Рост потребностей господствующего класса

 

Потребности господствующего класса не однозначны, они имеют двой­ственную природу с постоянно меняющимся соотношением частей. Одна из них — личные потребности, стимулируемые интересами и вкусами отдельного субъекта и его семьи. Вторая часть потребностей является выражением общеклассовых интересов и аккумулируется в форме госу­дарственных потребностей, определяющихся защитой интересов всего класса. Наименее обременитель­ным было удовлетворение семьи феодала в продуктах питания. У мелкого феодала в XV—XVI вв. они как по количеству, так и по ас­сортименту продуктов мало отличались не только от зажиточного, но и просто справного крестьянина, да и потребности среднего дворянства не далеко выходили за эти рамки, так как из заморских продуктов доку­менты указывают лишь на широкое употребление перца, а все осталь­ное, как и напитки, было из своего хозяйства. К тому же в большинст­ве вотчин и поместий продукты для семьи феодала и его дворни поставлялись не крестьянами, а барским, усадебным хозяйством, обра­батываемым преимущественно холопами. Годовая потребность одинокого вотчинника (а также, видимо, его слуг и гостей) в основных продуктах питания в середине XVI в. (Рузский уезд) составляла: ржи — 13 чет­вертей, овса — 7, пшеницы — 2, солоду ячного — 2, солоду ржаного — 2, толокна — 1, круп—1 (осьмину овсяных и осьмину гречневых), горо­ху — 1, конопли — 1 четверть, соли — 1 луб. Потребности феодалов в продуктах питания если и росли, то сравнительно медленно.

Совсем иную картину можно наблюдать в отношении потребностей, порождаемых необходимостью поддержания достоинства привилегированного слоя общества, соперничеством между его представителями и просто завистью и стремлением к обогащению. Служба в армии, или в госу­дарственном аппарате, связанная с участием в дворцовых приемах и всякого рода церемониях, а также местничество требовали больших за­трат на вооружение, экипировку, дорогое платье для торжественных вы­ходов и приемов, на содержание многочисленных военных и дворовых слуг, по числу и экипировке которых судили о могуществе и богатстве их господина. Немалых затрат требовали и часто организуемые пиры с дорогой посудой, заморскими винами и деликатесами.

Какой размах приобрели эти потребности в начале XVI в., можно судить по немногочисленным известным описаниям имущества отдель­ных феодалов. Так, например, имущество холостого вотчинника Ростов­ского уезда Григория Дмитриева Русинова по духовной грамоте 1521— 1522 гг. состояло из следующих предметов: 1. Одежда: шубы — четыре (соболья, лисья и две беличьих), два кожуха (на лисьем меху), четыре терлика (узкий нижний кафтан, крытый атласом, камкой, тафтой), две однорядки (в том числе лазоревая думская — самого дорогого английско­го сукна). Опашень, две сорочки с тафтой, двое порт, чеботы, чулки лазоревые, полуголенки багровые, две морхи (бахрома) червчатые, четыре шапки соболиные, пять колпаков, из них четыре ордынских, подложенных тафтой, один из них с серебряными пуговицами, один кол­пак «здешний», пристяжное ожерелье с четырьмя серебряными пугови­цами и тремя жемчугами персидскими. 2. Шатер и два ковра. 3. Вооружение и воинское снаряжение: пять панцирей, один бехтерец (разновидность доспеха), шесть шеломов, в том числе один шемахейский, четыре комплекта наручей, в том числе одни шемахейские и трое московских, наколенники, три боевых седла, одно сафьяновое с крымскими подколенниками, одно с плоскими луками и одно ляцкое, пять седел вьючных, пять сум, пять кож вьючных, 17 коней. По самым скромным расчетам гардероб и вооружение Ру­синова стоили не менее 300 руб. Вотчина в Дмитровском и Кашинском уездах, состоящая из села и девяти деревень, оценивалась в то же время в 60 руб. Г. Д. Русинов не принадлежал ни к титулованной, ни к боярской знати. Его вооружение составляло шесть комплектов, исходя из норм Уложения о службе 1556 г., можно ориентировочно считать, что его земельные владения насчитывали около 600 четвертей доброй земли или около 900 десятин в трех полях. В Боярской книге 1556 г. землевладельцы, имевшие 500 четвертей и более, составляли около трети всех дворян, записанных в сохранившейся части этой книги. Следовательно, Г.Д. Русинова можно отнести по размерам его владений к верхнему слою мос­ковского служилого дворянства. Естественно, что перечисленное в описи имущество приобреталось не единовременно, а копилось поколениями. Но и в этих условиях расходы ложились на крестьян тяжелым бреме­нем. Таким образом, только вооружение и одежда феодала стоили пятилетнего дохода со всей вот­чины. Домашний быт помещика не требовал еще особенно больших рас­ходов. Ни в одной из духовных грамот мы не встречаем упоминаний мебели. Внутренняя обстановка домов была довольно скромной. Об этом свидетельствует и перечень посуды в описях (правда и оловянной, до­рогой в то время).

