Кризис правления умеренных республиканцев

На протяжении второй половины 80-х — 90-х годов Франция пережила череду политических кризисов. Первые их симптомы проявились в ходе парламентских выборов 1885 г., когда монархисты получили 202 места в Палате депутатов. Это свидетельствовало о широком общественном недовольстве состоянием дел при правлении умеренных республиканцев. Самых разнообразных поводов для него было более чем достаточно. В 1884 г. впервые после по­давления Парижской Коммуны правительство Ферри двинуло войска против бастовавших рабочих угольных копей К. Перье. В 1886 г. воен­ную силу вновь применили против горняков Деказвилля. В 1887 г. вспых­нул скандал в окружении президента Греви, переизбранного двумя года­ми раньше на второй срок. Его зять, депутат парламента Д. Вильсон, тор­говал орденами Почетного легиона и протекциями. Греви вынужденно ушел в отставку. Новым президентом избрали Сади Карно, внука Л. Карно — создателя армий Конвента времен революции конца XVIII в.

На волне националистической тенденции, требований реванша, кри­тики республики в связи с вызывавшей возмущение коррупцией[66] и при­зывов к усилению исполнительной власти развернулись события, полу-

с. 184 чившие название буланжизм — по имени их центральной фигуры гене­рала Буланже. Впервые на политической арене он появился в 1885 г., когда по рекомендации Клемансо стал военным министром. Завоевывая популярность, Буланже всюду афишировал свои симпатии к республике, провел в демократическом духе некоторые преобразования в армии, в том числе добился сокращения военной службы с 5 до 3 лет, улучшения бытовых условий рядовых и унтер-офицеров, призыва в армию священ­нослужителей. Буланже активно выступал с антигерманскими реванши­стскими призывами. Однако Франция еще не была готова к войне. Бу­ланже удалили из правительства и направили в Клермон командовать корпусом. Тем не менее он не прекратил политическую деятельность: не­сколько раз успешно выдвигал свою кандидатуру на дополнительных вы­борах в Палату депутатов, хотя по закону, как военный, и не имел права это делать. Нарушение Буланже конституции дало основание для уволь­нения его из армии. Теперь ничто не мешало Буланже полностью отдать­ся политике.

В марте 1888 г. буланжисты создали организацию «Комитет нацио­нального спасения», а сам Буланже изложил свою политическую про­грамму. Она отличалась расплывчатостью, но содержала требование роспуска парламента и созыва учредительного собрания для пересмотра конституции в духе ограничения парламентаризма, ликвидации много­партийности, создания государственной системы, очищенной от коррум­пированной элиты Третьей республики. Эти лозунги могли найти при­верженцев в различных политических лагерях. Поэтому вокруг Буланже объединились многочисленные, но разнородные элементы, все, кто был не доволен режимом и политикой правительства. Истинные республи­канцы надеялись с помощью Буланже укрепить республику, монархи­сты — добиться реставрации. Сам же он, заигрывая с республиканцами и в то же время получая деньги от монархистов, стремился к установле­нию личной диктатуры.

На частичных выборах в Палату депутатов 27 января 1889 г. Буланже получил значительное превосходство, его поддерживали в армии и поли­ции. Ожидали, что благоприятный исход выборов станет сигналом к пе­ревороту. Однако Буланже отказался от решительных действий, рассчи­тывая на предстоявших всеобщих выборах провести своих сторонников в парламент. Более того, испугавшись преднамеренно распущенного слуха о якобы намечавшемся аресте, Буланже бежал в Бельгию. Его заочно су­дили, на процессе выяснились связи Буланже с монархистами: это от­толкнуло от генерала его приверженцев. Движение, названное его име­нем, быстро пошло на убыль и вскоре исчезло из политической жизни.

Будучи, по словам П. Лафарга, «синдикатом недовольных», буланжистское движение объединило всех тех, кто видел в Буланже не того,

с.185 кем он был на самом деле, а воображаемого кумира — человека, кото­рый, придя к власти, осуществит благотворные перемены: обеспечит экономическое процветание, вернет Эльзас и Лотарингию. Так авантю­рист и демагог приобрел популярность, а ею попытались воспользовать­ся монархисты. Буланжизм потерпел крах, когда выявилось полное ни­чтожество генерала, а участники движения — республиканцы и монар­хисты — неожиданно для себя узнали, что находились в одном лагере со своими политическими противниками.

