Административное и общественное управление

Представителями графа на местах были шерифы — низкопоставленные служащие, обязанные следить за состоянием гидротехнических сооружений и пресекать правонарушения на территории, занимаемой этими сооружениями. Полномочия шерифа были ограниченными; например, он мог оштрафовать на сумму не более 2 шиллингов. Были шерифы и с узкими полномочиями — шериф рынка или шериф областного суда. Шерифами исчерпывались административные должности. Высшим представителем общественного управления был франа, унаследовавший круг своих полномочий с дографских времен. Он занимался самыми тяжелыми преступлениями, например, насилием, грабежом, непреднамеренными убийствами. Он возглавлял военные экспедиции, штрафовал на сумму 2 фунта, т. е. не менее, чем мог оштрафовать максимально граф. Таким образом, общественный порядок поддерживался без графа и его слуг [12, 26].

В 1345 г. произошло важное для истории Фрисландии событие: права голландского графа на включение Фрисландии в его лен были отвергнуты фризами, и начался период так называемой «фризской свободы». Фризы заявили, что с этого момента они подчиняются только императору франков и никому не позволят встать между ними и императором. После этого наступил период, когда действовали сильные центробежные силы; областные суды распались, остались только земельные, возобновились опалы [12, 12, 42]. Тому были причины, одна из которых в соответствии с избранными хронологическим порядком будет рассмотрена в следующей главе.

Права наследования

Согласно «Зеландской хартии» от 1290 г., правом наследования у фризов был майорат: лен должен был быть наследован старшим сыном, если же у отца были и младшие сыновья, то старший давал своим братьям вознаграждение [7, 110].

Эта типичная для феодальной Европы формулировка малозначима для Фрисландии. Во-первых, как изложено выше, феодализм так и не смог укорениться в народе, культура которого была враждебна феодальным порядкам, а поэтому наследование лена в применении к Фрисландии — не более, чем клочек бумаги. Во-вторых, земля свободного фриза, семейная собственность, наследовалась его старшим сыном, а младшие сыновья, как упоминалось в предыдущей главе, кормили свои семьи торговлей.

Имеются ясные свидетельства того, что землевладение было для фризов важным фактором успешной торговли и мореплавания даже до франкского вторжения. Аналогично в Норвегии в XI в. мореходы и купцы рассматривали землевладение надежной опорой, источником их силы. В связи с этими фактами высказывается суждение о том, что особое использование землевладений могло вести к особой экономике и социальной структуре [10, 52].

Если вдуматься, то торговля и мореплавание на таких утлых суденышках, как когги и хюльки, были рискованными мероприятиями. Гибель судна с товарами в море означала потерю основного и оборотного капитала, даже если владельцу удавалось спасти свою жизнь. В раннем Средневековье во Фрисландии не было ни страховых обществ, ни банков, но нельзя допустить и мысли, что фризская торговля веками процветала в отсутствие механизма восполнения неизбежных потерь на море.

По-видимому, основой такого механизма была земля. Она выполняла роль как банка, так и страховой компании.

Допустим, купец возвращался с выручкой, размеры которой не позволяли купить или построить новое судно про запас, да и нелепо было бы этим заниматься. Как сохранить выручку на черный день? Как эти выручки накапливать? В условиях меновой торговли это было проблемой: спрятать особо ценные предметы нельзя, так как в отсутствие хозяина их могли украсть, да и стоимость их не возрастала. Другое дело земля. Ее украсть нельзя. И если ее покупалось столько, сколько позволяли средства, то она давала ренту. Если и следующие торговые переходы через море были удачны, то размер земельного участка мог достигать размеров, превышавших стоимость судна и оборотного капитала. Когда же появлялась необходимость, то можно было построить новое судно или закупить новый товар взамен погибшего. Так как до франкского вторжения все фризы занимались торговлей, купцы-профессионалы еще не появились, то такой механизм, в котором земля выполняла функцию средства накопления, приводил к тому, что землевладения должны были продаваться и покупаться в массовом порядке, а эта деятельность должна была формировать особый коммерционализованный склад сознания и культуры. Земля у фризов была издревле вовлечена в рыночные отношения.

