Конец XVIII в. и бразильский период. Революция 1820 г.

Деспотическое государство конца XVIII в. с его сложной всепроникающей бюрократической машиной тратило все больше средств. В начале XVIII в. были введены налоги на продажу мяса и вина. Это было первым нарушением постановления кортесов от 1641 г., согласно которому налог нельзя было вводить без народного согласия. Налоги были введены потому, что они, наряду с налогами на табак и т. п., вопреки народным представлениям давали казне поступлений много больше, чем бразильское золото.

Последний раз кортесы собирались в 1697—1698 гг. по желанию короля для принесения присяги сыну короля как будущему королю. Кортесы не проявили достаточной степени согласия с королевским желанием, и их больше никто не собирал. Абсолютизм к тому времени набрал силу и мог вводить налоги без согласия с представителями населения.

Другим свидетельством наступления эпохи абсолютизма было отмирание советов знатных граждан Португалии, с которыми советовался король. При Жуане V влияние этих советов постепенно исчезло, вся власть сосредоточилась у правительства [2, 391—394].

В последние 20 лет XVIII в. значительно возросла доходность торговли. Главной статьей экспорта из Бразилии стал хлопок, экспорт вин в Британию удвоился. 10—20 судов ежегодно приходили с азиатскими товарами, по сравнению с 1—2 в год за предыдущие полтораста лет. Но это была последняя удача Португалии в восточной торговле, вызванная трудностями, с которыми столкнулись Нидерланды в период Великой французской революции.

Однако в то же время португальская промышленность не развивалась. Первые механические ткацкие станки были закуплены в Британии только в 80-х гг. XVIII в. и то в малом количестве. Британский экспорт промышленных товаров полностью уничтожил хилые португальские железоделательные заводы и несколько видов текстильного производства.

Особенностью последней четверти XVIII в. было дальнейшее укрепление нарождавшегося с середины века относительно сильного, зажиточного независимого среднего слоя граждан, не связанного с аристократией. К 1800 г. купечество насчитывало 80 тыс. человек на трехмиллионное население. Купцы особенно оживились после отмены монополии на торговлю в 1777 г. Их культурный уровень был ниже, чем у купцов Англии и Франции, а религиозность выше, чем у французской буржуазии. В большинстве своем это были мелкие торговцы, как правило, в прибрежных городах, но все вместе они начали создавать островок влияния и независимости в португальском обществе. Одновременно аристократия продолжала сдавать позиции. Знать была меньше вовлечена в заморскую торговлю, по сравнению с предыдущим временем, и трудно адаптировалась к изменениям [5, 413, 414]. Наконец, в 1773 г. был отменен статус «чистоты крови», что отражало упадок влияния аристократии, несмотря на возвращенные ей в конце 70-х гг. сословные привилегии.

В конце 1806 г. Наполеон объявил блокаду Британских островов, а так как Португалия не прервала своих связей с Англией, то он направил свои войска в Лиссабон. Португальский королевский двор эмигрировал в Бразилию под защитой британских военных кораблей, оставив в Лиссабоне беспомощный регентский совет. С марта 1809 до 1820 г. Португалией фактически правил английский генерал Уильям Бересдорф [2, 427].

После прибытия короля и правительства Португалии в Бразилию положение колонии радикально изменилось. Для развития торговли были открыты все порты. От этого наибольшую выгоду получила Англия. В 1813 г. экспорт в Португалию упал в три раза и более никогда не достигал уровня 1807 г. Импорт из Португалии снизился вдвое и навсегда остался меньше уровня 1807 г. Стали строиться дороги, была создана общебразильская почтовая служба вместо локальных офисов. Королевским указом стали повсюду создаваться мануфактуры. В Рио-де-Жанейро был создан трибунал общего назначения, основан Бразильский банк (1808), финансовая служба. Капитании были преобразованы в провинции, возникла Академия военно-морского флота, артиллерии и фортификаций и Академия изящных искусств. В отсутствие университета, первая из них взяла на себя роль образовательного центра, что надолго определило высокую образованность офицерства Бразилии на фоне ее населения, роль и влияние военных во всех сферах жизни. Были основаны музей, национальный театр, национальная библиотека, ботанический сад, типография, военный архив. До того момента в Бразилии не было газет, книги привозились из Португалии или доставлялись контрабандой. Это было следствием желания властей Португалии держать Бразилию и особенно ее молодежь на привязи [2, 455—456].