Нарастание государственных потребностей в деньгах характеризует­ся для первой половины XVI в. постепенной трансформацией натураль­ных повинностей в денежные. Рост потребностей государства в деньгах привел в 1547 г. к податной реформе, которая заключалась в переводе почти всех натуральных по­винностей крестьянства по отношению к государству в денежные с значительным одновременным увеличением их размеров. Заботясь о сохранении боеспособности дво­рянского войска, правительство издало Уложение о службе 1556 г., по которому в дополнение к обеспечению служилых людей землей добавля­лось денежное жалованье в размере от 4 до 14 руб. и денежное поощрение за выставленных сверх нормы вооруженных людей. Но это значительно увеличило военный бюджет государства, что сразу же отразилось на го­сударственных повинностях крестьян, которые выросли с 80 до 100 денег с обжи, что очень тяжело сказалось на положении крестьянства, и с 60-х годов XVI в. начинается его массовое бегство «от царевых великого князя податей».

 

Феодальная рента

 

С образованием Русского централизованного государства начался бурный рост владельческих имений. Это были имения мелких (воен­ных и дворцовых) слуг князей, бояр, церковных вотчинников. Земли давались в бессрочное, пожизненное или наследственное владение. К концу XV — началу XVI в. относится период становления помест­ной системы как особой формы феодальной собственности, противостоя­щей привилегированной княжеской и боярской вотчине.

Первым крупным районом поместного землевладения становится Северо-Запад. После присоединения Новгорода на месте конфискованных боярских, монастырских, владычных вотчин создается обширный фонд великокняжеских земель, которые пошли в раздачу главным образом рядовым служилым людям с поселением их на постоянное житель­ство. В 1500 г. поместья занимали здесь почти 47% всех культивируемых площадей. К 1540 г. их фонд возрос более чем в полтора раза, в основ­ном за счет поглощения земель, принадлежавших оброчным крестьянам (одной из разновидностей государственных крестьян). Вслед за Новго­родом поместная система распространяется на Псков, Торопец, Тверь идр. Районами преобладающего поместного землевладения, помимо Северо-Запада, являлись некоторые пограничные западные (например, Вязьма) и большинство южных уездов (Кашира, Орел, Тула, Венев, Коломна, Епифань, Дедилов, Медынь, Рязань). Развитие помест­ного землевладения на юге шло частично путем освоения целинных и запереложенных земель («дикого поля»). Несмотря на процесс сближе­ния поместий и вотчин, нивелировку некоторых их особенностей, глав­ным образом в связи с уложением 1555/56г., уравнявшим вотчинников и помещиков в поземельных нормативах воинских обязанностей, правительство, тем не менее, предпочитало в пограничных районах насаждать поместное землевладение.

