения.

Конечно, не только репрессии (хотя они и сыграли главную роль) сказались на резком сокращении числа крестьянских выступлений, но и то обстоятельство, что с лета 1930 г. было временно приостановлено раскулачивание и расселение кулаков, фактически прекратилась и коллективизация. Правда, с осени 1930 г. началась организация «нового прилива» в колхозы, усилился налоговый пресс, заготовки зерна и скота, что, несомненно, вызывало недовольство крестьян. Однако массовых волнений подобно весенним уже не было.

В 1931 г. волнения происходили главным образом в связи с хлебо- и мясозаготовками, а также на почве выселения кулаков, раскулаченных как в 1930 г., так и весной 1931 г.

На религиозной почве (закрытие церквей, снятие колоколов) массовое выступление произошло в другом селе, Рождествено, 10 января 1931 г., в нем приняло участие свыше 300 человек (Самарский район), а 14 января в с. Нижний Катмис (Чаадаевский район) – до 500 человек.

В документах органов Советской власти исполнителями террористических актов обычно считаются кулаки, бывшие чины царской власти (полицейские, жандармы и т.п.), белогвардейцы и другие «контрреволюционные элементы». Но даже из официальных документов видно, что как в массовых выступлениях, так и в террористических актах принимали участие середняки и бедняки.

Против кого был направлен террор?

В 1928 г., по данным ОГПУ, против низового советского аппарата 48,7% терактов, сельского актива – 24,8%, коммунистов и комсомольцев – 19,0%, общественных организаций в деревне – 5,7% и селькоров – 1,8%.

Основными лозунгами в листовках 1928–1929 гг. были: «Долой хлебозаготовки!», «Долой грабеж крестьянства!», «Да здравствует Крестьянский союз!», «Долой коммунистов – разорителей страны!», «Долой Сталина! Даешь вождя Красной Армии Троцкого и тов. Рыкова!», «Крестьяне, берите оружие, палки, ножи и вилы – у кого что есть – жгите, громите коммунистов, берите правление в свои руки, пока не поздно».

В 1930 г. в листовках преобладают лозунги, направленные против коллективизации и раскулачивания: «Долой коммуны, даешь единоличное хозяйство!» (Урал), «Долой коллективизацию!», «Да здравствует столыпинщина!» (Украина), «Долой насилие! Да здравствует свободный труд» (Сибирь, Белоруссия, Московская обл.), «Да здравствуют вожди крестьянства – Бухарин, Рыков и Томский!» (Урал).

Тот факт, что в 1930 г. произошло около 14 тыс. террористически-диверсионных актов в деревне и столько же массовых крестьянских выступлений, в которых в общей сложности принимало участие около 3,5 миллиона человек, лучше всего говорит об отношении крестьянства к «наступлению социализма в деревне».

 

«Наступление социализма» в деревне продолжается. Репрессии усиливаются (1932 – 1933 гг.) Антикрестьянская налоговая

И заготовительная политика

К началу 1932 г. в колхозах состояло более половины крестьянских хозяйств. Однако задача форсирования коллективизации не была снята. Более того, в связи с массовым выходом крестьян из колхозов в первой половине 1932 г. ввиду неустроенности колхозов, слабого их экономического положения проблема темпов коллективизации обострилась. В целом по СССР количество коллективизированных крестьянских хозяйств сократилась на 500 тыс., причем в РСФСР уровень коллективизации понизился почти на 3%, а в отдельных районах еще больше. На Северном Кавказе, например, на 11%, Средней и Нижней Волге – на 5-5,5%, в ЦЧО – на 5%, Московской области – на 5-6% и т.д.

Таким образом, вновь ставился вопрос о проведении репрессивных мер для сохранения достигнутого уровня коллективизации.

В Белоруссии весной 1932 г. распалось более тысячи колхозов и ЦК КП (б) Белоруссии вынужден был принять специальное постановление «О выходах из колхозов и о порядке проведения уборки и распределения урожая в колхозах». Такое же положение было во многих районах страны. Не кулацкая агитация против колхозов, хотя и она имела место, сыграла решающую роль в массовых выходах из колхозов в первой половине 1932 г., а реальное положение дел в колхозах.