После отражения трех нашествий Наполеона в Португалии казна была пуста, долги огромны. Страны-победительницы, решавшие на Венском конгрессе вопросы послевоенного устройства и контрибуций, проявили полное безразличие к стране, потерявшей в войне четверть миллионов человек.

Королевская семья осталась в Бразилии, ставшей более значимой, чем метрополия. В 1815 г. Бразилия была провозглашена королевством наследником португальского трона доном Педру. А в послевоенной Португалии, отрезанной от Бразилии, основа экономического механизма — торговля — не смогла возобновиться. В стране не было лидера, если не считать формальный королевский совет, а точнее сказать, командующего войсками британского генерала Бересдорфа. Такое положение было нетерпимым для португальского общества. В 1818 г. в Порту образовалась тайная группа, состоявшая из 8 буржуа, 3 офицеров и 2 юристов. Португальская буржуазная революция началась в августе 1820 г. Вначале единственным требованием восставших было устранение Бересдорфа и возврат короля из Бразилии, но король не проявил интереса к возвращению, и в ноябре либеральная верхушка реконсолидировалась. Образовался гражданский совет, а затем в 1821 г. собрались кортесы, которых не было с 1698 г. В отличие от традиционных кортесов прошлого, они состояли из 39 представителей магистратов городов и юристов, 21 учителя, 16 человек духовенства, 10 военных, 6 врачей, 5 земледельце и 3 купцов — всего из 100 человек. Изменения состава кортесов по сравнению с сословно-дворянскими клерикальными кортесами прошлого были очевидны. Кортесы приняли новую конституцию, которая ликвидировала абсолютизм, гарантировала гражданские права. Парламент должен был избираться прямым всеобщим голосованием, но право голоса не предоставлялось женщинам, безграмотным и монахам, легальная юрисдикция сеньоратов и церковных приходов ликвидировалась. Специальные церковные суды и суды инквизиции были запрещены.

При таком повороте дел Жуан VI согласился в 1821 г. вернуться в Бразилию, оставив своего сына Педру королем Бразилии, который под давлением бразильского общества и в результате настойчивой политики Великобритании объявил себя в 1822 г. императором независимой Бразилии. В 1825 г. Португалия признала независимость Бразилии.

Первая португальская конституция появилась в неудачный момент. На протяжении декады после Венского конгресса (1815) во всей Европе делались попытки восстановить абсолютные монархии. Внутри страны либеральные реформаторы имели узкую социальную опору. В 1820 г. только 9% населения могло быть отнесено к среднему классу. Собственная промышленность не могла встать на ноги под напором английских товаров, а поэтому не было даже перспективы возрастания экономически независимого среднего класса. По существу, в Португалии конституция провозгласила свободу, равенство и братство, обогнав пол-Европы по части либерализма, но это произошло в обстановке бедности, экономической отсталости [8, 13]. Конституция в этих условиях не могла удержаться долго и была ликвидирована в 1823 г. После кончины Жуана VI его сын Педру вернулся в 1826 г. в Португалию из Бразилии и вместо отмененной конституции немедленно обнародовал новую конституционную хартию. Эта хартия стала основным декретом конституционной монархии в Португалии, действовавшим вплоть до республиканской революции 1910 г., если не считать отдельные поправки, принятые за этот период. Хартия предоставила исполнительную власть королю. Был создан двухпалатный законодательный орган с палатой депутатов, избираемой непрямым голосованием, и высшей палатой, члены которой назначались пожизненно, а места в ней передавались по наследству. Высшая палата назначала всех министров и имела право абсолютного вето на законодательство. Гражданские права были урезаны по сравнению с конституцией 1822 г. [5, 517—520].