Увеличивалось число поместий и в центре страны. Уже в первой четверти XVI в. поместные земли встречаются, чуть ли не во всех уез­дах Замосковного края. К 70-м годам в Васильцеве стане Московского уезда поместный земельный фонд составлял треть всех владельческих имений. Вотчины Троице-Сергиева монастыря располагались, чуть ли не во всех уездах страны и насчитывали 143 тыс. четвертей (в одном поле). Владения Симонова монастыря находились в 19 уездах. Их размер достигал 18 тыс. четвертей. Хотя в целом роль холопа в сельскохозяйственном производстве была второстепенной, его удельный вес в мелких хо­зяйствах был в несколько раз выше, чем в крупных имениях, т. е. по­мещик среднего достатка значительно больше зависел от наличия или отсутствия в его хозяйстве холопов, чем его могущественный сосед, у которого холопы составляли всего 3—5% населения. При этом мелкий помещик нуждался не столько в холопах-приказчиках или холопах-ре­месленниках, сколько в холопах-земледельцах. Холоп мог жить как на собственном наделе, так и на месячине. Повышенная заинтересованность помещиков в труде холопов была обусловлена следующими факто­рами. Во-первых, в условиях существования права свободного перехода крестьян в Юрьев день «маломочным» помещикам было трудно сопер­ничать с могущественными представителями феодальной знати, которые в состоянии и предоставить крестьянину больше льгот, и обеспечить его более существенной ссудой и безопасностью, оградив его от бесконечных набегов «людей» соседних феодалов. Поэтому, чтобы не «запустошить» свое поместье, мелкие служилые люди были вынуждены «строить» хозяйство, используя подчас исключительно труд холопов-земледельцев, не имеющих юридического права покинуть своего господина. Во-вторых, оброки крестьян были в значительной мере ограничены традицией. Холопьи повинности зависели исключительно от произвола господина. Особенно велика была нужда в холопах при первично экономическом становлении поместий.

Тяжесть эксплуатации крестьянства зависела как от размеров окладной единицы (обратно пропорционально), так и от величины норм ренты (прямо пропорционально). Если государственные налоги взимались, как правило, с крупной окладной единицы — сохи, включавшей несколь­ко сот четвертей земли, то размеры сеньориальной ренты устанавлива­лись с учетом существования более мелких единиц, соответствующих обычно десятку-другому четвертей пашни (выть, жеребий, обжа, сош­ка, лук). Преобладала среди них выть, фигурирующая во всех средне­русских и южных районах. На Севере и Северо-Западе натуральные и денежные поборы взимались в большинстве случаев с обжи.

Первоначальное значение слова «выть», известное историкам с 1434 г.,— часть, доля. В таком значении оно неоднократно встречается в документах XV—XVI и даже XVII вв. Одновременно уже во второй по­ловине XV в. под вытью стали понимать не только участок земли (надел), но и окладную единицу: «вытные люди» начинают выступать как синоним «тяглых людей». Нормированная выть становится официальной поземельной окладной единицей вначале в великокняжеских и поместных хозяйствах, затем в течение XVI в. распространяется и на другие типы социальных владений.

На величину выти оказал влияние широко бытовавший на террито­рии Северо-Восточной Руси принцип обычного права, согласно которому при всевозможных расчетах, платежах, денежных операциях с целого числа взыскивалась пятая часть (20%), как говорили «на пять шестой». В правосознании крестьянина достаточно прочно укоренилось представ­ление, что доходом с обрабатываемого им надела он вправе распоряжать­ся сам, взамен он должен обработать какую-то часть господской земли. Таким образом, согласно его представлениям, доход господину шел не с надела, а с дополнительной господской земли. Класс феодалов в лице правительства при введении выти в качестве окладной единицы сохра­нял традиционно сложившийся стереотип восприятия распределения до­ходов между крестьянином и господином. На выть клалось 5 дес. в од­ном поле плюс дополнительная десятина (при трехполье — 2 десятины в двух полях), которые в качестве своеобразной платы за надел обраба­тывались на сеньора: Очень важно, что вплоть до 70-х годов XVI в. фискальное описание не отделяло перелог от пашни. В состав пятидесятинного надела-выти входили не только посевные площади, но и заброшенные выпаханные земли. Норматив 5 дес. крестьянской земли в одном поле на выть от­нюдь не означал, что все 10 дес. (в двух полях) были засеяны. Реаль­ная площадь обрабатываемого в каждый данный момент крестьянского надела была значительно меньше, распахать же и засеять господскую десятину надо было полностью.