Заморская торговля на Североморье была столь опасным делом, что в Англии купец, трижды переплывший Ла-Манш на свои средства с торговыми целями, удостаивался прав тэна. Так повелось от короля Уэссекса Альфреда Великого (871—900) [14, 138]. Тем самым стимулировалась внешняя торговля. Тэны были самыми уважаемыми и зажиточными членами сотни (сотнями назывались структурные единицы графств Англии). Зажиточность определялась в те времена в Англии по количеству движимого и недвижимого имущества, прежде всего земли. Это означало, что за три торговых перехода с Британского острова на материк и обратно купец мог купить столько земли, сколько нужно было для того, чтобы стать тэном.

Создание каких-либо общин, в которых в складчину купцы собирали бы средства на случай катастрофы одного из них, полностью исключено крайне индивидуалистическим характером культуры фризов; нельзя забывать, что в те времена не было средств связи, регистрации судов и т. п. Это не позволяло подтвердить или опровергнуть заявления о катастрофе на море, без чего ни одна страховая компания существовать не может. Каждый фриз все делал сам, на свой страх и риск.

Вернемся к праву наследования. Разделить землю между сыновьями означало раздробить землевладение так, чтобы ни одному сыну оно не стало бы страховкой. В этих условиях старший сын становился продолжателем дела отца. Возникает вопрос: почему старший? Каботажное плавание по Северному морю в отсутствие навигационных знаков по приметам на берегу требовало большого опыта, а значит, времени для обучения. Нужно было также знать все приметы перемены погоды, места для отстоя судов во время штормов, все мели. Любая ошибка стоила не только имущества, но и жизни; море непрерывно вело жестокий естественный отбор мореплавателей, которым нужна была и физическая сила, а поэтому наследовать имущество отца дочь не могла; старший же брат имел преимущество перед младшими в смысле выживания. Наследование старшим сыном было актом заботы о жизни младших сыновей и всех дочерей.

Такое право наследования похоже на майорат, но с ним не имеет ничего общего. Суверен, отдавая вассалу лен, был не заинтересован в его дроблении вассалом, но суверен сплошь и рядом дробил свой аллод; например, Империя франков была разделена между наследниками. Вот что записано в «Салической правде», в титуле LIX «Об аллодах»: §5. «Земельное же наследство ни в коем случае не должно доставаться женщине, но вся земля пусть поступает мужскому полу, т. е. братьям» [15, 56]. Нет и намека на то, что все наследство передается одному брату. У фризов же земля собственника, т. е. на феодальном языке аллод, дроблению не подлежала. Назовем такой тип наследования североморским.

Доказать эту гипотезу документально, по-видимому, невозможно из-за темноты веков. Но привести аргумент в ее пользу, кроме процитированных выше свидетельств [11, 52], можно будет в следующем параграфе, а здесь добавим следующее.

В титуле ХХ «Салической правды» законом закреплено привилегированное положение женщины, что, казалось бы, противоречит титулу LIX «Об аллодах», в котором женщины дискриминируются. Это противоречие можно устранить, если предположить, что обладание землей было не привилегией, а тяжелой обязанностью, связанной с ее защитой и обработкой. Таким образом, понять смысл законов и обычаев тех времен можно только при одновременном учете прав, обязанностей и заботы о будущем.

По-видимому, титулы ХХ и LIX остались с момента первой записи «Салической правды» в начале VI в. при короле Хлодвиге как отражение обычного права, а наследование лена в тексте «Салической правды» могло появиться только с начала XI в., после того как первый король Франконской династии (Франкония граничила с южными окраинами Саксонии) Конрад II (1024—1039) утвердил наследственность рыцарских ленов и это правило, получившее название майората, стало распространяться по Европе. Сопоставление этих фактов свидетельствует в пользу нетождественности феодального майората и того, что выше названо североморским наследованием.

Наконец, какой была судьба младших братьев? На этот вопрос лучше ответить в следующей части книги, посвященной Англии. На более позднем и хорошо документированном материале будет показана так называемая вертикальная социальная мобильность, сыгравшая важную позитивную роль в развитии североморской и, в частности, англосаксонской культуры.