От революции к революции

В 1828 г. усилиями традиционалистов, отстаивавших идею абсолютной монархии, хартия была отменена, традиционные кортесы, состоявшие из трех частей — дворянства, духовенства и горожан, — восстановлены, либералы же изгнаны из правительства. Португальские традиционалисты потерпели поражение только в мае 1834 г. после братоубийственной вооруженной борьбы. Гражданская война 1832—1834 гг. между традиционалистами и либералами определяла путь развития Португалии. В этой борьбе принц Мигель — лидер португальских традиционалистов — получил поддержку духовенства, провинциальной аристократии и, следовательно, части крестьянства, особенно на севере страны, а его брат Педру олицетворял либеральные интересы. Влияние традиционалистов было подорвано захватом собственности церкви и мигелистской аристократии в период правления либералов. Затем последовала земельная реформа, целью которой было обеспечение государства средствами для погашения государственного долга, но результатом стало возникновение лендлордов из числа зажиточного купечества, которые до конца ХIX в. оставались активной политической силой. Крестьяне при этом только потеряли: земель у них стало меньше, а феодальные подати остались [8, 14]. Были отменены все церковные и многие феодальные налоги и долги, началась ликвидация ограничений использования права собственности, владений, начиная с наименьших. Были запрещены монополии, снижены налоги; судебная власть отделена от исполнительной, провозглашено равенство граждан перед законом. Избирательное право при избрании палаты депутатов было непрямым. Сначала мужчины в возрасте 25 лет и старше выбирали выборщиков от провинции, но из таких граждан, кто имел годовой доход не менее 200 тыс. реалов, а потом уже выборщики избирали депутатов.

Согласно конституции, исполнительная власть принадлежала королю. Он назначал всех членов правительства. С 1834 г. король стал назначать председателя Совета министров. Португальская форма власти делала короля ключевой фигурой. Он назначал пэров верхней палаты кортесов, созывал кортесы, мог распустить палату депутатов, увольнял членов правительства, объявлял амнистии и помилования, налагал отлагательное вето на законы, принятые парламентом. Для осуществления этой функции при короле существовал совещательный орган — Государственный совет, все члены которого (их число было не определено) назначались бессрочно королем.

Согласно судебной реформе 1832—1835 гг., только судьи самой низшей инстанции, жулгаду, избирались, а суды в кумарках и реласан, так же как и Верховный суд, назначались королем. В судах был введен институт присяжных, создана прокуратура. Генеральный прокурор короны и прокуроры реласан назначались королем.

После ряда изменений законов в 1842 г. сложились новые административное деление и система управления страной. Португалия была разделена на округа, делившиеся на конселью, а те — на приходы. Король назначал в округе губернаторов и советы округов, а генеральная жунта округа избиралась. Администраторы конселью и управляющие приходов тоже назначались королевским правительством. Муниципальные палаты при администраторе конселью избирались прямым голосованием жителей. Административный кодекс 1878 г. несколько децентрализовал власть, временно предоставив выборным органам широкие полномочия, а административный кодекс 1886 г. ликвидировал жунты округов, усилив административную централизацию. Административные кодексы 1895 и 1896 гг. также были направлены на ужесточение правительственного контроля за местной властью [9, 84—86].

От поражения традиционалистов пострадали и те, кто их поддерживал, — духовенство, которого насчитывалось в то время 30 тыс. человек (1% населения, т. е. больше, чем в любой католической стране), треть из них в монастырях. В 1834 г. у всех монастырей церквей была конфискована земля и многочисленная собственность. Но действия властей не были антикатолическими, и нормальные отношения с Папой Римским были сохранены. Влияние церкви на массы было по-прежнему очень сильным.

Нарождавшаяся буржуазия, победившая традиционалистов, приобрела конфискованные земли по цене, ниже рыночной, причем 60% стоимости были оплачены государственным кредитом. Это политика продолжалась в течение десятилетий, усугубляя долги государства.

Не вдаваясь во все детали политической борьбы, важно отметить, что действие хартии было восстановлено в феврале 1842 г. умеренно либеральным правительством. Оказалось, что в стране с населением, превышавшим 3 млн человек, правом голоса обладают 36 400 человек, т. е. 0,7% населения, и только 4500 человек могут быть избраны в парламент [5, 523—528].

С 1851 г. в правительстве доминировали финансовые и аграрные олигархи и их клиенты из высшего класса. Две партии, Возрождения и Историческая (позднее называвшиеся Прогрессивной), чередовались у власти. Идеологические различия между ними значили меньше, чем личное влияние политиков. Как только правящая партия привыкала к своему положению, монарх предлагал власть другой. Этот период власти известен как ротативизм. Такая система, отягощенная олигархией, не могла не подорвать себя. К 80-м гг. республиканизм стал главной идеей образованных, политически активных людей. Развал системы ротативизма был вызван возобновлением колониальных захватов в 90-х гг. и, в частности, той африканской территории, где сейчас находится Зимбабве, приведших к столкновению Португалии и Великобритании, росту патриотизма, республиканизма, раздорам в правящей элите [8, 15—16].

