Сельское хозяйство славянских племён Восточной Европы во второй половине

Сельское хозяйство славянских племён Восточной Европы во второй половине

I тысячелетия н.э.

Земледельческий характер экономики славянских племен Восточной Ев­ропы середины и второй половины I тысячелетия н. э. в настоящее вре­мя является общепризнанным. Решающим аргументом в пользу этого стали археологические материалы. К концу I тысячелетия н. э. славяне представляли собой крупнейший этнический массив в Восточной Европе, заселяли территорию от Приладожья на севере до Молдавии на юге. Южная граница этой территории в целом соответствовала границе степи и лесостепи. Наиболее восточные славянские памятники расположены по Дону, верхней Оке, северо-запад­ным притокам Волги. Западная граница славянского ареала в Восточной Европе в основном совпадала с современной границей расселения восточнославянских народов. Исключение составляет Днестровско-Прутское междуречье, ныне занятое романоязычными молдаванами, где в VIII—IX вв. обитало славянское население. Выделяются две, несомненно, славянские археологические культуры. Одна из них — куль­тура Корчак (иначе — пражского типа), часть ареала которой находится на территории Польши и Чехословакии. В России ее памятники, датируе­мые VI—VII вв., располагаются по среднему течению рек Припятского бассейна: Ужа, Случи, Стыря, Турий и Стохода, а также по верхнему и среднему течению Тетерева, Днестра и Прута. Другая связываемая со славянами культура VI—VII вв. представлена памятниками типа Пень-ковки, расположенными к югу от корчакских по Днепру, в междуречье Днестра и Прута, а также на Северском Донце. Ареал этих древностей по мнению многих исследователей, соответствует данным письменных источников о славянских племенах антов.

Уже ранние сведения письменных источников о славянах свидетельст­вуют, что они были оседлым земледельческим народом. Тацит, сравни­вая славян (венетов) с германцами и сарматами, указывает, что они близки германцам, так как «строят дома» и ведут оседлый образ жиз­ни. Авторы рубежа V—VI вв. сообщают, что у славян имеется «боль­шое количество... плодов земных... в особенности проса и пшеницы». Древность славянской земледельческой традиции подтверждается данны­ми лингвистики. Такие термины, как «рало», «орать» (пахать), «жать», названия основных сельскохозяйственных культур — овса, ячменя, пше­ницы, ржи—и общее наименование зерновых («жито») являются обще­славянскими.

Из-за все еще недостаточной изученности археологических памятни­ков VI—VII вв. сельское хозяйство славянского населения Восточной Европы может быть охарактеризовано лишь в общих чертах. Тем не ме­нее признаки достаточного развития земледельческого хозяйства довольно многочисленны. Так, поселения культуры Корчак сосредоточиваются в ос­новном в районах распространения черноземов и оподзоленно-черноземных почв. Там же, где преобладают торфянисто-болотные и подзолисто-песчаные почвы, поселений гораздо меньше. Это следует связать, очевид­но, с земледельческим характером хозяйства. О земледелии говорят находки зерен культурных растений или их отпечатков на глине. Наибо­лее часто встречаются пшеница, просо и ячмень, известны находки зе­рен гороха и вики. Отпечатки соломы на обожженной глине и примесь половы в керамическом тесте, из которого изготовлялись сосуды, явля­ются несомненными признаками земледельческого быта. Сравнительно часты находки ротационных жерновов или их обломки. Есть находки серпов, небольших и слабоизогнутых, сходных с более ранними, извест­ными со скифского времени, а также современного типа. Эти послед­ние со временем становятся характерными в Восточной Европе прежде всего для славян.

Находки наконечников пахотных орудий на корчакских памятниках пока неизвестны, что может быть объяснено недостаточной их изучен­ностью. Это обстоятельство, а также значительная разбросанность и не­большие размеры поселений породили представление, что земледелие у населения корчакской культуры было подсечным. Такая точка зрения вызывает, однако, серьезные возражения. Находки железных наконечников пахотных орудий на памятни­ках пеньковского типа, прямо свидетельствуют о пашенном земледелии славян рассматриваемого региона в VI—VII вв.