Насильственная коллективизация привела к падению сельскохозяйственного производства. Валовой сбор зерна в 1931 г., несмотря на некоторый рост посевных площадей, снизился как по сравнению с 1913 годом, так и с доколхозным 1928 г. Урожайность, даже завышенная в официальных документах, была на 25% ниже дореволюционной. Еще болезненней сказалась принудительная коллективизация на животноводстве. Поголовье скота в 1929–1931 гг. сократилось более чем в 1,6 раза, причем овец и коз в 2 раза, крупного рогатого скота и свиней – в полтора раза, лошадей – в 1,3 раза. Падение поголовья скота продолжалось в 1932 г. и даже в 1933 г.

Материальное положение колхозников – бывших середняков – ухудшилось, а бывших бедняков не улучшилось.

По хуторам происходила форменная война – сельисполнителей и других, приходивших за коровами, били чем попало, били преимущественно бабы и детишки (подростки), сами колхозники ввязывались редко, а там, где ввязывались, там дело кончалось убийством.

Такая политика мясозаготовок привела к еще большему сокращению поголовья животноводства в 1932 г. По сравнению с 1931 г. количество крупного рогатого скота уменьшилось на 7,2 млн. голов, овец и коз – на 15,6 млн, свиней – на 2,8 млн. и лошадей – на 6,6 млн. голов.

Еще более напряженно, чем мясозаготовки, проходили хлебозаготовки 1931/32 и 1932/33 гг. И еще в больших масштабах применялись репрессии к крестьянам (колхозам, колхозникам и единоличникам) в ходе хлебозаготовок.

Валовые сборы зерна в 1931–1932 гг., даже по официальным данным, были значительно ниже не только по сравнению с более благоприятным 1930 г., но и с 1928 г. Между тем доля хлебозаготовок возросла. Так, если в 1928 г. она составляла 14,7% валового сбора, в 1929 г. – 22,4, в 1930 г. – 26,5, то в 1931 г. – 32,9, а в 1932 г. – 36,9%.

Зарубежные исследователи, анализируя официальные данные о валовых сборах зерна в 1931–1932 гг., пришли к выводу, что они завышены, поскольку уже в те годы стал определяться не реальный (амбарный) сбор зерна, а видовая (биологическая) урожайность. Исходя из нее, устанавливались и планы хлебозаготовок.

Но даже собранного в 1932 г. хлеба хватило бы, чтобы избежать такого страшного массового голода, каким он был в 1932/33 г., если бы хлебозаготовительная политика проводилась иначе.

Потребность в зерне и другой сельхозпродукции с каждым годом росла. Нужда в них была огромная, особенно если учесть, что численность городского населения за четыре года, к 1932 г., выросла на 12,4 млн. человек, не говоря уже о возросших потребностях промышленности в сельскохозяйственном сырье. Но для того чтобы увеличить производство зерна, необходимо было материально заинтересовать крестьян. Это мало волновало Сталина и его ближайшее окружение. На практике почти весь хлеб, произведенный крестьянами (колхозами и единоличниками), изымался в счет хлебозаготовок.

По данным Е.Н.Осколкова, в 1932 г. валовое производство зерна составило 35,5 млн. ц против 69,7 млн. ц в 1931 г., т.е. в два раза меньше, а первоначальный план хлебозаготовок не намного был ниже. В дальнейшем он несколько раз снижался, но все равно не был выполнен.

Репрессии приобретали невиданный размах. Только за ноябрь и пять дней декабря 1932 г., сообщает Косиор Сталину, на Украине в связи с хлебозаготовками органами ГПУ арестовано 1230 человек, в том числе 340 председателей колхозов, 750 членов правлений, 140 счетоводов.

Кроме того, арестовано 140 бригадиров, 265 завхозов и весовщиков, 195 других работников колхозов. Всего, таким образом, было арестовано 1830 человек. На «черную доску» решением ЦК ВКП(б) и СНК Украины занесено шесть крупных сел, а постановлениями облисполкомов – до 400 колхозов. Данные, приведенные Косиором, касались репрессий в отношении руководящих работников, а также других должностных лиц колхозов. Но арестовывали не только их, но и рядовых колхозников и единоличников, «повинных в срыве хлебозаготовок». По сведениям ГПУ Украины, «в результате массовой операции» к 27 ноября 1932 г. по семи областям было арестовано 7729 человек, в том числе в Днепропетровской области 2159 чел.