С 50-х годов официально вводится подразделение земли на добрую, среднюю, худую. Соответственно в выть стали класть 6, 7, 8 дес. В ряде хозяйств функционирует выть без дополнительной, шестой деся­тины. Пятидесятинная выть (в пересчете на «добрую» землю) во второй половине XVI в. существует не только в промысловых селениях, платя­щих оброк рыбой, медом, несущих груз всевозможных отработочных по­винностей (строительство, повоз, и т. д.), но и в селах, обязанных поставлять хлеб. Исчезновение декларативно дополнительной десятины из окладной единицы, замена шестидесятинной выти пятидесятинной при сохранении тех же размеров ренты означали следующий шаг по пути усиления эксплуатации крестьянства (в расчете на окладную единицу). Крайне важно и то, что из социального сознания постепенно окончательно исчезло представление, что обложению подле­жал не сам надел, а дополнительная господская земля.

В течение XVI в. правительство пытается распространить нормированную выть на все социальные категории крестьянства и на большую часть окраинных районов. В 60-х годах регламентируется величина оклад­ной единицы на землях черносошных крестьян: выти — в центре (6 дес.), обжи — на севере (5 дес.) Выть не была адекватна крестьянскому наделу, хотя, вероятно, была задумана как унифицированный («поравненный») надел. С ростом эксплуатации количество крестьянских семей на одной выти увеличивалось.

С рапространением окладной единицы «выти» нормой барщины с выти становится шестая десятина. Во второй половине XVI в. отработочная повинность в форме барщины (десятинной пашни) наблюдалась в крайне незначительном количестве дворцовых хозяйств: только на восточных и южных окраинах. Подавляющее число дворцовых владений были обложены натурально-денежными повинностями. Главной составной частью натуральной ренты были рожь и овес. Другие виды хлеба имели вспомогательное значение.

Степень и формы эксплуатации монастырских крестьян были крайне разнообразны. Население вотчины делилось на «больших людей из сел», под которыми подразумевались жи­тели, имеющие лошадей, пахотные орудия производства и «пешеходцев». Повинности для них были различны. Первые должны были пахать монастырскую пашню и выполнять весь комплекс работ, связанный с ceвoм и уборкой хлеба. Молотьба вменялась в обязанности «пешеходцев», но видимо, только части хлеба («к празднику и на семя»). Остальной хлеб обмолачивали сами монахи. Вся монастырская пашня пахалась «взгоном», т. е. определенной нормы для крестьянского дворохозяйства не существовало. Сенокошение на монастырь регулировалось в соответствии величиной надельной земли («косить десятинами»). Большое значение имели промыслы. Крестьяне должны были изготовлять орудия ловли чинить их, добывать рыбу и бобров. В их же обязанности входила постройка монастырских «хоромов», устройство изгороди вокруг монастыря. Итак, основная повинность — отработочная, но собственно барщина в монастырском поле занимала не столь большое место. Натуральный оброк незначителен. Его размер и состав не нормирован. Скорее всего, это продукты животноводства, бортничества. Денежных платежей нет.