Вертикальная социальная мобильность заключалась в том, что младшие братья, не имея капитала, шли на выучку к другим торговцам или ремесленникам, а позднее к юристам, врачам и т. п. Они несли с собой субкультуру своих семей, которая позволила их предкам добиться успеха. Рядом с ними такими же, как они, учениками были молодые люди из простых семей, которые перенимали основы культуры предпринимательства не только от хозяев-наставников, но и от своих сотоварищей. Тем самым достигалась гемогенизация культуры всех жителей Нижних стран. Вертикальная социальная мобильность предотвращала расщепление общества на два разделенных общественных слоя — высший и низший — обмен между которыми был невозможен или затруднен.

Голландия

В позднее Средневековье изменившиеся условия жизни дали новые импульсы развитию сельского хозяйства. Почвы истощались, и приходилось перебираться на новые места. И хотя леса были редкими, им наносился ущерб из-за порубок, делавшихся для построек домов на новых местах. Древесина шла на дрова, из нее делали уголь для производства железа. Последствия уничтожения лесов на Велюве были ужасны. Уже в VII в возникли подвижные песчаные барханы, а в X в., спасаясь от них, переселялись целые деревни. Такие же явления наблюдались в Дренте и в Северном Брабанте. Пришлось находить решения, которые позволили бы поддерживать плодородие почв и избегать переселений, а также бороться с подвижными песчаными барханами. Этим средством стало использование удобрений, что привело, в частности, к постоянно используемым полям и постоянным поселениям. В XI—XIII вв. продолжался рост специализации аграрного производства, что привело к распространению системы торговли в Нижних странах на большие расстояния и в больших объемах, связанной с перевозками товаров по воде к рынкам, действовавшим на перекрестках торговых путей [3,336].

Сельское хозяйство

Характерным для XI—XIII вв. нововведением стало использование торфа в качестве удобрения на сухих песчаных почвах. Навоз смешивался с компостированной травой (или вереском, или с торфом). При этом возникала потребность в хозяйственном использовании торфяников: на единицу площади пашни требовались три единицы площади торфяников. Этот прием стал широко применяться со второй половины X в., хотя был известен и в IX в., а на Северо-Фризских островах — с железного периода. Удобрение торфом, имевшимся в избытке, позволило перейти на непрерывное из года в год возделывание зерновых. В октябре сеяли рожь, в августе собирали урожай, а в октябре вновь сеяли рожь. На удобрение полей оставалось два месяца. Один раз за 10—15 лет земле давали «отдохнуть»: озимые не высевались, а вместо них сеялись яровые. 20—30% урожая составляли овес, ячмень и лен. Торф на песчаных почвах не только служил удобрением, но и удерживал влагу.

Ежегодно уровень пашни от внесения удобрений поднимался на несколько миллиметров, но с течением времени возник слой толщиной от полуметра до метра особой почвы, так называемый esdek (es — общинные земли, dek — покрытие). Следствием возникновения этого очень плодородного почвенного слоя стало постоянное использование полей в Дренте, Оверзее, Гельдерланде, Утрехте, Брабанте и Фландрии.

Вторым важным нововведением стал колесный плуг. Он позволял точно выдерживать глубину вспашки, надежно переворачивал землю, что давало возможность успешно бороться с сорняками. Для выравнивания поверхности пашни стало применяться боронование. В плуг впрягалась пара лошадей. Вскоре в Нижних странах резко вырос спрос на овес, да так, что пришлось осваивать пустоши и строить деревни на многих переувлажненных почвах, вовлекая их тем самым в оборот. На возвышенности Велюве, вокруг которой располагались фермы, выращивавшие овес, стали разводиться лошади. Использование колесного плуга сделало разворот всей упряжки более трудным. По этой причине участки стали длинными. Старые участки вокруг Дренте отличались от тех, что были введены в оборот с XI по XIII вв.

Итак, в XI—XIII вв. возросла специализация хозяйств. На вересковых пустошах разводили овец, в долинах рек преобладало молочное производство. Крупное специализированное производство способствовало росту рынка. Сворачивалась побочная деятельность крестьян, например, переработка шерсти на одежду, выделка кожи, изготовление гончарных изделий, натуральное хозяйство быстро уступало место товарному. К XIV в. производство зерна стало отставать от спроса и его предпочитали завозить из стран Балтии. Войны и неурожаи привели к сильным колебаниям цен на хлеб, что вызвало гибель многих мелких крестьянских хозяйств в Западной Европе, специализировавшихся на зернопроизводстве, депопуляцию сельской местности, сдвиг аграрного сектора к разведению скота и, прежде всего, овец. Одновременно в Англии, Франции и Германии опустели деревни. В Нижних странах крестьяне, несмотря на сложную обстановку, легче справились с трудностями, так как уже в XIII в. в скотоводстве существовала достаточно глубокая специализация и от производства зерна крестьянские хозяйства целиком не зависели [3, 366—369].