Политическим потрясением для Франции стал грандиозный финан­совый скандал, связанный с так называемой панамской аферой. Еще в 1879 г. организатор строительства Суэцкого канала Ф. Лессепс создал компанию под названием «Общество для прорытия Панамского кана­ла». Акции этого предприятия, сулившие владельцам баснословные при­были, раскупались нарасхват. Между тем шло время, строительство за­тягивалось. Одной из причин этого была огромная смертность — от бо­лезней умерло 25 тыс. рабочих. К 1888 г. компания получила 1,4 млрд франков, а канал не был прорыт и на треть. В декабре этого же года «Об­щество» объявило себя банкротом. Разорилось огромное число акционе­ров. Когда же выяснилось, что из указанной суммы на строительные ра­боты пошла едва половина, началось расследование. Монархисты, же­лая разоблачить своих политических соперников — республиканцев — особенно усердствовали в публикации компрометирующих фактов. Па­лата депутатов вынуждена была создать следственную комиссию. Она получила неопровержимые доказательства подкупа множества должно­стных лиц и газет. Взятки исчислялись суммами в сотни тысяч франков. В скандале были замешаны не менее трети министров, сенаторов, депута­тов, под подозрением оказался даже Клемансо. Однако к суду привлекли лишь пятерых, но и они были оправданы за исключением одного, минист­ра Байо, который имел неосторожность признаться в получении взятки в 375 тыс. франков. Под суд отдали также руководителей компании, в том числе и инженера Эйфеля, знаменитого строителя башни, названной его именем. Все они были оправданы.

Панамское дело имело для Франции серьезные последствия. Оно по­дорвало доверие к государству, дискредитировало управлявших страной людей. Сдвиг общественного мнения влево нашел выражение в резуль­татах парламентских выборов 1893 г. Ряд видных буржуазных деятелей, среди них и Клемансо, скомпрометированных в глазах избирателей, был лишен депутатских мандатов. В то же время в Палате депутатов образо­валась фракция из 50 представителей социалистических партий и" неза­висимых социалистов. В их числе были такие видные деятели, какЖ Гед, Э. Вайян, Ж. Жорес, А. Мильеран, Р. Вивиани. Социалистическое кры­ло в парламенте представляло значительную политическую силу.

с.186 В 1894 г. острейший политический кризис был вызван «делом Дрей­фуса». Французская контрразведка получила сведения о том, что из гене­рального штаба произошла утечка секретных документов, попавших к немецкому военному атташе. На основании некомпетентного, а может быть, и предвзятого, анализа почерка перехваченного документа в изме­не обвинили капитана А. Дрейфуса, еврея по национальности.

Сын богатого фабриканта из Эльзаса, Дрейфус и сам был состоя­тельным человеком, его поведение не отличалось ничем предосудитель­ным с точки зрения норм, принятых в офицерском корпусе. Лишь его происхождение превратило ничем не примечательного капитана в объект политической провокации, позволившей разжечь националистическую кампанию, поднять во Франции волну антисемитизма. По оценке Э. Хобсбаума, «в представлении обывателей евреи олицетворяли собой капи­тализм; более того, они были теми ярыми капиталистами (банкирами, владельцами универмагов и складов, дилерами), которые сильно потес­нили мелких ремесленников и торговцев; хуже того: евреи часто были безбожниками-социалистами и вообще «умниками», подорвавшими старые традиции и поставившими под угрозу все нравственные и семей­ные ценности»[67]. Благоприятную почву для усиления антисемитизма соз­дала панамская афера, где тоже не обошлось без еврейских дельцов. Раз­жигавшиеся националистической прессой погромные настроения нахо­дили широкий отклик.

В такой обстановке Дрейфуса приговорили к пожизненному заклю­чению, но он не смирился. В 1897 г. его брат направил военным властям письмо, в котором доказывал невиновность Дрейфуса. Одновременно новый начальник контрразведки полковник Э. Пикар установил, что дей­ствительным изменником являлся не Дрейфус, а майор Эстергази, вен­герский авантюрист, служивший в австрийской армии, а затем перешед­ший на французскую службу и ставший офицером генштаба.

Однако военное командование не пожелало исправить ошибку. Пикара отправили в Африку, а затем уволили. Эстергази военный суд оп­равдал. Более того, реакция использовала расправу над Дрейфусом для новых попыток дискредитации республики. Газета А. Рошфора, некогда прогрессивного журналиста, опубликовала статью «Дрейфус и Виль­гельм II». В ней утверждалось, что Дрейфус, как выходец из Эльзаса, принял германское подданство, по личному распоряжению кайзера был зачислен в германский генштаб и т. д. Подобные абсурдные домыслы по-

с. 187 догревали страсти реакционных милитаристских и шовинистически[68] на­строенных слоев общества.