Харьковской – 1657, Киевской – 1300, Винницкой – 1275, Донецкой – 852 человека и т.д.

К началу декабря 1932 г. количество арестованных в связи с хлебозаготовками возросло до 8881 человека, из них: председателей колхозов – 311 чел., членов правлений – 702, счетоводов и бухгалтеров – 1217, бригадиров – 125, кладовщиков – 206, других специалистов колхозов – 152, рядовых колхозников 314, председателей сельсоветов – 31, уполномоченных райпотребкооперации – 13 человек.

14 декабря принимается постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР о хлебозаготовках на Украине и Северном Кавказе, которое обязывает партийные органы этих районов «решительно искоренять эти контрреволюционные элементы («саботажники хлебозаготовок».) путем арестов, заключения в концлагерь на длительный срок, не останавливаясь перед применением высшей меры наказания к наиболее злостным из них». К числу «злейших врагов партии, рабочего класса и колхозного крестьянства» отнесены теперь и «саботажники хлебозаготовок с партбилетом в кармане, обманывающие государство и проваливающие задания партии и правительства... По отношению к этим перерожденцам, врагам Советской власти и колхозов, все еще имеющим партбилет, ЦК и СНК обязывают применять суровые репрессии, осуждение на 5 – 10 лет заключения в концлагерь, а при известных условиях – расстрел».

Наступление на крестьян продолжалось и по линии налогового обложения как обязательного, так и «добровольного». Тяжесть его из года в год возрастала. По данным сектора финансовой политики Наркомфина СССР, обязательные платежи деревни в 1930 г. составляли 880,1 млн. руб., в 1931 г. – 1731,1 млн., в 1932 г. – 2020,0 млн. руб. Общая сумма обязательных налоговых платежей за три года коллективизации выросла почти в два с половиной раза.

Общая сумма сельхозналога с единоличных хозяйств (включая кулаков) должна была составить 300 млн. руб., а колхозов и колхозников – 250 млн. руб. Это значит, что единоличники, имевшие в 4 раза меньше земли, чем колхозы и колхозники, должны уплачивать 54,5% общей суммы налога.

На 1933 г. по докладу в Политбюро ЦК ВКП (б) зам. председателя СНК СССР В.В. Куйбышева сельхозналог предлагалось увеличить до 800 млн. руб., хотя количество крестьянских хозяйств уменьшилось на 1,5 млн., в том числе единоличных на 1,2 млн. Тем не менее, единоличники, насчитывавшие 8 млн. хозяйств, должны были уплачивать 52% общей суммы налога, а колхозное крестьянство (15,2 млн. хозяйств) – 48%.

Еще в ноябре 1932 г. В.М. Молотов предложил ввести единовременный, дополнительный, налог на единоличников, так как считал, что они живут лучше колхозников. В записке в Политбюро ЦК ВКП(б) он писал: «Единоличник нас здорово надувает (по всем заготовкам, по подписке на заем, на рынке и т.д.). На колхозы мы нажимаем, единоличник здорово выкручивается.

Предлагаю, помимо других мер, немедленно (еще в 1932 г.) провести закон о спецналоге для единоличников в размере 300 млн. рублей. Разработать и провести это дело можно быстро».

16 ноября 1932 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло предложение Молотова о введении в 1932 г. спецналога на единоличников.

Массированное изъятие продовольственных и денежных ресурсов из деревни, усугубленное неблагоприятными климатическими условиями в ряде районов привели к страшному голоду 1932/33 года.

Голод 1932–1933 гг.

Новая волна репрессий

В конце 1932 – первой половине 1933 гг. на огромной территории с населением не менее 50 миллионов человек разразился страшный голод. Он охватил почти всю Украину, Северный Кавказ, Поволжье, южные районы ЦЧО и Урала, Западную Сибирь и Казахстан. В отличие от голода 1921–1922 гг., который был результатом сильнейшей засухи в Поволжье и некоторых районах центрально-черноземной полосы, голод 1932/33 гг. явился следствием сталинской антикрестьянской политики в деревне в начале 1930-х годов. Если о голоде 1921–1922 гг. было широко известно как у нас, так и за рубежом, публиковались материалы в периодической печати, создавались различные общественные и государственные организации помощи голодающим, в том числе и зарубежные, то о голоде 1932–1933 гг. мы не найдем ни одного упоминания (за исключением зарубежных) не только в то время, но и в последующие годы. Это был поистине «совершенно секретный» голод!