Распашка торфяников

Как менялась деятельность людей и как она формировала их сознание, видно на примере освоения торфяников.

До IX в. Западно-Нидерландская приморская область состояла из череды широких прибрежных валов и дюн, которые прерывались устьями рек. За ними от Фландрии до Фрисландии лежали марши и торфяные болота. Эта область торфяников была рассечена реками на отдельные поля, которые, следуя от края поля к его центру, состояли из трех зон:

— болота, переходящего в долину реки, которая имела береговые валы (со стороны моря болото граничило с маршами; береговые валы несколько возвышались над водой и болотами, и на них рос кустарник и низкие деревца ольхи, березы и ивы);

— залитых водой торфяников, поросших осокой и тростником;

— более высоко расположенных торфяников, с которых вода стекала ручейками на края болот, и торф обезвоживался; такие места в центре торфяных полей были покрыты мхом, а на разбросанных кочках рос вереск. Эти центральные относительно сухие части были недоступны из-за непроходимых болот вокруг.

В раннем Средневековье жители западной части Нижних стран распахивали песчаные почвы по краям болот, поэтому прибрежная полоса дюн была плотно населена. В IX в. в этой прибрежной зоне произошли радикальные изменения ландшафта. Песчаные валы сильно разрушились из-за роста амплитуды приливов и отливов, что привело к расширению устьев рек. Это понизило уровень воды в реках и привело к более глубокому обезвоживанию торфяников, что сделало их проходимыми и приемлемыми для поселения на них людей. Однако после разрушения песчаных валов, располагавшихся вдоль берега моря, штормы стали смывать торфяники в море (особенно яростный шторм был в июне 834 г.). Обезвоживание торфяников продолжало расти.

В Х в. эрозия береговых песчаных валов достигла такого уровня, что началось их распыление. Это сопровождалось понижением уровня грунтовых вод и дальнейшим обезвоживанием торфа. Дюны потеряли лесной покров и остались беззащитными под порывами ветра. Все жители этой полосы вынуждены были искать новые места жительства на подсохших торфяниках.

Наконец, в XII в. эрозия морского берега приняла катастрофические формы, когда прибрежные песчаные валы совсем исчезли и торфяники стали добычей морских волн. Они были смыты морем с берегов Северной Голландии и Фрисландии. В Зеландии исчезли целые торфяные поля между Маасом и Шельдой, и остались лишь острова, покрытые глиной. Распашки торфяников тоже повлекли изменения. Торф стал быстро окисляться и эродировать. Распашка торфяников началась в западной части Северной Голландии, т. е. на границе с Западной Фрисландией. Там возникли с VIII в. новые поселения. Многие из них исчезли из-за эрозии торфа. Сначала поселения ставились прямо на торфяниках, а с Х в. — на терпах.

Масштабная распашка торфяников в этом районе началась с XII в. Сначала нужно было обезводить торф. Для этой цели по границе земельного участка рыли узкие каналы, по которым из торфа стекала вода. По этой причине участки были узкими (середина широких участков не могла обезвоживаться), длинными и параллельными друг другу. Чем больше участков примыкало друг к другу, тем лучше обезвоживался торф, особенно на центральных участках. Отсюда линейное построение деревень и их укрупнение: для деревень на торфяниках характерна ленточная застройка домов, при которой участки были вытянуты перпендикулярно ряду домов, а дорога шла вдоль домов. Такие деревни достигали в длину нескольких километров.

Сначала на торфяники были перенесены натуральные многоцелевые крестьянские хозяйства. Ставились дома, и велось земледелие на самых сухих, самых высоких участках, а низины отводились под луга для скота. Спустя некоторое время стали насыпать плотины в конце участков, чтобы защитить участки от паводков. Окисление торфа и его обезвоживание приводили к оседанию грунта, из-за чего вода текла с болотистых участков на пашню, поэтому пашня начинала заболачиваться. Решение было простым: прежняя заболоченная пашня превращалась в пастбище, а на наиболее сухие места насыпался торф из осушительных канав ради повышения уровня пашни. В результате возникло так называемое нагребное разделение земли на участки. Каждый крестьянин делал это индивидуально, поэтому задний край пашни был на каждом участке в разных местах — у одних пашни было больше, у других — меньше. Распашка торфяников продолжалась до тех пор, пока не дошли до городских окраин.