Но сведения, установленные Пикаром, стали оружием в руках демо­кратов. Действия военных властей они расценили как покушение на гра­жданские права и свободы. Первым выступил Э. Золя. Он уже завершил серию романов, известную под общим названием «Ругон-Маккары», был в зените славы и известен во всем мире. Поверив в невиновность Дрейфуса, Золя 13 января 1898 г. опубликовал открытое письмо прези­денту республики, озаглавленное «Я обвиняю». Письмо Золя произвело огромное впечатление не только во Франции, но и за ее пределами. Сто­ронники пересмотра «дела Дрейфуса» — дрейфусары — объединили в своих рядах представителей различных политических сил и течений, при­верженцев идеалов демократии, антиклерикализма, противников нацио­нализма и милитаризма. В 1898 г. они организовали Лигу прав человека, включавшую шедших за Ж. Жоресом социалистов, радикалов, масонов, противников военщины и религиозного засилья.

Правительство привлекло Золя к суду. Приговоренный к годичному тюремному заключению, он бежал в Англию. Осуждение писателя реак­ционные элементы восприняли как призыв к наступлению против демо­кратических ценностей. На улицах начались бесчинства, погромы, напа­дения на редакции прогрессивных газет. Их организатором выступили возникшие в 1898 г. шовинистические организации, стоявшие на пози­циях национализма, преклонения перед армией, сторонники хотя и рес­публиканской, но авторитарной формы правления. Это были возрожден­ная Деруледом «Лига патриотов», Антисемитская лига, Французское действие («Аксьон франсэз»), Лига французской родины. Только по­следняя насчитывала в своем составе до полумиллиона членов.

Ситуация еще больше обострилась, когда в феврале 1899 г. скоропо­стижно скончался президент Ф. Фор. Противники республики, обвинив сторонников пересмотра «дела Дрейфуса» в организации отравления главы государства, попытались совершить государственный переворот. Теперь во главу угла был поставлен вопрос не только о реабилитации Дрейфуса, но прежде всего о защите демократических институтов, ока­завшихся под угрозой разгрома. Против реакции поднялись демократи­ческие силы Франции. Активно участвовал в борьбе Ж. Клемансо. С ог­ромной энергией и смелостью выступал Жорес. В стране сложились ла­гери дрейфусаров и антидрейфусаров. В политическую борьбу втягива­лись все более широкие слои населения, уличные манифестации

с. 188 сторонников и противников Дрейфуса сменяли одна другую. Столкнове­ния грозили выйти из под контроля, что побудило враждующие лагери пойти на компромисс. Через 42 часа после смерти Фора, 18 февраля 1899 г., Национальное собрание голосами радикалов и левых избрало президентом Эмиля Лубе, сторонника пересмотра «дела Дрейфуса».

В июле 1899 г. был создан «кабинет республиканской концентра­ции». Его возглавил известный и авторитетный политический деятель умеренный республиканец П. Вальдек-Руссо. В правительство вошли представители всех политических сил, выступавших в защиту законности и порядка, от бывшего адъютанта Наполеона III,одного из усмирителей Парижской Коммуны, генерала Галифе до независимого социалиста А. Мильерана. Но именно этому правительству, действовавшему не­обычно долго, три года, предстояло остановить нарастание политическо­го противостояния[69].

Франция в начале XX в.

Политический кризис 90-х годов ускорил складывание политических партий. Они не только контролировали парламентские фрак­ции, но и, охватывая сеть местных комитетов, сохраняли тесную связь с избирателями между выборами. Принятый в июле 1901 г. правительст­вом Вальдека-Руссо закон об ассоциациях устанавливал уведомитель­ный порядок регистрации и свободу действий общественных объедине­ний, в том числе политических партий, если только они не посягали на це­лостность национальной территории и республиканскую форму правле­ния. Ввиду предстоявшей в 1902 г. избирательной кампании радикалы, используя закон об ассоциациях, признали необходимым консолидиро­вать свои силы и летом 1901 г. провели в Париже общенациональный съезд. На нем образовали как единую структуру Республиканскую пар­тию радикалов и радикал-социалистов. Как свидетельствует название партии, ее целью являлось объединение всех левых сил, разделявших идеалы демократической республики. Руководящим органом стал испол­нительный комитет, были установлены членские взносы и членские кар­точки для тех, кто их платил. Партия радикалов и радикал-социалистов предоставляла широкую самостоятельность индивидуальным и коллек-

с. 189 тивным членам. В их число входили и масоны: уже на первом съезде пар­тии присутствовали представители 155 масонских лож, а в 1903— 1904 гг. председателем партии был глава ложи Великого Востока Фран­ции Ж. Лафер.