Данные о голоде фиксировались органами ГПУ Украины, передавались в Москву в ОГПУ, в ЦК КП (б) У и ЦК ВКП(б). По данным о 42 районах Киевской области, весной 1933 г. голодало 205,8 тыс. человек, умерло 12,8 тыс. человек, зарегистрировано 137 случаев людоедства и трупоедства. Особенно пострадали от голода Золотоношский, Уманский, Чигиринский, Черкасский районы. Начальник политотдела Виноградской МТС Лысянского района Киевской области жаловался, что в селе Босивци в мае 1933 г. умерло 126 человек, в том числе 70 человек в возрасте 20–45 лет. «Такая высокая смертность, – писал он, – создает большую угрозу уборке урожая и обработке сахарной свеклы. Уже сейчас зафиксированы случаи нехватки ездовых, так как некоторые опухли и болеют. Имеются случаи, когда колхозники приходят сами в поле, а домой их отвозят, поскольку они во время работы падали от истощения».

Сельсоветам было дано распоряжение при регистрации смерти не указывать ее причину.

Чтобы представить положение голодных людей и в особенности детей весной 1933 г., приведем еще один документ – письмо ученика Сальницкой школы крестьянской молодежи (Калиновский район Винницкой обл.) председателю сельсовета. «Кузьма Петрович, – писал ученик 7-го класса. – Неделя как умер от голода отец. Мать лежит больная на печке и вся опухла. На мою долю выпало быть хозяином двора. Кроме меня осталось еще трое детей. Они опухли. Помогите, чем можете. У нас сегодня на ужин не осталось и свеклы. Спасайте маму, детей. Мы вступили в колхоз. И я буду так с мамой работать, чтобы обеспечить малых детей хлебом. Не откажите, Кузьма Петрович. Неужели я семь лет учился, чтоб умереть голодной смертью?».

К сожалению, семья эта помощи не дождалась, и все они умерли от голода.

Сталинское партийно-государственное руководство, несмотря на голод, продолжало политику выкачивания хлеба из деревни. Хотя Молотов, возвратившись с партийной конференции с Украины, на заседании Политбюро и заявлял: «Мы стоим действительно перед призраком голода и к тому же в богатых хлебных районах», тем не менее Политбюро постановило «во что бы то ни стало выполнить утвержденный план хлебозаготовок».

А 20 ноября 1932 г. под нажимом Молотова Совнарком Украины принял постановление «О мерах по усилению хлебозаготовок», обязывавшее облисполкомы и райкомы полностью закончить план хлебозаготовок до 1 января, а создание семенных фондов – до 15 января 1933 г. В связи с этим предлагалось прекратить выдачу любых натуральных авансов в колхозах, неудовлетворительно выполняющих план хлебозаготовок. В случае, если колхоз уже выдал хлеб авансом на трудодни, то предлагалось организовать возврат «незаконно розданного хлеба» для выполнения плана хлебозаготовок, а председателей колхозов привлекать к суровой ответственности за раздачу колхозного хлеба. Привлекать к судебной ответственности по закону от 7 августа 1932 г. как расхитителей государственного и общественного имущества бухгалтеров, счетоводов, кладовщиков, завхозов, весовщиков, которые утаивают хлеб от обложения, чтобы «сорвать выполнение плана хлебозаготовок и других государственных обязательств».

Несмотря на применение драконовских методов хлебозаготовок 1932/33 г. не были выполнены, а смертность населения только в 1933 г., по официальным данным, составила 2,9 млн. человек. По более полным сведениям, по подсчетам проф. С.В.Кульчицкого, людские потери населения Украины в 1932–1933 гг. составили от 4,5 до 4,8 млн. человек. Страшный голод охватил также другие районы страны – Казахстан, Поволжье, Северный Кавказ, ЦЧО, Урал, Западную Сибирь.

В Республике немцев Поволжья в 1932 г. численность населения сократилась на 20152 человека и т.д.