Люди были вынуждены приспосабливаться к жизни на болотистых торфяниках. Дома ставились на подушках из смеси глины и торфа для предотвращения проникновения воды в жилища. Глину брали со дна и берегов рек и ручьев. Со временем такие основания оседали и приходилось насыпать новый слой. Под стены домов в мягкий грунт забивали сваи. За период 950—1150 гг. наибольшая часть торфяников в западных Нижних странах была распахана. Это время в старой литературе именуется не иначе, как «Великая распашка».

В те времена все пустые земли были собственностью короля, которые он раздавал своей знати, а те, выделяя участок земли крестьянину, получали взамен от крестьян подати и барщину. В Х в. центральная власть Каролингов ослабла, и знать стала пользоваться правом короля по своему усмотрению. До Х в. торфяники распахивались без всякого разрешения: никому и в голову не приходило за такие гиблые места брать плату или платить, но традиции соблюдались, и налоги за когг (корабль) и весло платились так же, как и всеми жителями деревень, расположенных на песчаных почвах.

В конце Х в. граф Голландии, желая получить хоть что-то от торфяных болот проявил инициативу, введя строго определенную процедуру, названную копэ (cope). В соответствии с этим правилом граф продавал кусок нераспаханного торфяника посреднику, локатору (locator), который распродавал участки крестьянам. Возникла эта система первоначально в южной части Голландии (но не Нидерландов! Это принципиально важно, так как в Южных Нидерландах существовала типично феодальная система землепользования), где наибольшая часть торфяников была распахана уже в XI в. Крестьянин покупал участок шириной 112 м и длиной 13,5 или 27 км, т. е. 15 или 30 га. И этот участок надо было оградить со всех сторон осушительной канавой (учитывая глубину канав, указанную в 4.4, можно посчитать объем вынимавшегося грунта!).

На торфяниках, распаханных по системе копэ, в конце Х в. применялись еще старые налоги, а в XI в. для копэ-участков появилась новая форма налогов. Крестьянин имел землю в своей собственности и был свободен от феодальных обязательств. За исключением цены крестьянин платил локатору ежегодно мизерные тайнсы (tijns), которые были знаком признания графской власти, а не настоящим налогом. С тех пор распашка торфа стояла отдельно от феодальной системы ленов и обязательств. В XII и XIII вв. это привело к новым социальным отношениям. Таким образом индивидуалистическая культура и связанная с ней капиталистическая форма общественного устройства имеют в своей основе частную собственность на землю, возникшую задолго до появления машинного производства! [3, 372—377].

Возникает вопрос: почему именно граф Голландии, а не кто-то другой в Европе ввел продажу земли еще в Х в.? Как известно, спрос рождает предложение. Население Голландии состояло из этнических саксов, франков и фризов (Западная Фрисландия до сих пор входит в состав Северной Голландии на правах особого района). Если в соседней Фрисландии действительно веками существовала купля-продажа земли, то в Голландии мог возникнуть платежеспособный спрос на землю. Пойти на нарушение вековых феодальных традиций и начать торговать пашней голландский граф не мог, а продать бросовые земли ему не составляло труда. В Голландии спрос на землю при обязательном условии ее купли-продажи мог возникнуть потому, что голландцы были не только крестьянами и рыбаками, а прежде всего купцами. Таким образом, косвенно подтверждается гипотеза о североморском наследстве и взаимосвязи морской торговли с землевладениями, без которых морская торговля голландцев не могла бы получить тот размах, какой ей был присущ (см. ниже).

Плотины и польдеры

А тем временем природная среда в XII—XIII вв. продолжала меняться. Эрозия морского берега стала угрожающей. В устьях Мааса, Ваала и Лека вода стала идти вспять. Устье Старого Рейна засыпало песком, принесенным ветром. В 1134, 1163, 1170 и 1196 гг. во время штормов были жестокие наводнения, причинившие огромный вред. К югу от Мааса были смыты в море все торфяники, и на их месте образовались голые острова. Во многих местах на ручьях возникли запруды и появилось множество малых озер.