Новой программы съезд не принимал. По-прежнему выдвигались требования: борьба с клерикализмом и отделение церкви от государства, переход к светскому образованию, введение прогрессивного всеобщего подоходного налога, реформа армии и сокращение срока военной служ­бы. В концентрированном виде цели радикалов выражала формула: «Светскость — против клерикализма; демократия — против диктату­ры; социальное действие — против нищеты». В то же время радикалы защищали частную собственность. «Мы никому не собираемся уступить привилегию защищать ее и намерены сделать это лучше других», — го­ворил один из виднейших деятелей партии Л. Буржуа. В официальной декларации съезда эта позиция была подтверждена: «Нас отделяет... от социалистов-коллективистов наша горячая привязанность к принципу индивидуальной собственности, уничтожение которой мы не хотим ни на­чинать, ни даже подготавливать». При этом радикалы не были против на­ционализации некоторых монополий «по мере того, как этого потребуют интересы национальной обороны и производства», а также предоставле­ния собственности на средства производства трудящимся, «каждому ин­дивидуально»[70]. Умеренно-реформистский характер программы привле­кал прежде всего средние слои общества — мелких собственников, ин­теллигенцию.

На выборах 1902 г. победили левые партии. В парламенте они обра­зовали «левый блок». В правительство во главе с Э. Комбом вошли ле­вые республиканцы и радикалы. Главную задачу Комб видел в придании государству светского характера. Обращение к проблеме взаимоотноше­ний с церковью именно в начале XX в. — характерное явление в полити­ке буржуазного реформизма, типичного для развитых стран. Во Франции он вылился в антиклерикализм в связи с позицией самой церкви, про­явившей себя как авангард реакции во время «дела Дрейфуса». Нейтра­лизация влияния католической церкви лишала противников республики мощной поддержки и одновременно укрепляла демократические инсти­туты республиканского режима. Кроме того, опасения вызывал рост эко­номического могущества католических организаций. Нежелательным считали и широкое распространение церковных школ.

Первый удар был нанесен по религиозным конгрегациям, разогнан­ным в годы революции конца XVIII в., но постепенно восстановившим

с. 190 влияние и богатство. Они содержали школы, медицинские учреждения, приюты для детей, богадельни для инвалидов и престарелых, занимались проповеднической деятельностью, держали в своих руках католическую прессу. Многие конгрегации специализировались на хозяйственной дея­тельности. Подчинение Римской курии, строгая иерархическая структура превращали конгрегации в своего рода государства в государстве.

Радикальное правительство решительно проводило в жизнь закон 1901 г. об ассоциациях, который гарантировал право граждан на объеди­нения, но функционирование религиозных конгрегации ставил в зависи­мость от специального разрешения. Эта норма не затрагивала конгрега­ции, в ведении которых находились приюты, богадельни, больницы: об­служивавших их сестер-монашек просто некем было заменить. В роспус­ке же производственных конгрегации были заинтересованы многие. Адвокаты наживались на ликвидационных сделках. Местные предприни­матели освобождались от конкуренции. В 1904 г. правительство провело законопроект о запрещении и тех конгрегации, которые ранее были раз­решены. Муниципалитеты и дельцы приобретали недвижимость по низ­ким ценам. Распродажа монастырского имущества продолжалась не­сколько лет.

С целью устранить религиозное воспитание детей и молодежи в том же 1904 г. Национальное собрание приняло закон, запрещавший конгрегациям заниматься обучением. В течение 10 лет муниципалитеты должны были заменить принадлежавшие им школы светскими. Уже к ок­тябрю 1904 г. из 16 904 учебных заведений конгрегации осталось только 3 тыс. Одновременно под запрет попали и проповеднические конгрега­ции. Вводились и другие ограничения: монахиням запретили оказывать помощь пациентам военных госпиталей, военнослужащим — посещать собрания религиозных обществ, духовным лицам — получать универси­тетские степени. Идеологическое влияние церкви сократилось, что спо­собствовало дальнейшему упрочению демократических принципов в жизни французского общества.