В то время, как многие сотни тысяч людей умирали от голода, хлебозаготовки и репрессии в крае продолжались. М.А.Шолохов 4 апреля 1933 г. пишет письмо Сталину, в котором сообщает, что в Вешенском районе, как и в других районах Северного Кавказа, «сейчас умирают от голода колхозники и единоличники; взрослые и дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали и кончая дубовой корой и всяческими болотными кореньями». В таком положении, по словам Шолохова, находится 99% населения района. Произошло это потому, пишет Шолохов, что урожайность в 1932 г. была определена в полтора раза выше фактической и, исходя из того, установлен план хлебозаготовок в 53 тыс. тонн, при валовом сборе зерна в 56-57 тыс. тонн. Уполномоченный Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Г.Ф.Овчинников дал установку: «Хлеб взять любой ценой! Дров наломать, но хлеб взять!».

О размахе репрессий в Вешенском районе можно судить по приведенным в письме Шолохова следующим данным: из 13813 хозяйств района (52069 человек) во время хлебозаготовок было арестовано 3128 человек, осуждено нарсудами и тройками ОГПУ 2300 человек, в том числе 52 человека к расстрелу. Исключено из колхоза 1947 хозяйств, оштрафовано (конфисковано продовольствие и скот) 3350 хозяйств, выселено из домов 1090 семей. В результате осуществленных репрессий из Вешенского района в 1932/33 гг. было изъято 2 млн. 300 тыс. пудов зерна, т.е. практически весь валовый сбор 1932 г., а население района было обречено на голодную смерть (из 50 тыс. 49 тыс. человек голодало).

«Если все описанное мною заслуживает внимания ЦК, – заканчивал письмо Шолохов, – пошлите в Вешенский район подлинных коммунистов, у которых хватило бы смелости, невзирая на лица, разоблачить всех, по чьей вине смертельно подорвано колхозное хозяйство района, которые по-настоящему бы расследовали и открыли не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные «методы» пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это...

Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».

Получив письмо Шолохова, Сталин 16 апреля 1933 г. ответил ему телеграммой: «Сообщите о размерах необходимой помощи». В тот же день Шолохов сообщает о размерах необходимой продовольственной помощи, а Сталин пишет Молотову:

«Вячеслав!

Думаю, что надо удовлетворить просьбу Шолохова целиком, т.е. дать дополнительно вешенцам 80 тыс. пудов и верхнедонцам 40 тысяч. Дело это приняло, как видно, «общенародную» огласку, и мы после всех допущенных там безобразий – можем только выиграть политически. Лишних 40-50 тысяч пудов для нас значения не имеют, а для населения этих двух районов – имеют теперь решающее значение.

Кроме того, нужно послать туда кого-либо (скажем, т. Шкирятова), выяснить дело и привлечь к ответу Овчинникова и всех других, натворивших безобразия. Это можно сделать завтра».

22 апреля в Вешенскую Сталин пишет еще одну телеграмму: «Кроме отпущенных недавно сорока тысяч пудов ржи (фактически было отпущено 22 тыс. – Авт.) отпускаем дополнительно для вешенцев восемьдесят тысяч пудов всего сто двадцать тысяч пудов»...

А еще через две недели, 6 мая 1933 г., Сталин отвечает Шолохову:

«Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к Вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому, очень прошу Вас, оказать помощь.

Это так, но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячки нашей партийно-советской работы, вскрывают то, что иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма.

Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а типичная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы Вашего района (и не только Вашего района) проводили «итальянку», саботаж и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет и того, что уважаемые хлеборобы по сути вели «тихую войну» с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов.

Конечно, это обстоятельство ни в коей мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должные наказания. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это может показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку.

Ваш Сталин».