Наводнения XII в. заставили крестьян защищать свою (собственную!) землю от стихии. Началось повсеместное возведение дамб, ограждавших поля от наводнений. В устьях рек возводились дамбы и шлюзы. Не всегда эти сооружения выдерживали удары штормов: в 1220 и 1231 гг. у островов Фоорне и Путтен дамбы были разрушены. Первоначально эта деятельность была стихийной и ограниченной по объемам работ. Деревни организовывались в общества по защите от водной стихии, а точнее, по регулированию вод, и следили за уровнем грунтовых вод на торфяниках. Эти общества должны были обнести весь свой район плотинами, в результате чего появились польдеры, а также следить за функционированием осушительной системы. Так как эта работа требовала колоссальных усилий и гигантских затрат труда, то в течение XIII в. водорегулирующие общества преобразовались из региональных координирующих организаций в общества по содержанию польдеров. Прекрасный пример самоорганизации, формировавшей сознание людей и культуру народа! Граф и его подручные не возглавляли этот процесс, а были лишь его свидетелями. Историю творили собственники земли.

Местные органы, координировавшие работу по защите от водной стихии, были названы ватерсхаппен (waterschappen) и состояли из фермеров, землевладельцев и горожан, которые отвечали за сбор денег и планирование работ по осушению (дренажу), строительству каналов и дамб. Эти организации обладали значительной властью, и к XVI в. их насчитывалось около двух тысяч.

В Нидерландах всегда существовали очень строгие законы по отношению к тем, кто осмеливался нанести ущерб дамбам: им отрубали руку. Строительство и содержание дамб всегда было ужасно трудоемкой работой, требовавшей усилий многих поколений людей. В самых опасных местах строилось три ряда дамб: первый ряд (ближайший к морю) назывался «сторожем», второй — «соней» (т. е. заснувшим за спиной всегда несущего вахту «сторожа»), а третий — «мечтателем».

Дамбы защищали страну не только со стороны моря, но и по берегам рек, так как в случае наводнений реки вздувались, и вода захлестывала польдеры. Дамбы оседали, и их постоянно наращивали. Например, в Дордрехте главная дамба, построенная в XI в., теперь на 6 футов ниже, чем прежде, и нарастить ее нельзя, потому что на ней построены дома и магазины. Во время наводнений двери всех зданий плотно закрываются, и они вместе со стенами домов выполняют роль дамб [2, 26—29].

Несмотря на выполненные в XII в. работы по защите от водной стихии, торфяники продолжало смывать, и потребовались существенное укрепление плотин и развитие их сети. Ценность торфяников для полеводства сильно упала, и опять населению пришлось приспосабливаться к новым условиям, что привело к радикальным экономическим и социальным последствиям [3, 377—379].

Специализация производства

Проявились две тенденции. Часть населения, следуя качественным изменениям почв, занялась скотоводством, в результате чего возник новый тип хозяйства. Крестьянские хозяйства сконцентрировались на производстве молочных продуктов и шерсти. Потребовались новые пастбища. Наиболее предприимчивые крестьяне быстро богатели и расширяли свои владения в соответствии с общеизвестными рыночными механизмами. В XIII в. появилась категория богатых крестьян (hereboeren). С возникновением этой социальной группы появились усадьбы на берегах широких вырытых каналов. Они были особенно многочисленны в Южной Голландии и Утрехте, где каналы сохранились до сих пор, хотя усадьбы и не уцелели. Владения крестьян были собственностью свободных владельцев. В этой крохотной части Европы феодализм отсутствовал изначально, а регулирование отношений было финансовым. Крестьяне имели полную свободу для социальной и экономической деятельности, минуя феодальную знать.

Другая тенденция проявилась в том, что владелец земли полностью бросал сельское хозяйство и начинал заниматься другой, неаграрной деятельностью. Таковой исходно была добыча торфа, например, в качестве топлива. Сначала торф обезвоживали и брали с поверхности, но с начала XV в. добывали из-под воды. Эта деятельность вела к истощению торфяников; на месте добычи оставались озера. Затем появилась специализация в торговле, судоходстве, рыбной ловле и ремеслах. В тех местах, где протоки или каналы из торфяников впадали в реки, образуя сеть водных путей, ведших из торфяных районов, возникали новые города.