В 1852 г. хартия была дополнена первым дополнительным актом, согласно которому вводились прямые выборы в парламент, несколько расширялись полномочия парламента. Португалия стала одной из первых стран Европы, где отменялась смертная казнь за политические преступления, а с 1867 г. и за уголовные. Смертная казнь была оставлена только в войсках и только в военное время.

Но политические реорганизации не решали экономических проблем, которые нарастали, и к 60-м гг. в Португалии сложилось одно из наихудших положений в ее истории. За период 1854—1869 гг. государственный долг удвоился, когда же он достиг 50 дол. на душу населения, наступил крах: королевские драгоценности были проданы, королевские владения заложены, но растраты и коррупция продолжались.

Экономическое развитие Португалии началось в начале XIX в. с производства текстиля для внутренних нужд и экспорта в Бразилию. Это начало было вызвано войной с Наполеоном и затем независимостью Бразилии. За два года (1820—1822) было организовано 177 новых производств, появилась 1031 мастерская. За последующие 18 месяцев до конца 1823 г. их число выросло на 20%. Следующая волна индустриализации началась с 1835 г., но и к 1845 г. только 30 из 634 производств, из которых лишь отдельные могли называться фабриками, обладали паровыми машинами. Первая железная дорога была построена в 1856 г., и к 1877 г. длина железнодорожных путей не достигла и тысячи километров. В Португалии в 1870 г. было только 150 инженеров.

Средние и крупные землевладельцы стали главными обладателями национального богатства и получили возможность контролировать деятельность правительства. В 1821 г. появился Лиссабонский банк, к 1858 г. в Португалии было 3 банка, к 1867 — 13, а в 1875 — 51. Вклады в банках возросли в 8 раз с 1858 по 1875 г. Первыми банкирами были купцы-оптовики. Но финансовые возможности банков были скромными, а поэтому деньги не инвестировались в промышленность, и преобладали краткосрочные займы под большой процент для финансирования перевозки грузов или ипотечных операций. Страна жила на займах, и национальный долг быстро рос: в 1855 — 94 518 контуш (1 контуш=1000 реалов), 1865 — 201 207, 1890 — 592 613, 1910 — 878 590.

Уже с 1835 г. стали увеличиваться площади обрабатывавшихся земель, начался рост сельскохозяйственного производства, но увеличение этого роста наблюдалось с 1890 г. Это связывается с отменой всех ограничений на право собственности на землю в 1863 г. Однако в 1868 г. средняя площадь обрабатываемого участка была очень мала для экономически выгодного использования — 1,55 га, причем количество участков (5 678 385) почти в 1,5 раза превосходило все население страны [5, 533—539].

К концу ХIX в. по сравнению с его началом португальское общество сильно изменилось. В 1821 г. аристократия и буржуазия составляли 1% населения, духовенство — 2%, средний класс — 9%, а крестьянство — 88%. Для сравнения — в 1890 г. средний класс возрос до 15%, 61% работавших был занят на сельскохозяйственных работах, 18,4% были рабочими. Изменение деятельности меняло сознание людей.

Главная характеристика крестьян и рабочих Португалии — это их общая безграмотность, а следовательно, в соответствии с законом неучастие в выборах. В 1890 г. правом голоса могли воспользоваться только 874 528 грамотных мужчин (18,7% населения), а в 1910 г. из-за ужесточения закона о выборах таким правом пользовались только грамотные мужчины старше 21 г. с годовым доходом от 500 реалов, а именно, 650 341 человек (11,6%). К 1913 г. электорат Португалии резко снизился из-за эмиграции в Бразилию (77 тыс. человек только в 1912 г.), причем в большей степени страну покидали грамотные мужчины. Снижение электората произошло, несмотря на то, что по сравнению с 1910 г. в 1913 г. был отменен имущественный ценз и число имевших право голоса должно было возрасти [5, 543].