Наступление на духовные конгрегации резко обострило отношения между французским правительством и Ватиканом. В 1904 г. дипломати­ческие отношения с папским престолом были прерваны, что приблизило отделение церкви от государства. Принятый в 1905 г. закон вступил в силу 1 января 1906 г. Во Франции устанавливалась свобода совести и равноправие всех культов. Церковное имущество, объявленное государ­ственным, передавалось в безвозмездное и бессрочное пользование ас­социациям светских лиц. Католическая церковь лишилась государствен­ной поддержки. Несмотря на резкое недовольство законом, церковь была вынуждена примириться с ним, что в перспективе сняло проблему анти-

с. 191 клерикализма. Отделением церкви от государства радикалы реализовали одну из важнейших частей своей программы.

Деятельность радикальных правительств совпала с активизацией анархо-синдикалистских выступлений, организовывавшихся Всеобщей конфедерацией труда — общефранцузским профсоюзным центром. Грозным симптомом роста рабочего движения стала проходившая с 9 ок­тября по 13 ноября 1902 г. забастовка шахтеров, в которой участвовали 119 тыс. человек, 76,5% работников угледобывающей промышленности страны. Первая во Франции всеобщая забастовка охватила целую от­расль производства. В районы выступлений направили войска для пре­кращения забастовки, в том числе путем арестов и отдачи под суд участ­ников.

В 1906 г. на парламентских выборах победили радикалы. В прави­тельство вошел в качестве министра внутренних дел, а затем и возглавил его Ж. Клемансо. Он привлек к сотрудничеству независимых социали­стов: Р. Вивиани, возглавившего министерство труда, и А. Бриана, в 1909 г. сменившего Клемансо на посту премьер-министра. При этих пра­вительствах тактика репрессий против забастовщиков применялась еще более широко: войска неоднократно использовались для подавления вы­ступлений рабочих.

Напряженность в обществе побуждала ускорить социальные рефор­мы. В июле 1906 г. Национальное собрание законодательно ввело один выходной день в неделю. Радикалы провели через парламент и свое дав­нишнее требование об установлении прогрессивно-подоходного налога. Работников наемного труда чрезвычайно волновал вопрос о пенсионном обеспечении. На рассмотрении парламентских комиссий он находился еще с 80-х годов XIX в., но только 5 апреля 1910г. парламент принял за­кон о пенсиях. Они выплачивались всем занятым в промышленности, торговле, сельском хозяйстве, прислуге, лицам свободных профессий, служащим по достижении 65 лет. Пенсионный фонд составлялся из госу­дарственных субсидий, отчислений нанимателей, ежегодных взносов са­мих работников. Однако те из них, кто ежегодно получал свыше 3 тыс. франков, не могли рассчитывать на пенсию. Несомненно, социальные меры радикалов на этом этапе были крайне ограниченными, но они пред­вещали более полное решение социальных проблем в будущем.

В предвоенные годы правительства, которые поочередно возглавля­ли левые республиканцы и независимые социалисты в лице Р. Пуанкаре (1912—1913 гг.), А. Бриана (1913 г.), Л. Барту (1913 г.), Г. Думерга (1913—1914 гг.) и Р. Вивиани (1914—1915 гг.), насаждали в стране культ армии. В 1911 г. ввели должность главнокомандующего, которым стал генерал Ж.Ж. Жоффр. Через год Национальное собрание утверди­ло программы создания военной авиации и строительства военно-мор-

с.192 ского флота. Установленный в 1905 г. двухлетний срок военной службы в 1913 г. вновь увеличили до 3 лет, приводя в основание намного меньшие сравнительно с Германией темпы прироста населения, из-за чего фран­цузская армия не получала достаточные контингента солдат. Это позво­лило увеличить численность армии мирного времени с 540 до 700 тыс. че­ловек. В 1913 г. президентом Франции избрали Р. Пуанкаре. В своей деятельности он исходил из неизбежности войны и необходимости в свя­зи с этим подготовить к ней страну. К 1914 г. затраты на военные нужды достигли 1,5 млрд франков, что составляло 38% всех бюджетных расхо­дов.

Сельское хозяйство

Во Франции после революции 1789—1799 гг. сложились условия для сосуществования двух форм буржуазной собственно­сти — крупнокапиталистической и мелкокрестьянской. На протяжении последующего столетия параллельно развивались два процесса: шло ук­репление крупнокапиталистических аграрных хозяйств и дробление кре­стьянских владений, чему способствовало земельное право, которое пре­дусматривало их раздел между наследниками. В результате в стране пре­обладали парцеллярные и мелкие хозяйства. В 1908 г. доля парцелльных хо­зяйств (до 1 га) составляла 37,9%; мелких (1 —10 га) — 45,8%; средних (10—40 га)— 13,6%; крупных (более 40 га) — 2,7%.

