Государственно- монополистический сектор экономики

В Германии сложилась значительная государственная собственность. В ведении империи находились почта и связь. Государству принадлежали 93% железных дорог широкой колеи. Доля имперских государственных доходов, слагавшихся из предпринимательской прибыли и доходов от имуществ, в 80-х — 90-х годах достигала 30—31%, а в 1913 г. — 21%. Крупнейшими собственниками являлись государства Германской импе-

с. 224 рии. Прусская государственная казна обладала обширными землями и лесными хозяйствами, многочисленными горнодобывающими предпри­ятиями, которые давали наибольшее количество угля в Германии. В Пруссии доходы от промышленной деятельности в 1908—1913 гг. по­крывали 37—40% государственных расходов.

В связи с этим империя создала обширный аппарат управления эко­номикой и регулирования хозяйственных вопросов. На имперском уров­не функционировало министерство внутренних дел в качестве централь­ного органа по хозяйственным вопросам. В Пруссии действовало мини­стерство торговли и ремесел. Экономическими вопросами занимались также министерство общественных работ, руководившее строительст­вом каналов и железных дорог; министерство сельского хозяйства, госу­дарственных земель и лесных хозяйств; министерство финансов. Цен­тральные органы союзных государств опирались также на широкую сеть торговых и сельскохозяйственных палат, советов железных дорог, кото­рые являлись наполовину представительствами промышленников и на­половину — государственными учреждениями. Другими словами, Гер­манское государство играло значительную роль в создании общенацио­нального экономического пространства. Как носитель властных полно­мочий, оно устанавливало правовые нормы в социально-экономической сфере. Как выразитель общих интересов, приняло на себя представи­тельство во внешнеторговой деятельности, что выражалось в определе­нии таможенно-тарифной политики и заключении внешнеторговых со­глашений. Как предприниматель, государство регулировало статус своих предприятий в общеэкономической системе и их отношения с монополи­ями.

Милитаризация Германии

Гегемония Пруссии привела к распространению ее традиционно агрессивной военной системы на всю территорию империи, кото­рая стала плацдармом для подготовки к грядущим войнам. Милитариза­ция государства выразилась прежде всего в создании условий для развер­тывания вооруженных сил в случае военного конфликта. Закон 1874 г. определил количество сухопутных войск мирного времени в 401,6 тыс. человек. К 1914 г. численность довели до 808,2 тыс., т. е. удвоили. По­скольку армия комплектовалась на основе всеобщей воинской повинно­сти, до начала Первой мировой войны армейскую службу прошли 4,9 млн человек. В итоге вооруженные силы постоянно имели обученные резер­вы, что и показала мобилизация 1914 г., когда Германия поставила под ружье 3,8 млн солдат и офицеров. Всех их надо было обмундировать, воо­ружить, снабдить боеприпасами и снаряжением, создать разветвленную инфраструктуру, обеспечивавшую ведение боевых действий. Географи­ческое положение Германии вынуждало считаться с необходимостью

с. 225 развертывания вооруженных сил на западном и восточном фронтах. Это побуждало к интенсивному развитию средств связи и транспорта. Же­лезные дороги должны были обеспечить маневрирование большого ко­личества войск, а телеграф, телефон, радио — централизованное управ­ление ими. Потребности в развитии коммуникаций были удовлетворены: за 1870—1910 гг. протяженность железнодорожной сети в Германии увеличилась в 3,1 раза. Военный сектор экономики в связи с этим чрез­вычайно расширился, и промышленность имела неисчерпаемые заказы.

Была обеспечена и заблаговременная разработка планов предстоя­щей войны. Уже в 1892 г. начальник генерального штаба генерал А. фон Шлиффен определил направления развертывания армии: главные силы сосредоточить против Франции, ограничившись на восточном театре не­большим заслоном против России. План, окончательно оформленный в 1905 г. и практически реализованный в 1914 г. сменившим Шлиффена X. фон Мольтке-младшим, предусматривал быстрый, в течение 6—8 не­дель, разгром Франции. После этого предполагалось бросить все силы против России с целью обеспечить «тотальную победу» как на Западе, так и на Востоке.