И это писалось в ответ на сообщение Шолохова о том, что в районе «пухлые и умирающие есть», люди «пожирали не только свежую падаль, но и пристреленных сапных лошадей, и собак, и кошек, и даже вываренную в салотопке, лишенную всякой питательности падаль». Правда, по письму Шолохова и итогам проверки Шкирятова (того самого, который был членом комиссии Кагановича и принимал участие в выработке жестокого постановления по хлебозаготовкам на Северном Кавказе от 4 ноября 1932 г.) было принято 4 июля 1933 г. постановление Политбюро ЦК ВКП(б), в котором признавались «перегибы» в хлебозаготовках в Вешенском районе. Но признавались в такой форме, что фактически их оправдывали. Виновники издевательств над крестьянами понесли мягкое наказание: крайкому указано на «недостаточный контроль над действиями своих представителей и уполномоченных»; второй секретарь крайкома Зимин освобожден от работы; инициатору перегибов, секретарю Ростовского горкома партии Овчинникову, объявлен строгий выговор, он снят с работы с запретом на один год работать в деревне; районным работникам Плоткину и Пашинскому также объявили строгие выговоры, «воспретив им работу в Вешенском районе».

Закон 7 августа 1932г. вводил «в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией всего имущества».

Действительный смысл этого ужасного закона (утвердившего беззаконие!) был современникам вполне ясен: «за каждый срезанный колос человека расстреливать».

Резко отрицательно отнеслись к закону от 7 августа крестьяне. Этого не могли скрыть даже органы ОГПУ. В сводке от 3 сентября 1932 г., посланной Сталину, Молотову, Кагановичу, Постышеву и Рудзутаку, признавалось, что большинство крестьян-единоличников прямо заявляли, что этот декрет «в первую очередь направлен на создание голода и загон единоличников в колхозы».

Анализ 20 тыс. дел показывает, что в числе осужденных 83% были колхозники и крестьяне-единоличники и только 15% – «кулацко-зажиточные элементы». Значит, острие этого бесчеловечного закона было направлено против крестьян, которые, спасая детей от голодной смерти, вынуждены приносить домой с тока или поля килограмм – другой зерна, ими же выращенного.

В то время, когда десятки миллионов голодали, за границу вывозится 18 млн. ц. зерна – плата за индустриализацию. Этим хлебом можно было спасти от голодной смерти миллионы крестьян.

Зимой 1933 г. сотни тысяч крестьян – голодных и нищих – покидают родные края в поисках куска хлеба. Но даже это решительно пресекалось сталинским руководством. С января за подписью Сталина и Молотова рассылается директива партийным и советским организациям, органам ОГПУ, в которой отмечается: до ЦК ВКП(б) и СНК СССР дошли сведения, что на Украине и Кубани начался массовый выезд крестьян «за хлебом» в ЦЧО, на Волгу, в Московскую и Западную области, в Белоруссию. «ЦК ВКП(б) и СНК СССР не сомневаются, что этот выезд крестьян, как и выезд из Украины в прошлом году, организован врагами Советской власти, эсерами и агентами Польши с целью агитации «через крестьян» в северных районах СССР против колхозов и вообще против Советской власти». В связи с этим органам власти и ОГПУ Московской, Западной, Центрально-Черноземной областей, Белоруссии, Средней и Нижней Волги «немедля арестовывать пробравшихся на север «крестьян» Украины и Северного Кавказа и после того, как будут отобраны контрреволюционные элементы, водворять остальных на места их жительства. Соответствующие указания давались и транспортным отделам ОГПУ.

По сведениям ОГПУ, к 13 марта 1933 г. было задержано 219460 человек, в том числе на Украине – 37924, в ЦЧО – 43965, на Северном Кавказе – 37217, Нижней и Средней Волге – 11222, в Белоруссии – 1477, Закавказье – 7302, в Западной области – 5115 и на железных дорогах – 65234 человека. Из числа задержанных 186588 человек водворено в места их постоянного жительства, 9385 привлечено к судебной ответственности, 2823 – осуждено, 1065 человек находилось в фильтрационных пунктах.

Таким образом, и во время голода 1932-1933 гг. репрессии продолжались. Но в отличие от 1929-1931 гг., когда, хотя бы на словах, они были направлены против кулачества или отнесенных к ним крестьянских хозяйств, теперь они распространялись на все крестьянство, в том числе и колхозное, целых регионов, не справляющихся с непомерными заготовками или налогами (Украина, Северный Кавказ, Казахстан, Поволжье).