О применявшихся в то время системах земледелия нет надежных сведений. Относительно редкое и сравнительно подвижное славянское население VI—VII вв. могло широко использовать экстен­сивные системы земледелия: залеж, перелог, а также и подсеку. Тем не менее земледельческое хозяйство славян Восточной Европы VI—VII вв. представляется в не­которых моментах стоящим на более низком уровне, чем в период сущест­вования черняховской культуры. Многочисленное население черняховского времени жило в крупных поселениях, которые, несомненно, были окру­жены сплошными массивами обрабатываемых земель. Мелкие поселки славян VI—VII вв. рисуют иную картину хозяйственного освоения терри­тории. Эти изменения могут быть объяснены катастрофическими последствиями гуннского нашествия.

Остеологический материал славянских памятников VI—VII вв. сви­детельствует, что именно скотоводство, а не охота доставляла основную часть мясного питания. На всех памятниках преобладают ос­татки крупного рогатого скота, в Рипневе, например, более половины. Меньше остатков свиньи и мелкого рогатого скота, мало — лошади. Раз­водились также куры. Была известна заготовка кормов на зиму, о чем свидетельствуют на­ходки кос. Большое значение имели, вероятно, солома и веточный корм. Не исключено, что часть исследованных на поселениях хозяйственных построек использовалась для содержания скота. Скотоводство было придомным, тесно связанным с земледелием. Рабочий скот, прежде всего волы, быки, лошадь, использовался на пашне; вероятна также молотьба с помощью скота. После снятия урожая скот, вероятно, выгонялся на поля, как и в более позднее время (толока).

В целом экономика славян Восточной Европы VI—VII вв. носила вполне определенный земледельческо-скотоводческий характер при веду­щей роли пашенного земледелия. Охота и рыболовство имели подсобное значение.

В VIII—Х вв. у восточных славян происходило дальнейшее развитие земледелия, причем пути такого развития были различными в лесостепи, с одной стороны, и в лесной зоне — с другой. Основным орудием обра­ботки почвы оставались рала различных разновидностей, чаще, чем в предшествующий период, снабжавшиеся железными наконечниками. По­следние нередко были весьма совершенных форм, мало изменившихся вплоть до недавнего времени. В конце периода появляется соха, став­шая в более позднее время важнейшим пахотным орудием русского крестьянства в лесной зоне и отчасти в лесостепи.

Железные наральники обнаружены преимущественно на памятниках лесостепи и южных окраин лесной зоны. У большей части их были широкая лопасть и небольшой длины втулка. Это свидетельствует, что они использовались на орудиях с горизонтальной рабочей частью — полозом и были приспособлены пре­имущественно для работы на сравнительно мягких, очевидно старопахот­ных, землях. Такие рала близки к позднейшим украинским, у которых рабочая часть и рукоять были образованы одной деталью.

Часть рал с полозом снабжалась череслами. Такие орудия могли ис­пользоваться и при работе на сильно задернованных участках. Бытовали также рала без полоза, ширина лопасти наконечников которых не пре­вышает ширины втулки, а длина последней составляет значительную часть общей длины наральника. Рала без полоза также могли употреб­ляться не только на старопахотных землях, но и для поднятия сильно задернованных почв. В южной части славянского ареала они встречались реже, чем более совершенные рала с полозом. К VIII—IX вв. у славян лесной зоны формируются новые пахотные орудия — сохи.

Происхождение сохи в настоящее время связывается с однозубым ралом. Одной из характерных ее особенностей было наличие двух рабочих заострений. Древнейшие сошники происходят из Старой Ладоги и городища Холопий городок под Новгородом, где да­тируются второй половиной VIII — началом IX в.

Серпы, характерные для сла­вянских памятников рассматри­ваемого времени, значительно от­личаются от более ранних. Для них характерна уже современная форма: черешок сильно отогнут, изгиб лезвия значителен и пред­ставляет собой асимметричную дугу, отрезок эллипса или пара­болы. Такая форма лезвия серпа является оптимальной. Более архаичные слабоизогнутые серпы встречаются редко, в основном на памятниках, славянская принад­лежность которых не бесспорна.