Эти две тенденции — специализация в животноводстве и специализация в неаграрной деятельности — привели в итоге в определенной части западных Нидерландов к изменениям в экономике и социальной структуре. В 1514 г. по поручению графа Нидерландов была проведена перепись населения, имущества и профессий ради упорядочения налогообложения. Специализация в животноводстве была характерна для Западной Фрисландии и Южной Голландии. В устьях Рейна, Мааса люди занимались торговлей, судоходством и рыболовством. Там существовала и добыча торфа, бывшая довольно прибыльным делом.

Итак, натуральное хозяйство медленно, но верно вытеснялось рыночной экономикой. В XVI в. произошла полная трансформация сельской местности Голландии (только этой провинции), которая характеризовалась

— специализацией как в аграрном, так и неаграрном секторах экономики;

— коммерциализацией, ростом рыночных отношений.

Развитие рыночной экономики привело к инвестициям в сельское хозяйство. Стали использоваться удобрения, интенсивные методы скотоводства и садоводства [3, 379—381].

Рост городов

Процесс урбанизации Нижних стран в Средние века не может быть понят на основе изучения возникновения и роста одних только городов. Не существует центра без периферии. Урбанизация — это процесс дифференциации региона, перераспределение внутри региона функций управления и производства с целью дальнейшей специализации, разделения труда и на этой основе повышения производительности труда.

Города на севере Нидерландов возникали не из-за привилегий феодала, на чьей земле находился город, а в результате естественного роста деревень, т. е. процесс их возникновения и статус отличались от всех городов Европы. В Нижних странах не было кровопролитной борьбы городов с феодалами [10, 42]. Города были самоуправляемыми единицами. Принцы, лишенные феодальной собственности, сами стремились в города и не только не мешали их росту, но всячески ему содействовали. Политика принцев состояла в том, чтобы предоставить ограниченную автономию всем местечкам, которые становились торговыми центрами, т. е. местными рынками, морскими и речными портами.

Деревни богатели рыбной ловлей и торговлей с Англией и Фландрией и быстро превращались в города. Товары доставлялись по рекам, особенно по Рейну, из глубины Европы, использовались и товары местных ремесленников [10, 53—55].

В Нижних странах урбанизация в Средние века имела три фазы. Первая из них была вызвана специализацией производства в раннем Средневековье, которая породила рыночные места. Как правило, на этих местах в 950—1200 гг. возникали и росли города. Вторая фаза охватывает XIII в. и первую половину XIV в. В этот период урбанизация ускорилась под воздействием возраставшего разделения труда и активной роли территориального управления. Третья фаза была относительно короткой — вторая половина XIV в., — но чрезвычайно важной: развитие большинства городов остановилось, но рост морских портовых городов стал колоссальным.

Первая фаза (950—1200). Важным фактором предыстории урбанизации было отделение торговли и ремесел от сельскохозяйственного производства. В Нижних странах этот процесс начался с VIII в. Торговцы и ремесленники стали постепенно селиться около торговых мест, где ремесленники первоначально делали далеко не все, а только весьма специфические товары, например, предметы роскоши и инструменты из железа, предназначенные не только для местных рынков, но и для торговли на больших расстояниях. Однако в целом в обществе продолжало доминировать натуральное хозяйство, когда каждый крестьянин сам производил для себя все: питание, одежду, посуду, мебель, инструменты, транспорт и т. д.

В Х—XII вв. развитие сельского хозяйства (использование удобрений, интенсификация зернопроизводства и появление колесного плуга) и повышение производительности труда крестьян создали предпосылки для быстрой дифференциации ремесел, а последнее в свою очередь способствовало первому. Развитию торговых мест способствовали местные феодалы: знать, епископы, монастыри. Ради поступлений от налогов они проявляли инициативу и основывали поселения, надзирали за торговлей, охраняли покупателей и торговцев. Для защиты от набегов бандитов строились укрепления, торговые места обносились валами. В этот период на важнейших торговых путях — реках Шельде, Маасе и Рейне — возникли такие города, как Антверпен, Брюгге, Гент, Дордрехт, Лейден и Утрехт.