Начальные школы в Португалии до начала ХIX в. были церковными. Государство стало эпизодически обращать внимание на школьное образование лишь во второй половине ХIX в. В 1820 г. на 10 тыс. населения было в среднем 2,5 школы (все католические), в 1870 — 6, а в 1900 — 9. Число школ в 1900 г. достигло 4 тыс., из них государственными были 74,2%. Культура португальских крестьян за ХIX в. не изменилась. Их основная черта, кроме безграмотности, — чрезвычайная религиозность. По свидетельству специалистов, португальский язык был единственным в Европе, в котором отсутствовало богохульство. В словарях богохульным словам на английском, немецком и других языках не находились эквиваленты в португальском языке. Даже во второй половине ХХ в. (не опечатка!) отчетливо видно церковное влияние на одеяние и набожность крестьянок, особенно в историческом сердце Португалии — округе Миньо.

Недовольство населения Португалии нарастало. Стала усиливаться политическая оппозиция режиму. Нигилизм, русский анархизм, пробившие себе дорогу в Португалии (симптоматичный факт!) под влиянием русской революции 1905 г., стали широко распространенными настроениями среди рабочих, солдат и моряков. Активно действовала тайная боевая организация республиканской партии Португалии, так называемая карбонария, основанная в 1898 г. В мае 1907 г. монарх решил ликвидировать парламент и назначить королевского диктатора. 1 февраля 1908 г. король и наследник были убиты в тот момент, когда открытый экипаж пересекал одну из главных площадей Лиссабона. Обе главные политические партии распались на две-три группы, началась чехарда правительств. Количество забастовок промышленных рабочих в 1910 г. возросло по сравнению с 1909 г. в 5 раз. Оставшийся в живых второй сын короля Мануэль не готовился в наследники и оказался в чрезвычайно сложном положении. 3 октября 1910 г. начался мятеж на флоте, закончившийся 5 октября 1910 г. победой восставших, которых было меньшинство, но приказы начальства не выполнялись ни низшими офицерами, ни сержантами правительственной армии. В тот же день последний король покинул Португалию, и страна стала республикой [5, 559].

Глава 16. Республика

Сформировавшая правительство республиканская партия обвинила католицизм во враждебном отношении к радикализму среднего класса и потребовала полного устранения влияния католицизма на политику Португалии. Протесты церковных иерархов против антирелигиозной политики были отвергнуты правительством. Когда епископ г. Порту стал настаивать на свободе слова и защищать привилегии церкви, то был смещен, так же как и другие высокие церковные сановники. Официально церковь и государство были разделены в апреле 1911 г. Собственность церкви попала под светский контроль. С этого момента не разрешалось завещать или дарить собственность церкви, а треть ее сборов передавалась на светскую благотворительность. Число семинарий было сокращено с 13 до 5, преподавание Закона Божия в школах ликвидировано. Было запрещено носить церковную одежду на публике. Священникам, которые отказывались от сана, правительством предлагалась работа, в результате чего 800 из 6800 священников по всей Португалии покинули свои приходы в первый год республики [5, 559—560]. Однако гонения на церковь не затронули северные сельские районы, где влияние церкви как было, так и осталось по сей день особенно сильным.

Были ликвидированы все титулы и почти все награды. Началось расширение школьного образования. Право на забастовку было легализовано в 1911 г. Была проведена налоговая реформа. Первый республиканский парламент был избран в мае 1911 г. всеобщим голосованием мужчин, а в августе того же года появилась новая конституция, согласно которой парламент избирал президента на четыре года. Парламент был двухпалатным: нижняя палата, ассамблея, избиралась прямым голосованием, а верхняя палата, сенат, — нижней палатой из числа ее членов в количестве трети от численности членов нижней палаты. Оставшиеся две трети нижней палаты образовывали собственно ассамблею. Конституция фиксировала гражданские свободы и право неприкосновенности личности (аналог английского закона о неприкосновенности личности 1679 г. — Habeas Corpus Act). С 1910 по 1926 г. сменилось 44 правительства, произошло 24 восстания и 158 всеобщих забастовок.

Первая республика погибла из-за коррупции чиновников. В крупных масштабах ею было поражено правительство, сформированное лидером демократической партии Силвой. К 1926 г. демократы иссякли политически, так же как к 1910 г. монархисты, и несмотря на большинство в парламенте (более 51% мест), полученное в 1925 г., провалили управление страной. Это был период разгула коррупции, казнокрадства. Самая крупная финансовая афера в истории западного капитализма произошла в Португальском банке именно в 1925 г. Финансовый аферист Артур Виржилио Рейс в частном порядке печатал эскудо, но не как фальшивомонетчик, а через Португальский банк [5, 571; 8, 138].