Судя по довольно многочисленным находкам палеоботанического мате­риала, славяне Восточной Европы в VIII—Х вв. продолжали выращи­вать пшеницу, главным образом мягкую, а также полбу, просо и ячмень. Очень важен процесс постепенного увеличения посевов ржи, особенно в лесной зоне. В раннем железном веке рожь в лесостепи и лесной зоне не имела еще, очевидно, существенного значения в посевах. На большинст­ве памятников VIII—Х вв. она также составляет незначительную часть среди найденного зерна. Исключение составляют городище Новотроицкое (VIII—IX вв.) и поселения Свила I (IX в.), где эта культура преобла­дает. На городище Новотроицком обнаружены семена костра ржаного, сорняка, характерного для озимых посевов ржи. Этот факт весьма пока­зателен, так как широкое распространение ржи связано именно с ози­мыми посевами. Увеличение роли ржи на территории лесной зоны и как следствие этого уменьшение посевов пшеницы и проса объясняются ус­тойчивостью этой культуры к суровым климатическим условиям, мень­шей чувствительностью к сорнякам, что было особенно ценным при пере­ходе к обработке старопахотных почв, когда посевы сильно страдали от сорняков. Таким образом, возрастание посевов ржи может служить од­ним из свидетельств перехода от экстенсивных систем земледелия к бо­лее интенсивным. Процесс вытеснения рожью пшеницы и проса происхо­дил в лесной зоне постепенно в течение всего средневековья. Находки из Новотроицкого городища и поселения Свила I знаменуют его начало.

Состав зерновых культур и сопутствующих им сорняков, а также ха­рактер пахотных орудий позволяют предполагать, что славяне VIII— IX вв. в лесостепи практиковали преимущественно краткосрочные пере­логи и различные переходные формы от перелога к паровой системе земледелия. В лесной зоне ведущей системой земледелия был, по-видимому, лесной перелог.

Собранный хлеб у славян просушивался на солнце в копнах или спе­циальных сооружениях — овинах — с помощью огня. Простейший овин представлял собой яму, в которой разводили огонь, с покрытием из жер­дей, которые обкладывались снопами колосьями внутрь. Остатки такого овина обнаружены, например, на городище Новотроицком. Обмолот зерна мог производиться вручную, цепами или палками, а также с по­мощью скота. Слово «цеп» относится к числу общеславянских и появи­лось задолго до рассматриваемого периода. Для хранения зерна повсе­местно использовались «житные ямы», нередко упоминаемые и в позд­нейших письменных источниках. Форма их обычно грушевидная, размеры сильно варьируют; отдельные ямы могли вмещать несколько центнеров зерна. Стенки ям нередко обмазывались глиной и обжигались, во многих случаях прослежены следы кровель, закрывавших ямы сверху. Существовали также на­земные сооружения для хранения зерна — клети, закрома, представляв­шие собой столбовые или срубные постройки. Размол зерна производился ротационными жерновами; находки зернотерок единичны.

Как и в предшествующий период, скотоводство у славян VIII - IX вв. было важной, но подчиненной земледелию отраслью хозяйства.

Судя по соотношению остатков важнейших сельскохозяйственных жи­вотных в остеологическом материале, в составе стада по-прежнему пре­обладал крупный рогатый скот. Меньше разводили свиней, овец и коз. Весьма невелико на памятниках количество остатков лошади, что, без­условно, связано с широким использованием лошади в хозяйственных и военных целях. Кости крупного рогатого скота из славянских памятни­ков рассматриваемого времени принадлежат обычно взрослым особям, что свидетельствует о развитии молочного хозяйства.

Мелкий рогатый скот и свиньи, наоборот, забивались обычно в моло­дом возрасте, что в значительной мере обусловливалось трудностью заго­товления кормов и содержания животных в зимний период. Впрочем, на­ходки кос на памятниках VIII—IX вв. довольно часты.

Домашние животные у славян VIII—Х вв., как и эпохи Киевской Руси, были, как правило, малорослыми, что объясняется, прежде всего, условиями содержания.

Сельское хозяйство славян Восточной Европы третьей и четвертой четверти I тысячелетия характеризуется вполне сложившейся устойчивой формой.

 

 

Жилище

Сельское население жило в деревянных небольших домах площадью 12—20 кв. м, с печью, сложенной из валунов, обмазанных глиной, или вылепленной из глины. Такие дома топились по-черному, имели зем­ляной пол и не имели потолка, но двускатная их крыша с коньком иног­да была покрыта слоем земли, защищавшим от холода и пожара.