Через 100 лет, к концу XV в., на первое место выдвигается барщина. Еще через 100 лет, в конце XVI в., тяжесть барщины возрастает: с одной выти надо было распахать и засеять 1,5 дес. в поле (3 десятин в двух полях). Причем силами крестьян предусматривалось выполнение всего цикла сельскохозяйственных работ: от унавоживания земли и пахоты до размещения обмолоченного зерна в монастырских житницах. Существует фиксированный натуральный оброк. Помимо традиционных «столовых запасов» (масла, сыра, яиц) и некоторой части продукции животноводства (овчина, поярка), с крестьянской выти взимается по осмине пшеницы и конопли. Крестьяне должны были предоставлять подводы под монастырские товары и сопровождать груз в Москву. «Повозная» повинность надолго отрывала крестьянина от хозяйства считалась одной из тяжелых. Нормы «повоза» еще не фиксированы, что свидетельствует о недостаточно прочных и постоянных связях с главным рынком страны.

Положение крестьян в поместьях и светских вотчинах наиболее обстоятельно исследовано на материалах, относя­щихся к северо-западному району страны. Доля господско-служней запашки на протяжении первой половины XVI в. возра­стает абсолютно и относительно. Это объясняется главным образом увели­чением числа помещиков и поместий. Рост господской запашки не приводил к сокращению крестьянской. К 80-м го­дам XVI в. в условиях нарастающего экономического кризиса абсолют­ные размеры господской пашни падают в несколько раз, становясь под­час равной крестьянскому наделу в докризисный период. Барское поле, помимо крестьян, обрабатывали часто холопы.

Общий размер оброка в первые 40—45 лет XVI в. по существу оста­вался без изменений. Можно лишь отметить тенденцию к возрастанию денежной ренты. На 50-е годы приходится подъем хлебных цен, поэтому в некоторых пятинах именно в этот период натуральная часть оброка росла быстрее, чем денежная. Накануне кризиса помещиков больше уст­раивала денежная рента в сочетании с хлебными платежами, чем издолье. В 70—90-х годах наделы крестьян резко сокращаются. Крестьян­ское население отказывается от обработки тяглой пашни, предпочитая распахивать пустоши. С такой «пашни наездом» не взимались подати.

Итак, в вотчинах и поместьях наблюдается самое разнообразное сочетание феодальных повинностей. Но, судя по северо-западному району, абсолютные размеры барской запашки к концу века не возросли.

Под термином черносошные крестьяне в литературе объединяется несколько групп непосредственных производителей, именуемых в источниках: черными, волостными, государевыми оброчниками. Их характерной чертой является то, что они эксплуатируются непосредственно государством. Вплоть до второй половины XVI в. они обладают известной внутренней автономией: в отличие от земель дворцовых и помещичьих их владе­ния только описывались в кадастровых книгах, но не подлежали учету (измерению). Поэтому можно судить лишь об относительных размерах черносошных окладных единиц первой половины XVI в. В 1540 г. в Торопецком уезде соха включала в среднем 26—30 селений, или 36— 50 дворов. Не указаны и фиксированные нормы платежей с «сошные пашни». Помимо дани, черные крестьяне давали «оброк за мелкий до­ход»: в среднем 2,5 рубля с сохи или около 13 денег с двора. Кроме того, отдельно взимались деньги за рыбные ловли (по полтине за оброч­ную бочку щучины). Кроме того, взыскивалось с сохи 2 пуда 33 гривенки меда + пошлины дворцовые и ключников (с 1 пуда меда — 5 денег). Количество селений в сохе примерно такое же, как и в Торопецком уезде, число же дворов 60—70.

В начале 60-х годов правительство вводит в черных волостях фикси­рованный размер окладной единицы и наместничьего окупа с нее. В центральных уездах в выть клалось 12 четвертей доб­рой земли. На севере было сохранено старое название единицы обложе­ния (обжа), и в нее клалось 10 четвертей доброй земли.

Таким образом, черносошные крестьяне во второй половине XVI в. облагались главным образом всевозможными денежными платежами. На­туральные поборы (хлебом, медом, рыбой) были не столь велики.