Не меньшее внимание уделялось развитию военно-морского флота. До 90-х годов стоявшие перед ним задачи были чисто оборонительными: на каждый германский броненосец и крейсер приходилось по четыре анг­лийских. С воцарением Вильгельма II и переориентацией целей внешней политики положение стало меняться. Формулируя свое отношение к про­блеме выхода на мировую арену, он подчеркивал: «Опять до очевидности ясно, как было глупо 10 лет назад начинать колониальную политику, не имея флота, и давать ей размах, не заботясь одновременно о соответст­вующем строительстве флота»[86]. Его создание обеспечил адмирал А. фон Тирпиц, назначенный статс-секретарем военно-морского ведом­ства в 1897 г. и руководивший им до 1916 г.

Тирпицу удалось убедить общественное мнение в необходимости строительства мощного флота. В его поддержку выступили многие уче­ные, убеждавшие, что Германия обречена на прозябание без флота, ко­торый в споре с «заморскими державами» перетянул бы чашу весов «в нашу пользу». Широко известный в то время историк Д. Шеферв 1897 г. выпустил книгу «Германия, на моря», в которой доказывал, что растущая немецкая внешняя торговля нуждается в защите сильного военного фло­та. В 1898 г. для воспитания масс в духе «мировой политики» был создан Германский флотский союз — к 1913 г. его численность составила более 1,1 млн человек. Тирпиц писал о том значении, какое имела пропаганда

с. 226 планов превращения империи в океанскую державу: «Мы устроили ряд заседаний и докладов и особенно старались установить контакт с прес­сой... Мы организовали поездки на побережье, показали корабли и вер­фи, обращались к школам, призывали писателей выступить в нашу поль­зу и т. д.; появились кипы романов и брошюр». Массированная идеологи­ческая обработка привела к тому, что «вскоре вопрос о флоте был при­знан жизненно важным»[87].

Уже в 1898 г. рейхстаг принял закон о флоте, который предусматри­вал его резкое увеличение. Судостроительные программы расширялись в 1900, 1906, 1908 и 1912 гг. В создание соответствующей производствен­но-технической базы включились многие магнаты промышленности. Один из них, Ф. Крупп, главный поставщик артиллерии армии и флоту, по личной просьбе Вильгельма II организовал прокат корабельной бро­невой стали. Затем он купил в Киле судостроительную верфь, на которой развернул строительство линкоров, крейсеров, эсминцев и подводных лодок. Германия поставила цель не только приблизиться к Англии по ко­личеству кораблей, но и не уступить ей в их качестве. Как только Англия приступила к строительству сверхмощных по тому времени линко­ров-дредноутов, Германия ответила тем же. К 1914 г. германский флот, составляя по числу кораблей всех классов более 61 % английского, проч­но занял второе место в мире. Создание боеспособного линейного флота, предназначенного не только оборонять берега своей страны, но и угро­жать кораблям и побережью противника, исходило из возможности вой­ны с Англией, которую Тирпиц считал главной соперницей Германии в борьбе за мировое господство. В этом он находил поддержку Вильгель­ма II.

Пропаганда милитаризма С конца XIX в. в Германии возобладала идея превращения империи в мировую державу и завоевания ею гегемонии на мировой арене. Постановка этой цели требовала соответствующего идеологического обоснования, в связи с чем за короткий срок был создан разветвленный и эффективно действовавший пропагандистский аппарат. Он включал множество союзов и обществ, составивших цельную систему организо­ванного воздействия на общественное сознание.

Среди организаций, призванных обеспечить воспитание в духе мили­таризма, был Пангерманский союз, основанный в 1891 г. и зарекомендо­вавший себя наиболее активным и воинственным. Его сила заключалась в высоком интеллектуальном потенциале и теснейших связях с верхуш-

с. 227 кой монополистического капитала, юнкерством и правительством. В ос­нове идеологии пангерманизма[88] лежали представления об определяю­щем значении географических факторов (положения, физических усло­вий, климата) для развития и функционирования государства, позднее получившие название геополитики[89]. По этой теории, прилагавшей идеи дарвинизма к политической жизни, государство уподоблялось биологи­ческому организму, ведущему борьбу за «жизненное пространство». Ве­дущим принципом развития объявляли территориальное расширение и захват новых земель.