В раннее время, в VIII — первой половине Х в., основным типом домов, господствовавшим на южной лесостепной и среднерусской — лес­ной зонах, была полуземлянка с полом от полуметра до метра ниже по­верхности земли. Это делало жилище теплым, но сырым. Освоение во­сточными славянами богатых строительных возможностей, которые давал хвойный лес, способствовало тому, что в течение X—XI вв. наземные срубные жилища-избы с деревянным полом, прежде характерные только для севера, стали распространяться к югу, включая и лесостепную зону. См. рис. русской избы на стр. 83. Крестьянский дом в массовом сознании ассоциировался со словом «изба», но в узком смысле этот термин и его варианты: ыстьба, истъба, истба, истобъка, истопка – означал «жилое помещение». В южных районах использовался термин «хата», а в Сибири – «дом». Для постройки использовали сосну, реже – ель, нижние венцы сруба часто были из дуба. На углах сруба применялись широко распространенная позднее рубка в обло с выпуском остатков бревен. Чашу и паз при рубке всегда выбирали в верхней части каждого нижнего бревна. Переход к более рациональному способу вырубать паз в нижней части верхнего бревна относится к XVII в. В пазы между бревнами закладывали мох. Крыши домов были двускатными, досчатые плахи покрытия – тесины или дранницы – упирались на бревенчатый конек, а внизу – на загнутые сучья – курицы. Размер построек определялся средней длиной бревен (от 6,5 до 8,5). Простейшим был четырехугольыый сруб. Уже в X – XIII вв. выработался более сложный тип жилища, состоящий из нескольких срубов, соединенных между собой или стоящих отдельно. Чаще всего встречались двухкамерные постройки, в которых сруб разделен внутренней рубленной стеной на два неравных по площади помещения, причем глинобитная печь почти всегда была в большем из них. Сруб ставился или прямо на землю, или под первый венец сруба подкладывали деревянные столбики либо камни. В северных районах в условиях более сурового климата избы строились на подклетах (под-ызбица), в подклете держали скот, хранили продукты, имущество. Иногда подклет использовали как жилое помещение. Над подклетом располагалась клеть – неотапливаемая жилая посторойка., а также горница- отапливаемая часть жилища.. Сенник, поветь – хозяйственные постройки, располагавшиеся на других сооружениях (на хлеве, на конюшне).

Двери в избе были низкие, окна маленькие, волоковые, ини прорубались в двух соседних бревнах, в половину толщины каждого бревна и изнутри задвигались («заволакивались») деревянным щитком (волоком). У русских по фасаду избы обычно прорубали три волоковых окна., причем среднее для выхода дыма располагалось выше других, часто на линии потолка. Среднее волоковое окно уже в XVIIв. стали заменять красным, или косящим, с массивной колодой. Во многих избах не было потолков. Конструкция потолка из досок, брусьев или плах с центральной балкой – матицей упоминается с XVII в. Центральное место в избе занимала большая глинобитная печь, которая не имела дымохода. По диагонали от печи был красный угол, где располагался обеденный стол, висел киот (божница) с полками для икон. В северных селениях России возводились большие высокие срубные постройки в одно целое жилые и хозяйственные помещения. Двухэтажный двор также был перекрыт двухскатной крышей. Для юга характерен открытый тип двора.

 

 

Трехчастное строение (три сруба под одной кровлей): 1.-косящее окно (красное окно), 2- подызбица (подклет) – нижние пять рядов бревен, 3 – нижние горницы (9 рядов бревен), 4- верхние горницы (повалиши) из бруса, 5- волоковые окна, 6- слеги, 7- поток (желоб), 8- пчелина, 9-огниво, 10 –охлупень (шелом), 11 –самцовые бревна (самцы), 12-

Князевая слега, 13- тес по слегам в зубец, 14- драницы (колотые доски), 15-гнет, 16-черный пол чердака, 17-площадка крыльца, 18-сени, 19- курицы, 20-подкладки под окладной самец засыпаются землей, 21-полица, 22- хозяйственные помещения.

 

 

Феодальная рента

 

С образованием Русского централизованного государства начался бурный рост владельческих имений. Это были имения мелких (воен­ных и дворцовых) слуг князей, бояр, церковных вотчинников. Земли давались в бессрочное, пожизненное или наследственное владение. К концу XV — началу XVI в. относится период становления помест­ной системы как особой формы феодальной собственности, противостоя­щей привилегированной княжеской и боярской вотчине.