Эффективность крупных поместий определялась прежде всего широ­ким использованием наемного труда. В 1862 г. в сельском хозяйстве были заняты 52,2% постоянных и временных наемных рабочих (в 1892 г. — 42,0%). Преимущества крупных хозяйств состояли влучшей оснащенности механизмами и возможности применения более совер­шенной технологии производства. К1862 г. во французском сельском хо­зяйстве использовались 5700 сеноворошилок, 9400 сенокосилок, 10 900 сеялок, 8900 жнеек, 97 800 молотилок, 2900 паровых молотилок и локомобилей.

Что касается мелкого крестьянского землевладения, то его живу­честь может показаться парадоксальной. Во всяком случае, по представ­лениям основоположников научного коммунизма, мелкое крестьянство в ходе капиталистического развития обречено на экономическое уничто­жение. Ф. Энгельс прямо указывал: «Мы предвидим неизбежную гибель мелкого крестьянина»[71]. Французская действительность конца XIX — начала XX в., казалось бы, подтверждала этот вывод. Если сумму ипотеч-

с. 193 ного[72] долга по состоянию на 1820 г. принять за 100%, то в 1906— 1910 гг. она возросла до 264%. К концу века 96% землевладельцев были обременены долгами. Мелкое крестьянство не могло применять на своих участках более или менее сложную машинную технику. Подобного рода обстоятельства должны были повлечь за собой массовые разорения и спад производства. Но этого не произошло. Продуктивность земледелия, в свою очередь, продолжала расти. С конца XVIII в. до Первой мировой войны стоимость сельскохозяйственной продукции (в сопоставимых це­нах) выросла примерно в 3—3,5 раза. Сельское хозяйство не было в за­стое, хотя и не избавило страну от импорта сельскохозяйственной про­дукции.

При объяснении причин живучести мелких и мельчайших хозяйств нельзя не учитывать ряд обстоятельств. Франции присущ благоприятный климат: почти половина страны лежит на широте Крыма. Современники отмечают также исключительное трудолюбие и любовь к своей земле французских крестьян. Оптимальной с учетом природных условий и раз­меров участков была специализация сельского хозяйства. Огородничест­во, садоводство, виноградарство оказались наиболее приемлемыми фор­мами земледелия в условиях мелкого по площади, но эффективного по результатам производства. Один из участков в Бургундии, где с XIII в. возделывался виноград, идущий на приготовление вина Романея-Конти, занимает менее двух га. Урожая хватает на изготовление всего 6—8 тыс. бутылок в год, 3/4 из которых идут на экспорт. Но это очень дорогое вино: цена одной бутылки достигает уровня минимальной месячной заработной платы французского рабочего. Разумеется, другие участки могли не быть столь прибыльными, но приведенный пример позволяет судить о хозяй­ственных возможностях небольших ферм.

Следует принять во внимание и еще один фактор стабильности мел­кого производства. Устоять ему помогла сельскохозяйственная коопера­ция, которая во Франции приняла форму синдикатов. Первые 5 синдика­тов были образованы в 1884 г., в декабре 1906 г. их было уже 3553 и они включали 667 150 членов. Синдикаты принимали всех причастных к аг­рарному производству: крупных собственников, крестьян, фермеров, арендаторов, сельских рабочих, агрономов, других специалистов сель­ского хозяйства, даже священников и школьных учителей.

На первичном уровне синдикаты создавались в коммунах, они соеди­нялись в кантональные, а затем и в департаментские союзы. В 1886 г. был учрежден Центральный союз земледельческих синдикатов Франции. Примерный устав, разработанный Центральным союзом в 1907 г., ста-

с. 194 вил перед синдикатами задачу «привязать сельское население к их жили­щам и земле, пользуясь всеми находящимися во власти синдиката средст­вами для восстановления достоинства земледельческого труда и для уве­личения его доходности»; «действовать в качестве посредников в интере­сах своих членов при заключении ими сделок и содействовать улучшению хлебопашества и скотоводства»; «организовать коллективную покупку сельскохозяйственных материалов всякого рода — семян, удобрений, орудий и т. д. для обеспечения выгодных цен и доброкачественности пред­метов»; «учреждать... всякого рода кооперативные общества, общества взаимного страхования или предусмотрительности и другие общества взаимопомощи»[73].