Вторая фаза (1200—1350). Этот период характеризуется резким ростом городов. Феодалы, не получавшие от крестьян податей в силу частной собственности крестьян на землю, давали всяческие привилегии городам, чтобы от растущих городов получать все больше налогов. Но наиглавнейшим стимулом роста городов была экономика. К торговле на большие расстояния добавилась торговля товарами массового спроса. Например, к тому времени строительного леса в Нижних странах не осталось, и его завозили с Рейна, шерсть же завозили из Англии из-за ее лучшего качества по сравнению с местной. В западной части Нидерландов стала развиваться торговля зерном, привозившимся с Балтики. Повышение производительности труда, вызванное разделением труда и совершенствованием производства, привело к безработице. Безработные увеличивали население городов, становясь грузчиками, матросами и т. д. Рыночные места на выходах водных путей из торфяных районов стали превращаться в большие города: Дельфт, Роттердам, Амстердам, Эдам и т. д. Окончание названий городов «дам» означало их расположение у плотины. К тому времени для защиты от наводнений на реках возвели плотины и в них были сделаны шлюзы для прохода судов. Шлюз был естественным местом встречи товаров из-за моря и местных товаров, поэтому там возникали рыночные места, рядом с которыми селились торговцы и ремесленники, возникли и развивались города.

Развитие ремесел в городах можно проиллюстрировать на примере ткачества. Ткани исстари делались в деревнях на вертикальных станках, в которых нити основы ткани висели вертикально и натягивались грузом, а уток вплетался в основу. В XIII в. появились горизонтальные ткацкие станки, идея конструкции которых сохраняется и поныне — нити основы натянуты через одну, уток продевается с помощью челнока.

В этот период исчезло в деревнях и сосредоточилось в городах гончарное производство, что сопровождалось усовершенствованием печей для обжига, процесса подготовки глины, гончарного круга, а главное — стандартизацией продукции в силу ее массового производства. Все это резко снизило издержки производства по сравнению с кустарным производством гончарных изделий в деревнях. С 1350 г. гончарные изделия из красной глины стали экспортироваться, в частности, в Англию. Возникли специализированные производства ножей, ножниц, топоров и т. д.

Третья фаза (1350—1400) развития городов вызвана началом дифференциации самих городов. Причиной такой дифференциации послужило разделение судоходства на речное и морское: морские суда стали столь велики, что не входили в русла рек, а речные были слишком опасны для мореходства и невыгодны по сравнению с крупными кораблями.

До XII в. как для речного, так и для каботажного плавания использовались одни и те же суда с широким плоским дном, сделанным из двух рядов досок, стянутых шпангоутами. На это дно клали грузы. С XIII в. борта судов и грузоподъемность стали выше. Над носовой и кормовой частями судна стали делать плоские дополнительные палубы, рулевые весла располагались спереди и сзади. Этот новый когг в XIII и XIV вв. был самым знаменитым типом судна как на реках, так и морях.

Создание крупных морских судов привело к перевалке грузов с морских судов на речные и наоборот. Морские суда ходили по Северному и Балтийскому морям, вдоль берегов Франции и Испании до Португалии и в Средиземное море. В местах перевалки грузов особенно быстро стали развиваться портовые города, например, Амстердам, Роттердам. Но это привлекло к оттоку капиталов и рабочей силы из внутренних городов Нижних стран, которые вступили в полосу застоя.

Разделение труда вызвало появление новых форм социальной организации. С XIV в. появились гильдии — цеховые объединения ремесленников и купцов в городах, цель которых состояла в охране местных рынков от конкуренции пришельцев из других городов. Гильдии контролировали качество товаров и обучение ремеслам. Затем гильдии потребовали и добились привилегированного положения в городских администрациях. В этих условиях возник городской патрициат — группы влиятельных преуспевающих горожан, которые заправляли делами в гильдиях и городских управах. Население городов было пестрым по сравнению с деревнями. Статус купца зависел от предмета и региона его торговли (купцы-мореходы имели более высокий статус, чем купцы-речники). Социальная дифференциация существовала и у ремесленников. Ткачи, металлисты и пивовары имели больший авторитет, чем красильщики тканей, обувщики, гончары. Еще ниже котировались грузоперевозчики, портовые грузчики, вдовы и старики.

Настоящая революция произошла в 1160—1170 гг. в результате начала производства кирпича. Глины и