Первым крупным районом поместного землевладения становится Северо-Запад. После присоединения Новгорода на месте конфискованных боярских, монастырских, владычных вотчин создается обширный фонд великокняжеских земель, которые пошли в раздачу главным образом рядовым служилым людям с поселением их на постоянное житель­ство. В 1500 г. поместья занимали здесь почти 47% всех культивируемых площадей. К 1540 г. их фонд возрос более чем в полтора раза, в основ­ном за счет поглощения земель, принадлежавших оброчным крестьянам (одной из разновидностей государственных крестьян). Вслед за Новго­родом поместная система распространяется на Псков, Торопец, Тверь идр. Районами преобладающего поместного землевладения, помимо Северо-Запада, являлись некоторые пограничные западные (например, Вязьма) и большинство южных уездов (Кашира, Орел, Тула, Венев, Коломна, Епифань, Дедилов, Медынь, Рязань). Развитие помест­ного землевладения на юге шло частично путем освоения целинных и запереложенных земель («дикого поля»). Несмотря на процесс сближе­ния поместий и вотчин, нивелировку некоторых их особенностей, глав­ным образом в связи с уложением 1555/56г., уравнявшим вотчинников и помещиков в поземельных нормативах воинских обязанностей, правительство, тем не менее, предпочитало в пограничных районах насаждать поместное землевладение.

Увеличивалось число поместий и в центре страны. Уже в первой четверти XVI в. поместные земли встречаются, чуть ли не во всех уез­дах Замосковного края. К 70-м годам в Васильцеве стане Московского уезда поместный земельный фонд составлял треть всех владельческих имений. Вотчины Троице-Сергиева монастыря располагались, чуть ли не во всех уездах страны и насчитывали 143 тыс. четвертей (в одном поле). Владения Симонова монастыря находились в 19 уездах. Их размер достигал 18 тыс. четвертей. Хотя в целом роль холопа в сельскохозяйственном производстве была второстепенной, его удельный вес в мелких хо­зяйствах был в несколько раз выше, чем в крупных имениях, т. е. по­мещик среднего достатка значительно больше зависел от наличия или отсутствия в его хозяйстве холопов, чем его могущественный сосед, у которого холопы составляли всего 3—5% населения. При этом мелкий помещик нуждался не столько в холопах-приказчиках или холопах-ре­месленниках, сколько в холопах-земледельцах. Холоп мог жить как на собственном наделе, так и на месячине. Повышенная заинтересованность помещиков в труде холопов была обусловлена следующими факто­рами. Во-первых, в условиях существования права свободного перехода крестьян в Юрьев день «маломочным» помещикам было трудно сопер­ничать с могущественными представителями феодальной знати, которые в состоянии и предоставить крестьянину больше льгот, и обеспечить его более существенной ссудой и безопасностью, оградив его от бесконечных набегов «людей» соседних феодалов. Поэтому, чтобы не «запустошить» свое поместье, мелкие служилые люди были вынуждены «строить» хозяйство, используя подчас исключительно труд холопов-земледельцев, не имеющих юридического права покинуть своего господина. Во-вторых, оброки крестьян были в значительной мере ограничены традицией. Холопьи повинности зависели исключительно от произвола господина. Особенно велика была нужда в холопах при первично экономическом становлении поместий.

Тяжесть эксплуатации крестьянства зависела как от размеров окладной единицы (обратно пропорционально), так и от величины норм ренты (прямо пропорционально). Если государственные налоги взимались, как правило, с крупной окладной единицы — сохи, включавшей несколь­ко сот четвертей земли, то размеры сеньориальной ренты устанавлива­лись с учетом существования более мелких единиц, соответствующих обычно десятку-другому четвертей пашни (выть, жеребий, обжа, сош­ка, лук). Преобладала среди них выть, фигурирующая во всех средне­русских и южных районах. На Севере и Северо-Западе натуральные и денежные поборы взимались в большинстве случаев с обжи.

Первоначальное значение слова «выть», известное историкам с 1434 г.,— часть, доля. В таком значении оно неоднократно встречается в документах XV—XVI и даже XVII вв. Одновременно уже во второй по­ловине XV в. под вытью стали понимать не только участок земли (надел), но и окладную единицу: «вытные люди» начинают выступать как синоним «тяглых людей». Нормированная выть становится официальной поземельной окладной единицей вначале в великокняжеских и поместных хозяйствах, затем в течение XVI в. распространяется и на другие типы социальных владений.