Хороший климат, оптимальная специализация земледелия, широкое распространение кооперации способствовали устойчивости мелкого крестьянского хозяйства, но не гарантировали от серьезных потрясений. С конца 80-х годов XIX в, и вплоть до 1909 г. французское виноделие пе­реживало глубокий кризис. Бичом для виноградарей стала болезнь лозы (филлоксера), которая в той или иной степени поразила все виноградни­ки страны. Крестьянину-виноделу было гораздо труднее переносить по­следствия кризиса, чем владельцу поликультурного хозяйства, ибо един­ственным источником его доходов являлась выручка от продажи вина. К тому же крупные виноторговцы увеличили ввоз итальянских вин, состав­лявших конкуренцию французским. Поэтому именно в винодельческих районах в начале 90-х годов и особенно в 1907 г., в периоды наибольшего обострения кризиса, вспыхивали грандиозные крестьянские волнения.

Еще в годы Второй империи был заложен Промышленное развитие прочный фундамент для дальнейшей индуст­риализации. Число предприятий в 1910 г. достигло 63 135, почти в 2,8 раза больше, чем в 1870 г. Усилился процесс концентрации производства и координации отраслевой промышленной политики. В химической промышленности крупным монополистическим объединением стала компания «Сен-Гобен». В 1892 г. возникло «Цен­тральное объединение шахтовладельцев», в 1900 г. — «Объединение горнометаллургических предприятий», в 1903 г. — «Центральный ко­митет французских судовладельцев». В начале XX в. синдикат «Комите де форж» (Комитеттяжелой промышленности) объединил около 250 ме­таллургических компаний, производивших почти 75% чугуна и стали во Франции. Крупнейшим объединением был военный концерн «Шнейдер Крезо». Автомобильные фирмы «Рено» и «Пежо» овладели рынком сбыта автомобилей.

с. 195 Оборудование многих предприятий соответствовало мировому уров­ню. Появились фабрики, работавшие на электрической энергии. Шел процесс переоснащения предприятий новейшей техникой, в том числе созданной во Франции. Французская изобретательская мысль обогатила мировой технический прогресс. С 1851 по 1900 г. прошли 10 Всемирных промышленных выставок, 5 из них состоялись в Париже. На них были представлены многие выдающиеся достижения французской техники. На Парижской выставке 1867 г. демонстрировались изделия из стали, вы­плавленной по новой технологии, предложенной П. Мартеном. Выдаю­щимся техническим сооружением стала Эйфелева башня высотой 305 м, построенная в Париже к очередной Всемирной промышленной выставке 1889 г. Ее успех был столь велик, что городские власти отказались от первоначального намерения демонтировать башню после завершения работы выставки.

Изобретатели Франции проявили себя и во многих других областях техники. Им принадлежит приоритет в разработке способа получения железобетона (Ж. Монье), разработке конструкции телеграфного аппа­рата (Ж. Бодо). С изобретением автомобиля французские инженеры ак­тивно включились в его усовершенствование. Л. Рено заменил цепной привод карданным валом, на его автомобилях впервые появилось руле­вое колесо. Э. Лавассор предложил новую компоновку автомобиля, при которой двигатель располагался впереди.

Росту промышленности благоприятствовала правительственная по­литика. В бюджетах 1878—1890 гг. предусматривались кредиты на сум­му около 5 млрд франков на строительство 18 тыс. км железных дорог, оборудование 10 тыс. км водных путей и модернизацию морских портов. Ассигнования на укрепление границ и восстановление армии к 80-м го­дам достигли 3 млрд франков в год. В 1913 г. военные расходы Франции в расчете на душу населения были на треть выше аналогичных затрат Гер­мании и почти на 20% — Англии.

Общая тенденция экономического развития Франции представляет­ся благоприятной. По всем основным показателям объемы промышлен­ного производства на протяжении 1870—1914 гг. выросли. Добыча ка­менного угля увеличилась с 13,2 до 40,8 млн т, или более чем в 3 раза. Выплавка чугуна возросла с 1,2 до 5,2 млн т, или в 4,3 раза. Но другие страны увеличили свой потенциал в еще большей степени. За это же вре­мя США увеличили производство угля в 17,2ичугунав 18,2раза, Герма­ния — соответственно в 7,2 и 13,7 раза. Как следствие, удельный вес Франции в мировом промышленном производстве уменьшился с 10% в 1870 г. до 6% в 1913 г.