В мае 1926 г. восставшие войска сместили правительство Силвы — это был 18-й государственный военный переворот после свержения монархии, означавший конец республики. Военные взяли власть и даже провели в марте 1927 г. плебисцит по избранию президентом генерала Ошкара Кармоны, но, обратившись за займом за границу, были крайне удивлены, узнав, что долги Португалии поставили ее на одну доску со странами, платившими контрибуцию по итогам Первой мировой войны. Военным ничего не оставалось делать, как передать финансы страны под управление профессора политэкономии университета Коимбры Антониу де Оливейра Салазара, набожного католика, одного из лидеров движения католической интеллигенции, основанного в 1910 г. в ответ на преследования церкви республиканцами. Он был сторонником доктрин католического корпоративизма папы Льва XIII (1878—1903), избирался в парламент в 1921 г., но после первой же сессии вышел из него в знак протеста против коррупции и бездарности ассамблеи. Салазар входил в первое военное правительство 1926 г., но покинул его из-за отказа предоставить ему право вето на финансовые решения. Такое право ему было дано в 1928 г., и за год он сбалансировал бюджет, по крайней мере, на бумаге. Сделал это он с помощью контроля, улучшения сбора налогов, бухгалтерского учета и уменьшения субсидий на военно-морской флот и (в который раз в истории Португалии!) на народное образование. Армии в бюджете Португалии в 1928—1929 гг. было отдано 23,42% (для сравнения — в бюджете Великобритании этой статье расходов отводилось в то время 10,43%) [8, 48].

28 мая и 30 июля 1930 г. Салазар выступил с программными речами, в которых в общих выражениях высказал предложение построить корпоративную республику, основанную на сильной государственной бюрократической машине и моральных доктринах католического корпоративизма. Под корпорацией подразумевалась группа людей (вплоть до всего населения страны), преследующих общие цели, признающих одного лидера и согласных подчиняться ему, а также принимать его покровительство ради достижения цели. Корпоративизм — это республиканский вариант монархии. Новый лидер предлагал единение государства и церкви, политику самоизоляционизма Португалии. В своих планах Салазар был не оригинален. Первую попытку установить республиканскую диктатуру в период Первой республики, пресечь борьбу корпораций и создать общегосударственную корпорацию сделал Сидониу Паиш, убитый через год после того, как захватил власть в стране посредством военного переворота.

Уже ко второму выступлению Салазара в Португалии были ликвидированы все политические партии, профсоюзы, установлена всеобщая цензура. Португальцам внушались три ценности: Бог, родина и семья [8, 52]. В этой триаде в соответствии с принципом португальского корпоративизма «родина» истолковывалась как бесконтрольное доминирование власти. В июне 1932 г., добившись стабилизации португальской валюты и закончив балансирование бюджета, Салазар становится премьер-министром военно-диктаторского правительства и ставит целью построение «нового государства».

Новое государство»

Новая португальская конституция 1933 г. была провозглашена как «первая корпоративная конституция в мире». Согласно ее положениям, президент избирался на 7 лет грамотными мужчинами или теми, кто платил не менее 100 эскудо налогов в год, а также женщинами, имевшими образование не ниже среднего или платившими налоги в размере не менее 200 эскудо ежегодно, т. е. избирательным правом могли воспользоваться 1,2 млн человек из 7 млн жителей. Президент назначал премьер-министра и министров по представлению того же премьер-министра. Правительство формально отвечало перед президентом, а не перед ассамблеей. Ассамблея состояла из 120 депутатов, избиравшихся на 4 года. Законодательной инициативой обладали и правительство, и ассамблея, но последняя носила декоративный характер и не могла принимать решения, которые увеличивали бы расходы или снижали доходы. Руководители 18 провинций назначались центральной исполнительной властью. Была создана корпоративная палата — консультативный орган, избиравшийся культурными и профессиональными ассоциациями, созданные режимом и ему же подконтрольные, а также экономическими группами. В марте 1933 г. в результате плебисцита была утверждена конституция. Официально одобрили конституцию 719 364 человек, 5955 были против, 488 840 голосовавших воздержались (30%), но их голоса были засчитаны как поданные в поддержку. Свобода слова, собраний, прессы в конституцию были включены, но была статья, по которой правительство ограничивало эти свободы «для общей пользы». Точно так же признавалась важность общественного мнения, но тут же правительству вменялось в обязанность его совершенствовать. Конституция предоставила все права исполнительной власти и лишь только иллюзорные полномочия — законодательной ветви [8, 65].