На величину выти оказал влияние широко бытовавший на террито­рии Северо-Восточной Руси принцип обычного права, согласно которому при всевозможных расчетах, платежах, денежных операциях с целого числа взыскивалась пятая часть (20%), как говорили «на пять шестой». В правосознании крестьянина достаточно прочно укоренилось представ­ление, что доходом с обрабатываемого им надела он вправе распоряжать­ся сам, взамен он должен обработать какую-то часть господской земли. Таким образом, согласно его представлениям, доход господину шел не с надела, а с дополнительной господской земли. Класс феодалов в лице правительства при введении выти в качестве окладной единицы сохра­нял традиционно сложившийся стереотип восприятия распределения до­ходов между крестьянином и господином. На выть клалось 5 дес. в од­ном поле плюс дополнительная десятина (при трехполье — 2 десятины в двух полях), которые в качестве своеобразной платы за надел обраба­тывались на сеньора: Очень важно, что вплоть до 70-х годов XVI в. фискальное описание не отделяло перелог от пашни. В состав пятидесятинного надела-выти входили не только посевные площади, но и заброшенные выпаханные земли. Норматив 5 дес. крестьянской земли в одном поле на выть от­нюдь не означал, что все 10 дес. (в двух полях) были засеяны. Реаль­ная площадь обрабатываемого в каждый данный момент крестьянского надела была значительно меньше, распахать же и засеять господскую десятину надо было полностью.

С 50-х годов официально вводится подразделение земли на добрую, среднюю, худую. Соответственно в выть стали класть 6, 7, 8 дес. В ряде хозяйств функционирует выть без дополнительной, шестой деся­тины. Пятидесятинная выть (в пересчете на «добрую» землю) во второй половине XVI в. существует не только в промысловых селениях, платя­щих оброк рыбой, медом, несущих груз всевозможных отработочных по­винностей (строительство, повоз, и т. д.), но и в селах, обязанных поставлять хлеб. Исчезновение декларативно дополнительной десятины из окладной единицы, замена шестидесятинной выти пятидесятинной при сохранении тех же размеров ренты означали следующий шаг по пути усиления эксплуатации крестьянства (в расчете на окладную единицу). Крайне важно и то, что из социального сознания постепенно окончательно исчезло представление, что обложению подле­жал не сам надел, а дополнительная господская земля.

В течение XVI в. правительство пытается распространить нормированную выть на все социальные категории крестьянства и на большую часть окраинных районов. В 60-х годах регламентируется величина оклад­ной единицы на землях черносошных крестьян: выти — в центре (6 дес.), обжи — на севере (5 дес.) Выть не была адекватна крестьянскому наделу, хотя, вероятно, была задумана как унифицированный («поравненный») надел. С ростом эксплуатации количество крестьянских семей на одной выти увеличивалось.

С рапространением окладной единицы «выти» нормой барщины с выти становится шестая десятина. Во второй половине XVI в. отработочная повинность в форме барщины (десятинной пашни) наблюдалась в крайне незначительном количестве дворцовых хозяйств: только на восточных и южных окраинах. Подавляющее число дворцовых владений были обложены натурально-денежными повинностями. Главной составной частью натуральной ренты были рожь и овес. Другие виды хлеба имели вспомогательное значение.

Степень и формы эксплуатации монастырских крестьян были крайне разнообразны. Население вотчины делилось на «больших людей из сел», под которыми подразумевались жи­тели, имеющие лошадей, пахотные орудия производства и «пешеходцев». Повинности для них были различны. Первые должны были пахать монастырскую пашню и выполнять весь комплекс работ, связанный с ceвoм и уборкой хлеба. Молотьба вменялась в обязанности «пешеходцев», но видимо, только части хлеба («к празднику и на семя»). Остальной хлеб обмолачивали сами монахи. Вся монастырская пашня пахалась «взгоном», т. е. определенной нормы для крестьянского дворохозяйства не существовало. Сенокошение на монастырь регулировалось в соответствии величиной надельной земли («косить десятинами»). Большое значение имели промыслы. Крестьяне должны были изготовлять орудия ловли чинить их, добывать рыбу и бобров. В их же обязанности входила постройка монастырских «хоромов», устройство изгороди вокруг монастыря. Итак, основная повинность — отработочная, но собственно барщина в монастырском поле занимала не столь большое место. Натуральный оброк незначителен. Его размер и состав не нормирован. Скорее всего, это продукты животноводства, бортничества. Денежных платежей нет.