Франция не смогла набрать темпы промышленного развития, равные американским или германским, в силу ряда причин. Тяжело отразилось

с. 196 на экономике поражение в войне. Оккупация опустошила целые облас­ти. Немецкие войска контролировали 43 департамента. Здесь системати­чески проводились реквизиции. В Германию вывозилось оборудование промышленных предприятий. В ряде мест были вырублены почти все леса. Германия получила контрибуцию в размере 5 млрд франков, а вся стоимость войны выражалась огромной для того времени суммой 13 млрд франков. Чтобы выплатить контрибуцию, правительство провело под­писку на «заем освобождения», что повлекло введение новых налогов более чем на 800 млн франков, необходимых для уплаты процентов по займу. В 1872 г. правительство установило налог на импортируемое сы­рье в размере 10—20% его стоимости, что понижало конкурентоспособ­ность французской промышленности. Невосполнимой потерей была ан­нексия Германией Эльзаса и Лотарингии. Франция потеряла территорию в 145 тыс. кв. км с населением 1,5 млн человек. Из сельскохозяйственно-, го оборота выбыло 677,1 тыс. га пахотных земель, 210,3 тыс. га лугов, 32,7 тыс. га виноградников. Промышленность лишилась развитой сети предприятий и, главное, — значительной части железорудных богатств. Последние в тот момент не сказывались на экономике Франции: лота-рингская руда была перенасыщена фосфором и серой, использовать ее не умели. Но после того как английский металлург С. Томас в 1878 г. на­шел способ в ходе плавки освобождать металл от вредных примесей, руда этого бассейна пошла вдело. Франция, естественно, могла добывать ее на территории своей части Лотарингии. Другая ее часть, аннексирован­ная немцами, стала одним из главных источников сырья для промышлен­ности Германии. Таким образом, война отбросила французскую эконо­мику далеко назад, и ей понадобилось значительное время для восстанов­ления.

Более низкий промышленный потенциал Франции обусловливался также структурой ее индустрии. Значительное место занимало производ­ство средств потребления. Даже к концу XIX в. 94% всех промышленных предприятий принадлежали к числу мелких с количеством рабочих до 10 человек. По переписи 1906 г., из 2,3 млн предприятий только 9 тыс. являлись предприятиями индустриального типа, остальные относились к мануфактурам. На них были заняты 58,1 % промышленных рабочих. Рас­пыленными и технически отсталыми продолжали оставаться многие от­расли производства, например, шелковая промышленность. В Лионе и его окрестностях даже в начале XX в. ручных станков было больше, чем механических. Городом мелких предприятий по-прежнему оставался Па­риж с его 3-миллионным населением.

Расширение и модернизация многих производств требовали крупных капиталовложений, но они не были сделаны в достаточном количестве несмотря на наличие средств. Так, в течение 20 лет, с 1891 по 1910 г., во

с. 197 Франции денежные накопления составили 52,5 млрд франков. Из них в промышленность и торговлю было инвестировано 11,3 млрд франков, т. е. чуть больше 20%. Как же распорядились остальными средствами? М.Н. Покровский иронично замечает по этому поводу: «Поместить день­ги в промышленное предприятие? Мы видели, что французы не любят риска; но даже если бы они побороли эту боязнь, французская промыш­ленность до последнего времени развивалась слишком медленно, чтобы поглотить все сбережения французских мелких производителей. Помес­тить в заграничные предприятия... Тут уже начинается настоящий, не шу­точный риск... Одна из первых биржевых афиш, которую довелось уви­деть пишущему эти строки по приезде в Париж в 1909 г., приглашала французов покупать акции Сибирско-Американской железной дороги через Берингов пролив, яркими красками живописуя великое значение этого «мирового пути». Жаль, что расписания поездов этой дороги найти трудновато»[74]. Не только частные лица, но и банки опасались вкладывать деньги в промышленность: эти инвестиции считались чистой спекуляци­ей. Для этого были определенные основания. В 1886 г. злоупотребления привели к краху «Кредит движимого имущества» — финансовое учреж­дение, основанное в 1852 г. специально для кредитования промышлен­ных проектов, в 1888 г. объявило себя банкротом «Общество для проры­тия Панамского канала», следствием чего было разорение огромного числа акционеров.

По указанным причинам владельцы денег предпочитали вкладывать их в облигации государственных займов, прежде всего иностранных. Об­лигации только российских займов в 1918 г. имели 1,6 млн французов. Во Франции образо