Разрабатывались и широко обсуждались планы создания «срединной Европы» — экономико-политического объединения европейских госу­дарств под главенством Германии. Стержнем его предполагался блок Германии и Австро-Венгрии; в «срединную Европу» предлагали вклю­чить Голландию, Скандинавские страны, Данию, Финляндию, Румынию, Болгарию, Грецию. Некоторые шли еще дальше и готовы были видеть здесь даже Францию, Бельгию, Швейцарию, Испанию, Италию. Идео­лог «срединной Европы» К Риттер писал: «Территория будущей конфедерации будет населена примерно 150 миллионами населения, из них 78 миллионов немцев, 40 миллионов славян (составляющих шесть глав­ных племен) и 32 миллиона членов других рас. Германская империя полу­чит политическое лидерство — это и будет германский империализм»[90]. Проект «срединной Европы» возрождал в новых исторических условиях тенденцию к объединению европейских государств или части их под вла­стью одной из держав. В начале XIX столетия эта тенденция выражалась в «унификации» Европы под французской эгидой. Теперь, в XX в., пан­германисты выдвинули идею интеграции Европы на базе своих гегемони-стских притязаний, которые намеревались осуществить силой оружия.

У пангерманистов планы относительно «срединной Европы» занима­ли важное, но не единственное место. В своей пропаганде они постоянно указывали на Восток как на одно из главных направлений экспансии. В «срединную Европу» намеревались включить обширные территории, от­нятые у России. Еще в 1894 г. центральный орган Пангерманского союза писал: «Старый "Дранг нах Остен" должен быть возрожден. На востоке и юго-востоке должны мы приобрести место для локтей, чтобы обеспе­чить германской расе те жизненные условия, в которых она нуждается

с. 228 для полного развертывания своих сил»[91]. Не меньшее внимание пангер­манисты уделяли колониальным захватам. Один из влиятельных герман­ских идеологов А. Дикс в книге «Немецкий империализм», определяя направления экспансии Германии, писал: «Кровные интересы рейха предполагают сотрудничество с европейским юго-востоком; мы вместе должны держать открытым европейский выход к Индийскому океану че­рез Малую Азию; мы должны стремиться к экономическому сближению и взаимному укреплению стран, лежащих между Эльбой и Евфратом; мы должны сделать взаимодополняемой нашу экономику и экономику циви­лизаций Ближнего Востока; мы должны укрепить военные и политиче­ские связи между странами Центральной и Юго-Восточной Европы в со­вместной обороне против Востока и Запада»[92]. В требованиях передела уже поделенных колоний пангерманисты смыкались с организованным еще в 1882 г. Колониальным обществом, объединявшем представителей промышленного и торгового капитала, чиновничества.

Средством достижения поставленных целей пангерманисты считали войну, которая в их понимании является «биологической необходимо­стью». Отсюда вытекало, что сохранение мира не может быть целью по­литики. Поэтому долг политических деятелей — вызвать войну, чтобы обеспечить Германии положение «мировой державы», ибо в противном случае империю якобы ожидает закат.

Широкомасштабная пропаганда национализма, шовинизма, милита­ризма не была бесплодной. Летом 1914 г., незадолго до начала войны, российский генерал А.А. Брусилов находился на отдыхе в немецком ку­рортном городе Киссингене. Здесь он стал свидетелем праздника в мест­ном парке. А. Брусилов вспоминал: «Втот памятный вечер весь парк и окрестные горы были великолепно убраны флагами, гирляндами, транс­парантами. Музыка гремела со всех сторон. Центральная же площадь, окруженная цветниками, была застроена прекрасными декорациями, изображавшими московский Кремль, церкви, стены и башни его. На первом плане возвышался Василий Блаженный. Нас это удивило и заин­тересовало. Но когда начался грандиозный фейерверк с пальбой и раке­тами под звуки нескольких оркестров, игравших "Боже, царя храни" и "Коль славен", мы окончательно поразились. Вскоре масса искр и огней с треском, напоминавшим пушечную пальбу, посыпалась со всех сторон на центральную площадь парка, подожгла все постройки и сооружения Кремля. Перед нами было зрелище настоящего громадного пожара. Дым, чад, грохот и шум рушившихся стен. Колокольни и кресты церквей

с. 229 накренялись и валились наземь. Все горело под торжественные звуки увертюры Чайковского "1812 год". Мы были поражены и молчали в не­доумении. Но немецкая толпа аплодировала, кричала, вопила от востор­га, и неистовству ее не было предела, когда музыка сразу при падении по­следней стены над пеплом наших дворцов и церквей под грохот фейер­верка загремела немецкий национальный гимн»[93].