Через 100 лет, к концу XV в., на первое место выдвигается барщина. Еще через 100 лет, в конце XVI в., тяжесть барщины возрастает: с одной выти надо было распахать и засеять 1,5 дес. в поле (3 десятин в двух полях). Причем силами крестьян предусматривалось выполнение всего цикла сельскохозяйственных работ: от унавоживания земли и пахоты до размещения обмолоченного зерна в монастырских житницах. Существует фиксированный натуральный оброк. Помимо традиционных «столовых запасов» (масла, сыра, яиц) и некоторой части продукции животноводства (овчина, поярка), с крестьянской выти взимается по осмине пшеницы и конопли. Крестьяне должны были предоставлять подводы под монастырские товары и сопровождать груз в Москву. «Повозная» повинность надолго отрывала крестьянина от хозяйства считалась одной из тяжелых. Нормы «повоза» еще не фиксированы, что свидетельствует о недостаточно прочных и постоянных связях с главным рынком страны.

Положение крестьян в поместьях и светских вотчинах наиболее обстоятельно исследовано на материалах, относя­щихся к северо-западному району страны. Доля господско-служней запашки на протяжении первой половины XVI в. возра­стает абсолютно и относительно. Это объясняется главным образом увели­чением числа помещиков и поместий. Рост господской запашки не приводил к сокращению крестьянской. К 80-м го­дам XVI в. в условиях нарастающего экономического кризиса абсолют­ные размеры господской пашни падают в несколько раз, становясь под­час равной крестьянскому наделу в докризисный период. Барское поле, помимо крестьян, обрабатывали часто холопы.

Общий размер оброка в первые 40—45 лет XVI в. по существу оста­вался без изменений. Можно лишь отметить тенденцию к возрастанию денежной ренты. На 50-е годы приходится подъем хлебных цен, поэтому в некоторых пятинах именно в этот период натуральная часть оброка росла быстрее, чем денежная. Накануне кризиса помещиков больше уст­раивала денежная рента в сочетании с хлебными платежами, чем издолье. В 70—90-х годах наделы крестьян резко сокращаются. Крестьян­ское население отказывается от обработки тяглой пашни, предпочитая распахивать пустоши. С такой «пашни наездом» не взимались подати.

Итак, в вотчинах и поместьях наблюдается самое разнообразное сочетание феодальных повинностей. Но, судя по северо-западному району, абсолютные размеры барской запашки к концу века не возросли.

Под термином черносошные крестьяне в литературе объединяется несколько групп непосредственных производителей, именуемых в источниках: черными, волостными, государевыми оброчниками. Их характерной чертой является то, что они эксплуатируются непосредственно государством. Вплоть до второй половины XVI в. они обладают известной внутренней автономией: в отличие от земель дворцовых и помещичьих их владе­ния только описывались в кадастровых книгах, но не подлежали учету (измерению). Поэтому можно судить лишь об относительных размерах черносошных окладных единиц первой половины XVI в. В 1540 г. в Торопецком уезде соха включала в среднем 26—30 селений, или 36— 50 дворов. Не указаны и фиксированные нормы платежей с «сошные пашни». Помимо дани, черные крестьяне давали «оброк за мелкий до­ход»: в среднем 2,5 рубля с сохи или около 13 денег с двора. Кроме того, отдельно взимались деньги за рыбные ловли (по полтине за оброч­ную бочку щучины). Кроме того, взыскивалось с сохи 2 пуда 33 гривенки меда + пошлины дворцовые и ключников (с 1 пуда меда — 5 денег). Количество селений в сохе примерно такое же, как и в Торопецком уезде, число же дворов 60—70.

В начале 60-х годов правительство вводит в черных волостях фикси­рованный размер окладной единицы и наместничьего окупа с нее. В центральных уездах в выть клалось 12 четвертей доб­рой земли. На севере было сохранено старое название единицы обложе­ния (обжа), и в нее клалось 10 четвертей доброй земли.

Таким образом, черносошные крестьяне во второй половине XVI в. облагались главным образом всевозможными денежными платежами. На­туральные поборы (хлебом, медом, рыбой) были не столь велики.