Оливейра Салазар представлял корпоративизм как средство для гармоничного сочетания интересов всех общественных групп. Корпоративизм рекламировался как конец капиталистической эксплуатации. Сгруппированные в корпорации люди вне зависимости от их положения должны были трудиться на общее благо, классовые конфликты должны были прекратиться (в корпоративном государстве, по мнению Салазара, их вообще не могло быть), а производство продукции возрасти. Свобода слова внутри каждой корпорации должна была быть столь эффективной, что корпорации должны были фактически управлять страной.

Принципы организации корпораций были заимствованы Салазаром из средневековых цехов и гильдий. Корпоративизм вновь возник в 1922 г. вместе с итальянским фашизмом. Но португальский диктатор никогда не позволял говорить, будто португальская корпоративная система построена по итальянской модели. Салазар утверждал, что португальский корпоративизм возник из особых и своеобразных португальских традиций. Однако Оливейра Салазар отмечал влияние двух энциклик римских пап Льва XIII Rerum Novarum (1891) и Пия XI Quadragesimo Anno (1931). Обе подчеркивали желательность сотрудничества рабочих и предпринимателей на пользу общества. Эти идеи были положены в основу Национального статута о труде, введенного в действие 23 сентября 1933 г. Согласно этому статуту, забастовка каралась тюрьмой, а позже и концентрационным лагерем Таррафал на тропических островах.

В тот же день другим декретом была введена государственная система организаций, которые стали называться гремиу (gremios). Это были ассоциации работодателей, параллельные профсоюзам, причем гремиу и профсоюзы должны были работать в единстве друг с другом. Такое утверждение противоречило закону о профсоюзах, согласно которому профсоюз мог быть создан только на том предприятии, где число рабочих превышало 100, а в Португалии того времени преобладали мелкие мастерские. Такое противоречие не могло быть случайным. Косвенно оно указывало на твердое желание правительства установить социальный контроль за рабочими или вовсе лишить рабочих представительских органов.

В начале 1934 г. Салазар декретом предоставил право большей предпринимательской самостоятельности корпоративным агентствам; крупнейшие частные предприниматели сохранили свободу действий. Диктатор не применил все провозглашенные им принципы корпоративизма к частным предпринимателям, идя с ними на компромиссы.

Корпоративизм не затронул крестьянства. Во-первых, крестьянство всегда было политически неактивным, и узда в виде корпоративной системы ему была не нужна, в отличие от рабочих. Во-вторых, введение непонятных крестьянам корпоративных порядков могло их возмутить, что стало бы прямо противоположным эффектом тому, к чему стремился Салазар. Правительство ограничилось организацией так называемых народных домов и домов рыбаков в сельских местностях, которые не пользовались у населения популярностью, и даже в 1956 г. едва охватывали 20% крестьян.

В теории корпоративизма все корпорации, объединявшие гремиу и профсоюзы по отраслям (сельское хозяйство, рыболовство, торговля, транспорт, индустрия и т. д.), должны были быть независимыми. После их создания правительственные учреждения, руководившие экономикой, должны были быть расформированы, однако этого не случилось вплоть до 1956 г. Государство полностью централизовало контроль за экономикой и трудовыми отношениями. В 1956 г. корпорации были, наконец, созданы, но это оказалось только лишь пропагандистским приемом, так как государство сохраняло все бразды правления экономикой. Корпоративистская фразеология была ширмой, скрывавшей централизованное государство, и это неудивительно, так как Салазар был убежденным монархистом.

К 1936 г. Салазар был не только премьер-министром, но и министром финансов, иностранных дел и военным министром. За год до этого он заявил, что «есть много дел, которые, кажется, только я могу сделать». За редким исключением его министры были бесцветными фигурами. В первой половине ХХ в. старая аристократия потеряла престиж и экономическое влияние. Но Салазар вытащил некоторых из них на политическую сцену [8, 68—83].