Экспансия на Ближнем Востоке В рассматриваемое время Турция, несмотря на потерю европейских территорий, все еще оставалась важным фактором в балканских делах, и, кроме того, сохраняла контроль над Ближним Востоком. Поэтому Германия считала необходимым включить Турцию в фарватер своей политики, что обеспечивало бы решение ряда военно-политических задач в этом регионе: сковать на Кавказе русские силы и удерживать балканские государства от совместного с Россией вы­ступления, создать плацдарм для дальнейшего продвижения в восточном направлении.

Зависимость Турции от Германской империи складывалась посте­пенно, на протяжении многих лет. Свою роль сыграли германские воен­ные миссии, приглашенные султаном Абдул Хамидом II для реорганиза­ции армии. Деятельность первой из них началась в 1882 г. В 1886 г. ее возглавил майор, впоследствии генерал, крупный военный теоретик К. фон дер Гольц. Задачей немецкого эмиссара в первые 13 лет, а затем и в период вторичного, в 1908—1912 гг., пребывания в Стамбуле была ре­организация турецкой армии по германскому образцу. Фон дер Гольц не вполне, как показало поражение Турции в первой Балканской войне, преуспел в этом. Но под его воздействием в офицерском корпусе усили­лась прогерманская ориентация.

Фон дер Гольца сменил в 1913 г. генерал-лейтенант Л. фон Сандерс. Он перешел на турецкую службу и должен был организовать деятель­ность генерального штаба, обеспечить подготовку офицерских кадров, обучение и инспектирование войск. Это означало, что Германия не утра­тила влияния на турецкую армию.

За военно-политическим шло и экономическое проникновение гер­манского империализма на Ближний Восток. Во многом благодаря со­действию военных миссий концерны Круппа и Маузера уже в 90-х годах XIX в. прибрали к рукам оснащение турецкой армии вооружением. В на­чале следующего столетия немецкий капитал занимал господствующее положение на железнодорожном транспорте Турции: на его долю прихо­дилось 2200 км пути, тогда как остальным странам принадлежало около

с. 223 1700 км. В целом капиталовложения германских монополий в турецкую экономику не уступали тем, что были сделаны ими в России[94].

Но наиболее грандиозным предприятием, обещавшим Германии не­исчислимые выгоды, стал проект Багдадской железной дороги. Виль­гельм II в 1898 г. во время посещения Стамбула лично участвовал в пере­говорах с Абдул Хамидом II о строительстве дороги. Султан был заинте­ресован в осуществлении этого проекта, чтобы укрепить собственный контроль над районом Месопотамии, а также нейтрализовать сепара­тизм арабских племен. Активизация англичан в этом районе, установле­ние в 1899 г. английского протектората над Кувейтом побудили султана отказаться от английских предложений в пользу немецких.

В марте 1903 г. специально образованная «Багдадская компания», за спиной которой стоял «Дейче банк», и турецкое правительство подписа­ли соглашение. Концессия предоставлялась на 99 лет. Компания получи­ла право на эксплуатацию недр в полосе 20 км по обеим сторонам дороги, постройку и использование вдоль линии черепичных и кирпичных заво­дов, строительство гидроэлектростанций и навигацию по Тигру и Ефрату, сооружение портов на побережье Персидского залива. Турция гаранти­ровала в качестве дохода 15,5 тыс. франков на каждый километр постро­енной и сданной в эксплуатацию дороги. Это была необычайно высокая сумма, которую никогда ранее не получал ни один иностранный концес­сионер.

Германии не удалось завершить строительство дороги. К 1 января 1913 г. из намечавшихся примерно 2,5 тыс. км вошли в строй 608 км, т. е. результаты далеко не соответствовали обещаниям обеспечить «культур­ный и экономический прогресс» Турции. К тому же пришлось допустить к участию в концессии английский капитал: Великобритания не желала рисковать своими интересами в районе Персидского залива. В целом не­мецкие планы строительства Багдадской дороги обострили межгосудар­ственные противоречия, особенно англо-германские, явились одним из слагаемых кризиса, приведшего к Первой мировой войне.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