 

Классификация холопства

 

Хо­лопство бывало: (1) наследственное, не в первом поколении (старинное); (2) пол­ное, также передававшееся потомкам до самого позднего времени; (3) докладное, для привилегированных холопов, в частности для управляющих поместьями; (4) долговое, отбываемое несостоятельными должниками и преступниками, неспо­собными уплатить штраф в размере 5 рублей в год со взрослого мужчины, 2,5 руб­ля в год с женщины и 2 рублей в год с ребенка десяти и более лет; (5) жилое или договорное, в которое человек продавал себя на определенное количество лет, по истечении которых должен был быть освобожден часто с деньгами, а иногда и с женой и имуществом; (6) добровольное, в которое человек, проработавший на ко­го-либо от трех до шести месяцев, мог быть обращен по просьбе нанимателя; (7) кабальное, которое представляло собой холопство по договору ограниченной продолжительности и до 1586-1597 гг. было годичным самозакладом. При невоз­можности расплатиться оно превращалось в самопродажу или полное холопство, а после этих лет стало самопродажей на время жизни покупателя; (8) военнопленные.

 

Докладное холопство

 

Докладное холопство, похоже, было предназначено, в основном, для «холопьей аристократии»; Закон требовал, чтобы облеченные доверием компетентные люди были холопа­ми - «по ключи холоп». Институт этот воз­ник в конце XV в., а последний документ о холопстве относится к концу XVII в. Указ царя Василия Шуйского Холопьему приказу от 21 мая 1609 г. связал доклад­ное и кабальное холопство в том отношении, что оба они должны были прекра­щаться со смертью хозяина, на чье имя была составлена грамота. Признавая за­висимое положение, в которое холопство ставит большинство людей, закон идет дальше и указывает, что докладные холопы, отпущенные на волю по смерти хо­зяев, свободны, подписать кабальную грамоту, с кем хотят, и что будут призна­ваться именно эти документы, а не те, что принадлежали покойным хозяевам.

Исчезновение докладного холопства отчасти может быть связано со сниже­нием роли холопьей аристократии в русском обществе. К важнейшим факторам, обусловившим это снижение, следует отнести превращение центральной власти из княжеского двора (обслуживаемого и управляемого в основном холопами) в администрацию, управляемую назначенными чиновниками, ставшее заметным в середине XV в.

Следующим фактором стала отмена системы кормлений в управ­лении провинциями. Наместники перепоручали свою работу управляющим - приставам, которыми подчас бывали и холопы. В середине XVI в. эта система преобразовалась в местное самоуправление, в котором участвовали конные луч­ники - поднимающийся средний слой служилых людей, горожане и зажиточные крестьяне, купившие себе право самостоятельно решать некоторые свои дела и, таким образом, избегнувшие произвола наместников и приставов.

Третьим фак­тором был быстрый упадок в правление Ивана IV больших родовых владений (вотчин), требовавших большого числа слуг. Им на смену во все большем коли­честве приходили меньшие по размеру выслуженные владения (поместья), кото­рые все чаще управлялись выходцами из среднего слоя служилых людей, жив­шими непосредственно в поместьях. Это нашло отражение в Судебнике 1550 г.: если раньше требовалось, чтобы слуга был непременно холопом, то теперь хо­лопство по согласию предусматривалось только для сельских слуг, городские же вообще не могли быть похолоплены. (Это, в свою очередь, могло быть вызвано, по крайней мере, отчасти, бурным и разносторонним экономическим подъемом первой половины XVI в.).

Четвертым фактором упадка холопьей аристократии было снижение числа холопов, сопровождавших своих хозяев на войну «конно и оружно». Это произошло довольно быстро. Рост вооруженных сил Московии сопровождался увеличением спроса на военных слуг, что привело к росту цен на людей, желавших продаться на эту роль. В результате в 1550 г. стоимость кабального, и это важно подчеркнуть, холопа была ограничена пятнадцатью рублями. Прежде признавались и более дорогие сделки по кабальному холопству, если они были креплены боярской печатью и подписью дьяка; не оформленные таким образом купчие могли быть опротестованы в судебном порядке. Важный импульс конкуренции за обладание военными слугами придал закон 1556 г., потребовавший вставлять одного вооруженного конного воина от каждых ста четвертей (400 акров) земли одного поля. Эта система была окончательно уничтожена пороховой революцией, превратившей кавалерию во второстепенный фактор в военном деле. Однако снижение роли холопов в коннице было ускорено широким участием холопов в беспорядках Смутного времени: и Хлопко, и Болотников были, вероятно, беглыми военными слугами; важную роль сыграли холопы и при осаде Тулы. Это показало власти, что холопы, обученные военному делу, несут угрозу установленному порядку, и поэтому так быстро, как только было возможно, холопы были переведены в охрану обозов. Снижение роли военных слуг в коннице завершило упадок холопьей аристократии как значимой социальной группы Московии.