В начале существования «нового государства» мракобесие быстро вернуло ранее утерянные позиции, значительно их усилив, став одной из основных черт режима. Это было наиболее очевидно в области образования. В 30-е гг. ХХ в. 70% населения не умело читать. Однако важные фигуры «нового государства» открыто заявляли о благе безграмотности для бедных, считая, что умение читать заразит низшие слои вредными литературными идеями. По их мнению, все, что должен был знать простой человек, — это три главных достижения Португалии — Реконкисту, Великие географические открытия и восстановление независимости в 1640 г. Но еще большее значение, чем сохранению безграмотности, придавалось религиозному обучению детей, которое должно было способствовать восприятию идейных основ режима. Салазар заявил в 1932 г.: «Я считаю более важным делом создание элиты, чем обучение народа чтению». Это было его убеждением всю жизнь, несмотря на более поздние заявления в пользу образования. Следствием такой позиции диктатора была 40%-ная безграмотность населения в 1950 г. и 15%-ная в 1970 г.

Главным средством, с помощью которого Оливейра Салазар добивался конформизма, подавляя информацию и ценности, враждебные его режиму, была цензура. Даже президент США Джон Кеннеди был в списке запрещенных авторов. Салазар часто делал два разных заявления по одному и тому же поводу — для заграницы и для Португалии [8, 98—101].

Одним из примеров вмешательства Салазара в личную жизнь граждан были два его указа в 1940 г. В одном из них Салазар запрещал офицерам и другим госслужащим гражданские браки и вменял в обязанность венчание в церкви; в католической стране разводы были невозможны, и это делало браки офицеров пожизненными. Однако этот указ был лишь частью целого. Второй указ, запрещавший офицерам жениться на женщинах без университетского образования, требует двух пояснений. Во-первых, университетское образование в такой бедной стране, как Португалия в 1940 г., могли позволить себе лишь состоятельные семьи, особенно для дочерей, во-вторых, у казны не было средств платить офицерам сносное жалование. Это означало во многих случаях женитьбу на постылых женщинах или холостяцкую жизнь; в том и в другом случаях это если и не вело к распутству, то коверкало судьбы людей. И все это на форе конкордата с Ватиканом от 7 мая 1940 г., согласно которому гражданский брак и развод сохранялись.

По конкордату с Ватиканом 1940 г. государство оплачивало 30% строительства церквей, если верующие собирали 70%. Церкви и семинарии освобождались от налогов. От Закона Божия в школах нельзя было уклониться. Правда, по назначению епископов Ватикана предшествовала процедура согласования кандидатур с португальским диктатором. Отделение церкви от государства хотя и сохранялось, но государство восстанавливало почти все привилегии церкви, существовавшие при монархии, включая финансовую поддержку. Церковь оставалась в Португалии очень влиятельной, особенно на севере страны: в 1972 г. 90% католиков регулярно посещали церковь по воскресеньям, а на юге же — только 5—10%. На севере на 1000 католиков приходилось два священника, а на юге — один на 12 тыс. Церковь теряла свое влияние особенно на юге (во время опроса 1972 г. 85% населения объявили себя католиками, а 12% неверующими) из-за того, что она была защитницей режима. Священники, возвышавшие свой голос против бедности и гонений, в салазаровскую эпоху лишались приходов и изолировались от прихожан.

С 1945 г. Португалия вдруг стала именоваться «органической демократией», в которой не было места плюрализму. Впрочем, не только плюрализм оставался под запретом. До конца своих дней Салазар был убежден во вредности всеобщего избирательного права. Он не собирался ничего менять в своем режиме [8, 123—129].

Салазар виновен в стагнации Португалии в послевоенные годы. Он был не только антикоммунистом, но и чрезвычайно узким доктринером. Для него имена Кейнса или Гелбрейта были не более приемлемы, чем Маркса и Ленина. Он не пустил на финансирование экономического развития страны накопленные за время Второй мировой войны золотые запасы (433 млн дол. США в конце войны вместо 93 млн дол. в ее начале). Португалия к концу войны не имела долгов и сохранила колонии. У Салазара была навязчивая идея экономического развития внутри Португальской империи, что сужало рынок, приводило к самоизоляционизму. В конце своего правления он заявил: «Мы одиноки, но горды в своем одиночестве».