 

Судьба «Кулацкой ссылки»

До 1934 г. крестьяне, отправленные в «кулацкую ссылку», назывались спецпереселенцами, в 1934-1944 гг. – трудпоселенцами, с марта 1944 г. – спецпереселенцами (с 1949 г. – спецпоселенцами) контингента «бывшие кулаки». Несмотря на то, что и после 1931 г. спецпереселенцы (трудпоселенцы) продолжали поступать в «кулацкую ссылку», численность их была значительно ниже количества направленных туда. Главными причинами этого являлись высокая смертность выселенных крестьян во время транспортировки, в первые годы жизни на спецпоселении и массовые побеги. 1933 год был одним из самых голодных для спецпереселенцев. С 1 января 1933 г. были в два раза сокращены и без того голодные нормы снабжения, но даже они сплошь и рядом не выдавались. Голод был обычным спутником спецпереселенцев, однако в 1933 г. он приобрел особенно трагический характер. В одной из записок Главного управления лагерей (ГУЛАГа) ОГПУ (июль 1933 г.) констатировалось, что положение спецпереселенцев, в особенности в Уральской области и Северном крае «резко ухудшилось», в пищу употребляются разные несъедобные суррогаты, а также «поедание кошек, собак и трупов павших животных». «На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди спецпереселенцев». Если в 1932 г. умерло больше, чем родилось, в 5 раз, то в 1933 г. – почти в 9 раз. Особенно высока смертность была в спецпоселках голодающих районов. На Северном Кавказе, например, умерло в 20,8 раза больше спецпереселенцев, чем родилось, в Северном Казахстане – в 19,1 раза, на Украине – в 15,7 раза, Средней Волге – в 15,6 раза, на Урале – в 13,1 раза и т.д.

По состоянию на 1 июля 1938 г. на учете Отдела трудовых поселений ГУЛага НКВД СССР числилось 997 329 трудпоселенцев, которые проживали в 1741 трудпоселке.

По данным на 1 января 1938 г. в народном хозяйстве было занято 353 912 трудпоселенцев, из них 16 818 трудилось в золотодобывающей промышленности, химической, рудной и вагоностроительной; 63 296 – в лесной, 5166 – в системе Наркомлегпрома и Наркомместпрома РСФСР, в текстильной и других отраслях промышленности, в коммунальных предприятиях и кустарных промыслах; 19 105 – в совхозах Наркомзема и Наркомата совхозов СССР, преимущественно на обработке хлопка и в животноводстве; 9055 – в пищевой промышленности Наркомпищепрома СССР, преимущественно на свеклосахарных предприятиях и хладобойнях; 28 212 – в разных мелких хозяйственных организациях и в кустарной кооперации; 12 483 – в Белбалткомбинате НКВД, преимущественно на лесоразработках, и 73 634 человека – в сельском хозяйстве неуставных трудпоселенческих артелей.

За 1930 – 1937 гг. спецпереселенцами было раскорчевано 183 416 га и расчищено от кустарника и мелкого леса 58 800 га. В основном эти работы были произведены в Нарымском крае (138 600 га), Архангельской обл. (14 453 га), на севере Омской обл. (20 150 га), в Вологодской обл. (7612 га), Коми АССР (4710 га), Иркутской обл. (6694 га), в Дальневосточном крае (9279 га). В Нарыме и в Карельской АССР было осушено болот на площади 2988 га; в засушливых районах Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Киргизии орошено 12 857 га земель.

Все выселенные кулаки были лишены избирательных прав. Первыми были восстановлены в этих правах дети, достигшие совершеннолетия. В постановлении Президиума ЦИК СССР от 17 марта 1933 г. «О порядке восстановления в избирательных правах детей кулаков» указывалось: «Дети высланных кулаков, как находящиеся в местах ссылки, так и вне ее, и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в избирательных правах районными исполкомами по месту их жительства при условии, если они занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают». Что касается взрослых, то восстановление их в избирательных правах до 1935 г. проводилось строго в индивидуальном порядке по истечении 5-летнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик. И только 25 января 1935 г. все бывшие кулаки были восстановлены в избирательных правах наравне с другими гражданами СССР.

Стремление трудпоселенцев вырваться на свободу вызвало массовое бегство из «кулацкой ссылки», благо бежать из трудпоселка было несравненно легче, чем из тюрьмы или лагеря. Только с 1932 по 1940 г. из «кулацкой ссылки» бежали 629 042 человека, а было возвращено из бегов за тот же период 235 120 человек.